Темная Башня.

8.

Вас удивит, после увиденного вместе, после всех секретов, которые мы узнали, что в тот же день, в четверть шестого, миссис Тассенбаум, по-прежнему сидя за рулем старого пикапа Чипа Макэвоя, свернула на подъездную дорожку дома, в котором мы уже бывали? Вероятно, нет, потому что ка — колесо, и знает только одно — как катиться. Когда мы побывали здесь в 1977 году, и дом, и эллинг на берегу озера Кейвадин-Понд были выкрашены в белый цвет, с зеленой отделкой. Тассенбаумы, которые купили дом в 1994 году, перекрасили его в приятной глазу бежевый цвет (безо всякой отделки; по мнению Ирен Тассенбаум, второй цвет — для тех людей, которые не могут сделать выбор). У съезда на подъездную дорожку они также установили щит-указатель с надписью «САНСЕТ КОТТЕДЖ». Если говорить о дяде Сэме, то надпись на щите стала частью их почтового адреса. Что же касается местных жителей, этот дом у южной оконечности Кейводин-Понд, всегда будет называться домом старого Джона Каллема.

Она припарковала пикап рядом со своим темно-красным «бенцем» и вошла в дом, мысленно репетируя слова, которыми собиралась объяснять Дэвиду, как и почему она приехала на пикапе хозяина магазина, но «Сансет коттедж» встретил ее особенной тишиной, свойственной местам, где нет ни одной живой души; Ирен Тассенбаум сразу это поняла. Ей приходилось возвращаться во множество пустых мест, сначала в квартиры, потом — в дома, которые по прошествию лет становились все больше и больше. И не потому, что Дэвид, не дай Бог, пьянствовал где-то на стороне или бегал за юбками. Нет, он и его друзья обычно собирались в одном или другом гараже, в одной или другой подвальной мастерской, пили дешевое вино, пиво, купленное в магазинах, торгующих со скидками, создавали Интернет плюс все программное обеспечение, необходимое для работы Всемирной паутины и упрощающее жизнь ее пользователям. А прибыли, хотя многие в это и не поверят, являлись побочным эффектом. Таким же, как и тишина, которая так часто встречала возвращающихся домой жен. А через какое-то время эта тишина, добиралась до тебя, сводила с ума, да-да, но не в этот день. В этот день Ирен только порадовалась тому, что доме никого нет.

«Ты переспишь с Маршалом Дилланом, если он захочет тебя?».

Думать над этим вопросом необходимости не было. Она отвечала на него без запинки, да, она переспала бы с ним, если он ее захотел: на боку, на животе, как собачки, в позе миссионера, как он скажет. Но он же не захочет, даже если бы не скорбел по своему ушедшему юному.

(Сэю? сыну).

Другу, он не захочет спать с ней, с ее морщинами, волосами, поседевшими у корней, отвислым животом, который не могла скрыть даже сшитая по фигуре одежда. Сама идея была нелепой.

Но да. Если бы он захотел, она бы с ним переспала.

Она посмотрела на холодильник и там, под одним из магнитов, с надписью: «МЫ — ЦЕНТР ПОЗИТРОНИКИ, СТРОИМ БУДУЩЕЕ, МИКРОСХЕМА ЗА МИКРОСХЕМОЙ», нашла короткую записку:

«Ри!

Ты хотела, чтобы я расслабился, вот я и расслабляюсь (черт побери!) Т.е. поехал ловить рыбу с Сонни Эмерсоном, на другой конец озера. Вернусь к семи, если не заедят комары. Если я привезу окуня, ты его почистишь и приготовишь?

Д.

PS: У магазина что-то происходит, достаточно серьезное, чтобы привлечь 3 патрульные машины. Может, ПРИХОДЯЩИЕ??? Если что-то узнаешь, потом расскажи мне!».

Она сказала ему, что собирается во второй половине дня в магазин: за яйцами, молоком, которых она так и не купила, и он кивнул. «Да, дорогая, да, дорогая», — но в его записке нотки тревоги отсутствовали, просто удивительно, что он запомнил ее слова. А что, собственно еще она могла ожидать? Когда дело касалось Дэвида, информация входила в ухо А, информация выходила из уха Б. Добро пожаловать в мир гениев.

Она перевернула записку, взяла ручку из чашки, в которой их стояло штук пятнадцать, задумалась, потом написала:

«Дэвид!

Кое-что произошло, и мне нужно на некоторое время уехать. Как минимум, на два дня, скорее, на три или четыре. Пожалуйста, не волнуйся обо мне и никому не звони, ОСОБЕННО В ПОЛИЦИЮ. Дело в дворовом коте».

Он это поймет? Она решила, что да, если вспомнит их первую встречу. В Санта-Монике, на заседании тамошнего отделения АОЗЖnote 93 , среди рядов поставленных друг на друга клеток: любовь расцвела под лай щенков. «Клянусь Богом, Джеймс Джойс в чистом виде», — подумала Ирен. Он принес песика, которого нашел на улице в пригороде, недалеко от квартиры, в которой жил с полудюжиной своих яйцеголовых друзей. Она искала котенка, чтобы скрасить свою жизнь, в которой не было ни друзей, ни подруг. Тогда он щеголял пышной шевелюрой. А она… она находила забавными женщин, которым приходилось красить волосы. Время воровато, и едва ли не первым оно крадет чувство юмора.

После короткой паузы, Ирен добавила:

«Люблю. Ри».

Правда ли это? Ну, в любом случае, что написано, то написано. Не нравилось ей сначала писать, а потом зачеркивать. Зачеркнутые слова или строчки выглядели отвратительно. Она прикрепила записку к холодильнику тем же магнитом.

Взяла ключи от «мерседеса» из корзинки у двери, потом вспомнила про лодку, привязанную к крошечному причалу за магазином. Решила, что ничего с ней там не случится. И тут же вспомнила кое-что еще, фразу, сказанную ей мальчиком. «Он ничего не знает насчет денег».

Она прошла в кладовую, где они всегда держали тонкую пачку пятидесятидолларовых купюр (в этом захолустье были места, где, она могла в этом поклясться, не слышали о кредитных карточках), и взяла три полтинника. Уже направилась к двери, пожала плечами, вернулась и взяла три оставшиеся. Почему нет? Кто знает, что ждало ее впереди.

Пересекая кухню, вновь остановилась, чтобы взглянуть на записку. А потом, по совершенно непонятной ей причине, убрала с записки магнит с «Центром позитроники» и заменила апельсином.

Какое там будущее. На текущий момент ей с лихвой хватало настоящего.