Темная Башня.

3.

Они подъехали к «Федерал» около полудня, а потом Билл накормил их обедом. Патрик в миг смел все с тарелки, а потом сидел чуть в стороне, с Ышем, свернувшимся клубком у его ног, и рисовал остальных. Расположились они в зале, который раньше служил общей комнатой. Стены покрывали телевизионные экраны, по прикидкам Сюзанны их было не меньше трехсот. Конструкторы, похоже, позаботились о надежности, потому что часть экранов еще работала. Некоторые показывали пологие холмы, окружавшие куонсетский ангар, другие только помехи, по одному бежали волнистые линии, от которых, если она смотрела на них слишком долго, начинал бултыхаться желудок. Билл объяснил, что экраны, которые показывали помехи, подсоединены к камерам, установленным на спутниках Земли, но и камеры, и сами спутники давно уже отключились. С экраном, по которому бежали волнистые линии, случилась более интересная история. Билл рассказал им, что еще несколько месяцев тому назад этот экран показывал Темную Башню. А потом, внезапно, «картинка» исчезла, и по экрану побежали волнистые линии.

— Думаю, Алому Королю не нравилось, что его снимают, — пояснил Билл. — С учетом того, что он знал о вашем приходе. Как насчет еще одного сэндвича? Уверяю вас, их еще много. Нет? Тогда тарелку супа? Что скажешь, Патрик? Ты еще очень худой, знаешь ли… слишком, слишком худой.

Патрик развернул блокнот и показал им рисунок: Билл склонялся перед Сюзанной с подносом аккуратно нарезанных сэндвичей в одной металлической руке и кувшином ледяного чая в другой. Как и все картины Патрика, эта по мастерству значительно превосходила карикатуры, и однако нарисовал он ее на удивление быстро. Сюзанна зааплодировала. Роланд улыбнулся и кивнул. Губы Патрика тоже растянулись в улыбке, но зубов он не разжал, чтобы другие не смогли заглянуть в чернеющую за ними пустоту. Потом перевернул страницу и принялся за новый рисунок.

— В гараже в задней части ангара много транспортных средств, — сообщил Билл. — И хотя большинство давно сломалось, некоторые еще на ходу. Я могу предложить вам грузовик с приводом на все четыре колеса, и, пусть я не уверен, что работает он, как часы, вы можете рассчитывать, что до Темной Башни он вас довезет. До нее, кстати, не больше ста двадцати колес.

Сюзанна вновь почувствовала, как бултыхнулся желудок. Сто двадцать колес — сто миль, может, четь меньше. Они совсем близко. Пугающе близко.

— Наверное, у вас нет желания приближаться к Башне после наступления темноты, — продолжил Билл. — По крайней мере, я думаю, что нет, учитывая тамошнего нового жильца. Но еще одна ночь в дороге — сущий пустяк для таких бывалых путешественников, как вы, не так ли? Конечно, пустяк. И даже с ночью в дороге (если обойдется без поломок, которые, знают боги, всегда возможны), вы увидите Башню завтра утром.

Роланд долго обдумывал слова робота. Сюзанна, пока он думал, напомнила себе, что нужно дышать, потому что какая-то ее часть этого не хотела.

«Я не готова», — думала эта часть. А другая, более глубинная часть, которая помнила каждый нюанс повторяющегося (и развивающегося сна) думала совсем другое: «Мне не положено дойти до Башни. Не положено пройти весь путь».

Наконец, Роланд заговорил.

— Я благодарю тебя, Билл, мы все говорим, спасибо тебе, я уверен, но, думаю, мы отклоним твое доброе предложение. Если ты спросишь меня почему, ответить я не смогу. Да только какая-то моя часть думает, что завтра — слишком рано. Это часть думает, что остаток пути нам нужно пройти на ногах, как мы и прошли практически весь путь, — он глубоко вдохнул, потом выдохнул. — Я еще не готов очутиться там. Не совсем готов.

«И ты тоже, — изумилась Сюзанна. — И ты тоже».

— Мне нужно чуть больше времени, чтобы подготовить разум и сердце. Может, и душу, — он сунул руку в задний карман и достал фотокопию поэмы Роберта Браунинга, которую им оставили в аптечном шкафчике Дандело. — Здесь что-то написано о том, что нужно вспомнить прежние времена, прежде чем идти на последнюю битву… или к последнему рубежу. Хорошо сказано. И, возможно, мне нужно вспомнить, как и отмечено в поэме, более ранние, более счастливые моменты жизни. Не знаю. Но, если Сюзанна не возражает, я считаю, что дальше нам лучше идти пешком.

— Сюзанна не возражает, — ровным голосом ответила она. — Сюзанна думает, это то, что доктор прописал. Сюзанне не нравится только один момент. Не хочет она, чтобы ее тащили, как надломившуюся выхлопную трубу.

Роланд благодарно (но и рассеянно) улыбнулся ей, в последние несколько дней он как-то отдалился от нее, и повернулся к Биллу.

— Послушай, не найдется ли у тебя повозки, которую я смог бы тянуть за собой? Нам надо взять кое-какое снаряжение… и еще Патрик. Какое-то время ему придется ехать.

На лице Патрика отразилось негодование. Он выставил перед собой руку, согнул в локте, сжал пальцы в кулак, напряг бицепс. Результат получился жалким: на исхудавшей руке бицепс напоминал перепелиное яйцо. Ему, похоже, стало стыдно, и руку он тут же опустил.

Сюзанна улыбнулась, наклонилась к нему, похлопала по колену.

— Нечего тебе стыдиться, сладенький. Не твоя вина, что ты провел Бог знает сколько времени в клетке, как Ганс и Гретель в доме колдуньи.

— Я уверен, что такая повозка у меня есть, — ответил Билл. — И Сюзанне я подберу что-нибудь с электрическим двигателем, на аккумуляторах. Если не подберу, так сделаю. На это уйдет час или два.

Роланд что-то прикинул в уме.

— Если мы выйдем за пять часов до наступления темноты, но сможет еще сегодня пройти двенадцать колес. Или девять или десять миль, как сказала бы Сюзанна. Если мы и дальше будем продвигаться столь же неспешно, то через пять дней выйдем к Башне, которую я искал всю жизнь. Мне бы хотелось, если, конечно, получится, подойти к ней на закате, как во всех моих снах. Сюзанна?

И тут внутренний голос, этот глубинный голос прошептал: «Четыре ночи. Четыре ночи до мечты. Этого будет достаточно. Более чем достаточно». Конечно же, ка вмешается. Если они вышли за пределы ее влияния, тогда этого не случится… не может случиться. Но теперь Сюзанна думала, что ка может дотянуться до любого места, даже до самой Башни. Может, Темная Башня и была видимой ипостасью ка.

— Прекрасно, — прошептала она.

— Патрик? — спросил Роланд. — Что скажешь?

Патрик пожал плечами и махнул рукой в их сторону, не отрываясь от альбома. Делайте, что хотите, говорил его жест. Сюзанна догадывалась, что Патрик мало что знал о Темной Башне, а интересовала она его еще меньше. А чего ему ей интересоваться? Его освободили от монстра, он сытно поел. Это его вполне устраивало. Да, он лишился языка, но мог рисовать, сколько душе угодно. Она не сомневалась, что для Патрика рисование — нечто большее, чем профессия. И однако… и однако…

«Он ведь тоже не должен туда прийти. Ни он, ни Ыш, ни я. Но что тогда, с нами станет?».

Она не знала, но почему-то и не волновалась. Ка все ей скажет. Ка и ее сны.