Темная Башня.

17.

У Стивена Кинга для прогулки два маршрута, короткий и длинный. Короткий выводит его к пересечению Уоррингтон-роуд и шоссе 7, потом домой, к «Саре — Хохотушке», тем же путем. Длина этого маршрута три мили. Долгая прогулка (так уж вышло, что это и название романа, который он когда — то написал под псевдонимом Бахман, задолго до того, как мир сдвинулся) ведет его мимо Уоррингтон-роуд, по шоссе 7 до Слэб-Сити-роуд, потом назад по шоссе 7 до Бери-Хилл, в обход Уоррингтон-роуд. Этот маршрут приводит его к дому через северный конец Тэтлбек-лейн, и его длина четыре мили. Именно этот маршрут он наметил на сегодня и, добравшись до пересечения шоссе 7 и Уоррингтон-роуд, останавливается, задумывается, а не вернуться ли ему коротким путем. Он всегда осторожен, когда речь идет о прогулках по обочине дорог, пусть машин на шоссе7 мало, даже летом. Их количество резко возрастает только раз в году, во время ярмарки во Фрайбурге, но она начинается в первую неделю октября. Практически на всем протяжении шоссе видимость хорошая. Если едет плохой водитель (или пьяный) его успеваешь заметить где — то за полмили, и у тебя есть время отойти подальше. Есть только один слепой холм, и находится он сразу за пересечением с Уоррингтон-роуд. Однако, он же и аэробический холм, который заставляет сердце как следует поработать, а разве не для этого он каждый день отмеряет эти глупые мили? Чтобы улучшить, как говорят телевизионные говорящие головы, «сердечное здоровье». Он перестал пить, завязал с наркотиками, практически бросил курить, следит вот за своим здоровьем. Что еще можно от него требовать?

Однако, голос продолжает нашептывать ему: «Уйди с главной дороги, Возвращайся к дому. У тебя будет час для работы, перед тем, как поехать на вечеринку на другую сторону озера. Ты успеешь кое-что сделать. Может, даже начнешь следующую книгу цикла „Темная башня“. Ты знаешь, она уже сложилась у тебя в голове».

Ага, так и есть, но у него уже есть книга, над которой он работает, и книга эта ему нравится. Возвратиться к истории Башни — все равно, что заплыть на глубокую воду. Там можно и утонуть. И внезапно он понимает, в этот самый момент, стоя на перекрестке, что начнет писать эту историю, если вернется. Ничего не сможет с собой поделать. Придется ему прислушаться к тому, что он иногда называет Вес'— Ка Ган, Песнь Черепахи (а случается, и Песнь Сюзанны). Он забросит книгу, над которой работает, повернется спиной к безопасной суше и вновь поплывет на глубокую воду. Он уже четырежды плавал туда, но на этот раз должен будет доплыть до другого берега.

Доплыть или утонуть.

— Нет, — говорит он. Вслух, и что в этом такого? Здесь его никто не слышит. До него долетает едва различимый шум приближающегося автомобиля… или двух?

Одного на шоссе 7 и второго на Уоррингтон-роуд? Но это все посторонние шумы.

— Нет, — повторяет он. — Я пройдусь, а потом поеду на вечеринку. Сегодня я больше не пишу. Тем более, такое.

Оставив развилку позади, он начинает подниматься на крутой холм, с короткой зоной видимости. Идет навстречу шуму приближающегося минивэна « додж караван «, и звук этот возвещает о его грядущей смерти. Ка рационального мира хочет, чтобы он умер; ка Прима хочет, чтобы он жил и продолжал пень свою песню. Вот так в этот солнечный день, во второй его половине, в западном Мэне непреодолимая сила устремляется к неподвижному объекту, и впервые после отступления Прима все миры и все существующее поворачиваются к Темной Башне, которая стоит в дальнем конце Кан'-Ка Ноу Рей, что означает Красные поля Ноуна. Обрываются даже злобные крики Алого Короля. Решать будет Темная Башня.

— Решение требует жертвы, — говорит Кинг, и хотя никто, кроме птиц, не слышит его, а он понятия не имеет, что означают эти слова, писателя это не тревожит. Он всегда что — то бормочет себе под нос, словно в голове у него Пещера голосов, полная блестящих, но не всегда умных, имитаторов.

Он шагает, размахивая руками, которые иной раз касаются синих джинсов, не подозревая, что его сердце отбивает последние (не последние) удары, что его разум додумывает последние (не последние) мысли, что голоса произносят последние (не последние) дельфийские пророчества.

— Вес'-Ка Ган, — говорит он, звуки эти забавляют его, и одновременно влекут. Он пообещал себе, что не перегружать свои истории о Темной Башне непроизносимыми словами какого — то выдуманного (если не сказать, исковерканного) языка, его редактор, Чак Веррилл из Нью-Йорка просто вычеркнет большую часть, если увидит их в рукописи, но его разум все равно наполняется и словами, и фразами: ка, ка — тет, сэй, кан-тои (это слово, по крайней мере, из другой его книги, « Безнадеги «), тахин. Может, все это идет от Сирита Ангола Толкиена и Великого слепого скрипача, Найрлатотепа, Г. Ф. Лафкрафта?

Он смеется, и начинает петь песню, с которой познакомили его голоса. Он думает, что обязательно использует ее в следующей книге о стрелке, когда позволит Черепахе обрести голос. « Кам-кам-каммала, поет он, шагая. — Девчонка от парня сбежала. У него — пистолет, а девчонки нет, девчонка ночью удрала!».

— Этот парень — Эдди Дин? Или Джейк Чеймберз?

— Эдди! — говорит он. — Эдди — парень, от которого сбежала девчонка, — он так глубоко задумывается, что поначалу не видит крышу синего минивэна «додж караван», который появляется над вершиной холма прямо перед ним, и не понимает, что этот автомобиль едет не по асфальту, а по обочине, той самой, по которой он шагает. Не слышит он и нарастающего рева пикапа за спиной.