Темная Башня.

5.

— Он говорил с тобой, — Роланд взял Джейка на руки и начал нежно покачивать из стороны в сторону. «Рисы» позвякивали в сумке, что висела на плече у мальчика. Роланд уже чувствовал, как холодеет тело.

— Да, — кивнула Ирен.

— Что он сказал?

— Сказал, что я должна вернутся сюда за тобой, «после того, как здесь все закончится». Это его слова. И еще сказал: «Передай моему отцу, что я его люблю».

Из горла Роланда вырвался сдавленный, горестный звук. Ему вспомнился Федик, тот самый момент, когда они переступили порог нью-йоркской двери. «Хайл, отец», приветствовал его Джейк. И тогда Роланд прижимал мальчика к груди. Только мог слышать гулкое биение его сердца. И отдал бы все, чтобы вновь услышать эти удары.

— Он сказал и кое-что еще, но есть у нас сейчас время на разговоры, учитывая, что я смогу все рассказать позже?

Роланд сразу понял, о чем она. Брайан Смит и Стивен Кинг могли рассказать полиции очень простую историю. В ней не было места ни долговязому, закаленному в путешествиях мужчине с большим револьвером, ни женщине с седеющими волосами, ни, тем более, мертвому мальчику с сумкой на плече, в которой лежали тарелки с заостренной кромкой, и заткнутым за пояс пистолетом-пулеметом.

Один вопрос, впрочем, оставался: вернется женщина или нет. Она была не первым человеком, который, под его влиянием, делал нечто, ранее ему несвойственное, но стрелок знал, что отношение ее может разительно перемениться, как только она окажется наедине со своими мыслями. И не имело никакого смысла брать с нее клятву верности: «Ты обещаешь вернуться сюда, сэй? Клянешься на остановившемся сердце этого мальчика?» Принося клятву, она могла подписаться под каждым своим словом, но передумать за первым же поворотом.

И однако, он не попросил магазинщика отвезти их на Тэтлбек-лейн, хотя была такая возможность. И не поменял женщину на старика, который косил траву около дома писателя.

— Позже, так позже, — согласился он. — А теперь, поторопись. Если по какой-то причине ты сочтешь, что не сможешь сюда вернуться, я не буду держать на тебя зла.

— А куда вы пойдете один? — спросила она. — У кого спросите, куда идти? Это же не ваш мир. Так?

Роланд вопрос проигнорировал.

— Если здесь еще будут люди, когда ты вернешься первый раз… стражи порядка, охранники, синерубашечники… не знаю, как вы их называете, проедешь мимо, не останавливаясь. Вернешься через полчаса. Увидев их, опять проедешь мимо. Так и катайся, пока они не уедут.

— Могут они заметить, что я езжу взад-вперед?

— Не знаю, — стрелок пожал плечами. — Могут?

Она задумалась, едва не улыбнулась.

— Здешние копы? Скорее нет, чем да.

Он кивнул, принимая ее суждение.

— Когда ты увидишь, что посторонних нет, остановись. Ты меня не увидишь, но я увижу тебя. Я буду ждать до темноты. Если ты не появишься, уйду.

— Я приеду за тобой, но не на этой жалкой пародии на пикап. Я приеду на «мерседес-бенц S600», — последнюю фразу она произнесла не без гордости.

Роланд понятия не имел, что такое «мерседес-бендс», но кивнул, будто знал.

— Поезжай. Поговорим позже, после твоего возвращения.

«Если ты вернешься», — подумал он.

— Думаю, вам это понадобится, — она сунула револьвер в кобуру.

— Спасибо, сэй.

— Не за что.

Он наблюдал, как она идет к старому пикапу (который, по разумения Роланда, очень даже ей понравился, несмотря на доставшиеся ему пренебрежительные эпитеты), села за руль. И в этот самый момент он вдруг понял, что ему кое-что нужно, и это кое-что могло быть в кузове пикапа.

— Подожди! — крикнул он.

Миссис Тассенбаум уже взялась за ключ зажигания. Теперь убрала руку и вопросительно посмотрела на стрелка. Роланд осторожно положил Джейка на землю, под которой ему вскорости предстояло лежать (собственно, эта мысль и заставила его остановить женщину), и поднялся. Поморщился, положив руку на бедро, но только по привычке. Боли не было.

— Что? — спросила она, когда он подошел. — Если я сейчас не уеду…

Для него на тот момент не имело значения, уедает она вообще или нет.

— Да. Знаю.

Он заглянул в кузов. Там валялись какие-то инструменты, и стояло что-то прямоугольное, накрытое синим брезентом. Края брезента подоткнули под прямоугольный предмет, чтобы его не сдуло ветром. Освободив брезент, Роланд увидел восемь или десять ящиков, сделанных из жесткой бумаги, которую Эдди называл «кард-тоном». Ящики сдвинули вместе, вот и получился прямоугольник. Картинки на картоне подсказали стрелку, в ящиках — пиво. Но содержимое ящиков его совершенно не интересовало. С тем же успехом в них могла лежать взрывчатка.

Пришел он за брезентом.

Отступил от пикапа, держа его в руках.

— Теперь можешь ехать.

Она вновь взялась за ключ, который запускал двигатель, но не сразу повернула его.

— Сэр, я сожалею о вашей утрате. Хотела сказать вам об этом. Я вижу, как много значил для вас мальчик.

Роланд Дискейн склонил голову и ничего не сказал.

Ирен Тассенбаум еще несколько мгновений смотрела на него, напоминая себе, что иной раз лучше молчать, чем говорить, потом завела двигатель и захлопнула дверцу. Он наблюдал, как она выехала на асфальт (педалью сцепления уже пользовалась легко и уверенно) и резко развернулась, чтобы поехать на север к Ист-Стоунэму.

«Сожалею о вашей утрате».

И теперь он остался один со своей утратой. Один с Джейком. Роланд постоял, окинул взглядом небольшую рощу рядом с шоссе, посмотрел на двоих из тех трех, пути которых сошлись в этом месте: на мужчину, лежащего без сознания, и на мальчика, мертвого. Глаза Роланда, сухие и горячие, пульсировали в глазницах, и в этот момент он вдруг решил, что опять утерял способность плакать. Мысль эта ужаснула его. Если он не мог пролить слезу, после того, что приобрел и опять утерял, какой смысл в этих приобретениях, этих потерях? Вот он и испытал огромное облегчение, когда слезы все-таки пришли. Полились из его глаз, смягчив их чуть ли не безумный синий блеск. Они бежали по грязным щекам. Он плакал практически беззвучно, лишь одно рыдание вырвалось из груди, но Ыш его услышал. Поднял морду к коридору быстро движущихся облаков и коротко взвыл. А потом вновь замолчал.