Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро.
LXXII.
Иногда у больного наступали минуты просветления. В это время он ясно воспринимал окружающее и о многом расспрашивал.
— Снег уже почернел? — спросил он однажды.
— Да, — ответил Бельтран.
— Тогда я больше не хочу его видеть.
В самом деле, ослепительно-белый и чистый снег уже потемнел, стал желтоватым и грязным. «То же самое произошло и с моей жизнью», — думал Тьерри.
Потом он еще раз наказал Бельтрану и Сильвестре не снимать с него после смерти медальон с миниатюрой матери и положить ему на грудь портрет Кончи.
— Не думайте об этом, — ответил Бельтран.
Поэт, как называл Хайме доктор Монтойя, уходил с достоинством, хотя врач вначале предполагал, что умирающий будет ныть и жаловаться.
— Я не боюсь смерти, — рассуждал Тьерри. — Допускаю, что в момент кончины я и почувствую страх, но он будет проходить с каждой минутой.
— Сама смерть безболезненна, — заверил его доктор.
— Когда придет пора, сделайте так, чтобы я не мучился долго.
Монтойя пообещал, что, если Тьерри будет метаться и страдать, он даст ему необходимую дозу морфина. Выбрав минуту, когда больной был в полном рассудке и сознании, дон Антолии спросил:
— Как быть с церковью?
— Никак.
— Ты не намерен исповедаться?
— Нет. Я уже не раз исповедовался тебе. Неужели ты хочешь услышать все сызнова?
— Разве ты не оставишь никаких посмертных распоряжений или наказов друзьям?
— Никаких. Мне все равно, попадут мои дурацкие кости в мавзолей или в помойную яму. Фут земли сверху — отличное покрывало.
— Кто бы подумал, мальчик, что все так кончится!
— Известно, что все кончается именно так. И любовь, и борьба, и победы — все проходит. Не изменяет только смерть.
— И у тебя нет никаких желаний?
— Никаких. Единственное мое желание, чтобы все поскорее кончилось.
Тьерри спокойно расставался с жизнью, пребывая в сладком забытьи. Отошел он утром, когда светило бледное солнце. Старик француз, крутивший на улице ручку древней шарманки, проводил его в иной мир звуками сентиментального романса. Спешно вызвали дона Антолина. Он сделал усопшему последнее помазание и прочитал над ним молитву. Сильвестра и Бельтран обрядили тело, надели на шею медальон с миниатюрой матери и положили на грудь портрет Кончи Вильякаррильо, а когда дон Антолин попытался убрать его, они решительно воспротивились. Дон Клементе, художник Диас дель Посо и полицейский Вега провели всю ночь у гроба покойного. Увидев портрет Кончи, Деметриус Беккерианский продекламировал стихи своего любимого автора, обращаясь к даме от лица ее почившего возлюбленного: