Темная Башня.

8.

В ту ночь, когда позади остался последний из этих узких, вызывающих неприятные ощущения городских домов, Роланд остановился перед развалинами небольшой фермы. Постоял, глядя на остатки дома, принюхиваясь.

— Что, Роланд? Что?

— Тебе не кажется, что здесь пахнет деревом, Сюзанна? Принюхалась и она.

— Пахнет, все так, и что из этого? Он повернулся к ней, с улыбкой.

— Если мы ощущаем запах дерева, значит, сможем его сжечь.

Как выяснилось, вывод он сделал правильный. Разжечь огонь им удалось с трудом, потребовались все мастерство Роланда, бывалого походника, и полбанки «Стерно», но в конце концов они своего добились. Сюзанна уселась максимально близко от костра, поворачиваясь к нему то одним, то другим боком, наслаждаясь потом, который выступил у нее сначала на лице, потом на груди, наконец, на спине. Она уже забыла, каково это ощущать растекающееся по телу тепло, и продолжала подкладывать и подкладывать дерево, пока походный костер не превратился в праздничный. Для животных на равнинных землях, которые тянулись вдоль Тропы выздоравливающего Луча, костер этот, возможно, выглядел, как комета, упавшая на Землю, но еще полыхающая. Ыш сидел рядом с ней, навострив уши, глядя в огонь, как зачарованный. Сюзанна все ждала, когда же Роланд начнет протестовать, скажет, что пора прекратить подкладывать дрова и дать прогореть тем, что уже лежали в костре, но он не останавливал ее. Сидел, разложив перед собой детали разобранных револьверов, и смазывал их. Когда костер стал слишком уж жарким, отодвинулся на несколько футов. Его тень выплясывала каммалу в мерцающем свете языков пламени.

— Сможешь ты выдержать еще одну или две ночи холода? — наконец, спросил он Сюзанну.

Она кивнула.

— Если должна.

— Как только мы начнем подниматься к снежным землям, станет действительно холодно, — пояснил он. — И пока я не могу обещать тебе, что без костра мы проведем только одну ночь. Хотя и не верю, что их будет больше двух.

— Ты думаешь, охотиться будет проще, если мы обойдемся без костров, не так ли?

Роланд кивнул и начал собирать револьверы.

— Дичь будет через два дня?

— Да.

— Откуда ты знаешь?

Он обдумал, покачал головой.

— Сказать не могу… но знаю.

— Можешь почувствовать запах?

— Нет.

— Прикоснуться к их рассудку?

— Нет.

Она сменила тему.

— Роланд, а если Мордред этой ночью натравит на нас птиц?

Он улыбнулся и указал на языки пламени, под которыми переливались всеми оттенками красного раскаленные угли.

— Они не посмеют приблизиться к твоему костру.

— А завтра?

— Завтра мы будем так далеко от «Ле кас руа рюс», что даже Мордред не убедит их лететь за нами.

— Откуда ты это знаешь?

Он опять покачал головой, хотя подумал, что ему известен ответ на ее вопрос. То, что он знал, шло от Башни. Чувствовал, что ее пульсации оживают в голове.

Словно из сухого зерна проклюнулся зеленой росток. Но полагал, что говорить об этом еще рано.

— Ложись, Сюзанна. Отдохни. Я подежурю до полуночи, потом разбужу тебя.

— Значит, мы начинаем нести вахту.

— Да.

— Он наблюдает за нами?

Наверняка Роланд этого не знал, что полагал, что наблюдает. Воображение рисовало ему худенького мальчика (но теперь у него выпирал туго набитый живот, потому что поел мальчик хорошо, голого под грязным, рваным пальто. Он находится в одном из этих странных, узких домов, возможно, на третьем этаже, откуда можно многое увидеть. Сидит на подоконнике, подтянув колени к груди, чтобы хоть немного согреться, шрам на боку наверняка ноет, и смотрит на яркую точку их костра, смотрит и завидует. Завидует их дружбе. Половинная мать и Белый отец, оба повернувшиеся к нему спиной.

— Очень может быть.

Она уже начала укладываться, вновь села. Прикоснулась к болячке под нижней губой.

— Это не прыщик, Роланд.

— Нет? — он не отрывал от нее глаз.

— В колледже у меня была подруга, у которой выскочил вот такой же «прыщик». Он кровоточил, потом подсыхал, вроде бы заживал, снова темнел и кровоточил вновь. В конце концов, она пошла к врачу, специалисту, которых мы называем дерматологами, и он сказал, что это ангиома. Сосудистая опухоль. Сделал ей укол новокаина и вырезал ее скальпелем. Похвалил мою подругу за то, что она вовремя пришла к нему, потому с каждым днем эта опухоль прорастала бы все глубже. И в итоге могла добраться и до неба, и до носовых пазух.

Роланд молчал, ожидая продолжения. Термин, который она использовала, сосудистая опухоль, отдавался в голове. Он подумал о том, что такая опухоль не помешала бы Алому Королю. Да и Мордреду тоже.

— У нас нет новокаина, — заговорила Детта Уокер, — и я это знаю. Но, если придет время, и я скажу тебе, что надо, ты возьмешь нож и вырежешь этот гребаный, отвратительный прыщ с моего лица. И тебе придется сделать это быстро. Ты меня понимаешь? Тебе ясно, о чем я?

— Да. А теперь ложись. Отдохни.

Она легла. А пятью минутами позже, когда вроде бы заснула, Детта Уокер открыла глаза и сердито.

(«Я слежу за тобой, белый мальчик»).

Глянула на него. Роланд ей кивнул, и она вновь закрыла глаза. Через минуту или две они опять открылись. На этот раз на него смотрела Сюзанна, и глаза, закрывшись еще раз, более уже не открывались.

Он пообещал разбудить Сюзанну в полночь, но дал поспать на два часа больше, зная, что в тепле костра ее тело действительно отдыхает, по крайней мере, в эту ночь. А когда его прекрасные новые часы показали час ночи, он почувствовал, что наблюдение с них снято. Мордред проиграл схватку со сном в самое темное время ночи, как и бесчисленное количество детей до него. И где бы ни находилась его комната, этот нежеланный, одинокий ребенок уснул, подоткнув жалкое, грязное пальто и положив голову на руки.

«И подрагивают ли его губы, все еще в запекшейся крови сэя Вдумчивого, когда ему снится сосок, за который он ухватывался лишь однажды, молоко, которого он так и не попробовал!».

Роланд этого не знал. Да и не хотел знать. Его радовало, что он бодрствует в тишине ночи, изредка подкладывая доски в костер, который пылал уже не так ярко. «Он скоро потухнет», — думал Роланд. Дерево, конечно, было не столь древнее, как то, из которого построили городские дома, но все равно очень старое, твердостью практически не уступавшее камню.

Завтра им предстояло увидеть деревья. Впервые после Кальи Брин Стерджис, если не считать тех, что росли под искусственным солнцем Алгул Сьенто или в мире Стивена Кинга. Роланда это радовало. А пока темнота окружила их со всех сторон. Вне круга света, отбрасываемого умирающим костром, стонал ветер, поднимал волосы Роланда с висков и приносил с собой слабый, сладкий запах снега. Роланд закинул голову и долго смотрел, как стрелки звездных часов движутся в небесах.