Темная Башня.

Часть 2. СИНИЕ НЕБЕСА. ДЕВАР-ТОИ.

Глава 1. Девар-тете.

1.

Четверо воссоединившихся странников (пятеро, считая Ыша из Срединного мира) стояли у изножия кровати Миа, глядя на то, что осталось от твимСюзанны, ее близнеца. Если бы не одежда, которая придавала останкам какую-то форму, никто бы не смог сказать наверняка, что видит перед собой. Даже в спутанных волосах на разрубленной голове Миа не было ничего человеческого: они, скорее, напоминали щетку, какой сметают пыль.

Роланд смотрел на практически исчезнувшее лицо и удивлялся: как же мало осталось от женщины, одержимость которой (малой, малой, только малой) едва не положила конец их походу. А без них кто смог бы противостоять Алому Королю и его дьявольски умному канцлеру? Джон Каллем, Эрон Дипно и Мозес Карвер. Три старика, один с болезнью черного рта, которую Эдди называл катер, сэр.

«Так много ты натворила, и насколько больше могла натворить, — думал он, глядя на рассыпающееся в пыль лицо, — да, не останавливаясь ни перед чем, не испытывая ни малейших сомнений, и мир рухнул бы, став жертвой, скорее любви, чем ненависти. Ибо любовь всегда была куда более разрушительным оружием, это точно».

Он наклонился вперед, ощутив запах старых цветов и древних пряностей, с силой дунул. И нечто, отдаленно выглядевшее, как голова, разлетелось, как пух ваточника или «парашютики» одуванчика.

— Она не хотела зла вселенной, — голос Сюзанны дрогнул. — Она боролась за естественное право женщины — родить ребенка. Чтобы потом любить и растить его.

— Ты говоришь правильно, — согласился Роланд. — И от этого смерть ее представляется особенно ужасной.

Иногда мне кажется, что нам жилось бы гораздо лучше, — подал голос Эдди, — если бы все люди, желающие добра, забились бы в какие-нибудь норы, да там и сдохли.

— В их числе и мы, Большой Эд, — указал Джейк.

Они задумались над словами мальчика, и Эдди не мог не задаться вопросом, а скольких они уже убили со своими добрыми намерениями. Плохие его не волновали, но ведь были и хорошие… к примеру, возлюбленная Роланда, Сюзан.

А потом Роланд отвернулся от превратившихся в пыль останков Миа и шагнул к Сюзанне, которая сидела на одной из соседних кроватей, сцепив руки и зажав их между бедер.

— Расскажи мне все, что произошло с тобой, начиная с того момента, как ты покинула нас на Восточной дороге, сразу после боя. Нам нужно…

— Роланд, я не собиралась покидать вас. Это Миа. Она перехватила контроль над телом. Если б у меня не было убежища, Догана, она стала бы его полновластной хозяйкой.

Роланд кивнул, показывая, что это он понимает.

— Тем не менее, расскажи мне, как ты попала в этот девар-тете. Джейк, я хочу услышать и твой подробный рассказ.

— Девар-тете, — повторил Эдди. Слово (или два слова?) показалось ему знакомым. Что-то похожее он слышал от Чевина из Чайвена, медленного мутанта, которого Роланд избавил от страданий в Лоувелле? Скорее да, чем нет. — Что это?

Роланд обвел рукой огромное помещение со всеми стоящими в нем кроватями, каждую со шлемом и стальной гофрированной трубкой; кроватей, на которых бог знает сколько детей и из скольких городков Пограничья превратили в рунтов.

— Девар-тете — это маленькая тюрьма. Или камера пыток.

— Мне она не кажется маленькой, — Джейк, конечно, не мог сказать, сколько кроватей стояло в огромном зале, но полагал, что не меньше трехсот. Скорее, больше.

— Может, мы набредем на куда большую тюрьму, прежде чем завершим наш поход, — ответил Роланд. — Рассказывай свою историю, Сюзанна, и ты тоже, Джейк.

— И куда мы отсюда пойдем? — спросил Эдди.

— Может, их истории нам об этом и скажут, — ответил Роланд.

2.

Роланд и Эдди молча и с предельным вниманием слушали, как Сюзанна и Джейк рассказывали о своих приключениях. Первый раз Роланд остановил Сюзанну, когда она добралась до Матиссена ван Вика, который дал им денег и снял для них номер в отеле. Стрелок спросил Эдди о черепашке, «зашитой в материю мешка.

— Я не знал, что это черепашка, — ответил Эдди. — Подумал, что камешек.

— Если б ты снова рассказал об этом, я бы послушал.

И вот, обдумывая каждое слово, пытаясь все точно вспомнить (произошло это, казалось, очень и очень давно), Эдди рассказал о том, как он и отец Каллагэн пошли в Пещеру двери, открыли ящик из дерева призраков, в котором лежал Черный Тринадцатый. Они рассчитывали, что Черный Тринадцатый откроет дверь, и он открыл, но сначала…

— Ящик лежал в мешке. Том самом, на котором в Нью-Йорке была надпись «ТОЛЬКО СТРАЙКИ НА ДОРОЖКАХ СРЕДНЕГО МАНХЭТТЕНА», а в Калья Брин Стерджис — «ТОЛЬКО СТРАЙКИ НА ДОРОЖКАХ СРЕДИННОГО МИРА». Помните?

Они все помнили.

— И я нащупал что-то твердое в материи мешка. Сказал Каллагэну, а он ответил… — Эдди запнулся. — «Только у нас нет времени разбираться, что там такое». Или что-то похожее. Я с ним согласился. Помнится, подумал, что у нас и так полным-полно всяких загадок, так что эту оставим на будущее. Роланд, кто, во имя Господа, мог положить черепашку в мешок, как ты думаешь?

— Если уж на то пошло, а кто оставил мешок на пустыре? — спросила Сюзанна.

— Или ключ? — вставил Джейк. — Я нашел ключ от дома на Голландском холме на том же пустыре. Роза? Могла роза каким-то образом… ну, не знаю… создать их?

Роланд обдумал услышанное.

— Если уж вы спрашиваете меня, я бы сказал, что эти знаки и сигулы — дело рук сэя Кинга.

— Писателя, — Эдди не отверг эту идею, наоборот, кивнул. Он смутно помнил одну концепцию, о которой рассказывали в школе. Бог из машины, так она называлась. Концепция эта еще обозначалась каким-то мудреным выражением на латыни, но он его вспомнить не мог. Возможно, в том момент выводил на столе: «Мари-Лу Кенопенски», — тогда как остальные прилежно записывали в тетрадь пояснения учителя. Концепция состояла в следующем: если драматург оказывается в тупике, из которого вроде бы нет выхода, он может послать бога, который спускается с неба в украшенной цветами повозке и спасает персонажа, попавшего в беду. Она, без сомнения, пришлась по душе самым религиозным зрителям, которые верили, что Бог (не тот, разумеется, что в ореоле спецэффектов спускался с платформы под самым потолком, скрытой от глаз зрителей, а Настоящий, с небес) действительно спасал людей, которые этого заслуживали. Такие идеи, само собой, нынче вышли из моды, но Эдди подумал, что популярные писатели, а все шло к тому, что сэй Кинг станет таковым, скорее всего, использовали этот прием, только маскировали его получше. Маленькие спасательные лючки. Писательские хитрости, вроде: «УБЕЖАТЬ ИЗ ТЮРЬМЫ», или «УСКОЛЬЗНУТЬ ОТ ПИРАТОВ», или «ОТКЛЮЧИТЬ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО ИЗ-ЗА СЛУЧАЙНОЙ ГРОЗЫ, ОТЛОЖИТЬ КАЗНЬ». Бог из машины (который на самом деле был писателем) терпеливо работал, что сохранить персонажи живыми и не заканчивать текст фразой, которая определенно не вызвала бы восторга читателей: «Вот так ка-тет полег на Иерихонском холме и плохиши победили, правь, Дискордия, уж извините, в следующий раз получится лучше (что это за следующий раз, ха-ха). КОНЕЦ».

— Маленькие сетки безопасности, вроде ключа. Не говоря уже о вырезанной из слоновой кости черепашке.

— Если он и вписал все это в историю, — нарушил Эдди долгую паузу, — то через много лет после того, как мы повидались с ним в 1977 году.

— Да, — согласился Роланд.

— И у меня нет уверенности, что он все это выдумал, — продолжил Эдди. — По большому счету, не выдумал. Он просто… Даже не знаю, просто…

— Волшебник? — с улыбкой спросила Сюзанна.

— Нет! — воскликнул Джейк, похоже, удивленный предположением Сюзанны. — Нет, конечно. Он — передаточное звено. Контактер note 24, — думал он о своем отце и его работе в телекомпании.

— В десятку! — воскликнул Эдди и нацелил палец на Джейка. Эта идея позволила ему перекинуть мостик к другой: если бы Кинг не дожил до того времени, чтобы вписать ключ и черепашку в свою историю, их бы не оказалось в нужном месте и в нужное время. Джейка съел бы страж-привратник в доме на Голландском холме… при условии, что он добрался бы до этого холма, насчет чего у Эдди были большие сомнения. А если бы он миновал монстра Голландского холма, его наверняка съели бы Праотцы, каллагэновские вампиры первого типа, в «Дикси-Пиг».

Сюзанна подумала, а не рассказать ли им о том, что ей привиделось, когда Миа отправилась в свое последнее путешествие из отеля «Плаза-Парк» в «Дикси-Пиг». Она словно вновь оказалась в тюремной камере в городе Оксфорд, штат Миссисипи, и слышала голоса, доносившиеся из стоявшего где-то рядом телевизора. Голоса Чета Хантли, Уолтера Кронкайта, Френка Макги: ведущие телепередач нараспев перечисляли имена мертвых. Некоторые, скажем, президента Кеннеди и братьев Дьем, она знала. О других, вроде Кристы Маколифф, слыхом не слыхивала. Но среди этих имен был и Стивен Кинг, она могла в этом поклясться. Напарник Чета Хантли.

(Добрый вечер, Чет, добрый вечер, Дэвид).

Говорил, что Стивен Кинг попал под колеса минивэна «додж» и погиб во время прогулки неподалеку от собственного дома. Согласно Бринкли, Кингу было пятьдесят два года.

Если бы Сюзанна все это рассказала, многое могло пойти по-другому, если не все. Она уже открыла рот, чтобы внести свою лепту в разговор (маленький камешек, скатываясь по склону, ударяет в камень побольше, который, сдвинувшись с места, вышибает еще два, вот вам и оползень), когда скрипнула открывающаяся дверь, послышались приближающиеся шаги. Все повернулись, Джейк схватился за рису, остальные — за револьверы и пистолет.

— Расслабьтесь, ребята, — тут же прошептала Сюзанна. — Все в порядке. Я знаю этого парня, — а потом обратилась к DNK 4 5 932, ПОМОЩНИКУ ПО ДОМУ. — Я не ожидала увидеть тебя так скоро. Честно говоря, я думала, что вообще тебя больше не увижу. Что случилось, Найджел, дружище?

Вот так Сюзанна и не сказала то, что могла, а deus ex machina, вместо того, чтобы спуститься и спасти писателя от встречи с минивэном «додж» летним дней 1999 года, остался там, где и был, высоко над смертными, играющими свои роли внизу.

3.

Роботы нравились Сюзанне прежде всего тем, что, по ее разумению, большинство из них не могли держать камня за пазухой. Найджел сказал ей, что в мастерских не нашлось никого, кто мог бы отремонтировать узлы визуального наблюдения (хотя, по его словам, он сделал бы все сам, получив доступ к необходимым материалам, запасным частям и руководствам по ремонту), поэтому он вернулся обратно, полагаясь на датчики инфракрасного диапазона, чтобы собрать осколки разбившегося (да и к тому же не потребовавшегося) кувеза. Он поблагодарил Сюзанну за проявленное участие и представился ее друзьям.

— Я рад нашему знакомству, Найджел, — сказал Эдди, но ты, наверное, хочешь заняться ремонтом своих визуальных узлов, поэтому мы тебя не задерживаем, говорил он благодушно и убрал револьвер в кобуру, но рука по-прежнему лежала на рукоятке. Если честно, его несколько смущало удивительное сходство Найджела с неким роботом-посыльным из Кальи Брин Стерджис. Вот уж у кого за пазухой лежал целый валун.

— Нет, постой, — возразил Роланд. — У нас найдется для тебя работенка, но пока мне бы хотелось, чтобы ты нам не мешал. Отключись, если тебя это устроит, — «или не устроит», подразумевалось по тону.

— Разумеется, сэй, — ответил Найджел все с тем же сочным английским акцентом. — Вы можете реактивировать меня словами: «Найджел, ты мне нужен».

— Очень хорошо, — кивнул Роланд.

Найджел сложил на груди свои тоненькие (но, безусловно, сильные) руки из нержавеющей стали и застыл.

— Вернулся, чтобы подобрать осколки стекла, восхитился Эдди. — Может, «Тет корпорейшн» стоит наладить их продажу. Каждая домохозяйка Америки захочет купить двух, одного для дома, второго — для двора.

— Чем меньше мы будем связываться с наукой, тем лучше, — мрачно заметила Сюзанна. Несмотря на то, что ей удалось хоть немного поспать, привалившись к двери между Федиком и Нью-Йорком, выглядела она неважно, изможденная, уставшая донельзя. — Посмотрите, что она сделала с этим миром.

Роланд кивнул Джейку, который рассказал, как он и отец Каллагэн провели вечер в Нью-Йорке 1999 года, начав с того момента, как такси едва не задавило Ыша, и закончив их атакой на «низких людей» и вампиров в обеденном зале «Дикси-Пиг. Не забыл упомянуть и о том, как они избавились от Черного Тринадцатого, положив его в ячейку камеры хранения во Всемирном торговом центре, где он мог лежать до июня 2002 года, и о том, как нашли черепашку, которую Сюзанна бросила, как записку в бутылке, в сточную канаву рядом с „Дикси-Пиг“.

— Ты такой храбрый, — Сюзанна взъерошила волосы Джейка. Потом наклонилась и погладила Ыша по голове. Ушастик-путаник вытянул и без того длинную шею, чтобы максимально продлить удовольствие, полузакрыл глаза, лисья мордочка растянулась в улыбке. — Чертовски храбрый. Спасибо тебе, Джейк.

— Спасибо, Эйк! — согласился Ыш.

— Если бы не черепашка, они убили бы нас обоих, Джейк говорил ровным голосом, но побледнел. — Что же касается отца Каллагэна… он… — Джейк вытер ладонью слезу и посмотрел на Роланда. — Ты воспользовался его голосом, чтобы заставить меня уйти. Я тебя слышал.

— Да, воспользовался, — кивнул Роланд. — Будь уверен, он хотел того же.

— Вампиры до него не добрались, — продолжил Джейк. — Он застрелился из моего «ругера» до того, как они испили его крови и превратили в себе подобного. Впрочем, я не думаю, чтобы они этим ограничились. Скорее, разорвали бы на куски и сожрали. Они же обезумели.

Роланд согласно кивал.

— Последнее, что я услышал… думаю, он произнес это вслух, но полной уверенности у меня нет… — Джейк замолчал, вспоминая. Слезы теперь текли по щекам. — «Найди свою Башню, Роланд, проникни в нее и взойди на вершину!» Потом… Пуф! Он ушел. Как огонек свечи. В другие миры.

Он замолчал. Какое-то время молчали все, не решаясь нарушить тишину. Наконец, Эдди подал голос.

— Ладно, мы снова вместе. Так что же нам теперь делать?

4.

Роланд сел, с гримасой боли, бросил на Эдди взгляд, который яснее любых слов говорил: « Ну чего ты испытываешь мое терпение?».

— Хорошо, хорошо, такая у меня привычка, — начал оправдываться Эдди. — Только не надо на меня так смотреть.

— Что за привычка, Эдди?

В последнее время Эдди редко думал о своем последнем годе, тяжелом, в наркотическом тумане, проведенном с братом Генри, но вопрос Роланда вызвал у него воспоминания о том времени. Только ему не хотелось об этом говорить, и не от стыда, Эдди действительно полагал, что стыдиться ему уже нечего, а по другой причине: чувствовал, что Роланда выводят из себя его попытки объяснить что-либо терминологией старшего брата. И, скорее всего, правота была на стороне Роланда. В свое время Генри был определяющей, формирующей силой в жизни Эдди. Как Корт был определяющей, формирующей силой в жизни Роланда… но стрелок не говорил о своем старом учителе по три раза на день.

— Задавать вопросы, на которые я уже знаю ответ, — ответил Эдди.

— И каков ответ на твой последний вопрос?

— Мы вернемся в Тандерклеп, прежде чем идти к Башне. Убьем Разрушителей или выпустим их на свободу. Ради спасения Лучей. Убьем Уолтера, или Флегга, или как он там себя называет. Потому что он — фельдмаршал, не так ли?

— Был, — согласился Роланд, — но теперь на сцене появился новый игрок, — он посмотрел на робота. — Найджел, ты мне нужен.

Найджел опустил руки и поднял голову.

— Чем я могу вам услужить?

— Принести что-нибудь пишущее. Есть тут такое?

— Ручки, карандаши, мел находятся в кабинете надзирателя в дальнем конце палаты извлечения. Во всяком случае, были, когда я заглядывал туда в последний раз.

— Палата извлечения, — повторил Роланд, оглядывая ряды кроватей. — Так ты это называешь?

— Да, сэй, — а потом добавил, очень робко. Интонации вашего голоса предполагают, что вы сердитесь. Это действительно так?

— Они привозили сюда детей, сотнями и тысячами, по большей части, здоровых, из того мира, где многие рождаются больными, и высасывали у них мозги. Так с чего мне злиться?

— Сэй, я уверен, что не знаю, — Найджел, похоже, уже сожалел о том, что вернулся сюда. — Но я не принимал никакого участия в процедуре извлечения, заверяю вас. Я занимаюсь домашним хозяйством, в том числе и техническим обслуживанием.

— Принеси карандаш и кусок мела.

— Сэй, вы не собираетесь уничтожить меня, не так ли? Последние двенадцать или четырнадцать лет извлечением руководил доктор Скоутер, а он мертв. Вот эта леди-сэй застрелила доктора Скоутера, из его же пистолета, — в голосе Найджела прозвучала очень явственная нотка упрека.

Принеси карандаш и кусок мела, да побыстрее, повторил Роланд. Найджел отбыл.

— Говоря про нового игрока, ты имел в виду младенца, — в голосе Сюзанны вопросительные нотки отсутствовали.

— Естественно. У него два отца, у этого бей-бо. Сюзанна кивнула. Она думала о том, что поведала ей Миа, когда Прыжок забросил их в покинутый всеми Федик, всеми, за исключением Сейра, Скоутера да Волков-мародеров. Две женщины, белая и черная, одна беременная, вторая — нет, сидели на стульях перед салуном «Джин-Пуппи». Вот там Миа много чего рассказала жене Эдди Дина, возможно, больше, чем кто-либо из них знал.

«Именно там они изменили меня», — сказала ей Миа. Под «они», вероятно, подразумевался доктор Скоутер и другие врачи. Плюс маги? Такие же, как Мэнни, только перешедшие на другую сторону? Возможно. Кто мог это знать? В палате экстракции ее сделали смертной. Потом, после того, как сперма Роланда уже была в ней, случилось что-то еще. От этого отрезка времени у Миа сохранилась в памяти только красная темнота. Вот Сюзанна и задалась вопросом, может, как раз в это время к ней приходил сам Алый Король и залез на нее своим огромный и древним паучьим телом, или его сперма каким-то магическим образом перемешали со спермой Роланда. В любом случае, младенец был самой чудовищной помесью, какую только могла представить себе Сюзанна: не вервольфом — верспайдером note 25. И теперь он находился неизвестно где. Может, далеко, а может -совсем рядом, наблюдая за ними даже в этот самый момент, когда они совещались, а Найджел вернулся с письменными принадлежностями.

«Да, — подумала она. — Он наблюдает за нами. И ненавидит нас… но не всех одинаково. Больше всего дан-тете ненавидит Роланда. Своего первого отца».

Она содрогнулась.

— Мордред хочет убить тебя, Роланд. Такова его цель. Для этого он создан. Положить конец тебе, твоему походу, Башне.

— Да, — кивнул Роланд, — а потом править, заняв место отца. Потому что Алый Король стар, и я все больше и больше склоняюсь к мысли о том, что он в заточении. А если это так, то не он наш настоящий враг.

— Мы пойдем в его замок на другой стороне Дискордии? — спросил Джейк. — За последние полчаса он заговорил впервые. — Мы пойдем, не так ли?

— Я так думаю, да, — ответил Роланд. — «Ле кас руа рюс» note 26, так называют его древние легенды. Туда пойдет весь ка-тет, и мы убьем всех, кто там живет.

— Пусть так и будет, — воскликнул Эдди. — Господи, пусть так и будет.

— Ага, — согласился Роланд. — Но наша первая задача — Разрушители. Лучетрясение, которое мы ощутили в Калье Брин Стерджис, перед тем, как отправились сюда, предполагает, что их работа близка к завершению. Однако, если они не…

— Наша работа — не дать им довести ее до конца, — вставил Эдди.

Роланд кивнул. Выглядел он еще более уставшим, чем всегда.

— Ага. Убить их и выпустить на свободу. В любом случае мы должны помешать им в разрушении двух оставшихся Лучей. И мы должны прикончить дан-тете. Сына Алого Короля… и моего сына.

5.

Найджел доказал свою полезность (впрочем, как потом выяснится, помогал он не только Роланду и его ка-тету). Прежде всего он принес два карандаша, две ручки (одну такую древнюю, что ей, возможно, пользовался писец Диккенса) и три куска мела, один в серебряном футляре, который выглядел, как женская губная помада. Роланд взял именно этот кусок, а другой отдал Джейку.

— Я не могу писать слова, которые вам легко понимать, но цифры у нас одинаковые или, во всяком случае, очень схожи. Пиши сбоку то, что я буду говорить, Джейк, и пиши правильно.

Джейк все сделал, как и просил Роланд. В результате появилась грубая карта с пояснениями.

1 — Федик.

2 — Замок Дискордия.

3 — Станция «Тандерклеп».

4 — Железнодорожные пути.

5 — «Доган».

6 — Река Уайе.

7 — Кальи.

8 — Девар-Тои.

9 — С.

10 — В.

11 — Ю.-В.

12 — Ю.

13 — З.

— Федик, — Роланд указал на 1, потом провел короткую линию к 2. — А это замок Дискордия, с дверьми под ним. Из того, что нам известно, их там много. Должен быть коридор, которым мы можем пройти отсюда туда, под замок. А теперь, Сюзанна, расскажи, каким путем шли Волки, и что они делали, — он протянул ей мелок в футляре.

Сюзанна взяла его, не без восхищения отметив, что мел самозатачивающийся. Пустячок, конечно, но приятно.

— Они проходят через одностороннюю дверь, которая переносит их вот сюда, — Сюзанна провела линию от 2 до 3. Этой цифру Джейк назвал «Станция „Тандерклеп“. — Мы узнаем эту дверь, потому что она должна быть большой, если, конечно, они не проходили через нее по одному.

— Может, и проходят, — вставил Эдди. — Если я не ошибаюсь, им приходится пользоваться лишь тем, что осталось от древних людей.

— Ты не ошибаешься, — сказал Роланд. — Продолжай, Сюзанна, — сидел он не на корточках, а на пятой точке, вытянув правую ногу. Эдди оставалось только гадать, сколь сильно болит у Роланда правое бедро и есть ли во вновь обретенном мешке хоть капля кошачьего масла Розалиты. Он склонялся к тому, что нет.

— Волки скачут от станции «Тандерклеп» вдоль железнодорожных путей, во всяком случае, пока не оставляют позади тень… или темноту… или как это называть? Ты знаешь, Роланд?

— Нет, но мы скоро узнаем, — и он нетерпеливо вертанул левой рукой.

— Они пересекают реку, попадая на тот берег, где находятся Кальи, и забирают детей. Думаю, по возвращению на станцию «Тандерклеп» грузятся в поезд с лошадьми и пленниками и едут в Федик. Потому что от двери пользы им никакой.

— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Роланд. — Они проезжают мимо девар-тои, тюрьмы, которую мы обозначили цифрой 8. На тот момент им там делать нечего.

— Скоутер и его врачи-нацисты использовали вот эти колпаки на кроватях, что извлечь что-то из детей. Вещество, которое они дают Разрушителям. Детей и полученное вещество отправляют на станцию «Тандерклеп» через дверь. Потом детей возвращают в Калью Брин Стенджис, возможно, и в другие Кальи, а в то место, которое ты называешь девар-тои…

— Обед подан, — мрачно вставил Эдди.

И тут же раздался переполненный радостью голос Найджела: «Желаете перекусить, сэи?».

Джейк сверился со своим желудком и обнаружил, что последний урчит. Ужасно, конечно, проголодаться так скоро после смерти отца Каллагэна, но, тем не менее, желудок с энтузиазмом воспринял предложение робота.

— Здесь есть еда, Найджел? Действительно, есть?

— Да, конечно, молодой человек, — ответил Найджел. — Но только, к сожалению, консервы. Зато я могу предложить вам два десятка наименований, в том числе тушеную фасоль, тунца, несколько видов супа…

— Мне — тунца, — прервал его Роланд, — но принеси все, что есть, если уж принесешь.

— Как скажите, сэй.

— Наверное, ты не сможешь приготовить мне сэндвич «Особый Элвиса», — в голосе Джейка, тем не менее, слышалась надежда. — Ореховое масло, банан и бекон.

— Господи, малыш, — воскликнул Эдди, — не уверен, что при таком освещении ты сможешь это заметить, но я позеленел.

— У сожалению, у меня нет бекона или бананов, ответил Найджел, — но ореховое масло есть, как и три вида джемов. А также яблочное масло.

— Яблочное масло подойдет, — кивнул Джейк.

— Продолжал, Сюзанна, — Роланд повернулся к ней, как только Найджел ушел. — Хотя, полагаю, торопить тебя смысла нет. Поев, нам нужно будет отдохнуть, — по голосу чувствовалось, что идея ему не по душе.

— Я вроде бы рассказала все, — ответила она. — Звучит, конечно, путано… да и выглядит путано, в основном, потому, что на нашей маленькой карте нет масштаба, но вот что важно: этот кольцевой маршрут они проделывают раз в двадцать четыре года или около того: из Федика в Калья Брин Стерджис, потом обратно в Федик с детьми, чтобы извлечь у них нужную субстанцию. После чего детей возвращают в Калью, а субстанцию везут в тюрьму, где держат Разрушителей.

— Девар-тои, — уточнил Джейк. Сюзанна кивнула.

— Вопрос в том, что нам нужно сделать, чтобы разомкнуть цикл.

— Через дверь мы пройдем на станцию «Тандерклеп», сказал Роланд, — а со станции направимся туда, где держат Разрушителей. А там… — он по очереди посмотрел на каждого из членов ка-тета, потом выставил вперед палец и имитировал выстрел.

— Там будут охранники, — заметил Эдди. — Скорее всего, много охранников. Что, если они будут превосходить нас числом? Роланд пожал плечами.

— Не впервой.

Глава 2. Наблюдатель.

1.

Вернулся Найджел с большущим подносом. На нем хватило места горкам сэндвичей, двум термосам с супом, говяжьим и куриным, прохладительным напиткам в банках. Найджел принес «Коку», «Спрайт», «Нозз-А-Ла» и что-то еще, под названием «Уит-Грин-Уит». Эдди попробовал и объявил, что никогда не пил ничего более мерзкого.

Все они обратили внимание, что Найджел уже не тот добродушный парень, каким был Бог знает сколько десятилетий и веков. Его ромбовидная голова постоянно поворачивалась из стороны в сторону. Когда шла налево, он бормотал: «Un, deux, trois!», направо — «Ein, zwei, drei!» note 27 Из глубин корпуса доносилось легкое потрескивание.

— Сладенький, что с тобой не так? — спросила Сюзанна, когда робот поставил поднос на пол между ними.

— Система самодиагностики обещает полный выход из строя в период от двух до шести часов, — Найджел говорил мрачно, но спокойно. — Существовавшие логические дефекты, ранее блокированные, проникли в ЦМС, — его голова резко дернулась вправо. — «Ein, zwei, drei! Жить свободным или умереть! Грег тебе в глаз!

— Что такое ЦМС? — спросил Джейк.

— И кто такой Грег? — добавил Эдди.

— ЦМС — аббревиатура центральной ментальной системы, — ответил Найджел. — Таких систем две, рациональная и иррациональная. Сознание и подсознание, как сказали бы вы. Что касается Грега, так это Грег Стиллсон, персонаж романа, который я читаю. И получаю удовольствие. Называется роман «Мертвая зона», автор — Стивен Кинг. А вот почему я упомянул его в таком контексте, не имею ни малейшего понятия.

2.

Найджел объяснил, что логические дефекты — обычное дело для Азимовских роботов, так он называл себе подобных. Чем умнее робот, тем больше логических дефектов… и тем скорее они начинали сказываться. Древние люди (по терминологии Найджела — Создатели) компенсировали возникновение дефектов введением карантинной системы, которой блокировали ментальные глюки точно так же, как, скажем, нынче блокировали территории, где возникала оспа или холера. (Джейк подумал, что это эффективный способ борьбы с душевными болезнями, но предположил, что психиатры встретят такую идею в штыки, поскольку лишатся работы). Найджел полагал, что травма, связанная с потерей глаз, каким-то образом ослабила карантинную систему, и дефекты, копившиеся долгие годы, прорвались сквозь «блокпосты», что тут же самым негативным образом отразилось на дедуктивных и индуктивных возможностях его мозга и эффективности логических систем. Но Сюзанне он сказал, что за это не держит на нее зла. Сюзанна поднесла кулак ко лбу и поблагодарила его сильно-сильно. По правде говоря, она не до конца поверила старине DNK 45932, хотя и понятия не имела, по какой причине. Возможно, корнями это недоверие уходило в Калью Брин Стерджис, где робот, который внешне не так уж и отличался от Найджела, оказался злобным и злопамятным предателем. Но было и что-то еще.

«Высоко сижу, далеко гляжу, все вижу», — подумала Сюзанна.

— Вытяни руки, Найджел, — попросила она.

Когда робот выполнил ее указание, они увидели жесткие волоски, оставшиеся в сочленениях пальцев. И капельку крови на… том, что у человека называлось костяшкой пальца.

— Что это? — спросила она, сняв несколько волосков и подняв их.

— Я очень сожалею, мам, но я не…

Он не видит. Разумеется, нет. В распоряжении Найджела остался только инфракрасный диапазон, а зрения он лишился, спасибо Сюзанне Дин, дочери Дэна, стрелку из ка-тета Девятнадцати.

— Это волоски. Я также вижу кровь.

— Да, конечно. Крысы на кухне, мам. Согласно заложенной в меня программе, я должен уничтожать грызунов, если засекаю их. В наши дни их, к сожалению, очень много. Мир сдвигается все сильнее, — и тут же, резко повернув голову влево, он перешел на французский: «Un-deux-trois! Minnie Mouse est la mouse pour moi!» note 28.

— Э… Найдж, старина, ты убил Минни и Микки до того, как делал сэндвичи или после? — спросил Эдди.

— После, сэй, заверяю вас.

— Знаешь, я, пожалуй, воздержусь, — сказал Эдди. — Я съел пубой в Мэне, и он так и застрял у меня в желудке.

— Тебе следует говорить un, deux, trois, — слова сорвались с губ Сюзанны прежде, чем она поняла, что собирается их произнести.

— Не понял? — Эдди сидел, обнимая ее одной рукой. С того времени, как они собрались вместе, он не упускал ни одной возможности прикоснуться к ней, словно нуждался в подтверждении ее реальности, не доверяя своим глазам.

— Неважно, — потом, когда Найджел выйдет из комнаты или окончательно сломается, она собиралась рассказать Эдди о своих интуитивных догадках. Она думала, что роботы типа Найджела и Энди, как и роботы Азимова, о которых она читала подростком, не могли лгать. Возможно, Энди модифицировали или он модифицировался сам, но запрет на ложь был снят. С Найджелом, полагала она, проблема оставалась, можно сказать, большая-большая проблема. У нее сложилось ощущение, что у Найджела, в отличие от Энди, доброе сердце, но, тем не менее, он или солгал, или сказал не всю правду о крысах в кладовой. Может, и о многом другом. Так что, его ein, zwei, dгеiили un, deux, trois следовало воспринимать, как способ стравливания давления. Хотя бы на какое-то время.

«Это Мордред, — подумала она, оглядываясь. Взяла сэндвич, потому что хотела есть, как и Джейк, просто умирала от голода, но аппетит как-то разом пропал, и она не сомневалась, что не получит никакого удовольствия, заталкивая куски в рот. — Найджел выполняет и его указания, а сейчас он наблюдает за нами. Я это знаю… чувствую».

И, откусив первый кусок хранившегося долгое время, упакованного под вакуумом, загадочного мяса, объяснила себе причину:

«Мать всегда знает».

3.

Никто из них не захотел спать в палате извлечения (хотя они могли выбрать любую из более чем трехсот застеленных чистым бельем кроватей), ни в пустынном городке за стенами экспериментальной станции, поэтому Найджел повел их в свои апартаменты, часто останавливаясь, чтобы повернуть голову и досчитать до трех на немецком или французском. А вскоре начал считать и еще на каком-то языке, которого никто из них не знал.

Их путь лежал через кухню, где мерно гудели машины из нержавеющей стали. Она разительно отличалась от той древней кухни под замком Дискордия, где Сюзанна побывала во время Прыжка, и хотя они увидели следы приготовления трапезы, которой угостил их Найджел, признаков крыс, живых или мертвых, не просматривалось. Впрочем, никто не этому поводу не высказался.

А у Сюзанны ощущение, что за ними наблюдают, приходило и уходило.

За кладовой находилась маленькая, аккуратная трехкомнатная квартира, которую и облюбовал Найджел. Спальни, само собой, не было, но за гостиной и еще одной кладовой, заставленной электронным оборудованием, обнаружился кабинет с книжными стеллажами вдоль стен, дубовым столом и креслом под галогеновой лампой для чтения. На стоящем на столе компьютере они увидели логотип «Северного центра позитроники», что никого не удивило. Найджел принес им одеяла и подушки, заверив, что они совершенно чистые.

— Может, ты спишь на ногах, — заметил Эдди, — но, полагаю, читать ты любишь, как и все, сидя.

— О, да, действительно, один-два-три, — ответил Найджел. — Мне нравится хорошая книга. Это заложено в мою программу.

— Мы будем спать шесть часов, потом уходим, — сказал им Роланд.

Джейк тем временем разглядывал книги. Шел вдоль стеллажей, Ыш, понятное дело, не отставал от него ни на шаг, иногда доставал книгу.

Они все подошли, чтобы посмотреть на две полки с книгами Кинга, числом больше тридцати, как минимум четыре были очень толстыми, а две — просто кирпичами. Судя по всему, после Бриджтона Кинг уделял писательству много времени. Самый последний роман назывался «Сердца в Атлантиде», и в знаке копирайта стоял очень знакомый им год: 1999. Насколько они могли судить, недоставало только тех романов, в которых речь шла о них. При условии, что Кинг написал эти романы. Джейк проверил копирайты других книг и обнаружил несколько брешей. Но, возможно, нужного им вывода из этого и не следовало: Кинг и так написал очень много.

Сюзанна задала Найджелу соответствующий вопрос, и он ответил, что никогда не видел книг Стивена Кинга, персонажем которых был Роланд из Гилеада. Не читал он ничего у Кинга и о Темной Башне. А потом яростно повернул голову налево и на этот раз сосчитал на французском до десяти.

— И тем не менее, — сказал Эдди после того, как Найджел вышел и кабинета, внутри у него что-то пощелкивало и постукивало, — я готов спорить, что в этих книгах может быть много полезной нам информации. Роланд, ты не думаешь, что нам стоит собрать книги Стивена Кинга и взять их с собой?

— Возможно, — не стал спорить Роланд, — но мы их не возьмем. Они могут запутать нас.

— Почему ты так решил?

Роланд только покачал головой. Он не знал, почему так сказал, но не сомневался, что это правда.

4.

Центр управления Экспериментальной станцией 16 квадрата дуги находился четырьмя уровнями ниже палаты извлечения, кухни и кабинета Найджела. Туда вел капсулообразный вестибюль. Снаружи дверь в него открывалась тремя идентификационными карточками, которыми следовало воспользоваться один за другим. На самом нижнем уровне «Догана» Федика звучала негромкая музыка, напоминавшая мелодии «Битлс», исполняемая Коматозным струнным квартетом.

Центр управления состоял из более чем десятка помещений, но нас могла заинтересовать только одно, с телевизионными экранами камер наблюдения и средствами контроля системы безопасности. Одним из элементов этой системы были маленькие, но очень опасные роботы-убийцы, вооруженные снитчами и лазерными пистолетами, другим — устройства подачи ядовитого газа (именно такой газ использовал Блейн для убийства людей в Луде) в случае захвата «Догана» врагами. По мнению Мордреда Дискейна, именно это и произошло. Он попытался активировать роботов-убийц и подать отравляющий газ на верхний уровень, но безрезультатно. А теперь Мордред, с разбитым носом, синяком на лбу и раздувшейся нижней губой (он свалился со стула, на котором сидел) катался по полу и ревел во весь голос, но эти младенческие крики и в малой степени не отражали распирающую его ярость.

Это ж надо, видеть их как минимум на пяти экранах и не иметь возможности убить, даже навредить! Не удивительно, что он просто кипел. Он чувствовал, как живая чернота смыкается вокруг него, чернота, которая свидетельствовала о надвигающейся трансформации, и заставил себя успокоиться, чтобы остановить процесс. Он уже убедился на собственном опыте, что переход из человеческой ипостаси в паучью (и обратно) требовал огромного расхода энергии. В будущем он мог об этом не беспокоиться, но теперь, пусть и на короткое время, следовало соблюдать осторожность, чтобы не умереть от голода, как пчеле на выгоревшем участке леса.

Сейчас я покажу вам нечто более странное, чем вам приходилось видеть ранее, и я заранее предупреждаю вас, что вашей первой реакцией будет смех. Это нормально. Смейтесь, если есть такое желание. Но не отрывайте глаз от того, что видите, пусть это будет глаз вашего воображения, ибо речь идет о существе, которое может причинить вам вред. Помните, у него два отца, и оба — убийцы.

5.

Лишь через несколько часов после своего рождения, малой Миа весил уже двадцать фунтов и выглядел, как крепенький шестимесячный ребенок. Вся одежда Мордреда состояла из подгузника, сделанного из полотенца. Его надел на Мордреда Найджел, после того, как принес ему обитающую в «Догане» живность. Мордред понимал, что скоро обретет контроль над физиологическими функциями организма, возможно, еще до того, как закончится первый день, если он будет расти такими же темпами, но ему хотелось, чтобы это произошло быстрее. Однако, тут он ничего не мог поделать, обретаясь в идиотском младенческом теле.

Это же отвратительно, попасть в такую ситуацию. Выпал вот из стула и теперь ему не оставалось другого, кроме как махать ручками и ножками, на которых хватало синяков, терять кровь и вопить! DNK 45932 пришел бы, чтобы поднять его, противиться приказу сына Короля он мог с тем же успехом, что и камень, брошенный из окна -силе земного притяжения, но Мордред не решился позвать робота. Но черная сучка уже заподозрила, что Найджел сам не свой, и Мордред чувствовал, что очень уязвим. Он мог контролировать всю технику Экспериментальной станции, умение контролировать технику было лишь одним из многих его талантов, но, лежа на полу помещения с надписью «ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ПОСТ» на двери (когда-то давно, до того, как мир сдвинулся, помещение это называли «РУБКА»), Мордред все яснее осознавал, как мало машин находилось под его контролем. Не удивительно, что его отец хотел развалить Башню и начать все заново. В этом мире уже все сломалось.

Ему требовалось превратиться в паука, чтобы вновь забраться на стул, где он мог снова стать человеком… но, к тому времени, как он бы это проделал, в желудке урчало бы от голода, а во рту, по той же причине, чувствовался бы привкус желчи. И он склонялся к мысли, что трансформация приводила не только к расходу энергии: именно паучья ипостась в большей степени отражала его сущность, а потому, когда он становился пауком, обмен веществ резко ускорялся. И мысли изменялись, причем в сторону, которая его устраивала, поскольку человеческие мысли окрашивались эмоциями (их он пока не контролировал, но надеялся, что со временем сможет), а они более всего ему не нравились. Когда он был пауком, мысли его не были настоящими мыслями, в человеческом понимании этого слова; они напоминали черные, ревущие существа, которые поднимались из влажных глубин. Простые и понятные:

(ЕСТЬ).

И.

(БРОДИТЬ).

И.

(НАСИЛОВАТЬ).

И.

(УБИВАТЬ).

И многие восхитительные способы реализации этих мыслей громыхали в рудиментарном сознании дан-тете, напоминая огромные трейлеры, которые с зажженными фарами мчатся сквозь черную ночь. Ему более всего хотелось думать так и только так, отбросив человеческую половину, но он понимал, что сейчас, когда он совершенно беззащитен, такие мысли могли привести лишь к гибели.

И ведь почти привели. Он поднял правую руку, розовую, гладкую, голенькую, чтобы посмотреть на правый бок. Туда попала пуля этой черной сучки, и хотя Мордред с того времени значительно вырос, прибавил в два раза, как весе, так и в росте, рана оставалась открытой. Из нее сочилась кровь и какая-то похожая на горчицу жидкость, желтая и вонючая. Он подумал, что эта рана на человеческом теле никогда не затянется. И другое его тело не сможет отрастить лапку, которую отстрелила сучка. И если бы она не споткнулась (ка, да, в этом сомнений у него не было), пуля оторвала бы голову, а не лапку, и игра бы закончилась, потому что…

Раздался неприятный, дребезжащий звонок. Мордред посмотрел на монитор, который показывал наружную сторону главного входа, и увидел робота, помощника по дому, который стоял там с мешком в руке. Мешок трепыхался, и у младенца, черноволосого, в неловко завязанном подгузнике, сидящего перед рядами мониторов, рот тут же наполнился слюной. Он протянул очаровательную, пухлую ручонку и нажал на несколько кнопок. Наружная дверь открылась, и Найджел вошел в вестибюль, конструкцией напоминающий воздушный шлюз. Мордред вновь потянулся к кнопкам, чтобы открыть внутреннюю дверь, набрав комбинацию 2-5-4-1-3-1-2-1. Но конечности еще далеко не полностью подчинялись его контролю, поэтому вновь раздался неприятный звонок, вслед за ним вызывающий ярость женский голос (вызывающий ярость, потому что он напоминал голос черной сучки): «ВЫ НАБРАЛИ НЕПРАВИЛЬНЫЙ КОД ДЛЯ ЭТОЙ ДВЕРИ. МОЖЕТЕ ПОВТОРИТЬ ПОПЫТКУ В ТЕЧЕНИЕ ДЕСЯТИ СЕКУНД. ДЕСЯТЬ… ДЕВЯТЬ…».

Мордред сказал бы ей: «Пошла на хер», — если бы мог говорить, но увы. Он мог только гукать, и Миа, услышав его, раздулась бы от материнской гордости. С кнопками возиться он больше не стал. Уж очень ему хотелось получить то, что принес робот. На этот раз крысы (он полагал, что в мешке крысы) были живыми. Живыми, клянусь Богом, с кровью, еще бегущей по венам.

Мордред закрыл глаза и сосредоточился. Красный свет, который видела Сюзанна перед его первым перевоплощением, вновь пробежал по телу от макушки до пятки с родимым пятном. Когда свет скользил по открытой ране, поток крови и гноя усилился, отчего Мордред жалобно вскрикнул. Его рука коснулась раны и размазала кровь по маленькому животу, словно в надежде унять боль. На мгновение появилась чернота, готовая заменить собой красное, и тело младенца начало расплываться. Но на этот раз до трансформации не дошло. Младенец откинулся назад, тяжело дыша, тоненькая струйка мочи, вырвавшаяся из пениса, в очередной раз смочила полотенце-подгузник. Что-то хлопнуло под пультом управления, перед которым стоял стул с младенцем. Он лежал чуть ли не поперек и жадно хватал ртом воздух.

В противоположной стене дверь с надписью «ГЛАВНЫЙ ВХОД» сдвинулась, открываясь. Найджел решительным шагом направился к младенцу, голова уже непрерывно моталась из стороны в сторону, до трех он считал не на двух или трех языках, а на добром десятке.

— Сэр, я действительно больше не могу…

Мордред издавал радостные младенческие гу-гу-га-га и тянул ручонки к мешку. Но мысленный приказ отдал четкий и лишенный эмоций: «Заткнись. Дай то, что мне нужно».

Найджел положил мешок ему на колени. Из мешка доносился писк, похожий на человеческую речь, и впервые до Мордреда дошло, что трепыхалось в мешке одно существо. То есть, не крыса! Размером побольше! А если размер больше, то больше и крови!

Он раскрыл мешок и заглянул в него. На него с мольбой смотрели два глаза с золотыми ободками. На мгновение он подумал, что это птица, которая летает в ночи, птица ух-ух, как она называлась, Мордред не знал, но потом увидел, что тело существа покрыто шерстью, а не перьями. То был трокен, во многих частях Срединного мира известный, как ушастик-путаник, маленький, только-только оторвавшийся от материнской сиськи.

«Ну что ты, что ты, — послал ему Мордред свою мысль, едва не пуская слюни. — Мы в одной лодке, мой маленький дружок, оба сироты, оставшиеся без матери в этом суровом, жестоком мире. Сиди тихо и я утешу тебя».

Подчинить себе такое юное и простодушное существо оказалось практически также просто, как подчинить машины. Мордред заглянул в его разум и обнаружил узел, который контролировал волю. Потянулся к нему рукой, ментальной рукой, рукой своей воли, и схватил. Услышал робкую, полную надежды мысль.

(«Не причиняй мне зла пожалуйста не причиняй мне зла; пожалуйста сохрани мне жизнь; я хочу жить веселиться играть; не причиняй мне знал пожалуйста не причиняй мне зла пожалуйста сохрани мне жизнь»).

И ответил:

«Все хорошо, не волнуйся, малыш, все хорошо».

Ушастик-путаник, сидевший в мешке (Найджел нашел зверька в гараже, отрезанного от матери, братьев и сестер автоматически закрывшийся дверью), расслабился. Наверное, он не верил услышанному, но ему очень хотелось поверить.

6.

В кабинете Найджела лампы горели в четверть накала. Джейк проснулся, едва Ыш заскулил. Остальные спали, пока.

«Что не так, Ыш?».

Ушастик-путаник не ответил, только из горла по-прежнему доносился скулеж. Его глаза с золотистыми ободками не отрывались от дальнего, темного угла кабинета, словно он там видел что-то ужасное. Джейк без труда вспомнил, что он точно также вглядывался в угол своей спальни, просыпаясь в предрассветные часы от кошмара, в котором сталкивался с Франкенштейном, или с Дракулой, или.

(Тираннасорбетом Рексом).

С другим, Бог знает каким чудовищем. И теперь, решив, что ушастикам-путаникам, возможно, тоже сняться кошмары, он еще сильнее настойчивее попытался прикоснуться к разуму Ыша. Сначала ничего не увидел, а потом возник какой-то далекий, смутный образ.

(Глаза глаза смотрящие из темноты).

Чего-то непонятного, возможно, ушастика-путаника в мешке.

— Ш-ш-ш-ш, — прошептал он на ухо Ышу и обнял своего друга. — Не буди их, им нужно выспаться.

— Аться, — тихонько ответил Ыш.

— Тебе просто приснился плохой сон, — шептал Джейк. — Иногда я тоже их вижу. Они не настоящие. Никто не сажал тебя в мешок. Засыпай.

— Пай, — Ыш положил мордочку на правую переднюю лапу. — Ыш бу ойным.

«Это правильно, — послал ему Джейк свою мысль. — Ыш будет спокойным».

Глаза с золотистыми ободками, из которых еще не ушла тревога, какое-то время оставались открытыми. Потом Ыш подмигнул Джейку одним и закрыл оба. А мгновением позже ушастик-путаник вновь спал. Где-то неподалеку только что умер другой ушастик-путаник… но смерть — обычное дело для здешнего мира. Это суровый мир, и всегда был таким.

Ышу снилось, что он и Джейк находятся под большущим оранжевым диском Мешочной луны. Джейк, который тоже заснул, подхватил этот сон, так что им обоим снилась луна Старьевщика.

«Ыш, кто умер?» — спросил Джейк, а Старьевщик подмигивал ему своим единственным глазом.

«Ыш, — ответил его друг. — Делах. Много».

Под пустым оранжевым взглядом Старьевщика Ыш больше ничего не сказал; дело в том, что ему снился сон во сне, и Джейк отправился туда вместе с Ышем. Этот сон был получше. Они оба играли под ярким солнечным светом. К ним прибежал другой ушастик-путаник: судя по виду, очень печальный. Он попытался заговорить с ними, но ни Джейк, ни Ыш не могли понять ни слова, потому что говорил он по-английски.

7.

Мордреду не хватило был сил, чтобы достать ушастика-путаника из мешка, а Найджел то ли не хотел, то ли не мог ему помочь. Робот лишь стоял у двери Центра управления, считая вслух. Доносившееся из корпуса пощелкивание все усиливалось. Запахло горелым.

Мордреду удалось перевернуть мешок, и ушастик-путаник, максимум полугодовалый, вывалился ему на колени. Глаза его наполовину закрылись, желто-черные радужки потускнели и не двигались.

Мордред откинул голову назад, сосредоточился, младенческое личико перекосило от напряжения. Красный свет опять побежал по телу, волосы начали вставать дыбом. Но, едва они успели приподняться, как младенец, на голове которого они росли, исчез. Его место занял паук. Четыре из семи лапок вцепились в ушастика-путаника и без труда подтянули его к алчущей пасти. За двадцать секунд паук высосал зверька досуха. А потом пасть сместилась к мягкому животику и разорвала его, а лапки подняли тельце. Паук начал пожирать вываливающиеся из живота внутренности: восхитительное, придающее сил блюдо. Паук вгрызался в тело ушастика-путаника все глубже, издавая приглушенные звуки глубокого удовлетворения, отдаленно напоминающие мяуканье, переломил позвоночник, высосал костный мозг. Большая часть столь нужной ему энергии находилась в крови, да, всегда в крови, это хорошо знали Праотцы, но сила была и в мясе. В ипостаси человеческого младенца (гилеадский эквивалент — бей-бо) он бы не смог ни пить кровь, ни есть мясо. Скорее всего подавился бы и умер. Но, будучи пауком…

Он закончил трапезу и отшвырнул то, что осталось от ушастика-путаника, а осталось немного, на пол. Ранее он точно также поступил и с крысами. Найджел, помощник по дому, призванный следить за чистотой, убрал их останки. Мордред знал, что теперь робот подберет и останки зверька. Но Найджел стоял, не издавая ни звука, хотя Мордред снова и снова верещал: «Найджел, ты мне нужен». Идущий от робота запах горящего пластика настолько усилился, что включились потолочные вентиляторы. DNK 45932 стоял, повернув лишившееся глаз лицо влево. И создавалось впечатление, что на лице застыло любопытство, словно умер Найджел в тот самый момент, когда собрался задать важный вопрос: «В чем смысл жизни?» или, возможно, «Кто пописал в рыбный суп миссис Мерфи?» Так или иначе, но его короткая карьера ловца крыс и ушастиков-путаников завершилась.

На какое-то время Мордред запасся энергией, отлично закусил свежатинкой, но надолго энергии этой хватить не могло. И, останься он пауком, расходовалась бы она максимально быстро. А вновь превратившись в младенца, он не смог бы ни слезть со стула, на котором сидел, ни даже надеть подгузник, слетевший с него при превращении в паука. Но ему не оставалось ничего другого, как сменить ипостась, потому что паук не мог ясно мыслить. Какие уж там дедукция и индукция. Паукам такого не требовалось.

Белый нарост на спине закрыл человеческие глаза, а черное тело под ним полыхнуло красным. Лапки втянулись в тело и исчезли. Нарост начал расти, превращаясь в голову младенца, тело стало обретать человеческие очертания. Голубые глаза ребенка, глаза воина, глаза стрелка, сверкнули. Трансформация близилась к завершению, и он чувствовал, что сил у него по-прежнему много, спасибо крови и мясу ушастика-путаника, но немалая часть запасенной энергии уже растратилась (как пена опадает на кружке пива). И растратилась она не только на сам процесс превращения из одной ипостаси в другую. Мордред еще и рос с устрашающей скоростью. Такой рост требовал постоянного питания, а вот подходящей ему пищи на Экспериментальной станции Шестнадцатого квадрата дуги было чертовски мало. И в Федике, если уж на то пошло, тоже. Да, конечно, консервов, готовых блюд в вакуумной упаковке, напитков в банках и порошков для приготовления напитков хватало, то такие еда и питье ему не годились. Ему требовалось свежее мясо и, даже в большей степени, чем мясо, свежая кровь. Причем кровь животных могла поддерживать его лавинообразный рост лишь до определенной степени. Очень скоро ему потребовалась бы человеческая кровь, иначе его рост замедлился бы, а потом остановился. Пришла бы голодная боль, но боль эта, безжалостно буравящая внутренности, не смогла бы сравниться с душевной болью, которую он испытывал в тот момент, наблюдая за ними на различных экранах: все еще живыми, объединенными своей дружбой, единством цели.

Болью, которую вызывал один только его вид. Роланда из Гилеада.

Откуда, задавался вопросом Мордред, он так много знал? От своей матери? Частично — да, он почувствовал, как миллион мыслей и воспоминаний Миа (многие почерпнутые у Сюзанны) проносился сквозь него, когда он ее пожирал. Но знать, что именно так кормятся Праотцы, откуда взялись эти знания? Как он мог знать, что вампир-немец, напившись крови француза, мог говорить на французском неделю или десять дней, говорить так, будто французский — его родной язык, а потом эта способность, как и воспоминания жертвы, начинали уходить…

Откуда он мог такое знать?

Да какое это имело значение?

Теперь он наблюдал, как они спят. Мальчишка Джейк проснулся, но лишь на короткое время. Ранее Мордред наблюдал, как они едят: четверо дураков и ушастик-путаник, полные крови, полные энергии, обедали, сидя кружком. Они всегда садились кружком, даже на тропе, если останавливались отдохнуть на пять минут, садились кружком, не отдавая себе в этом отчета, создавали внутренний круг, оставляя остальной мир за его пределами. У Мордреда такого круга не было. Он только что вошел в этот мир, но уже понимал, что находиться вне любого круга — его ка, точно так же, как ка зимнего ветра — мотаться взад-вперед только по половине круга, от севера до востока, потом от востока через север до запада, и обратно. Он принимал такое положение дел, но все равно смотрел на них с ненавистью постороннего, зная, что может причинить им боль и месть его будет жестокой. В нем сходились два мира, предсказанное слияние Прим и Ам, гадоша и годоша, Гана и Гилеада. В некотором смысле он был, как Иисус Христос, только сути своей соответствовал даже больше, чем овечий бог-человек, ибо у овечьего бога-человека был только один настоящий отец, с гипотетических небес, и приемный, который жил на Земле. Бедный старичок Иосиф, которого оброгатил сам Господь Бог.

С другой стороны, у Мордреда Дискейна, были два настоящих отца. Одного из них он видел спящим на экране, который висел перед ним.

«Ты стар, отец», — думал он. И такие мысли приносили ему гаденькое наслаждение. Но при этом напоминали, ему, что он сам — маленький и жалкий, не больше… ну, не больше паука, который смотрит сверху вниз на людей из своей паутины. Мордред являл собой близнецов, и ему предстояло оставаться близнецами, пока не умер бы Роланд Эльдский и не развалился бы последний ка-тет. А как же тихий голос, который говорил ему: пойди к Роланду, назови его отцом? Назвать Эдди и Джейка своими братьями, Сюзанну — сестрой? То был переполненный чувством вины голос матери. Да они убили бы его, прежде чем он успел бы произнести хоть одно слово (при условии, что дорос бы до той стадии человеческого развития, когда дети не только гукают). Они отрезали бы ему яйца и скормили ушастику-путанику. Они похоронили бы его кастрированный труп, справили большую нужду на могиле и пошли дальше.

«Наконец — то ты состарился, отец, хромаешь при ходьбе, а на закате дня я видел, как ты потирал бедро рукой, которая начала чуть — чуть подрагивать».

Он может говорить себе, что у него два отца, и в этом, возможно, есть доля правды, но сейчас-то рядом с ним нет ни одного из них и нет матери. Он съел свою мать живьем, вы говорите правильно, съел ее практически без остатка, она стала его первой трапезой, но разве у него был выбор? Он — последнее чудо, сотворенное все еще стоящей Темной Башней, в которой соединилось рациональное и иррациональное, естественное и сверхъестественное, и однако, он здесь один, и он постоянно голоден. Судьба, возможно, уготовила ему роль правителя миров (а может, их сокрушителя), но пока ему удалось поставить под свое начало лишь одного старого робота, помощника по дому, который теперь шагнул на пустошь в конце тропы.

Он смотрит на спящего стрелка с любовью и ненавистью, его тянет к стрелку и стрелок ему противен. Но, допустим, он пошел бы к ним, и его бы не убили? Встретили бы с распростертыми объятьями? Нелепая идея, но почему не допустить такого, пусть даже теоретически? Но тогда ему придется поставить Роланда выше себя, признать своим дином, а вот на это он не пойдет никогда, никогда, никогда.

Глава 3. Сверкающая струна.

1.

— Ты наблюдал за ними, — мягкий, смеющийся голос. А потом последовали воркующие фразы, которые Роланд, возможно, слышал в далеком детстве. — «Монетка ли, камешек, как интересно. И надобно все рассмотреть непременно! Такой он, мой маленький милый бей-бо». Тебе понравилось то, что ты увидел перед тем, как уснул? Ты заметил, как они ушли вместе со сдвинувшимся миром?

Прошло, возможно, десять часов с того момента, как Найджел, помощник по дому, сослужил свою последнюю службу. Мордред, который крепко заснул, повернул голову на голос незнакомца, нисколько не удивившись, полностью отдавая себе отчет, где он находится. Он увидел мужчину в синих джинсах и куртке с капюшоном, который стоял на серых плитках Центрального поста. Его амуниция, потрепанная сумка с одной лямкой, какие носят на плече, лежала на полу. Щеки пылали румянцем, лицо природа не обделила красотой, глаза сверкали. В руке незнакомец держал автоматический пистолет, и, глядя в черное отверстие на срезе ствола, Мордред Дискейн второй раз в своей короткой жизни осознал, что даже боги могут умереть, если их божественность разбавлена человеческой кровью. Но он не боялся. Этого человека не боялся. Посмотрел на мониторы, показывающие квартиру Найджела, и убедился в правоте незнакомца: они ушли.

Улыбающийся незнакомец, который словно выпрыгнул из пола, поднес свободную руку к капюшону и вывернул край наизнанку. Мордред увидел блеск металла. В подкладку капюшона вплели проволоку.

— Я называю это моей «думалкой», — пояснил незнакомец. — Я не могу слышать твои мысли, это недостаток, но и ты не можешь залезть мне в голову, а вот это…

(Уже несомненное преимущество, ты согласен).

— …Уже несомненное преимущество, ты согласен?

На куртке Мордред заметил две нашивки. Одна — с надписью «Армия США» и головой птицы, орла, а не ух-ух. Вторая — с именем и фамилией: «РЭНДАЛЛ ФЛЕГГ». Мордред понял (опять же, его это не удивило), что умеет читать.

— Потому что, если в тебе есть что-то от отца, я про красного отца, тогда человеческие органы чувств — малая толика твоего арсенала, — мужчина в куртке засмеялся. Он не хотел, чтобы Мордред почувствовал его страх. А может, убедил себя, что не боится, что пришел сюда по своей воле. Может, и пришел. Для Мордреда это не имело ровно никакого значения. Не волновали его и мысли мужчины, касающихся планов на будущее, которые толкались в голове и текли, как густой суп. Неужели мужчина верил, что «думалка» закрывала доступ к его мыслям? Мордред напрягся, заглянул глубже, и увидел: ответ положительный. Очень удобно.

— В любом случае, я уверен, что дополнительная защита никогда не помешает. Предусмотрительность — всегда самая мудрая политика. Как еще я мог пережить смерть Фарсона и падение Гилеада? Я не хочу, чтобы ты залез ко мне в голову и заставил спрыгнуть с крыши высокого здания, не так ли? Хотя зачем тебе это? Тебе нужен я или кто-то еще. Твой мешок с болтами отключился, а сам ты — всего лишь бей-бо, который не может надеть подгузник на свою засраную жопу.

Незнакомец, который на самом деле таковым не был, рассмеялся. Мордред сидел на стуле и наблюдал за ним. На щеке младенца розовело пятно: он спал, положив щечку на маленькую ручку.

— Я думаю, мы общаться мы сможем без проблем, продолжил мужчина, — если я буду говорить, а мы кивать, если соглашаешься, и мотать головой, если возражаешь. Стукни по стулу, если тебе будет что-то непонятно. Все просто. Ты согласен?

Слишком поздно. Выбор-то у писателя был, и Уолтер это прекрасно знал: он побывал в «Ле кас руа рюс» и видел это в магическом кристалле, которым все еще владел Красный Старикан (хотя теперь, тут сомнений у Уолтера не было, кристалл этот, всеми забытый, валялся в каком-нибудь дальнем углу замка. К лету 1997 года Кинг знал историю Волков, близнецов и летающих тарелок, которые назывались орисами. Но, как писатель, он решил, что эта книга — очень тяжелая работа. И вместо нее взялся за сборник взаимосвязанных рассказов, которую назвал «Сердца в Атлантиде», и даже теперь, в своем доме на Тэтлбек-лейн (где он ни разу не видел даже одного приходящего), писатель тратил остатки своей жизни на книгу о мире, любви и Вьетнаме. Не следовало, конечно, отрицать, что один из персонажей книги, которой предстояла стать последней из написанных Кингом, сыграл определенную роль в истории Темной Башни, но этот господин, старик, мозг которого обладал удивительными способностями, уже не мог произнести действительно важные слова. Писатель лишил его такой возможности. Прекрасно, не так ли?

В единственном мире, который влиял на судьбы всех остальных миров, истинном мире, где время никогда не обращается вспять и не бывает второго шанса (ты говоришь правильно) наступило 12 июня 1999 года. Писателю оставалось жить менее 200 часов.

Уолтер о'Дим знал, что до Темной Башни ему нужно добраться быстрее: время (как и обмен веществ неких пауков) в этом мире отличалось большей скоростью.

Скажем, за пять дней. Максимум, за пять с половиной. Именно такой отрезок времени был в его распоряжении, чтобы прийти к башне, неся в сумке отрезанную ступню Мордреда Дискейна, ту, что с родимым пятном… открыть дверь в нижнем ярусе… подняться по шепчущим ступеням… обойти сидящего взаперти Красного Короля…

Если бы он мог найти транспортное средство… Или нужную дверь…

Еще не поздно стать Всеобщим Богом?

Возможно, и нет. Так почему не попытаться?

Уолтер о'Дим долго странствовал по свету, под сотней разных имен, но Башня всегда оставалась его заветной целью. Как Роланд, он хотел подняться на нее и посмотреть, что живет на вершине. Если там что-то жило.

Он не принадлежал ни к одному из культов, группировок, религий или клик, которые возникали в смутные годы, после того, как зашаталась Башня, хотя вставал под их знамена, если его устраивало. На этот период пришлась его служба Алому Королю, как и служба Джону Фарсону, Доброму Человеку, который свалил Гилеад, последний бастион цивилизации, волной крови и убийств. В этих убийствах была и лепта Уолтера, который, своей долгой жизнью, конечно же, отличался от простых смертных. Он стал свидетелем гибели, как он верил, последнего ка-тета Роланда на Иерихонском холме. Свидетелем? Тут он поскромничал, клянусь всеми богами и рыбами! Под именем Рудина Филаро он участвовал в этой битве, с разрисованным синим лицом, кричал и шел в атаку вместе с остальными вонючими варварами, и собственноручно сразил Катберта Оллгуда, послав стрелу точно в глаз. Но при этом он никогда не забывал про Башню. Возможно, именно из-за этого чертов стрелок (когда солнце завершило свой трудовой день, в живых остался только Роланд из Гилеада) смог удрать, спрятавшись на дне телеги, заваленной трупами и на рассвете выбравшись из погребального костра, до того, как его подожгли.

Он видел Роланда несколькими годами раньше, в Меджисе, и едва не покончил с ним там (правда, дело это он поручил Элдреду Джонасу, с дрожащим голосом и длинными седыми волосами, и Джонас за неудачу поплатился жизнью). Король сказал ему тогда, что с Роландом они не покончили, что стрелок только приблизит конец и станет причиной обрушения того, что собирался спасти. Но Уолтер начал верить ему, лишь когда попал в пустыню Мохайн и обнаружил, что по его следу идет тот самый стрелок, постаревший за прошедшие годы. А полностью поверил после возвращения Миа, которая выполнила древнее и мрачное пророчество, дав жизнь сыну Алого Короля. Конечно же, теперь проку от Красного Старикана ему не было, но даже в тюрьме и безумный, он (оно) оставался опасным.

Но при этом, пока Роланд не составил ему пару, возможно, подвигнув на большее, чем уготовила ему судьба, Уолтер о'Дим мало чем отличался от странника, пережившего далекое прошлое, от наемника, который тешил свое честолюбие стремлением попасть в Темную Башню до того, как она рухнет. Не это ли, прежде всего, и привело Уолтера к Алому королю? Да, это. И не его вина, что великий король-паук свихнулся.

Неважно. Перед ним его сын, с той же отметиной на пятке, Уолтер видел ее в этот самый момент, и все вернулось на круги своя. Разумеется, от него требуется осторожность. Существо на стуле выглядело беспомощным, может, даже полагало себя беспомощным, но не стоило недооценивать его из-за внешнего сходства с человеческим дитем.

Уолтер убрал пистолет в карман (на мгновение, только на мгновение), и вытянул руки перед собой, пустые, ладонями вверх. Медленно, не отрывая глаз от Мордреда, опасаясь, что он может трансформироваться (Уолтер видел эту трансформацию, а также то, что случилось с матерью маленького чудовища), мужчина опустился на одно колено.

— Хайл, Мордред Дискейн, сын Роланда из Гилеада, который был, и Алого Короля, имя которого когда-то гремело от Крайнего мира до Внешнего. Хайл, сын двух отцов, ведущих свой род от Артура Эльдского, первого короля, взошедшего на престол после отхода Прима, и Хранителя Темной Башни.

На мгновение ничего не произошло. В Центральном посту царили тишина и запах сгоревшей электронной начинки Найджела.

Потом младенец разжал пухлые кулачки и поднял ручонки: «Встань, вассал, и подойди ко мне».

2.

— В любом случае, тебе лучше всего не «светиться мыслями», — мужчина подошел ближе. — Они знают, что ты здесь, а Роланд божественно умен; триг-делах, вот кто он. Однажды он настиг меня, ты знаешь, и я подумал, что мне конец. Действительно подумал, — мужчина, который иногда называл себя Флеггом (под этим именем, на другом уровне Башни, он погубил целый мир), достал из сумки ореховое масло и крекеры. Спросил разрешения у своего нового дина, и ребенок, хотя ему самому ужасно хотелось есть, величественно кивнул. И теперь Уолтер сидел на полу, быстро ел, чувствуя себя в полной безопасности, благодаря думалке на голове, не подозревая, что под нее забрался незваный гость и тащит все подряд. Да, он мог полагать себя в безопасности. Пока продолжался грабеж, но вот потом…

Мордред поднял одну пухлую детскую ручонку и опустил, нарисовав в воздухе вопросительный знак.

— Как мне удалось ускользнуть? — спросил Уолтер. Что ж, в сложившихся обстоятельствах я поступил, как настоящий обманщик — сказал ему правду! Показал Башню, по крайней мере, несколько ее уровней. Увиденное потрясло Роланда, разум его раскрылся, я воспользовался приемчиком из арсенала стрелка, и загипнотизировал его. Мы находились в одной из временных капсул, которые иногда вырываются из башни, и мир двигался мимо нас, тогда как мы вели беседу среди костей, ага! Я принес еще костей, человеческих, и пока он спал, нарядил их в то, что осталось от моей одежды. Я мог бы убить его тогда, но что стало бы с Башней, если б убил? Что стало бы с тобой, если уж на то пошло? Ты бы никогда не родился. Так что, оставив его в живых и позволив извлечь троих, я спас твою жизнь еще до того, как тебя зачали, вот что я сделал. А потом я отправился к берегу моря, полагал, что заслужил право на короткий отдых, а? Роланд тоже добрался до моря, пошел в одну сторону и нашел три двери. Я пошел в другую, Мордред, дорогой мой, и вот я здесь!

Он засмеялся с набитым крекерами ртом, и крошки посыпались на подбородок и рубашку. Мордред улыбнулся, внутренне его перекосило от отвращения. Вот, значит, с кем должен работать, да? С дураком, который набивает рот крекерами, плюется крошками и настолько поглощен своими приключениями в прошлом, что даже не подозревает о грозящей ему опасности, понятия не имеет, что в его защитных рубежах пробита брешь? Клянусь всеми богами, он заслуживает смерти! Но прежде чем убить его, Мордред хотел решить два вопроса. Во-первых, узнать, где Роланд и его друзья. Во-вторых, поесть. Этот дурак мог поспособствовать и в первом, и во втором. Но почему все далось ему так легко? Наверное, потому, что Уолтер тоже состарился. Отсюда и фатальная уверенность в себе, и тщеславие, не позволяющее этого осознать.

— Возможно, тебя интересует, почему я здесь, а не занимаюсь делами твоего отца, — продолжил Уолтер. — Интересует?

Мордреда это нисколько не интересовало, но он, тем не менее, кивнул. В желудке урчало.

— По правде говоря, я пришел по его делам, — и Уолтер ослепительно улыбнулся (правда, улыбку подпортило ореховое масло, налипшее на зубах). Когда-то он наверняка знал, что любое утверждение, начинающееся словами «По правде говоря…» — заведомо лживо. Теперь — нет. Слишком старый, чтобы знать. Слишком тщеславный, чтобы знать. Слишком глупый, чтобы помнить. Но при этом, тем не менее, и осторожный. Он мог чувствовать силу ребенка. Ощутил, что кто-то проник к нему в голову? Копошится в его голове? Конечно же, нет. Существо, которое скрывалось в обличье младенца, он полагал могущественным, но не до такой же степени.

Уолтер наклонился вперед, сдвинул колени.

— Твой Красный отец… нездоров. По причине того, что он слишком долго жил рядом с Башней, и слишком много о ней думал, я в этом уверен. И то, что он начал, заканчивать придется тебе. Я пришел, чтобы помочь в этом.

Мордред кивнул, словно слова Уолтера порадовали его. Они и порадовали. Но как же хотелось есть.

— Ты, возможно, удивляешься, как я проник в эту вроде защищенное со всех сторон помещение, — продолжил Уолтер. — По правде говоря, я помогал строить эту станцию, в далеком прошлом.

Опять эти вводные слова, очевидные, как подмигивание.

Пистолет он убрал в левый карман своей куртки. Теперь достал из правого какое-то устройство, размером с пачку сигарет, вытащил серебристую антенну, нажал на кнопку. Часть выложенного серой плиткой пола ушла вниз, открыв лестницу. Мордред кивнул. Уолтер, или Рэндалл Флегг, как он теперь себя называл, действительно появился из пола. Ловкий трюк, но, разумеется, он одно время был придворным чародеем Стивена, отца Роланда, тогда правившего Гилеадом, не так ли? Только звался тогда Мартеном. Человек со многими лицами и многими ловкими трюками, этот Уолтер о'Дим, но не такой умный, каким он себе казался. Даже наполовину не такой. Мордреду теперь оставалось узнать только одно: как выбрались отсюда Роланд и его друзья. И чтобы это узнать, он мог даже не рыться в голове Уолтера. Достаточно было пройти по его следу, в обратном направлении.

Но сначала…

Улыбка Уолтера поблекла.

— Вы что-то сказали, сир? — от неожиданности он перешел на вы. — Я подумал, что услышал ваш голос, у себя в голове.

Мордред покачал головой. А кто мог внушить большее доверие, чем младенец? Разве их лица — не критерий бесхитростности и невинности?

— Я возьму тебя с собой и пойду за ними, если ты не против, — уверенность вернулась у Уолтеру. — Какая из нас получится команда! Они направились в Девар-тои, чтобы освободить Разрушителей. Я уже пообещал встретиться с твоим отцом, твоим Белым отцом, и его ка-тетом, если они решатся продолжить свой путь, и это обещание я собираюсь выполнить. Потому что, и слушай меня хорошо, Мордред, стрелок Роланд противостоял мне на каждом повороте, и я этого больше не потерплю. Не потерплю! Ты меня слышишь? — в ярости он возвысил голос.

Мордред наивно кивнул, его красивые младенческие глазки широко раскрылись, то ли от страха, то ли от удивления, может, и от первого, и от второго. Конечно же, Уолтер о'Дим совсем уж низко пал в его глазах, и теперь вопрос стоял так: кончать с ним немедленно или чуть погодить? Мордреду ужасно хотелось есть, но он решил, что сможет еще немного потерпеть. Что-то в этом было завораживающее: наблюдать, как этот дурак с таким жаром забивает последние гвозди в собственный гроб.

Вновь Мордред нарисовал в воздухе знак вопроса.

И только тут последние остатки улыбки сползли с лица Уолтера.

— Чего я в действительности хочу? Ты спрашиваешь об этом?

Мордред кивнул: да.

— Дело совсем не в Темной Башне, если хочешь знать правду. В Роланде, который не выходит у меня из головы и сердца. Я хочу его смерти, — Уолтер говорил без тени улыбки, вынося окончательный приговор. — За то долгое и пыльное преследование; за те хлопоты, которые он мне причинил; и Красному Королю тоже… настоящему Королю, ты понимаешь. За упрямство, с каким он отказывался отступиться от Башни, какие бы препятствия ни возникали у него на тропе. Но больше всего, за смерть его матери, которую я когда-то любил, — и, понизив голос. — Или, по крайней мере, с которой спал. Какую бы роль ни сыграли я и Риа с Кооса в этом деле, именно мальчик оборвал ее жизнь своими чертовыми револьверами. Он медленно соображал, но быстро двигал руками.

— Что же касается конца вселенной… я скажу так, пусть он наступит, раз к этому идет, во льду, огне, мраке. Что такого сделала мне вселенная, чтобы я заботился о ее благе? Я знаю только одно: Роланд из Гилеада жил слишком долго, и я хочу, чтобы этот сукин сын лег в землю. Вместе с теми, кого он извлек.

В третий и последний раз Мордред нарисовал в воздухе вопросительный знак.

— Отсюда в девар-тои ведет только одна работающая дверь, молодой господин. Которую используют… или использовали Волки. Я думаю, они совершили свой последний набег, так я думаю. Роланд и его друзья прошли через нее, но это нормально, им найдется, чем себя занять, как только они окажутся на той стороне. Возможно, они даже найдут прием слишком горячим! Возможно, мы сможем разобраться с ними, пока все их внимание будут занимать только Разрушители, дети Родерика и охранники. Что ты на это скажешь?

Младенец кивнул, решительно, без малейшего колебания. Потом сунул пальцы в рот, пожевал их.

— Да, да, — Уолтер вновь заулыбался. — Конечно же, ты хочешь есть. Но я уверен, что, когда дело дойдет до обеда, мы сможем найти тебе что-нибудь получше крыс и только-только родившихся ушастиков-путаников. Не так ли?

Мордред кивнул. Он тоже в этом не сомневался.

— Мне сыграть заботливого папашу и понести тебя? — спросил Уолтер. — Тогда тебе не придется превращаться в паука. Бр-р! Должен сказать, в таком виде вряд ли кто тебя полюбит, наверное, ты никому даже не понравишься.

Мордред уже тянул к нему ручонки.

— Ты меня не обосрешь, не так ли? — небрежно спросил Уолтер, на полпути к стулу. Его рука скользнула в карман, и Мордред с легким уколом тревоги понял: этот хитрый мерзавец все-таки сумел кое-что скрыть: он уже понял, что от думалки проку никакого. И теперь решил пустить в ход пистолет.

3.

Судя по всему, Мордред переоценил Уолтера, но, такова уж особенность юных, возможно, способствующая выживанию. Для малыша с широко раскрытыми глазами самые тривиальные трюки самого неловкого фокусника кажутся чудом. Уолтер слишком долго не осознавал, что в действительности происходит, но принадлежал к породе тех, кто умел выходить сухим из воды в самых критических ситуациях, поэтому, когда осознание пришло, он уже не стал терять времени даром.

Есть такое выражение, слон в гостиной. Его используют для описания жизни с наркоманом, алкоголиком, драчуном. Люди со стороны в таких ситуациях иногда спрашивают: «Как вы могли столько лет допускать такое? Неужто вы не видели слона в гостиной?» Тому, кто живет более-менее нормально, трудно понять ответ, который ближе всего к истине: «К сожалению, но, когда я въехала, он там уже был; я подумала, что это часть обстановки». Вот тут для некоторых, я полагаю их счастливчиками, наступает момент истины, когда внезапно они понимают разницу. И такой момент наступил для Уолтера. Конечно, поздновато, но надежда еще оставалась.

«Ты не обосрешь меня, не так ли?» — такой он задал вопрос, но между словами обосрешь и меня разом осознал, что в доме незваный гость… и находится он там с самого начала. Не младенец, кстати; нескладный юноша, с покатым лбом, оспинами на коже и затуманенными любопытными глазами. Возможно, то была лучшая, самая правдивая визуализация Мордреда Дискейна, какую мог представить себе Уолтер: подросток-взломщик, возможно, «взбодривший» себя каким-то чистящим продуктом в аэрозольной упаковке.

И юноша находился в доме все это время! Господи, как он мог этого не заметить? Взломщик даже не прятался! Торчал на самом виду, стоял, привалившись к стене, разинув рот, и все разглядывал.

Его планы взять Мордреда с собой, использовать его, чтобы прикончить Роланда (если охранники девар-тои не успели бы прикончить его раньше, потом убить маленького говнюка, отрезать и взять с собой его бесценную левую ступню, рухнули в один миг. А в следующий уже появился новый план, наипростейший из всех. «Нельзя дать ему понять, что я все знаю. Один выстрел — это все, на что я могу пойти, и только потому, что должен. А потом я убегу. Если убью его, отлично. Если нет, возможно, он подохнет от голода до того…».

Вот тут Уолтер обнаружил, что его рука застыла. Четыре пальца уже сжали рукоятку пистолета в кармане куртки, но теперь превратились в камень. Пятый находился совсем рядом от спускового крючка, но тоже потерял способность двигаться. Его словно закатали в бетон. И в это же мгновение Уолтер впервые увидел сверкающую струну. Она появилась из беззубого, с розовыми деснами рта note 29 младенца, сидящего на стуле, протянулась через комнату, сверкая под лампами под потолком, обвила Уолтера на уровне груди, прижимая руки к бокам. Он понимал, что струны в действительности нет… но при этом она была. Он не мог шевельнуться.

4.

Мордред не видел сверкающей струны, возможно, потому, что не читал романа «Корабельный холм» note 30. Однако, ему представилась возможность обследовать разум Сюзанны, и то, что он видел теперь, удивительно напоминало «Доган» Сюзанны. Только вместо диска «ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ТЕМПЕРАТУРА» и тумблера «МАЛОЙ», перед ним появились средства контроля двигательных функций (этот тумблер он тут же перевел в положение «ОТКЛЮЧЕНО»), мышления и побуждения. Все устройство было, конечно, куда более сложным в сравнении с тем, что встретилось ему в голове детеныша ушастика-путаника, там пришлось иметь дело лишь с несколькими простенькими узелками, но управление труда не составило.

Единственная проблема заключалась в том, что он был младенцем.

Чертовым младенцем, который не мог слезть со стула.

А если он действительно хотел превратить ходящий деликатес в отбивные, следовало действовать быстро.

5.

Уолтер о'Дим не состарился до такой степени, чтобы стать излишне доверчивым, теперь он понимал свою ошибку (недооценил маленького монстра, положился на то, что видел, а не на свои знания о нем), но избежал ловушки молодых: паники, парализующей волю.

«Если он хочет сделать что — то еще, а не только сидеть на стуле и смотреть на меня, ему придется трансформироваться. Как только начнется трансформация, его контроль надо мной ослабнет. И это будет мой шанс. Маленький, но единственный, который у меня остался».

И в этот самый момент Уолтер увидел, как яркий красный свет побежал по телу младенца, от макушки и пальцам на ногах. По мере его движения пухленькое розовое тельце бей-бо темнело и раздувалось, из боков полезли паучьи лапки. И одновременно сверкающая струна, которая вытягивалась изо рта младенца, исчезла, а вместе с ней удушающая петля, которая удерживала Уолтера на месте.

«Нет времени даже на единственный выстрел, сейчас нет. Беги. Беги от него. Это все, что ты можешь сделать. Не следовало тебе вообще приходить сюда. Ты позволил ненависти к стрелку ослепить себя, но, возможно, еще не позд…».

Он повернулся к уходящей вниз лестнице с этими мыслями в голове, и уже собрался поставить ногу на первую ступеньку, когда сверкающая струна появилась вновь, но на этот раз обвила не грудь и руки, а шею, как гаррота. Хрипя, задыхаясь, выплевывая слюну, с вылезающими из орбит глазами, Уолтер, шатаясь из стороны в сторону, развернулся на сто восемьдесят градусов. Натяжение струны чуть ослабло. И тут же он почувствовал, как что-то, вроде бы невидимая рука, скользнула у него по лбу и откинула с головы капюшон. Он всегда, если была такая возможность, носил одежду с капюшоном. В провинциях, лежащих к югу от Гарлана, его знали, как Уолтер Ходжи. Последнее слово имело два значения: тусклый и капюшон. Но этот капюшон, с проволочной сеткой (он взял его в неком заброшенном доме в городке Френч-Лэндинг, штат Висконсин note 31), ничем ему не помог, не так ли?

«Судя по всему, я дошел до конца тропы», — подумал Уолтер, увидев паука, спешащего к нему на семи лапках, раздутого, шустрого (более шустрого, чем младенец, ага, и в четыре тысячи раз более уродливого) с наростом, карикатурой на человеческую голову, выпирающим из волосатой спины. На брюшке паука Уолтер мог видеть красную отметину, в которую превратилось родимое пятно на пятке младенца. Теперь формой оно напоминало песочные часы. Примерно такие же отметины можно увидеть у самок паука «черная вдова». Вот тут Уолтер понял, что ему требовалась отметина именно такой формы, а убийство младенца с последующим отрезанием его ступни ничего бы не дало. Так что приход его в Центральный пост изначально не имел никакого смысла.

Паук поднялся на четырех задних лапках. Тремя передними оперся о джинсы Уолтера. Ткань под ними противно заскрипела. Глаза твари таращились на него с тупым любопытством незваного гостя, которого он застал в своем «доме».

«О, да, боюсь, это конец тропы, — прогремело у него в голове. Словно включился мощный громкоговоритель. — Но ты намеревался точно также поступить со мной, не так ли?».

«Нет! Во всяком случае, не сразу…».

«Но ты собирался! „Не пытайся обмануть обманщика“, как сказала бы Сюзанна. Поэтому теперь я окажу тому, кого ты называешь моим Белым отцом, маленькую услугу. Ты, возможно, не был его самый опасным врагом, Уолтер Падик (как тебя звали, когда ты ступил на тропу, в далеком далеке), но ты был, признаю, самым давним. И теперь я уберу тебя с его дороги».

Уолтер не подозревал, что в нем еще теплилась смутная надежда на спасение, даже когда эта омерзительная тварь встала перед ним на задние лапки, жадно пожирая его выпученными глазами, пуская слюну, теплилась, пока он не услышал, впервые за тысячу лет, имя мальчика с фермы в Делайне, который откликался на имя Уолтер Падик. Уолтер, сын Сэма-мельника в баронстве Истард. Он убежал с фермы в тринадцать лет, годом позже его изнасиловал в задний проход другой бродяга, однако, он устоял перед искушением вернуться домой. Вместо этого пошел навстречу своей судьбе.

Уолтер Падик.

Услышав это имя, мужчина, который иногда называл себя Мартен, Ричард Фаннин, Рудин Филаро и Рэндалл Флегг (а также многими другими именами), потерял всякую надежду, кроме одной: умереть достойно.

«Я голодать, Мордред голодать, — вновь загремел в голове безжалостный голос, который вливался в него по сверкающей струне воли маленького короля. — Но я наемся, как следует, и начну с закуски. Думаю, с твоих глаз. Дай их мне».

Уолтер сопротивлялся изо всех сил, но куда там. Струна была слишком крепкой. Увидел, как его руки поднялись и нависли над лицом. Он увидел как пальцы согнулись в крюки. Отдернули веки, как шторы, а затем вонзились в плоть над глазными яблоками. Мог слышать звуки, которые издавали пальцы, раздирая связки и мышцы, поворачивавшие глазные яблоки, и зрительные нервы, передающие «картинки» в мозг. Низкие, чавкающие звуки, означающие для Уолтера конец зрячей эры. Ярко-красные вспышки заполнили голову, а потом их сменила вечная тьма. В случае Уолтера вечность длилась недолго, но, если время субъективно (а большинство знает, что так оно и есть), то для него она растянулась неимоверно.

«Дай их мне, я сказал! Хватит тянуть! Я голоден!».

«Теперь язык, пожалуйста».

Уолтер покорной рукой обхватил язык и потянул, но смог лишь надорвать его. Слишком он был скользкий. Он бы заплакал от муки и бессильной злобы, если бы кровоточащие глазницы, где только что находились глаза, могли вырабатывать слезы.

Он вновь потянулся к языку, но паук больше не хотел ждать.

«Наклонись! Высуни язык, как высунул бы, если б лизал киску своей подружки. Быстро, ради своего отца! Мордред голоден!».

Уолтер, по-прежнему полностью осознавая, что с ним происходит, попытался воспротивиться этому новому ужасу, но с тем же успехом, что и прежде. Он наклонился, упираясь руками в колени, его кровоточащий язык высовывался из губ, покачиваясь на надорванных мышцах в глубине рта, которые еще удерживали его. Вновь Уолтер услышал поскребывание передних лапок Мордреда о материю своих джинсов. Волосатая пасть сомкнулась на языке Уолтера, пососала его, наслаждаясь, одну или две секунды, а потом выдернула сильным рывком. Уолтер, теперь не только ослепший, но и онемевший, горлом издал крик боли и повалился на спину, зажимая руками изуродованное лицо, начал кататься по полу.

Мордред впился в язык, оставшийся в его пасти. Брызнула кровь, которая временно заставила паука забыть обо всем. Уолтер повернувшись на бок, шарил рукой в поисках люка. Что-то внутри все еще кричало, мол, он не должен сдаваться, надо попытаться удрать от монстра, который пожирал его живьем.

Ощутив в пасти кровь, Мордред потерял всякий интерес к прелюдии. Теперь все его мысли слились в одну: жрать. Он прыгнул на Рэндалла Флегга, Уолтера о'Дима, Уолтера Патрика, слившихся воедино. Крики еще слышались, но недолго. А потом давний враг Роланда перестал существовать.

6.

Это существо было квази-бессмертным (звучит так же глупо, как «самый уникальный») и только что наелось от пуза. Мордред сожрал так много, что первым у него возникло желание, сильное, но преодолимое, вырвать. Он взял его под контроль, как и второе желание, пожалуй, сильнее первого: трансформироваться в ребенка и поспать.

Если он намеревался найти дверь, о которой говорил Уолтер, сделать это следовало прямо сейчас, в той ипостаси, которая позволяла передвигаться с приличной скоростью, то есть оставаясь пауком. А потому, не удостоив и взглядом оставшийся позади иссушенный труп, Мордред проворно спрыгнул на верхнюю ступень лестницы и спустился по ней в коридор. Там сильно пахло щелочью, а сам коридор, похоже, просто вырубили в скальном основании пустыни.

И все знания Уолтера, по крайней мере, за полторы тысячи лет, пребывали в мозгу Мордреда.

След человека в черном привел к шахте лифта. В кабине паучья лапка нажала на кнопку «Вверх», ничего не изменилось, если не считать усталого гудения, которое донеслось сверху, да запаха горящей обувной кожи, идущего из-за панели. По стенке паук поднялся к потолку, толчком задней лапки открыл технологический лючок, протиснулся на крышу кабины. Его не удивило, что пришлось протискиваться: он рос и рос.

Он поднимался по кабелю.

(Посмотрите, паучок ползет по водосточной трубе).

Пока не добрался до двери, в которую, это ему подсказали органы чувств, вошел Уолтер, чтобы отправить кабину лифта в последний путь. Двадцать минут спустя (все еще переполненный энергией, которая дала ему эта чудесная кровь, галлоны крови), он подошел к тому месту, где след Уолтера разделился. Это могло поставить Мордреда в тупик, во многом он по-прежнему оставался ребенком, но к одному из следов Уолтера присоединились запахи других, и Мордред пошел в этом направлении, теперь за Роландом и его ка-тетом, а не по следу чародея. Уолтер, должно быть, какое-то время следовал за ними, а потом отправился на поиски Мордреда. Навстречу своей судьбе.

Еще через двадцать минут паук приблизился к двери, помеченной не словом, а знаком, значение которого он прекрасно понял:

Вопрос состоял лишь в одном: открыть ее немедленно или подождать. Детское нетерпение шумно требовало первого, взрослая рассудительность настаивало на втором. Он хорошо поел, и достаточно долгое время мог не думать о еде, особенно, если бы на какое-то время трансформировался в чела. Опять же, Роланд и его друзья могли все еще находиться по другую сторону двери. Допустим, находились бы, и, увидев его, выхватили оружие. Они были нечеловечески быстры, эти стрелки, и он мог погибнуть под их огнем.

Он мог подождать; не чувствовал никакой необходимости открывать дверь, за исключением детского стремления получить все и сейчас. Конечно же, ненависть не пылала в нем жарким костром, как в Уолтере. Им владела более сложная гамма чувств, в которой нашлось место грусти, одиночеству и, да, не оставалось ничего другого, как это признать, любви. Мордред полагал, что на какое-то время он может позволить себе насладиться этой меланхолией. По другую сторону двери еды будет предостаточно, он в этом не сомневался, так что он найдет, что съесть. И будет расти. И наблюдать. Наблюдать за отцом, сестрой-матерью, ка-братьями. Эдди и Джейком. Будет наблюдать, как они встают лагерем на ночь, зажигают огонь, садятся кружком. Будет наблюдать со своего места, которое всегда вне любого круга. Возможно, они почувствуют его присутствие, и начнут настороженно оглядываться, гадая, кто же затаился во тьме.

Он подошел к двери, поднялся на задние лапки, передней вопросительно поскреб по ней. Жаль, что нет глазка. Возможно, он может открыть дверь и сейчас, не подвергая себя опасности. Что там говорил Уолтер? Ка-тет Роланда собирался освободить Разрушителей, кем бы они ни были (в голове Уолтера имелась и эта информация, но Мордред не стал вникать в суть).

«Им найдется, чем себя занять, как только они окажутся на той стороне. Возможно, они даже найдут прием слишком горячим!».

А если Роланда и его детей убили на той стороне? Если они попали в засаду? Мордред верил, что узнал бы об этом. В его голове их смерть отозвалась бы лучетрясением.

В любом случае, он мог подождать, прежде чем пробираться сквозь дверь с нарисованными на ней облаком и молнией. А когда он пройдет через дверь? Вот тогда он их и найдет. Подслушает их разговор. И будет наблюдать за ними, спящими и бодрствующими. И более всего наблюдать за тем, кого Уолтер называл его Белым отцом. Теперь его единственным реальным отцом, потому что Алый Король, если Уолтер прав, сошел с ума.

А пока…

«А пока я могу немного поспать».

Паук поднялся по стене большущий комнаты, с потолка которой свисало множество предметов, и сплел паутину. Но спать в нее улегся ребенок, голенький и на вид годовалый, головой вниз, высоко над хищниками, которые могли здесь охотиться.

Глава 4. Дверь в Тандерклеп.

1.

Когда четверо странников проснулись (Роланд первым, ровно через шесть часов), они обнаружили горку бутербродов на накрытом скатертью подносе и банки с прохладительными напитками. А вот робот, помощник по дому, так и не показался.

— Ладно, достаточно, — решил Роланд, позвав Найджела в третий раз. — Он говорил нам, что его время на исходе. Похоже, пока мы спали, оно истекло.

— Он делал что-то такое, чего делать ему не хотелось, — заметил Джейк. Его лицо побледнело и опухло. От крепкого сна, поначалу подумал Роланд и тут же удивился собственной глупости. Мальчик оплакивал отца Каллагэна.

— Что делал? — спросил Эдди, закинул дорожный мешок на плечо, усадил Сюзанну на бедро. — Для кого? Почему?

— Не знаю, — ответил Джейк. — Он не хотел, чтобы я знал, а я полагал себя не вправе рыться в его голове. Я понимаю, он был всего лишь роботом, но с этим английским голосом и манерами я видел в нем нечто большее.

— Через такие вот угрызения совести тебе, возможно, нужно переступить, — сказал Роланд, как только мог, мягко.

— Как я тебе, сладенький? — весело спросила Сюзанна Эдди. — Тяжелая? Или мне следует спросить: «Сильно тебе недостает моего старого кресла на колесиках?» Не говоря уже про наплечную упряжь?

Сюзи, упряжь эту ты возненавидела с первого взгляда, и мы оба это знаем.

— Я спрашиваю не об этом, и ты это знаешь.

Роланда всегда завораживала легкость, с которой Детта пробиралась в голос Сюзанны или, что иной раз даже пугало, проглядывала в ее лице. Сама Сюзанна, похоже, не подозревала об этих вторжениях, в отличие от ее мужа.

— Я готов нести тебя до края земли, — проворковал Эдди и поцеловал ее в кончик носа. — При условии, что ты не наберешь еще десять фунтов. Тогда я могу оставить тебя и поискать более миниатюрную даму.

Она двинула его в бок, не так уж и нежно, и повернулась к Роланду.

— Это чертовски большое место, как только мы спустимся вниз. Как мы собираемся искать дверь, которая ведет в Тандерклеп?

Роланд покачал головой. Он не знал.

— Как насчет тебя, приятель? — спросил Эдди Джейка. — Ты у нас силен в прикосновениях. Можно воспользоваться твоим даром, чтобы найти нужную нам дверь?

— Скорее всего, если знать, с чего начинать, но я не знаю.

Вот тут все трое повернулись к Роланду. Вернее, четверо, потому что даже проклятый богами ушастик-путаник и тот смотрел на него. Эдди мог бы отпустить какую-то шутку, которая сняла бы неловкость, которую создавал этот общий взгляд, и Роланд даже порылся в памяти в поисках такой шутки. Вроде бы насчет того, что слишком много взглядов портят пирог? Нет. В той поговорке, он слышал ее от Сюзанны, речь шла о поварах и бульоне.

— Мы немного покружим, как делаю ищейки, когда вдруг теряют запах, и посмотрим, что удастся найти, предложил он.

— Может, еще одно инвалидное кресло, — воскликнула Сюзанна. — Этот скверный белый мальчишка залапает всю мою непорочность.

Эдди ослепительно ей улыбнулся.

— Если бы это местечко звалось непорочностью, милая, там не было бы щели, которая делит его пополам.

2.

В результате Ыш взял инициативу на себя и повел их, но лишь после того, как они вернулись на кухню. Люди бесцельно бродили по ней, что тревожило Джейка, когда Ыш вдруг залаял: « Эйк! Эйк — Эйк!».

Они собрались у приоткрытой двери с надписью «С-УРОВЕНЬ», у которой стоял ушастик. Он прошел по коридору несколько шагов, потом оглянулся, сверкая глазами. Увидев, что они не последовали за ним, разочарованно тявкнул.

— Что скажешь? — спросил Роланд Джейка. — Идти за ним?

— Да.

— Какой он поймал запах? — полюбопытствовал Эдди. — Ты знаешь?

— Может, что-то из «Догана», — ответил Джейк. — Настоящего, на другом берегу реки Уайе. Где Ыш и я подслушали разговор отца Бена Слайтмана и… вы знаете, робота.

— Джейк? — обеспокоился Эдди. — Эй, ты в порядке?

— Да, — кивнул Джейк, хотя ему стало как-то нехорошо: вспомнился крик отца Бенни. Энди, робот-посыльный, вероятно устав от брюзжания Слайтмана, на что-то надавил или что-то сжал в локте Слайтмана-старшего, и тот «завопил, как сова», так сказал бы Роланд, наверняка с нотками презрения в голосе. А вот Слайтману-младшему теперь ничего такого, разумеется, не грозило, и от осознания того, что этот мальчик, еще недавно такой веселый и полный жизни, теперь — хладный труп, заставило сына Элмера запнуться. Всем суждено умереть, это точно, но Джейк надеялся, когда придет его час, умереть с честью. Его к этому худо-бедно готовили. Дрожь вызывали мысли о замогильном времени. Начинавшимся после того, как он ляжет в землю и останется там лежать.

Запахом Энди, холодным, но масляным и отчетливым, пропитался весь «Доган» на противоположном берегу Уайе, потому что он и Слайтман-старший побывали там много раз до того, как Роланд и его отряд устроили Волкам теплую встречу. Здесь запах был не совсем таким же, но близким. Это был единственный знакомый Ышу запах, вот он и хотел добраться до его источника.

— Момент. Момент, — воскликнул Эдди. — Кажется, я вижу то, что нам нужно.

Он посадил Сюзанну на пол, пересек кухню и вернулся, катя перед собой стол из нержавеющей стали, возможно, предназначенный для перевозки «горок» вымытых тарелок или другой, более крупной утвари.

— Поднимайся, не ругайся, на меня не обижайся, — Эдди подхватил Сюзанну и посадил на столик.

Она устроилась поудобнее, схватилась руками за края, но на лице читалось сомнение.

— А если нам встретится лестница? Что тогда, сладенький?

— Сладенький будет решать проблему, когда столкнется с ней, — он выкатил столик в коридор. Вперед, Ыш! Вперед, здоровяк!

— Ыш! Вяк! — и ушастик-путаник затрусил по коридору, время от времени ловя запах, но особо не принюхиваясь. Запах, который он нашел, принадлежал Волкам. Час спустя они миновали большущие ангарные ворота с надписью «ЛОШАДИ», а потом след привел их к другим воротам, на которых они прочитали: «ЗОНА СОСРЕДОТОЧЕНИЯ» и «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». (Часть пути за ними следовал Уолтер О'Дим, но никто из них, даже Джейк, с его способностью улавливать мысли других, не имели об этом ни малейшего понятия. От мальчика спрятанная под капюшоном думалка защищала прекрасно. Как только Уолтер понял, куда ведет их ушастик-путаник, он развернулся и отправился к Мордреду. Как выяснилось, допустил ошибку. В утешение можно сказать только одно: он уже не смог совершить новую).

Ыш сел перед закрытой дверью, которая вращалась в обе стороны, как в мультфильме, завертел хвостом и залаял: «Эйк, отк — отк! Отк, Эйк!».

— Да, да, — ответил Эдди, — одну минуту. Не торопись.

— «Зона сосредоточения», — прочитал Эдди. — Вселяет надежду, однако.

Они по-прежнему везли Сюзанну на столе из нержавейки. Одну попавшуюся им лестницу, довольно короткую, преодолели без проблем. Сюзанна спустилась на пятой точке, как спускалась всегда, а Роланд и Эдди позади несли столик. Джейк шел между женщиной и мужчинами, с поднятым револьвером Эдди, длинный ствол упирался в ложбинку под левой ключицей, такое положение называлось «на страже».

Теперь уже Роланд вытащил револьвер из кобуры. Упер ствол в ложбинку под правой ключицей и толкнул ворота. Вошел в образовавшийся зазор на полусогнутых ногах, готовый упасть вправо или влево или отпрыгнуть назад, если б того потребовала ситуация.

Ситуация не потребовала. Если бы первым ворота миновал Эдди, он бы подумал (хотя бы на мгновение), что его атакует стая летающих Волков или летающих обезьян из «Волшебника Оза». Роланд, однако, не страдал богатым воображением, поэтому, несмотря на то, что многие из флуоресцентных ламп-труб под потолком огромного, амбароподобного помещения перегорели, не потратил зря ни секунды времени, ни капли адреналина, не ошибся и сразу правильно идентифицировал подвешенные к потолку предметы: сломанные роботы-всадники, ожидающие ремонта.

— Заходите, — позвал он, и слова, эхом отразившись от стен и потолка, вернулись к нему. Где-то высоко, в тенях, захлопали крылья. Ласточки, а может, амбарные расти, каким-то образом сумели проникнуть в помещение снаружи. — Думаю, все хорошо.

Они вошли и остановились, задрав головы в молчаливом восторге. Только на четвероного друга Джейка увиденное не произвело впечатления. Воспользовавшись паузой, Ыш справил малую нужду, сначала слева от ворот, потом справа. Наконец, Сюзанна, сидевшая на столике, подала голос: «Вот что я вам скажу. Я много чего видела, но такого — никогда».

Остальные — тоже. Огромное помещение заполняли подвешенные к потолку Волки. Некоторые в зеленых капюшонах и плащах доктора Дума, другие — поблескивая стальным корпусом. Безголовые Волки, безрукие, без одной ноги, а то и без двух. Их серые металлические лица ухмылялись или перекашивались от злобы, в зависимости от того, как падал на них свет. На полу валялись зеленые плащи и перчатки. Примерно в сорока ярдах от ворот (длина всего помещения составляла никак не меньше двухсот ярдов) они увидели единственную, серую лошадь. Она лежала на спине, вытянув ноги к потолку. Голова куда-то подевалась, из шеи торчали перепутанные провода в желтой, зеленой и красной изоляции.

Они медленно пошли вслед за Ышем, который, не оглядываясь по сторонам, по-деловому пересекал ангар. Звук катящегося стола, очень громкий, отдавался от потолка и возвращался зловещим громыханием. Сюзанна все смотрела вверх. Поначалу, и только потому, что лампы остались считанные, хотя раньше помещение купалось в ярком свете, она подумала, что Волков держит в воздухе какое-то антигравитационное устройство. Потом, когда они оказались там, где работающих ламп было больше, она поняла, что Волки подвешены на тросах.

— Должно быть, их здесь ремонтировали, — сказала она. Пока оставались те, кто мог это сделать.

— А вон там, думаю, они заряжали аккумуляторы, — Эдди указал на дальнюю стену, вдоль которой тянулись кабинки. В некоторых застыли Волки. Другие пустовали, так что они увидели розетки.

Джейк вдруг расхохотался.

— Что? — спросила Сюзанна. — Что смешного?

— Ничего, — ответил Джейк. Просто… — и вновь мрачный ангар огласил громкий, звенящий юный смех. — Они так похожи на пассажиров электричек на Пенн-стейшн, выстроившихся у телефонов-автоматов, чтобы позвонить домой или на работу.

Эдди и Сюзанна с мгновение обдумывали его слова, потом расхохотались. Вот Роланд и подумал, что Джейк, должно быть, попал в самую точку. После того, что им пришлось пережить, его это не удивляло. А что обрадовало, так это смех мальчика. То, что Джейк оплакивал отца Каллагэна, это нормально, бывший священник был его другом, но как хорошо, что он по-прежнему мог смеяться.

Очень хорошо.

3.

Дверь, которую они искали, находилась слева от зарядных станций. Они все узнали рисунок с облаком и молнией, который однажды видели на записке с подписью «Р.Ф.», оставленной им на обратной стороне газеты «Оз дейли базз», но сама дверь отличалась от тех, с которыми они сталкивались ранее: если не считать нарисованного облака с вырывающейся из него молнией, создателей двери определенно не заботила красота своего творения. Да, ее выкрасили зеленой краской, но сталь не обшили железным деревом или деревом призраков. Дверную коробку, выкрашенную в серый цвет, также изготовили из стали, и к ней с двух сторон подходили заизолированные кабели высокого напряжения. Вторые концы этих кабелей ныряли в одну из стен. Из-за этой стены доносилось глухое громыхание, которое показалось Эдди знакомым.

— Роланд, — прошептал он. — Помнишь портал Луча, к которому мы вышли, в самом начале пути? Еще до того, как Джейк присоединился к нашей веселой компании?

Роланд кивнул.

— Где мы отстреляли Маленьких стражей. Свиту Шардика. Тех, что еще двигались.

— Да, да, — согласился Эдди. — Я приложил ухо к двери и прислушался. «Все умолкает в чертогах мертвых, подумал я. — Вот владение мертвых, где паутину плетут пауки и светочей гаснут один за другим».

Тогда он произнес эти слова вслух, но Роланда не удивило, что он этого не помнил: Эдди находился в состоянии транса.

— Тогда мы находились снаружи, — продолжил Эдди. Теперь мы внутри, — он указал на дверь в Тандерклеп, затем провел пальцем по одному из толстых кабелей. Техника, которая питает энергией эту штуковину, если судить по звукам, на последнем издыхании. Если мы собираемся воспользоваться этой дверью, думаю, сделать это нужно незамедлительно. Она в любой момент может отключиться навсегда, и что тогда?

— Придется чем-нибудь закинуться, — мечтательно ответила Сюзанна.

— Я так не думаю. Мы застрянем… как ты это называешь, Роланд?

— Застрянем в горячей печи. Это «палаты, в руинах лежащие». Ты тогда сказал и такое. Помнишь?

— Я так сказал? Вслух?

— Ага, — Роланд повел их к двери. Протянул руку, коснулся ручки, отвел руку.

— Горячая? — спросил Джейк. Роланд покачал головой.

— Под током? — спросила Сюзанна. То же движение головой.

— Тогда вперед, — сказал Эдди. — Все вместе.

Они сгрудились за спиной Роланда. Эдди вновь посадил Сюзанну на бедро, Джейк поднял Ыша на руки. Ушастик-путаник тяжело дышал, скаля зубы в привычной веселой улыбке, глаза в золотых ободках блестели, как полированный оникс.

— Что мы будем делать… — «если она заперта» — вот как хотел закончить фразу Джейк, но не успел: Роланд повернул рукоятку правой рукой (в левой по-прежнему держал револьвер) и толкнул, открывая дверь. За стеной техника взвыла, будто в отчаянии. Джейк подумал, что до него донесся запах чего-то горячего, возможно, загоревшейся изоляции. Он уже убеждал себя, что не нужно представлять себе то, чего нет, когда над головой включились вентиляторы. Громкостью они не уступали взлетающему истребителю из фильма о Второй мировой войне, и они все аж подпрыгнули. Сюзанна, та просто прикрыла голову рукой, чтобы защититься от падающих предметов.

— Пошли, — рявкнул Роланд. — Быстро, — и перешагнул через порог, не оглядываясь. На короткое мгновение, когда он находился на границе миров, его словно разрезало надвое. А за стрелком Джейк увидел огромное, полутемное помещение, размером значительно превосходящее «Зону сосредоточения». И серебристые, пересекающиеся линии, которые выглядели, как световые лучи.

— Давай, Джейк, — сказала Сюзанна. — Ты следующий. Джейк набрал полную грудь воздуха и шагнул в дверь.

Его не потянуло в нее, как случилось в Пещере голосов, он не услышал звяканья колокольцев. Не было ощущений ухода в Прыжок, ни на мгновение. Вместо этого Джейк почувствовал, как гигантская сила выворачивает его наизнанку, испытал жуткий приступ рвоты. Он наклонился вперед, ноги подогнулись. Мгновением позже он уже плюхнулся на колени. Ыш выскользнул из его рук, но Джейк этого даже не заметил. Начал блевать. Рвало и Роланда, который стоял на четвереньках рядом с ним. Издалека доносились какие-то звуки, вроде бы звенел звонок: динь — динь — динь — динь, что-то грозно вещал усиленный динамиками голос.

Джейк повернул голову, хотел сказать Роланду, что понимает, почему они посылали через эту чертову дверь всадников-роботов, но его вырвало вновь. Остатки съеденного после сна выплеснулись на потрескавшийся бетон.

И тут же послышался отчаянный крик Сюзанны: «Нет! Нет! — а потом. — Эдди, опусти меня на землю до того, как я…» — и слова заглушила поднявшаяся из желудка рвотная масса. Эдди успел опустить жену на землю, прежде чем присоединился к хору блевунов.

Ыш упал на бок, хрипло гавкнул, потом поднялся на лапы. Чувствовалось, он не понимает, что с ним, потерял ориентировку… но, возможно, Джейк приписывал ушастику-путанику свои ощущения.

Тошнота начала чуть отступать, когда Джейк услышал звуки приближающихся шагов. К ним спешили трое мужчин. Все в джинсах, синим рубашках из «шамбре» и в какой-то странной, похоже, самодельной обуви. Один из них, пожилой, с копной спутанных седых волос, чуть опережал остальных. Все трое бежали с поднятыми руками.

— Стрелки! — крикнул седовласый. — Вы — стрелки? Если так, не стреляйте! Мы на вашей стороне!

Роланд, похоже, в таком состоянии он никого не мог застрелить («Впрочем, на себе я такую проверку проводить бы не стал», — подумал Джейк), попытался встать, и ему это практически удалось, но в следующее мгновение он опустился на одно колено, и его вновь вырвало. Седовласый схватил стрелка за руку и бесцеремонно поставил на ноги.

— Тошнота — это ужасно, и никто не знает этого лучше, чем я. К счастью, она быстро проходит. Вы должны немедленно идти с нами. Я знаю, как вам сейчас плохо, но в кабинете ки'-дама звенит сигнал тревоги и…

Он замолчал. Его глаза, такие же голубые, как у Роланда, раскрывались все шире. Даже в сумраке Джейк увидел, как побледнел старик. Спутники догнали его, но он этого не замечал. Потому что уставился на Джейка Чеймберза.

— Бобби? — не сказал — прошептал. — Господи, Бобби Гарфилд? note 32.

Глава 5. Стик-тете.

1.

Спутники седоволосого мужчины, гораздо моложе его (одному, на взгляд Джейка, не исполнилось и двадцати), едва не теряли голову от страха. Они боялись, что их подстрелят, поэтому приближались с поднятыми руками, но и чего-то: теперь они не могли не понимать, что стрелки их не убьют.

Седовласый дернулся, возвращаясь в реальный мир.

— Разумеется, ты не Бобби, — пробормотал он. — Во-первых, волосы не того цвета… и…

— Тед, мы должны выметаться отсюда, — по голосу самого младшего, чувствовалось, что времени у них в обрез. — Я хочу сказать, inmediatamento note 33 .

— Да, — кивнул седовласый, но его взгляд не отрывался от Джейка. Он прикрыл глаза рукой (как показалось Эдди, жестом экстрасенса, собравшегося прочитать, что написано на листке в запечатанном конверте), опустил ее. — Да, конечно, — посмотрел на Роланда. — Вы — дин? Роланд из Гилеада? Роланд Эльдский?

— Да, я… — начал Роланд, тут же согнулся пополам, и его опять вырвало. На этот раз только брызгами слюны. Свою порцию супа и сэндвичей Найджела он уже отдал. Потом в приветствии поднес чуть дрожащий кулак ко лбу.

— Да. Только я тебя не знаю, сэй.

— Это неважно, — ответил седовласый. — Вы пойдете с нами? Вы и ваш ка-тет?

— Будь уверен, — ответил Роланд.

За его спиной, Эдди снова сложило пополам, вырвало остатками еды.

— Бог побери! — прохрипел он. — И я думал, что поездка на «грейхаунде» — это ужасно. Да в сравнении с этой дверью автобус… автобус…

— Каюта первого класса на «Королеве Марии» — едва слышно закончила фразу Сюзанна.

— Пойдемте… скорее! — вновь поторопил их самый младший. — Если Горностай уже едет сюда со своими тахинами, они прибудут через пять минут. А этот кот умеет царапаться.

— Да, — согласился с ним седовласый. — Мы действительно должны идти, мистер Дискейн.

— Показывай дорогу, — ответил Роланд. — Мы последуем за вами.

2.

Они попали не на железнодорожную станцию, а в колоссальный крытый сортировочный узел. Серебристые линии, которые увидел Джейк сквозь дверь, на самом деле были пересечениями железнодорожных путей, которых насчитывалось никак не меньше семидесяти. На некоторых из них двигались взад-вперед приземистые локомотивы-автоматы, выполняя заложенную сотни лет тому назад программу. Один толкал перед собой платформу, на которой лежали ржавые рельсы. Второй вдруг начал громко кричать механическим голосом: «Камка-А, вас ждут у погрузочной платформы 9. Камка-А, пожалуйста, подъезжайте к погрузочной платформе 9».

Подпрыгивания на бедре Эдди привели к тому, что Сюзанне вновь захотелось блевануть, но желание поскорее убраться подальше от двери передалось ей от седовласого, как простуда. Опять же, теперь она знала, кто такие тахины: отвратительные существа с телом человека и головой птицы или зверя. Они напоминали ей тварей с картины Босха «Сад радостей земных».

— Меня, возможно, сейчас начнет рвать, сладенький, сказала она. — Если начнет, не вздумай сбавить шаг.

Эдди что-то проворчал, и Сюзанна решила, что получила положительный ответ. Видела пот, струящийся по белой коже, и жалела Эдди. Его ведь мутило точно так же, как и ее. Теперь она знала, каково пользоваться созданным наукой устройством для телепортации, которое более не могло работать, как часы. Задалась вопросом, а смогла бы она заставить себя шагнуть в такую «дверь» вторично.

Джейк посмотрел наверх и увидел крышу, состоявшую из миллиона панелей различного размера и формы. Она напоминала мозаику, все элементы которой выкрасили в темно-серый цвет. Потом птица влетела в одну из панелей, и он понял, что это не плитки, а стекло, причем многие панели разбиты. А темно-серый — цвет окружающего мира в Тандерклепе. «Как при постоянном затменье», подумал он, и по телу пробежала дрожь. Рядом с ним Ыш остановился, прокашлялся и побежал дальше, тряся головой.

3.

Они миновали груду какой-то техники, возможно, генераторов, вошли в лабиринт беспорядочно стоящих вагонов, которые сильно отличались от тех, что тащил за собой Блейн Моно. Некоторые напомнили Сюзанне вагоны пригородных поездов, которые она видела на Гранд-сентрал-стейшн в Нью-Йорке в своем 1964 году. И в подтверждении своих мыслей ей попался на глаза вагон с надписью «РЕСТОРАН» на борту. Однако, были и другие, вроде бы куда более древние, обитые приклепанными листами жести или стали, безо всякого хрома, она выглядели, как вагоны из фильмов-вестернов или телесериалов вроде «Маверика». Около одного из таких вагонов стоял робот, из шеи которого во все стороны торчали провода. Под одной из рук держал голову, в шляпе с надписью на круглой бляхе: «КОНДУКТОР 1-ГО КЛАССА».

Поначалу Сюзанна пыталась считать левые и правые повороты, которые они делали в этом лабиринте, потом махнула рукой. А вскоре они вынырнули из лабиринта вагонов в пятидесяти ярдах от обшитого досками домика с надписью на двери «ПОГРУЗКА/ПОТЕРЯННЫЙ БАГАЖ». От вагонов домик отделяла полоса треснувшего бетона, заставленная багажными тележками и сваленными в кучи ящиками. Тут же лежали два сломанных Волка. «Нет, поправила себя Сюзанна, — не два, а три». Третий, в глубокой тени, привалился к стене домика «ПОГРУЗКА/ПОТЕРЯННЫЙ БАГАЖ».

— Пойдемте, — махнул рукой седовласый, — уже недалеко. Но нам надо спешить. Если тахин из Дома разбитых сердец схватит нас, они вас убьют.

— Нас они тоже убьют, — вставил самый младший. Откинул волосы с глаз. — Всех, кроме Теда. Тед — единственный, кто незаменим. Он слишком скромный, чтобы так и сказать.

За домиком «ПОГРУЗКА/ПОТЕРЯННЫЙ БАГАЖ» стоял другой, с надписью на двери (и Сюзанне это показалось вполне логичным) «ТРАНСПОРТНАЯ КОНТОРА». Седоволосый попытался открыть дверь. Заперта. Его это нисколько не расстроило, скорее обрадовало. «Динки?» note 34 — позвал он.

Динки, самый младший из троицы, взялся за ручку. Сюзанна услышала, как в двери что-то щелкнуло. Динки отступил на шаг. На этот раз Тед открыл дверь без труда. Они вошли в темное помещение, разделенное пополам высокой стойкой. На ней стояла табличка, вызвавшая у Сюзанны чувство тоски по дому: «ПОЛУЧИТЕ НОМЕР И ЖДИТЕ».

Как только дверь за ними закрылась, Динки вновь ухватился за ручку. И опять раздался щелчок.

— Ты только что запер дверь, — в голосе Джейка слышалось осуждение, но он улыбался, а на щеках вновь затеплился румянец. — Запер?

— Не сейчас, пожалуйста, — попросил седовласый, Тед. — Нет времени. Пожалуйста, следуйте за мной.

Он открыл калитку в стойке и повел их за собой. За стойкой они увидели двух застывших роботов и три скелета.

— Почему мы все время натыкаемся на кости? — вопросил Эдди. Как и Джейк, чувствовал он себя заметно лучше и всего лишь размышлял вслух, не ожидая ответа. Но получил его. От Теда.

— Вы слышали об Алом Короле, молодой человек? Слышали, разумеется, слышали. Насколько мне известно, однажды он накрыл эту часть мира облаком ядовитого газа. Скорее всего, забавы ради. Темнота, которые вы видите — остаточный эффект. Он, конечно же, безумен. И это — немалая часть проблемы. Сюда.

Мимо двери с надписью «ТУАЛЕТ», он провел их в комнату, которая, скорее всего, служила кабинетом какой-нибудь большой шишке в мире погрузки и транспорта. На пыльном полу Сюзанна увидела следы, указывающие на то, что недавно здесь кто-то побывал. Возможно, эта самая троица. Помимо стола, на котором скопился слой пыли в добрых шесть дюймов, в кабинете стояли два стула и диван. Окно находилось позади стола. Когда-то его закрывали жалюзи, но они давно уже свалились на пол, и глазам странников открылся вид, одновременно ужасный и завораживающий. Местность за станцией «Тандерклеп» напоминала плоскую, пустынную территорию на другом берегу реки Уайе, там, где находился «Доган», но только более скалистую и, соответственно, труднопроходимую.

Разумеется, здесь было гораздо темнее.

Железнодорожные пути (на некоторых навечно застыли поезда) радиально расходились от станции, словно стальная паутина. Над ними темно-темно-серое небо висело так низко, что, казалось, его можно потрогать. От земли небо отделял слой густого воздуха. Сюзанне приходилось щуриться, чтобы что-то в нем разглядеть, хотя не было ни тумана, ни смога.

— Динки, — позвал седовласый.

— Да, Тед.

— И что твоими стараниями найдет наш друг Горностай?

— Робота-ремонтника. Все будет выглядеть так, словно он случайно открыл дверь из Федика, поднял тревогу, а потом сгорел на путях в дальнем конце сортировочного узла. Некоторые еще очень горячие. Там все время гибнут птицы, сгорают заживо, но даже большая расти слишком мала, чтобы поднять тревогу. А вот робот может… Я уверен, он на это купится. Горностай, конечно, не дурак, но все будет выглядеть очень правдоподобно.

— Хорошо. Это очень хорошо. Посмотрите, стрелки, Тед указал на высокую скалу-шпиль на горизонте. Сюзанна разглядела ее без труда: в постоянно сумеречной стране горизонт находился очень близко. Ничего особенного отметить не смогла. Скала, как скала, с начисто лишенными растительности отвесными склонами. — Это Кан Стик-тете.

— Маленькая игла, — вставил Роланд.

— Прекрасный перевод. Туда мы и направляемся.

У Сюзанны упало сердце. Эта скала, вернее, холм с крутыми склонами, выпирающий из равнины, находился в восьми или десяти милях. Во всяком случае, на пределе видимости. Она не верила, что Эдди, Роланд и двое парней помоложе, которые сопровождали Теда, смогут так далеко ее унести. Да и потом, они же не знали, можно ли доверять этой троице?

«С другой стороны, — подумала она, — разве у нас есть выбор?».

— Нести вас не придется, — повернулся к ней Тед, — но Стенли не откажется от вашей помощи. Мы возьмемся за руки, как в спиритическом сеансе. Я хочу, чтобы вы все визуализировали эту скалу, когда мы отправимся туда. И постоянно думайте о ее названии: Стик-тете, Маленькая игла.

— Вау, вау, — вырвалось у Эдди. Они уже подошли к очередной двери, за которой находился стенной шкаф. Там висели металлические плечики и древний красный блейзер. Эдди схватил Теда за плечо, развернул к себе лицом. Отправимся как? Отправимся куда? Потому что, если эта такая же дверь, как та…

Тед смотрел на Эдди снизу вверх, ему приходилось так смотреть, потому что Эдди был выше ростом, и Сюзанна увидела нечто удивительное и пугающее: глаза Теда, похоже, тряслись в глазницах. Но чуть позже она поняла, в чем дело: зрачки сокращались и расширялись с невероятной частотой. Словно он никак не мог решить, темно в комнате или светло.

— Мы пройдем туда не через дверь, во всяком случае, эта — не из тех дверей, которые вам знакомы. Вы должны довериться мне, молодой человек. Прислушайтесь.

Все замолчали, и Сюзанна услышала шум приближающихся моторов.

— Это Горностай, — сказал им Тед. — С ним тахины, может, четверо, может, и полдюжины. Если они заметят нас, Динк и Стенли практически наверняка умрут. Им нет нужды ловить нас, достаточно только заметить. Ради вас мы рискуем жизнью. Это не игра, поэтому я прошу вас прекратить задавать вопросы и следовать за мной!

— Мы последуем, — ответил Роланд. — И будем думать о Маленькой игле.

— Стик-тете, — согласилась Сюзанна.

— Тошнить вас не будет, — вставил Динки. — Обещаю.

— Слава Богу, — вырвалось у Джейка.

— Сла-гу, — подтвердил Ыш.

Стенли, третий член группы Теда по-прежнему не произнес ни единого слова.

4.

Это был всего лишь стенной шкаф, стенной шкаф в кабинете, узкий и пыльный. К нагрудному карману древнего красного блейзера крепилась бляха «НАЧАЛЬНИК ТРАНСПОРТНОЙ КОНТОРЫ». Первым в шкаф вошел Стенли, уперся в глухую заднюю стену. Позвякивали металлические вешалки. Джейк смотрел под ноги, чтобы не наступить на Ыша. Он всегда был склонен к клаустрофобии, и теперь начал чувствовать, как пухлые пальцы паники ласкают шею, то слева, то справа. Рисы мягко постукивали в плетеной сумке. Семь человек и ушастик-путаник в одном стенном шкафу заброшенного кабинета? Бред какой-то. Он слышал приближающийся шум двигателей. Поисковая партия, которую возглавлял Горностай.

— Беремся за руки, — прошептал Тед. — Сосредотачиваемся.

— Стик-тете, — повторила Сюзанна, и на этот раз Джейк уловил сомнение в ее голосе.

— Маленькая иг… — начал Эдди и замолк. Глухая стена в глубине шкафа исчезла. На ее месте возникла маленькая ровная площадка с грудой валунов по одну сторону и крутым, лишенным растительности склоном — по другую. Джейк, пожалуй, согласился бы поставить на то, что перед ним склон Стик-тете: и если это выход из замкнутого пространства, увиденное могло его только порадовать.

Стенли застонал, от боли и напряжения. Он стоял с закрытыми глазами, из-под век сочились слезы.

— Давай, — сказал Тед. — Веди нас, Стенли, — а для остальных добавил. — И помогайте ему, если можете! Помогайте ему, ради ваших отцов!

Джейк попытался сосредоточиться на скале, увиденной через окно и двинулся вперед, держась за руку Роланда, который находился впереди, и Сюзанны, за спиной. Почувствовал, как разгоряченную, потную кожу обдало холодным воздухом, и вышел на склон Стик-тете в Тандерклепе, на мгновение вспомнив мистера К.С. Льюиса и чудесный гардероб, через который читатель мог попасть в Нарнию.

5.

Из стенного шкафа они вышли не в Нарнию.

На склоне холма было холодно, и Джейк вскоре начал дрожать. Оглянувшись, не увидел портала, через который они прошли. В тусклом воздухе стоял какой-то резкий, не особо приятный запах, словно неподалеку разлили керосин. Из маленькой пещеры на склоне, размером не больше стенного шкафа, Тед принес одеяла и флягу с водой, в которой чувствовался резкий привкус щелочи. Джейк и Роланд завернулись каждый в одно одеяло. Эдди взял два и укутал себя и Сюзанну. Джейк, стараясь не дать зубам начать выбивать чечетку (чувствовал, что остановить их уже не удастся), завидовал этой парочке, которая согревала друг друга.

Динк тоже завернулся в одеяло, а вот Тед и Стенли холода, похоже, не чувствовали.

— Посмотрите вниз, — предложил Тед Роланду и остальным. Он указывал на стальную паутину рельсов. Джейк увидел стеклянную крышу сортировочного узла, примыкающего к зданию с зеленой крышей, длиной никак не меньше полумили. Рельсы уходили во всех направлениях. «Станция „Тандерклеп“, — размеры станции произвели на него впечатление. — Где Волки сажали в поезд похищенных детей и везли по Тропе Луча в Федик. И откуда отсылали обратно в Калью уже рунтами».

Даже после всех приключений, выпавших на его долю, Джейку с трудом верилось, что двумя минутами раньше они находились внизу, в шести или восьми милях от Маленькой иглы. Он подозревал, что они все внесли свою лепту, чтобы держать портал открытым, но создал его лишь один из них — Стенли. И теперь он побледнел и выглядел очень усталым, словно совершенно вымотался. Однажды даже покачнулся, и Динк (по мнению Джейка, очень неудачное тому дали прозвище) схватил его за руку и помог удержаться на ногах. Стенли вроде бы и не заметил. Смотрел на Роланда с благоговейным трепетом.

«Это не просто благоговение, — думал Джейк, — и не совсем страх. Что-то еще. Но что?».

К станции приближались две моторизированные повозки на большущих надувных шинах — вездеходы. Джейк предположил, что это Горностай (кем бы он ни был) и его тахины.

— Как вы уже поняли, — продолжил Тед, — в кабинете главного надзирателя Девар-тои зазвенел сигнал тревоги. В кабинете ректора, если хотите. Так происходит всегда, если кто-то пользуется дверью между зоной сосредоточения и станцией…

— Я уверен, что вы называете его не старший надзиратель и не ректор, — сухо оборвал Теда Роланд, — а ки'-дам.

Динки рассмеялся.

— В этом вы не ошиблись.

— Что означает ки'-дам? — спросил Джейк, хотя, в принципе, уже догадывался, каким будет ответ. В Калье говорили: ума палата, сердца палата, ки'палата. Выражение это охватывало, спускаясь сверху вниз, мышление, эмоции и низшие функции человека. Другими словами, животные, физиологические. Синонимом ки'палаты являлась говна палата, если кому-то хотелось выразиться грубо.

Тед пожал плечами.

— Ки'— дам означает говно-вместо-мозгов. Так Динки прозвал сэя Прентисса, ректора Девар-тете. Но ты это уже знал, не так ли?

— В общих чертах, — признал Джейк.

Тед ответил долгим взглядом, и когда Джейк проанализировал этот взгляд, он смог более точно определить, как Стенли смотрел на Роланда: без страха, но как зачарованный. Джейк не сомневался, что взгляд Теда во многом обусловлен его внешним сходством с кем-то по имени Бобби, и он точно знал, что Теду известно о его способности читать мысли других. Но в чем причина зачарованности Стенли? Или он все выдумал. И Стенли так смотрел на Роланда только потому, что не ожидал увидеть настоящего живого стрелка.

Тед резко повернулся от Джейка к Роланду.

— А теперь посмотрите сюда.

— Вау! — воскликнул Эдди. — Что за черт?

А видели они единственный мощный, великолепный столб солнечного света, падающий вниз сквозь дыру в прижимающихся к земле облакам. Столб этот прорезал необычно темный воздух, как луч прожектора и освещал поселение, которое располагалось примерно в шести милях от станции «Тандерклеп». «Примерно в шести милях» — это все, что можно было сказать о местоположении поселения, потому что здесь не было ни севера, ни юга, во всяком случае, в привычном всем понимании. Тут речь могла идти только Тропе Луча.

— Динки, наш бинокль в…

— Нижней пещере, да?

— Нет. Я принес его в верхнюю, когда мы приходили сюда в последний раз, — он говорил медленно и размеренно. — Он лежит на ящиках у самого входа. Сходи за ним, пожалуйста.

Эдди пропустил этот разговор мимо ушей. Не мог оторвать глаз от единственного столба яркого солнечного света, падающего на веселенький, зеленый участок земли, который неведомо как оказался в этой темной и голой пустыне… он подумал, что, должно быть, именно так воспринимали Центральный парк туристы со Среднего Запада, впервые приехавшие в Нью-Йорк.

Эдди видел здания, которые выглядели, как университетские, и очень красивые, общежития. Другие больше напоминали старинные особняки, и с широкими зелеными лужайками перед ними. Дальнюю сторону освещенной зоны занимала улица с магазинами по обе стороны. Идеальная маленькая Главная улица Америки, за исключением одного: и начало, и конец упирались в темную скалистую пустыню. Видел четыре каменные башни, стены которых увивал зеленый плющ. Нет, шесть. Две практически полностью прятались в тени старых вязов. Это же надо, вязы в пустыне!

Динк вернулся с биноклем, предложил его Роланду, но тот покачал головой.

— Не обижайся на него, — Эдди повернулся к Динки. — У него глаза… да, скажем так, это больше, чем глаза. А вот я не прочь воспользоваться биноклем.

— Я тоже, — поддакнула Сюзанна. Эдди протянул бинокль ей.

— Дама имеет право.

— Да нет, я…

— Прекратите, — Тед чуть ли не рявкнул. — Времени у нас в обрез, наши риски огромны. Не укорачивайте первое и не увеличивайте второе, пожалуйста.

«Нет, — холодно подумала Сюзанна, — некоторые знают. Вот почему эти трое пришли нас встречать».

— Это Девар-тои, — в ровном голосе Роланда не слышалось вопросительных интонаций.

— Да, — кивнул Динки. — Наш добрый знакомец Девар-тои, — он встал рядом с Роландом и указал на большое белое здание рядом с общежитиями. — Видите тот белый дом? Это Дом разбитых сердец, где живут кан-тои. Тед называет их «низшими людьми». Они — помесь людей и тахинов. И для них это не Девар-тои, а Алгул Сьенто, что означает…

— «Синие небеса», — закончил Роланд, и Джейк сразу понял, откуда такое название: крыши всех домов, кроме башен были синими. Не Нарния, а «Синие небеса». Где местный народ приближал конец мира.

Всех миров.

6.

— Кажется, лучшего места для жизни не найти, во всяком случае, после крушения Внутреннего мира, заметил Тед. — Не так ли?

— Миленькое местечко, все так, — согласился Эдди. У него возникло, как минимум, тысяча вопросов, и он полагал, что Сюзи с Джейком могли на пару задать еще тысячу, да только времени на вопросы не было. В любом случае, он продолжал смотреть на лежащий внизу чудесный стоакровый участок note 35 . Единственное зеленое пятно во всем Тандерклепе. Единственное красивое место. И почему нет? Только лучшее для наших дорогих Разрушителей.

И, тем не менее, один вопрос таки соскользнул с его губ.

— Тед, а почему Алый Король хочет свалить Башню? Вы знаете?

Тед коротко глянул на него. Эдди оценил этот взгляд как холодный, может, даже и ледяной, но внезапно седовласый улыбнулся. А когда он улыбался, вспыхивало все его лицо. Опять же, зрачки переставали быстро-быстро сужаться и расширяться, что могло только радовать.

— Он безумен, — ответил Тед. — Крыша у него съехала полностью. Ездит на знаменитом резиновом велосипеде. Разве я вам этого не говорил? — а потом продолжил, не ожидая ответа Эдди. — Да, действительно красиво. Как бы вы это место не называли, Девар-тои, Большая тюрьма, или Алгул Сьенто, выглядит оно потрясающе. И не только выглядит.

— Все удобства, — согласился Динки. Даже Стенли смотрел на залитый солнцем городом с таким видом, словно его туда тянуло.

— Еда — лучше не бывает, — Тед начал описывать достоинства Алгул Сьенто. — Дважды в неделю — два новых фильма в кинотеатре «Жемчужина». Если не хочешь идти в кино, можно посмотреть фильмы на ди-ви-ди.

— Это еще что? — спросил Эдди. Тут же покачал головой. — Неважно. Продолжайте.

Тед пожал плечами, как бы спрашивая: «А что еще вы хотите знать?».

— Абсолютно астральный секс, прежде всего, — подал голос Динки. — Конечно, симуляция, но все равно невероятно. Я трахнулся с Мерилин Монро, Мадонной и Николь Кидман на одной неделе, — в голосе слышалась гордость. — Мог поиметь их всех сразу, если бы захотел. То, что они нереальные, можно понять, если дышать прямо на них, с близкого расстояния. Когда ты это делаешь, часть, на которую ты дуешь… как бы исчезает. Это нервирует.

— Выпивка? Наркота? — спросил Эдди.

— Выпивка в ограниченных количествах, — ответил Эдди. — Если вас интересует инология, на каждом приеме пищи вас будут ждать новые чудеса.

— Что такое инология?

— Наука о винах, сладенький, — ответила Сюзанна.

Если до прибытия в «Синие небеса» вы были наркоманом, вас отучают от этой дурной привычки, продолжил Динки. — По-доброму. Один или двое парней упирались… — на мгновение он встретился взглядом с Тедом. Тот пожал плечами и кивнул. — Они исчезли.

— Так уж вышло, что новые Разрушители «низшим людям» не нужны, — сказал Тед. — Тех, что есть, вполне достаточно для завершения работы.

— Сколько их? — спросил Роланд.

— Примерно три сотни, — ответил Динки.

— Если точно, то триста семь, — поправил его Тед. — Мы живем в пяти общежитиях, хотя это слово принижает уровень наших жилищных условий. У каждого из нас отдельные апартаменты и с другими Разрушителями мы можем общаться в силу нашего желания, часто или редко.

— И вы знаете, что делаете? — спросила Сюзанна.

— Да. Хотя многие об этом не думают.

— Я не понимаю, почему они не бунтуют.

— Из какого вы когда, мэм? — спросил Динки.

— Какого…? — тут она поняла. — 1964 год. Он вздохнул и покачал головой.

— Значит, вы ничего не знаете о Джиме Джонсе и Народном храме. Если б знали, не пришлось бы долго объяснять. Почти тысяча людей совершили самоубийство в религиозном поселении, которое этот человек-Иисус из Сан-Франциско организовал в Гайане. Они пили отравленный «кулэйд» note 36из большого котла, а он наблюдал за ними с крыльца своего дома и в рупор рассказывал им истории о своей матери.

Сюзанна в ужасе смотрела на него, отказываясь верить своим ушам, а Тед с трудом сдерживал нетерпение. Однако, должно быть, полагал этот разговор важным, поэтому хранил молчание.

— Почти тысяча, — повторил Динки. — Потому что они в голове у них царил сумбур, они были очень одинокими и думали, что Джим Джонс — их друг. Потому что, подумайте об этом, им было некуда и не к чему возвращаться. И здесь та же ситуация. Если бы Разрушители объединились, они стали бы ментальным молотом, удар который вышиб бы Прентисса, Горностая, тахинов и кан-тои в другую галактику. Вместо этого нас всего лишь трое, я, Стенли и любимый всеми суперразрушитель, несравненный мистер Теодор Бротигэн из Милфорда, штат Коннектикут, выпускник Гарварда 1920 г., член Драматического общества, Дебатного клуба, издатель «Кримсона» и — разумеется! — фи-бета-креппер note 37!

— Может ли мы вам доверять? — вопрос Роланда прозвучал обманчиво праздным, заданным вроде бы для того, чтобы заполнить паузу.

— Вы должны, — ответил Тед. — Ничего другого вам не остается. Так же, как и нам.

— Будь мы на их стороне, — вмешался Динки, — неужели нам пришлось бы носить вот эти мокасины, сделанные из резиновых гребаных покрышек? В «Синих небесах» можно получить все, исключением элементарных вещей. Вещей, которые обычно не кажутся незаменимыми, но которые… в общем, труднее держать порох сухим, когда тебе нечего носить, кроме этих шлепанцев «Алгул Сьенто», скажем так.

— Я все равно не могу в это поверить, — Джейк покачал головой. — Я про то, что столько людей заняты разрушением Лучей. Вы не обижайтесь, но…

Динки повернулся к нему, кулаки сжались, лицо исказилось в яростной улыбке. Ыш тут же занял место перед Джейком, зарычав, обнажив многочисленные зубы. Динки то ли этого не заметил, то ли не обратил внимания.

— Да? А знаешь, что я тебе скажу, малыш? Я обижаюсь. Я чертовски обижаюсь. Ты знаешь, какого это, всю жизнь быть отщепенцем, жертвой всех шуток, Кэрри на гребаном балу?

— Кем? — переспросил в недоумении Эдди, но Динки уже понесло, так что вопрос остался без ответа.

— Там если парни, которые не могут ходить или говорить. У одной девчонки нет рук. Некоторые гидроцефалы, то есть головы у них, как гребаный Нью-Джерси, — руками он показал размеры такой головы, отставив их на два фута от собственной с каждой из сторон. Они решили, что это преувеличение. Потом выяснилось, что нет. — Бедный старина Стенли — один из тех, кто не умеет говорить.

Роланд глянул на Стенли, его бледное, небритое лицо, курчавые темные волосы. И почти что улыбнулся.

— Я думаю, он может говорить, — возразил он и тут же добавил. — Ты носишь имя своего отца, Стенли? Я уверен, что носишь.

Стенли опустил голову, на щеках затеплился румянец, однако, он улыбался. И при этом заплакал. «Да что здесь, черт побери, происходит?»— подумал Эдди.

Тед определенно задался тем же вопросом.

— Сэй Дискейн, если не возражаете, позвольте спросить…

— Нет, нет, извини, — оборвал его Роланд. — Времени у вас в обрез, ты так сказал и мы это чувствуем.

— Разрушители знают, чем их кормят? Что им дают, чтобы увеличить их возможности?

Тед сел на валун, посмотрел вниз, на сверкающую стальную паутину.

— Это как-то связано с детьми, которых привозят на станцию, не так ли?

— Да.

— Они не знают, и я не знаю, — Тед внезапно осип. — Это правда. Нам каждый день дают десятки таблеток. Утром, днем, вечером. Какие-то — витамины. Другие помогают держать нас в узде. Мне повезло в том, что я могу выводить эти вещества из моего организма… и Динки может… и Стенли. Только… чтобы это сработало, стрелок, чтобы удалось вывести эти вещества, нужно этого захотеть. Вы понимаете?

Роланд кивнул.

— Я давно уже думал, что они также должны давать нам какой-то… ну, не знаю… стимулятор мозговой деятельности… но, когда таблеток так много, невозможно сказать, какие именно являются этим стимулятором. Которая превращает нас в людоедов, или в вампиров, или в тех и других, — он помолчал, глядя на этот невероятный солнечный столб. Вытянул руки в стороны. Динки взялся за одну, Стенли — за другую.

— Посмотрите, — сказал Динки. — Это любопытно.

Тед закрыл глаза. Его примеру последовали Динки и Стенли. Через мгновение странники видели только трех мужчин, которые поверх темной пустыни смотрели на солнечный столб Сесиля Б. Де Милля… и Роланд знал, что они смотрели. Даже с закрытыми глазами.

Солнечный столб мигнул и погас. На десяток секунд Девар-тои стала такой же темной, как и окружающая пустыня, и станция «Тандерклеп», и склоны Стик-тете. Потом абсурдное золотое сияние вернулось. Динки тяжело выдохнул (но не без удовлетворенности) и отступил на шаг, разорвав контакт с Тедом. И тут же Тед отпустил руку Стенли и повернулся к Роланду.

— Это сделали ты? — спросил стрелок.

— Мы втроем, — ответил Тед. — Но, в основном, Стенли. Он — исключительно сильный излучатель. Если Прентисс, «низшие люди» и тахины чего и боятся, так это потери этого искусственного света. Такое случается все чаще, знаете ли, не из-за нашего воздействия на технику. Она сама… — он пожал плечами. — Выходит из строя.

— Как и все, — вставил Эдди.

Тед посмотрел на него, без тени улыбки.

— Но не так быстро, как хотелось бы, мистер Дин. Разрушение двух оставшихся Лучей нужно прекратить, и очень быстро, иначе будет поздно. Динки, Стенли и я поможем вам, сделаем все, что в наших силах, даже если придется убить их всех.

— Конечно, — Динки сухо улыбнулся. — Если преподобный Джонс смог это сделать, почему не сможем мы?

Тед бросил на него осуждающий взгляд, вновь повернулся к ка-тету Роланда.

— Возможно, до этого не дойдет. Но, если придется… — он внезапно поднялся, схватил Роланда за руку. — Мы — людоеды? — спросил он хриплым, скрипучим голосом. — Мы поедали детей, которых Зеленые плащи привозили из Пограничья?

Роланд молчал.

Тед посмотрел на Эдди.

— Я хочу знать. Эдди не ответил.

— Мадам-сэй, — теперь Тед смотрел на женщину, которая оседлала бедро Эдди. — Мы готовы помочь вам. Почему вы не хотите помочь мне, ответив на мой вопрос?

— Разве знание что-нибудь изменит? — спросила Сюзанна.

Тед еще несколько мгновений не отрывал от нее глаз, потом повернулся к Джейку.

— Ты действительно мог быть близнецом моего юного друга. Ты это знаешь, сынок?

— Нет, но меня это не удивляет. Почему-то именно так и устроен мир. Все… э… сходится.

— Ты скажешь мне то, что я хочу знать? Бобби бы сказал.

«Чтобы ты смог съесть себя живьем? — подумал Джейк. — Съесть себя, вместо них?».

Он покачал головой.

— Я — не Бобби. Каким бы похожим на него я вам не казался.

Тед вздохнул, кивнул.

— Вы все заодно, и почему меня это должно удивлять? Вы, в конце концов, ка-тет.

— Нам пора, — обратился к нему Динк. — Мы и так пробыли здесь слишком долго. Дело не в проверке. Мы со Стенли сможем подстроить их гребаную телеметрию так, чтобы Прентисс и Горностай, проверяя ее, скажут: «Тедди Би все время находился у себя. Как Динки Эрншоу и Стенли Руис, с этими парнями никаких проблем.

— Да, — согласился Тед. — Полагаю, ты прав. Еще пять минут?

Динки с неохотой кивнул. Ветром до них донесло слабый вой сирены, и молодой человек радостно улыбнулся.

— Они так расстраиваются, когда солнце отключается. Когда им приходится видеть то, что действительно вокруг них, один из сценариев ядерной зимы.

Тед сунул руки в карманы, уставился себе под ноги, потом вскинул глаза на Роланда.

— Пришла пора… пришла пора положить конец этой гротескной комедии. Мы трое вернемся сюда завтра, если все будет хорошо. А пока… в сорока футах по склону есть пещера побольше. На той стороне, что не видна ни со станции «Тандерклеп», ни из Алгул Сьенто. Там есть еда, спальные мешки, газовая плитка. Работает на пропане. Карта Алгула, очень грубая. Я также оставил вам магнитофон и несколько кассет. Из них вы узнаете, возможно, не все, что вас интересует, но они многое объяснят. А пока учтите, что «Синие небеса» не такие благостные, какими кажутся на первый взгляд. Все поселение окружено тройным барьером. Если вы попытаетесь выбраться наружу, первый заслон разве что уколет вас…

— Как колючая проволока, — вставил Динки.

— На втором вы получите разряд, который сшибет вас с ног, — продолжил Тед. — А третий…

— Думаю, мы поняли, — кивнула Сюзанна.

— А что вы можете сказать насчет детей Родерика? — спросил Роланд. — Они имеют какое-то отношение к Девар-тои. По пути сюда мы встретили одного, который и сказал нам об этом.

Сюзанна, посмотрела на Эдди, ее брови удивленно поднялись. Эдди ответил взглядом: «Расскажу позже». Для людей, которые любят друг друга, в таких ситуациях слова и не требовались.

— Эти придурки, — в голосе Динки, однако, слышалось сочувствие. — Они… как их называли в старых фильмах? Кажется, доверенные лица. У них маленькая деревенька примерно в двух милях за станцией, — указал он. Они выполняют в Алгуле всю черную работу, а трое или четверо, самых умелых, могут ремонтировать крыши. Менять черепицу и все такое. Уж не знаю, какая отрава в здешнем воздухе, но эти бедолаги очень к ней чувствительны. И вместо прыщей и экземы у них на коже появляются язвы, как при лучевой болезни.

— Расскажите мне о них, — Эдди вспомнил несчастного Чевина из Чайвена, с язвами на лице, пятном свежей мочи на одежде.

— Странствующий народ, — подал голос Тед. — Бедуины. Думаю, они, в основном, они ходят вдоль железнодорожных путей. Пол станцией и Алгул Сьенто есть катакомбы. Роды легко в них ориентируются. Там хранятся тонны продуктов, и дважды в неделю Роды привозят их в Девар-тои на телегах. Эти продукты мы, в основном, и едим. Они, конечно, съедобные, но…

— Внизу тоже все рушится, — мрачно добавил Динки. Но, как и говорит Тед, вино отличное.

— Если я попрошу привести сюда завтра одного из детей Родерика, вы сможете это сделать? — спросил Роланд.

Тед и Динки удивленно переглянулись. Потом оба посмотрели на Стенли. Тот кивнул, пожал плечами и вытянул руки перед собой, ладонями вниз: «Зачем, стрелок?».

Роланд какое-то время постоял, глубоко задумавшись. Потом посмотрел на Теда.

— Приведи того, у которого в голове осталась половина мозгов. Скажешь ему: «Дун сур, дан тур, дан Роланд, дан Гилеад». Повтори.

Тед повторил, без запинки. Роланд кивнул.

— Если он будет колебаться, скажи, что ему велит прийти Чевин из Чайвена. Они могут говорить, не так ли?

— Конечно, — кивнул Динки. — Но, мистер… вы не можете позволить Роду прийти сюда, увидеть вас, а потом спокойно уйти. Они слишком болтливы. На их молчание рассчитывать бесполезно.

— Приведите одного, а там посмотрим. У меня, как говорит мой ка-мей, Эдди, предчувствие. Вы понимаете, о чем я?

Тед и Динки кивнули.

— Если все получится, отлично. Если нет… будьте уверены, парень, которого вы сюда приведете, никому не расскажет о том, что он здесь увидел.

— Вы его убьете, если ваше предчувствие не сработает? — спросил Тед.

Роланд кивнул. Тед с горечью рассмеялся.

— Разумеется, убьете. Мне вдруг вспомнилась сцена из «Гекльберри Финна». Гек видит взрыв на колесном пароходе, бежит к мисс Уотсон и вдове Дуглас с новостями, а когда одна из них спрашивает, не погиб ли кто, Гек отвечает с присущим ему апломбом: «Нет, мэм, только один ниггер». В нашем случае мы можем сказать: «Только один Род. У стрелка было предчувствие, но оно не оправдалось».

Роланд холодно улыбнулся ему, продемонстрировав, однако, массу зубов. Эдди уже видел такую улыбку, и только порадовался, что обращена она не к нему.

— Я думал, ты знаешь, каковы ставки, сэй Тед. Или я ошибался?

Тед с мгновение выдерживал этот взгляд, потом опустил глаза. Его губы беззвучно двигались.

В это же время Динки о чем-то молча совещался со Стенли.

— Если вам нужен Род, мы его приведем, — сказал он. — Это ерунда. Проблема в том, чтобы вообще вернуться сюда. Если мы не сможем…

Стрелок терпеливо ждал завершения фразы. Но молодой человек молчал, и Роланд спросил: «Если вам это не удастся, что тогда делать нам?».

Тед пожал плечами. С такой точностью скопировал Динки, что в другой ситуации Эдди, скорее всего рассмеялся бы.

— Все, что сможете. В нижней пещере есть оружие. С десяток электрических гранат, их называют снитчами. Несколько автоматов, или, как говорят «низшие люди», скорострелов. «АР-15», из арсенала армии США. Насчет остального мы не уверены.

— Там есть какое-то лучевое ружье, как в фантастических фильмах. Думаю, оно должно превращать цель в пыль. Но, то ли я слишком глуп, чтобы задействовать его, то ли села батарея, — он озабоченно посмотрел на седовласого. — Пять минут истекли, и даже больше. Нам пора сваливать, Тедстер. И побыстрее.

— Да. Мы вернемся завтра. Возможно, к тому времени у вас будет план.

— А у вас плана нет? — удивился Эдди.

— У меня был план — бежать. Тогда мне казалось, что это блестящая идея. Я и убежал в весну 1960 года. Они поймали меня и привезли назад, не без помощи матери моего юного друга Бобби. А теперь мы действительно должны…

— Еще минуту, если тебя это не затруднит, — и Роланд шагнул к Стенли. Тот смотрел себе под ноги, но его щеки вновь зарделись. И…

«Он дрожит, — подумала Сюзанна. — Дрожит, как зверь в лесу, который впервые встретился с человеком».

Стенли выглядел лет на тридцать пять, но мог быть и старше. Кожа его отличалась гладкостью, которую Сюзанна приписала определенным умственным дефектам. В отличие от Теда и Динки, прыщей у него на лице не было. Роланд сжал его руки в своих и пристально смотрел на него. Но поначалу глаза стрелка видели только темные, курчавые волосы на склоненной голове Стенли.

Динки хотел что-то сказать, но Тед взмахом руки остановил его.

— Ты не посмотришь мне в глаза? — спросил Роланд. С мягкостью, которую Сюзанна в его голосе слышала крайне редко. — Не посмотришь, перед тем, как уйти, Стенли, сын Стенли? Или Шими?

Сюзанна почувствовала, как у нее отпала челюсть. Рядом с ней Эдди крякнул, как человек, которому врезали под дых. Она подумала: «Но Роланд стар… так стар! И если это тот самый служка из таверны, которого он знал в Меджисе… с ослом и в розовом сомбреро… тогда он тоже…».

Мужчина медленно поднял голову. Из глаз ручьем текли слезы.

— Добрый старина Уилл Диаборн, — хриплый голос уходил то на высокие, то на низкие частоты, как бывает, если голосовые связки долго бездействовали. — Мне так жаль, сэй. Если ты достанешь револьвер и убьешь меня, я пойму. Я все пойму.

— Почему ты так говоришь, Шими? — все также мягко спросил Роланд.

Поток слез усилился.

— Ты спас мою жизнь. Артур и Ричард тоже, но в основном ты, добрый старина Уилл Диаборн, который на самом деле был Роландом из Гилеада. Я позволил ей умереть! Той, которую ты любил! И я тоже любил ее!

Лицо мужчины перекосило от душевной боли. Он попытался вырваться, но Роланд его не отпустил.

— Твоей вины в этом нет, Шими.

— Я должен был умереть за нее! — воскликнул он. Умереть на ее месте! Я глуп! Дурак, как они говорили! — он ударил себя по лицу, по одной щеке, потом по другой, оставив красные отметины. Но, прежде чем он нанес третий удар, Роланд перехватил его руку и опустил вниз.

— Во всем виновата Риа, — сказал Роланд.

Стенли, который в другом мире был Шими, вскинул глаза на Роланда, встретился с ним взглядом.

— Ага, — Роланд кивнул. — Та, с Кооса, и я, не меньше. Мне следовало остаться с ней. Если на ком совсем нет вины, так это на тебе, Шими… Стенли.

— Ты так говоришь, стрелок? Действительно, говоришь? Роланд кивнул.

— Мы об этом еще поговорим, если будет время, и о тех давних днях, но не сейчас. Сейчас на это времени нет. Ты должен иди со своими друзьями, а я останусь с моими.

Шими еще раз всмотрелся в глаза Роланда, и да, Сюзанна увидела мальчишку, который в стародавние времена кружил на таверне «Приют путников», собирал пустые стаканы, складывал их в бочку для мытья, которая стояла под чучелом лося с двумя головами, известного, как «Сорви-Голова», избегая шлепков Корал Торин и куда более крепких пинков Красотули, стареющей шлюхи. Она видела, как юношу едва не убили за то, что он расплескал «верблюжью мочу» на сапоги крутого парня, которого звали Рой Дипейп. В тот вечер от смерти Шими спас Катберт… но именно Роланд, которого местные жители знали, как Уилл Диаборн, спас их всех.

Шими обнял Роланда за шею, тесно прижался к нему. Роланд улыбнулся и погладил курчавые волосы изувеченной правой рукой. Из груди Шими вырвалось долгое, громкое рыдание. И Сюзанна увидела слезы в уголках глаз стрелка.

— Да, — говорил Роланд едва слышно, — я всегда знал, что ты — особенный. Берт и Алан тоже знали. И здесь мы нашли друг друга, хорошо встретились дальше на тропе. Мы хорошо встретились, Шими, сын Стенли. Хорошо. Хорошо.

Глава 6. Ректор «Синих небес».

1.

Пимли Прентисс, ректор Алгул Сьенто, находился в ванной, когда Финли (известный в определенных кругах, как Горностай), постучал в дверь. Прентисс изучал цвет лица под не знающим пощады светом флуоресцентной трубки над раковиной. В увеличивающем зеркале кожа его выглядела сероватой, покрытой кратерами равниной, не так уж отличающейся от бесплодных земель, которые окружали Алгул со всех сторон. Прыщ, который он изучал в данный момент, выглядел, как близкий к извержению вулкан.

— Кто там по мою душу? — рявкнул Прентисс, хотя и догадывался, кто стучит в дверь.

— Финли из Тего.

— Входи, Финли! — он не отрывал глаз от зеркала. Его пальцы, сомкнувшиеся по краям воспаленного прыща, казались огромными. Он надавил сильнее.

Финли пересек кабинет и остановился в дверях ванной. Ему пришлось чуть наклониться, чтобы заглянуть внутрь. Ростом он был за семь футов, высокий даже для тахина.

— Вернулся со станции, словно и не уезжал, — как и у большинства тахинов, тембр его голоса постоянно менялся, от ААА до ВВВ. Для Пимли они говорили, как существа, сошедшие со страниц романа Герберта Уэллса «Остров доктора Моро», и он по-прежнему ожидал, когда же они, собравшись вместе, не закричат хором: «Разве мы не люди?» Финли уловил эту мысль из головы Прентисса и спросил, о чем речь. Прентисс ответил честно, зная, что в обществе, где телепатия низкого уровня скорее правило, чем исключение, честность — лучшая политика. Единственная политика, есть приходилось иметь дело с тахином. А кроме того, Финли из Тего ему нравился.

— Вернулся со станции, хорошо, — ответил Пимли. — И что ты нашел?

— Робота-ремонтника. Похоже, свихнулся на стороне Экспериментальной станции и…

— Подожди, — оборвал его Прентисс. — Если ты возражаешь, если не возражаешь, спасибо.

Финли ждал. Прентисс еще ближе наклонился к зеркалу, хмурясь от напряжения. Директор «Синих небес», сам высокого роста, шесть футов и два дюйма, обладал огромным животом, который поддерживали две длинные ноги с толстыми бедрами. Он лысел, а нос-свекла выдавал ветерана питейного дела. Выглядел он максимум на пятьдесят. И чувствовал себя на пятьдесят (и даже моложе, если бы не провел предыдущую ночь, пропуская стаканчик за стаканчиком в компании Финли и нескольких кан-тои). Ему было пятьдесят, когда он приехал сюда много лет тому назад, как минимум двадцать пять, почти наверняка больше. Время на этой стороне вело себя странно, совсем как направление, так что не составляло труда сбиться со счета и потерять ориентировку. Некоторые теряли и разум, А вот если они потеряют солнечную машину…

Головка прыща надулась… задрожала… лопнула. Наконец-то!

Капля кровавого гноя выплеснулась из прыща на зеркало и начала медленно стекать по чуть вогнутой поверхности. Пимли Прентисс стер ее кончиком пальца, повернулся, чтобы сбросить в раковину, потом протянул палец Финли.

Тахин покачал головой, потом из его груди вырвался вскрик отчаяния, знакомый тем, кто не раз, и не два садился на диету, но долго не выдерживал, и направил палец ректора себе в рот. Засосал гной и освободил палец, довольно чмокнув.

— Не следовало мне этого делать, но не смог устоять, — сказал Финли. — Не ты ли говорил мне, что люди на другой стороне решили, что есть сырое мясо вредно для здоровья?

— Да, — Пимли промокнул прыщ, который все еще сочился гноем, бумажной салфеткой. Он пробыл здесь долго, и о возвращении назад не могло быть и речи, по многим причинам, но еще недавно он был в курсе текущих событий: если исключить последний период времени, скажем, год, достаточно регулярно получал «Нью-Йорк таймс». К этой газете он всегда питал теплые чувства, нравилось ему разгадывать ежедневный кроссворд. Она связывала его с домом.

— Но они, тем не менее, продолжают его есть.

— Да, полагаю, многие едят, — Пимли открыл аптечку и достал пузырек перекиси водорода.

— Сунуть мне под нос палец — твоя вина, — сказал Финли. — В обычной ситуации эта субстанция нам не вредит; это натуральная сладость, как мед или ягоды. Проблема в Тандерклепе, — и, чтобы босс лучше его понял, добавил. — Слишком многое из того, что выходит из нас, изменено, пусть сладость и остается. По существу, это яд.

— Хочешь еще? — спросил он Финли. — У меня на лбу есть парочка созревших.

— Нет, я хочу доложить о результатах, проверить и перепроверить видеопленки камер наблюдения и телеметрию, заглянуть в Читальню, чтобы убедиться, что все в порядке, и на том завершить рабочий день. А потом хочу принять горячую ванну и провести три часа с хорошей книгой. Я читаю «Коллекционера».

— И тебе нравится, — улыбнулся Прентисс.

Очень. Я говорю, спасибо тебе. Книга схожа с нашей ситуацией. Только я думаю, что наши цели более благородные, а мотивация чуть выше, чем сексуальное влечение.

— Благородные? Так ты это называешь?

Финли пожал плечами и не ответил. По молчаливому согласию они старались избегать целенаправленной дискуссии о происходящем здесь, в «Синих небесах».

Прентисс повел Финли в свой библиотеку-кабинет. Окна выходили на ту часть «Синих небес», которую они звали Моллом. Финли, как всегда, грациозно наклонился, чтобы не удариться о низко висящую люстру. Прентисс как-то сказал ему (после нескольких стаканчиков грэфа), что в НБА тот стал бы потрясающим центровым. «Первая команда из одних тахинов, — сказал он. — Ее, конечно, назвали бы „Выродки“, но что с того?».

— Эти баскетболисты, они получают все самое лучшее? осведомился Финли. На гладкой голове горностая выделялись большие черные глаза. По мнению Пимли, такие же бесстрастные, как глаза куклы. На шее блестело множество золотых цепочек, они вошли в моду у персонала «Синих небес», за несколько последних лет объем продаж этих безделушек существенно возрос. Кроме того, он подрезал хвост. Вероятно, допустил ошибку, как он признался однажды вечером Прентиссу, когда они оба сильно набрались. Во-первых, чертовски болезненно, а во-вторых, отправит его в Ад тьмы, когда его жизнь завершится, если только…

Если только не будет даже ада, а будет ничто. Эту идею Пимли гнал из разума и из сердца, но он бы первым назвал себя лжецом, если б не признавался (но только себе), что такие мысли иногда донимали его глубокой ночью. Но и на них у него имелась управа: таблетки снотворного. И, разумеется, Бог. Он верил, что все служит помыслу Господнему, даже сама Башня.

В любом случае, Пимли подтвердил, что да, баскетболисты, по крайней мере, американские баскетболисты, получают все самое лучшее, в том числе больше кисок, чем любое гребаное туалетное сидение. От этих слов Финли так долго смеялся, что из уголков странных, лишенных всякого выражения глаз, потекли красноватые слезы.

Но самое замечательное в другом: ты сможешь играть вечно, по стандартам НБА. К примеру, ты слышал, что самый знаменитый игрок в моей прежней стране (хотя я его никогда не видел, он появился после моего времени) — Майкл Джордан, и…

— Будь он тахином, кем бы он был? — прервал его Финли. В эту игру они играли часто, особенно выпив.

— Конечно же, горностаем, и чертовски красивым, — и удивление, прозвучавшее в его голосе, показалось Финли таким комичным, что он вновь досмеялся до слез.

Но его карьера длилась чуть больше пятнадцати лет, — продолжил Пимли, — учитывая период, когда он не играл, вроде бы уйдя на покой, и одно или два возвращения на площадку. А сколько бы лет ты мог играть в игру, в которой тебе пришлось бы только бегать по площадке час или около того, Фин?

Финли из Тего, которому было больше трехсот лет, пожал плечами и раскинул руки. Делах. Много, много лет, просто не сосчитать.

А как долго «Синие небеса», — Девар-тои для ее заключенных, Алгул Сьенто для тахина и Родов, — как долго стояла здесь эта тюрьма? Тоже делах. Но, если Финли прав (а сердце подсказывало Прентиссу, что Финли почти наверняка прав), то близился конец делах. И что мог он, когда-то Пол Прентисс из Рауэя, штат Нью-Джерси, а теперь Пимли Прентисс из Алгул Сьенто, делать по этому поводу?

Свою работу, вот что.

Свою гребаную работу.

2.

— Итак, — Пимли уселся на один из вращающихся стульев у окна, — ты нашел робота-ремонтника. Где?

— Около того места, где путь 97 выходит с сортировочного узла, — ответил Финли. — Этот путь все еще горячий, вы это называете «третьим рельсом», и этим все сказано. Потом, после нашего отъезда, ты позвонил, и сказал, что была повторная тревога.

— Да. И ты обнаружил…

— Ничего, — ответил Финли. — На этот раз, ничего. Возможно, сбой, вызванный первой тревогой, — он пожал плечами, как бы говоря то, что они оба знали без слов: все разваливалось. И чем ближе они приближались к концу, тем быстрее.

— Ты и твоя команда все внимательно осмотрели?

— Разумеется. Никаких незваных гостей.

Но оба они под незваными гостями подразумевали людей, тахинов, кан-тои и роботов. Ни один из тахинов поисковой партии Финли не подумал о том, чтобы посмотреть наверх, а если бы и посмотрел, то едва ли заметил бы Мордреда: паук, уже доросший до собаки средних размеров, спрятался в глубокой тени под карнизом главной станции, удобно устроившись на гамаке-паутине.

— Ты собираешься вновь проверить телеметрию из-за второй тревоги?

— Частично, — ответил Финли. — А в основном, потому что чувствую: что-то не складывается, — фразу эту, «что-то не складывается», частенько произносили герои детективов с той стороны. Финли их обожал, вот и фразу употреблял при первом удобном случае.

— Что не складывается?

Финли покачал головой. Более точного ответа у него не было.

— Но телеметрия не лжет. Во всяком случае, так меня учили.

— А ты в этом сомневаешься?

Понимая, что он вновь на тонком льду, собственно, они оба, Финли помялся с ответом, а потом решил: чего юлить?

— Конец близок, босс. Так что я сомневаюсь практически во всем.

— В том числе и в своем долге, Финли из Тего?

— Не будешь возражать, если составлю тебе компанию? — спросил Пимли.

— Отнюдь, — улыбнулся Горностай, продемонстрировав полный рот острых, как игла, зубов. И спел, своим странным, меняющим тембр голосом: «Помечтай со мной… Я на пути к луне моих отцо-о-ов».

— Дай мне одну минутку, — Пимли поднялся.

— Хочешь помолиться? — спросил Финли. Пимли остановился на пороге.

— Да. Раз уж ты спросил. Есть вопросы, Финли из Тего?

— Если есть, то лишь один, — существо с человеческим телом и покрытой гладким коричневым мехом головой горностая продолжало улыбаться. — Если молитва так вдохновляет, почему ты преклоняешь колени в том же помещении, где садишься срать?

— Потому что Библия предлагает: если у человека гости, он должен молиться в клозете. Еще вопросы?

— Нет, нет, — Финли помахал рукой. — Делай все лучшее и худшее, как говорят мэнни.

3.

В ванной Пол из Рауэя опустил крышку унитаза, преклонил колени на плитках пола и молитвенно сложил руки перед грудью.

«Если молитва возвышает, почему ты преклоняешь колени в том же помещении, где срешь?».

«Может, мне следовало сказать, потому что так молитва смиряет мою гордыню, — подумал он. — Позволяет увидеть, какой я на самом деле. Из грязи мы поднялись, и в грязь уйдем, и если есть помещение, где трудно об этом забыть, то вот оно».

— Господи, — начал он, — дай мне силы, когда я слаб, просвети, когда я в замешательстве, укрепи дух, когда я боюсь. Помоги мне не причинять вреда тем, кто это не заслуживает, а если и заслуживает, только а том случае, когда другого выхода нет. Господи…

И пока он стоял на коленях перед накрытым крышкой унитазом, человек, который вскоре попросит Бога простить его за то, что своей работой приближает конец света (и это безо всякой иронии), мы можем познакомиться с ним поближе. Времени это много не займет, ибо Пимли Прентисс не играет важной роли в нашей истории о Роланде и ее катете. И, однако, человек он интересный, со своими чувствами, противоречиями, и тупиками. Он — алкоголик, который истово верит в личного Бога, не чужд состраданию, и теперь находится на грани того, чтобы опрокинуть Башню и отправить триллион миров, которые вращаются вокруг нее, в свободный полет во тьму в триллионе направлений. Он бы без колебаний отдал приказ убить Динки Эрншоу и Стенли Руиса, если б узнал об их проделках… и ежегодно проводит День матери в слезах, потому что очень любил свою мать и скучает по ней. Когда речь идет об Апокалипсисе, вот идеальный человек для руководства этой работой, знающий, как преклонить колени и поговорить с Господом, словно с давним другом.

И вот ведь ирония судьбы: Пол Прентисс из когорты тех людей, которые могут заявить: «Я нашел работу через „Нью-Йорк таймс“!» В 1970 году, уволенный из тюрьмы, известной, как Аттика (мегамятеж прошел как без него, так и без Нельсона Рокфеллера), он нашел в «Таймс» объявление с таким вот заголовком:

«ТРЕБУБЕТСЯ ОПЫТНЫЙ СОТРУДНИК ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ НА ОТВЕТСТВЕННУЮ ДОЛЖНОСТЬ В ЧАСТНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ.

Высокое жалование! Дополнительные льготы! Готовность к путешествиям!».

Обещание высокого жалования оказалось, как говорила его любимая мамочка, «враньем чистой воды», потому что жалования не было вовсе, во всяком случае, в том смысле, как понимал его сотрудник исправительных учреждений на американской стороне. А вот что касается дополнительных льгот… да, льготы оказались фантастическими. Прежде всего, секс, сколько влезет, не говоря уж о еде и питье от пуза, но главное заключалось в другом. С точки зрения сэя Прентисса, главное заключалось в ответе на вопрос: чего ты хотел от жизни? Если ставил своей задачей только наблюдать, как в сумме на твоем банковском счету увеличивается количество нолей, тогда работа в Алгул Сьенто тебе, безусловно, не подходила… Ужасная сложилась бы ситуация, поскольку после подписания бумаг пути назад не было. Вот уж действительно, все мысли о войсках. И снова о войсках. А время от времени, когда возникала такая необходимость, приходилось, в назидание другим, отправлять на тот свет человечка-другого.

Но такая работа на все сто процентов устраивала ректора Прентисса, который двенадцатью годами раньше прошел принятую у тахинов церемонию смены имени и никогда в этом не раскаивался. Пол Прентисс стал Пимли Прентиссом. Именно в тот момент он отбросил то, что теперь называл «американской стороной», как из сердца, так и из разума. И не потому, что никогда в жизни он не пил такого отменного шампанского, и не ел так вкусно и сытно. И не потому, что виртуально трахался с сотнями красавиц. Ему нравилась именно работа, и он намеревался довести ее до конца. Потому что поверил, что своей работой в Девар-тои они служат не только Алому Королю, но и Богу. А за идеей Бога маячила другая, еще более величественная: образ миллиарда вселенных, упрятанных в одном яйце, которое он, бывший Пол Прентисс из Рауэя, получавший сорок тысяч долларов в год, страдающий язвой, обладающий жалкой медицинской страховкой, согласованной с продажным профсоюзом, теперь держал на ладони. Он понимал, что тоже находится в этом яйце, и его существование во плоти и крови прекратится, если он разобьет это яйцо, но при этом верил, если компанию ему составляли Бог и небеса, то на пару они заменили бы собой Башню. Именно на те небеса он хотел подняться, чтобы перед троном преклонить колени и попросить прощения за свои грехи. И он не сомневался, что там его ждали теплый прием и добрые слова: «Ты хорошо потрудился, мой добросовестный и верный слуга».

Не то, чтобы он полагал себя религиозным фанатиком. Разумеется, нет. Эти мысли о Боге и небесах он держал при себе. И хотел, чтобы остальной мир видел лишь одно: он — человек, выполняющий свою работу, и собирающийся выполнять ее в меру своих сил и способностей до самого конца. И уж конечно, он не считал себя ни злодеем, ни опасным для других человеком. Подумайте об Улиссе С. Гранте, генерале Гражданской войны, который собирался сражаться на занимаемых его армией позициях, даже если б на это ушло все лето.

В Алгул Сьенто лето подходило к концу.

4.

Дом ректора, миниатюрный коттедж Кейп-Код note 38, находился на одном конце Молла. Назывался он Шэпли-Хауз (почему, Пимли понятия не имел), и, разумеется, Разрушители называли его Говно-Хауз. В противоположном конце Молла возвышалось куда более внушительное здание, в котором изящно смешались несколько архитектурных стилей, как было принято в период правления королевы Анны. Называлось оно Дамли-Хауз (также по непонятным причинам). Это сооружение прекрасно вписалось бы в ряд студенческих общежитий где-нибудь в кампусе университета в Клемсоне, штат Южная Каролина, или университета штата Миссисипи. Разрушители называли его Домом разбитых сердец или Отелем разбитых сердец. Никто не возражал. Там жили и работали тахины и кан-тои. Что же касается Разрушителей, никто не мешал им проезжаться насчет персонала Алгул Сьенто. Сотрудники даже делали вид, что ничего не знают об этих шутках.

Пимли Прентисс и Финли из Тего неспешно вышагивали по Моллу в приятном молчании… которое нарушалось лишь при встрече со свободными от смены Разрушителями. Они встречались им по одному или группами, и Пимли вежливо приветствовал каждого. Ответные приветствия варьировались, от веселой улыбки до мрачного бурчания. Однако каждое Пимли записывал в свой актив. Он заботился о них. Нравилось им это или нет, но действительно заботился. И иметь с ними дело было куда приятнее, чем с убийцами, насильниками и вооруженными грабителями Аттики. Некоторые читали старые газеты и журналы. Четверо бросали подковы. Еще четверо сидели на травке. Таня Лидс и Джой Растосович играли в шахматы под старым тенистым вязом. Редкие лучи солнечного света, прорывающиеся сквозь крону, «гуляли» по их лицам и шахматной доске. Они поприветствовали его с искренней радостью, и почему нет? Таня Лидс уже стала Таней Растосович, после того, как Пимли поженил их месяцем раньше, как капитан корабля. И в определенном смысле он себя таковым и полагал, капитаном круизного лайнера «Алгул Сьенто», который плавал по темным морям Тандерклепа, освещенный единственным солнечным прожектором. Солнце время от времени исчезало, ты говоришь правильно, но сегодняшнее затмение было минимальным, длилось только сорок три секунды.

— Как дела, Таня? Джозеф? — всегда Джозеф и никогда — Джой, по крайней мере при встрече. Не нравилось ему это имя.

Они заверили его, что все в порядке и одарили ослепительными улыбками, на которые способны только молодожены.

Финли ничего не сказал Растосовичам, но неподалеку от Дамли-Хауз остановился перед молодым человеком, который читал книгу, сидя по мраморной скамье под деревом.

— Сэй Эрншоу? — спросил тахин.

Динки поднял голову, брови изогнулись в вежливом вопросе. Лицо, все в прыщах и угрях, оставалось бесстрастным.

— Я вижу, вы читаете «Волхва», — в голосе Финли явственно слышалась застенчивость. — Я сам читаю «Коллекционера». Какое совпадение!

— Если вы так считаете, — лицо Динки оставалось бесстрастным.

— Хотелось бы узнать ваше мнение о Фаулзе. Я сейчас занят, но потом, возможно, мы смогли бы обсудить его творчество.

Динки ответил с все теми же написанными на лице бесстрастностью и вежливостью: «Может, потом вы сможете взять ваш экземпляр „Коллекционера“, надеюсь, в переплете, и засунуть в свой мохнатый зад. Боком».

Улыбка исчезла с лица Финли. Он чуть поклонился.

— Ваше недовольство вызывает у меня лишь сожаление, сэй.

— Пошел на хер, — и Динки вновь раскрыл книгу. Приподнял с колен, чтобы показать, что больше отвлекаться не намерен.

Пимли и Финли из Тего продолжили путь. Вновь в молчании, поскольку ректор Алгул Сьенто перебирал различные варианты начала разговора. Ему хотелось узнать, как глубоко оскорбил Финли молодой человек. Пимли знал, что тахин гордится способностью читать и понимать литературу челов. А потом Финли освободил его от этой проблемы, сунув обе руки с длинными пальцами, зад у него не был мохнатым, только пальцы, между ног.

— Просто проверяю, на месте ли мои яйца, — пояснил он, и Пимли подумал, что добродушный юмор, который он услышал в голосе начальника службы безопасности, искренний — не деланный.

— Сожалею, что так вышло, — заметил Пимли. — Если в Алгул Сьенто кто с годами и не пережил подростковую злобность, так это Эрншоу.

— Ты рвешь меня на куски, — простонал Финли, а когда ректор изумленно глянул на него, улыбнулся, продемонстрировав ряды острых зубов. — Это знаменитая фраза из фильмы «Бунтарь без причины». Динки Эрншоу напомнил мне Джеймса Дина, — он помолчал. — Разве что не такой красавчик.

— Любопытный случай, — отметил Прентисс. — Его завербовали в рамках программы убийств, которую осуществляла одна из дочерных компаний «Северного центра позитроники». Он убил своего куратора и сбежал. Разумеется, мы его поймали. Он никогда не доставлял никаких хлопот, во всяком случае, нам, но злоба его никуда не делась.

— Но ты считаешь, от него неприятностей ждать не приходится.

Прентисс искоса глянул на Финли.

— Ты полагаешь, я чего-то о нем не знаю?

— Нет, нет. Просто я никогда не видел тебя таким нервным, как в последние несколько недель. Черт, если называть все своими именами, это же чистая паранойя.

— У моего деда была присказка, — ответил на это Пимли. — «О том, чтобы не уронить яйца, заботиться надо прежде всего у порога». Мы практически у порога.

И он не выдавал желаемое за действительное. Семнадцать дней тому назад, незадолго до того, как последний отряд Волков галопом вырвался из двери зоны сосредоточения 16 квадрата дуги, приборы в подвале Дамли-Хауз впервые зафиксировали деформацию Луча Медведь-Черепаха. После этого сломался Луч Орел-Лев. Скоро необходимость в Разрушителях отпала бы. Еще немного, и второй из остающихся Лучей развалится сам, даже без их помощи. Лучам свойственна тонкая балансировка. И вот теперь Луч Медведь-Черепаха выведен из состояния устойчивого равновесия. А если отвести его от этого состояния достаточно далеко, он в него уже не вернется. Рухнет, точнее, сломается. Перестанет выполнять возложенные на него функции. И вот тогда падет и Башня. Последний Луч, Волк-Слон, сможет простоять еще неделю или месяц, но не больше.

Пимли бы радоваться этому, но нет, он не радовался. Прежде всего, потому, что мыслями вновь и вновь возвращался к Зеленым плащам. В последний раз в Калью их отправилось шестьдесят, или около того, и они должны были вернуться в течение семидесяти двух часов, с очередной группой захваченных детей.

Однако… не вернулись.

Он спросил Финли, что тот думает по этому поводу.

Финли остановился. Выглядел он серьезным.

— Я думаю, возможно, дело в вирусе.

— Не понял?

— Компьютерный вирус. Мы же знаем, что такое часто случается с нашими компьютерами в Дамли, и тебе известно, какими бы страшными ни выглядели Зеленые плащи для этих выращивающих рис фермеров, на самом деле они — двуногие компьютеры, — он помолчал. — А может, жители Кальи нашли способ убить их. Удивит меня известие о том, что они поднялись с колен, чтобы вступить в бой? Удивит, но не сильно. Особенно, если их возглавил кто-то, сильный духом.

— К примеру, стрелок?

Взгляд, который бросил на Прентисса Финли, лишь немного не дотягивал до покровительственного.

Тед Бротигэн и Стенли Руис ехали по тротуару на десятискоростных велосипедах, и когда ректор и начальник службы безопасности вскинули руки, приветствуя их, ответили тем же. Бротигэн не улыбался, в отличие от Руиса, широченная счастливая улыбка которого однозначно указывала на дефекты умственного развития. С выпущенными глазами, заросшими щетиной щеками, слюнявыми губами, он все равно оставался мощным Разрушителем, видит Бог, оставался, и ему, конечно, повезло, что он смог подружиться с Бротигэном, который совершенно изменился после того, как его вернули из короткого «отпуска» в Коннектикуте. Пимли позабавили одинаковые кепки из твида на мужчинах, велосипеды тоже были одной модели, но не взгляд Финли.

— Прекрати, — сказал он.

— Прекратить что?

— Смотреть на меня так, словно я — только что лишившийся шарика мороженого над стаканчиком маленький мальчик, которому, однако, не хватает ума, чтобы это понять.

Но Финли не отвел глаз. Он их отводил редко, что, среди прочего, Пимли в нем нравилось.

— Если ты не хочешь, чтобы на тебя смотрели, как на ребенка, ты и не должен вести себя, как маленький мальчик. Ходили слухи, что стрелки пришли из Срединного мира, чтобы спасти мир еще на тысячу лет. Но их никто не видел. Лично я скорее поверю в появление Человека-Иисуса.

— Роды говорят…

Финли скривился, словно голову прострелила боль.

— Давай только не будет касаться того, о чем говорят Роды. Не могу поверить, что ты до такой степени не уважаешь мое здравомыслие… да и свое тоже. Их мозги гниют быстрее, чем кожа. Что же касается Волков, позволь мне высказать радикальную идею: неважно, где они и что с ними случилось. Имеющегося у нас стимулятора достаточно для того, чтобы закончить порученное нам дело, а это все, что меня волнует.

Глава службы безопасности несколько мгновений постоял на ступенях, которые вели на крыльцо Дамли-Хауз.

Он смотрел вслед двум мужчинам на одинаковых велосипедах и задумчиво хмурился.

— Бротигэн доставил нам массу хлопот.

— Не то слово! — Пимли невесело рассмеялся. — Но теперь он будет паинькой. Ему сказали, его близкие друзья из Коннектикута, мальчик Роберт Гарфилд и девочка Кэрол Гербер, умрут, если он попытается взбрыкнуть. Опять же, он начал осознавать, что никому из Разрушителей не интересны его… скажем так, философские идеи, хотя некоторые видят в нем своего наставника, а кое-кто, как этот молодой человек с разжиженными мозгами, который сейчас едет с ним, боготворит. Теперь, во всяком случае, не интересны. И я с ним поговорил после его возвращения. Один на один.

Финли об этом не знал.

— О чем?

— О фактах жизни. Сэй Бротигэн начал понимать, что его уникальные способности уже не играют той роли, что прежде. Потому что в нашей работе мы сильно продвинулись вперед. Оставшиеся два Луча развалятся как с ним, так и без него. И он знает, что в конце будет… смятение. Страх и смятение, — Пимли медленно кивнул. — Бротигэн хочет быть здесь в самом конце, хотя бы для того, чтобы утешить таких, как Стенли Руис, когда разверзнется небо.

— Пошли, давай еще разок взглянем на пленки и телеметрию. На всякий случай.

Бок о бок они поднялись по широким деревянным ступеням на крыльцо Дамли-Хауз.

5.

Два Кан-тои ждали, чтобы проводить ректора и начальника службы безопасности вниз. Как странно, подумал Пимли, что все, и Разрушители, и персонал Алгул Сьенто, с легкой руки Бротигэна стали называть их «низшими людьми». «Говоря об ангелах, слышишь, как хлопают их крылья», — могла бы сказать любимая мамуля Прентисса, и Пимли полагал, если в последние дни этого реального мира и были настоящие зверолюди, то кан-тои соответствовали этой категории даже в большей степени, чем тахины. У того, кто видел их без этих необычных живых масок, возникало впечатление, что они — тахины, только с головами крыс. Но, в отличие от истинных тахинов, которые воспринимали челов (за редкими исключениями, к которым относился и Пимли), как низшую расу, кан-тои поклонялись человеческому образу, как божеству. Они носили маски, чтобы в большей степени походить на это самое божество? На эту тему они предпочитали не говорить, но Пимли полагал, что нет. По его разумению, они верили, что становятся людьми, — вот почему, первый раз надевая маску (последние были живыми, их выращивали, а не изготавливали), они брали и имя челов, чтобы дальше жить по их образу и подобию. Пимли знал, они верили, что каким-то образом заменят человеческих существ после Падения… хотя, как они могли в такое верить, он и представить себе не мог, не то, чтобы понять. После Падения осталась бы только жизнь небесная, в этом не могло быть сомнений у любого, кто читал книгу Откровений note 39 … а Земля?

Возможно, появилась бы какая-нибудь новая Земля, но в этом уверенности у Пимли не было.

Два охранника, тоже кан-тои, Биман и Трелоуни, стояли в конце коридора, на посту у лестницы, которая вела в подвал. Для Пимли все кан-тои, даже со светлыми волосами и хрупкого телосложения, почему-то напоминали киноактера 1940-х и 50-х годов, Кларка Гейбла note 40 . У них у всех были такие же толстые, чувственные губы и оттопыренные уши. И потом, если приглядеться к ним внимательнее, можно было увидеть морщинки на шее и за ушами, где маски челов сворачивались в поросячьи хвостики и уходили в волосатую, зубастую плоть, уже их собственную (нравилось им это или нет). И глаза. Их со всех сторон окружала шерсть, поэтому, опять же, присмотревшись внимательно, не составляло труда увидеть, что глазницы на самом деле являлись дырами в уникальных масках из живой материи. Иногда можно было услышать, как дышат эти маски, что Пимли находил странным и даже отвратительным.

— Хайл, — приветствовал их Биман.

— Хайл — приветствовал их Трелоуни.

Пимли и Финли ответили на приветствие, поднеся кулак ко лбу, а потом Пимли первым спустился по лестнице. В нижнем коридоре, проходя мимо надписей: «МЫ ВСЕ ДОЛЖНЫ ДЕЙСТВОВАТЬ СООБЩА, ЧТОБЫ СОЗДАВАТЬ ПОЖАРОБЕЗОПАСНУЮ СРЕДУ» и «ДА ЗДРАВСТВУЮТ КАН-ТОИ», -Финли едва слышно прошептал: «Они такие странные».

Пимли улыбнулся и хлопнул его по плечу. Вот почему ему так нравился Финли из Тего: как Айк и Майк, они думали одинаково.

6.

Большую часть подвала Дамли-Хауз занимало большое помещение, заставленное разнообразным оборудованием. Далеко не все оно работало, а часть работающих приборов и машин они не использовали (хватало и таких, функции которых оставались для них тайной за семью печатями), но они прекрасно освоили систему наблюдения и телеметрию, которая замеряла дарки: единицы расходуемой психоэнергии. Разрушителям строго запрещалась использовать сверхъестественные психические способности за пределами Читальни, да и не все могли это делать. Многие напоминали мужчин и женщин, которые могли справить нужду только в туалете и нигде больше, не могли облегчиться без визуального стимулятора, который говорил им: да, все в порядке, ты в туалете, можешь приступать к делу. Некоторые, как малые дети, еще не приученные к горшку, не могли предотвратить случайные выбросы психоэнергии. Обычно это приводило к тому, что у кого-то сотрудников, который чем-то им досадил, начинала болеть голова, или на Молле переворачивалась одна из скамеек, но люди Пимли вели тщательное наблюдение за Разрушителями, и «целенаправленные» выбросы наказывались, сначала легко, при повторениях все более сурово. На сей счет Пимли нравилось говорить новичкам (в те давние дни, когда новички еще появлялись): «Будьте уверены, ваш грех вас выдаст». У Финли была еще более простая заповедь: «Телеметрия не лжет».

Сегодня телеметрия не показала им ничего, кроме случайных всплесков, таких же бессмысленных, как четырехчасовая аудиозапись группового пердежа или рыгания. На видеопленках и в журналах дежурных также не обнаружилось ничего интересного.

— Удовлетворен, сэй? — спросил Финли, и что-то в его голосе заставило Пимли повернуться и пристально посмотреть на тахина.

— А ты?

Финли из Тего вздохнул. В такие моменты Пимли хотелось, чтобы Финли был челом или он сам — настоящим тахином. Проблема заключалась в напрочь лишенных выражения черных глазах Финли. Они ничем не отличались от глаз куклы, и прочесть в них что-либо просто не представлялось возможным. Если, конечно, ты не был тахином.

— Уже несколько недель мне как-то не по себе, наконец, ответил Финли. — Я пью слишком много грэфа, чтобы уснуть, а потом целыми днями хожу злой, рявкаю на других. Частично причина в потере связи после крушения последнего Луча…

— Ты знаешь, это неизбежно…

— Да, разумеется, знаю. Дело в другом. Я пытаюсь найти рациональные причины для объяснения иррациональных чувств, а это плохой признак.

На дальней стене висела картина Ниагарского водопада. Кто-то из кан-тои перевернул ее верх ногами. Среди «низших людей» такой переворот картин считался шуткой высшего класса. Пимли понятия не имел, почему, но, поскольку все двигалось к концу, какое это имело значение? «Я знаю, как делать мою гребаную работу, подумал он, перевешивая картину Ниагарского водопада, как положено. — Я знаю, как надо ее делать, а все остальное — ерунда, мы говорим спасибо Богу и Человеку — Иисусу».

— Мы всегда знали, что в конце все пойдет наперекосяк, — продолжил Финли, — вот я и говорю себе, что этим все объясняется. Этим… ты понимаешь…

Этим чувством, которое ты испытываешь, предположил бывший Пол Прентисс. Потом улыбнулся и положил указательный палец правой руки на кольцо, образованное большим и указательным пальцами левой. Этот тахиновский жест означал: «Я говорю тебе всю правду». — Этим иррациональным чувством.

— Да. Конечно же, я знаю, что Раненый лев не появился на севере, и я не верю, что солнце остывает изнутри. Я слышал байки о безумии Алого Короля и о том, что Дан-тете уже пришел, чтобы занять его место. Но могу сказать лишь одно: «Я в это поверю, когда увижу собственными глазами». То же самое относится и к удивительной новости, касающейся прихода с запада стрелка, который намерен спасти Башню, как предсказывали древние легенды и песни. Все это чушь собачья, от начала и до конца.

Пимли хлопнул его по плечу.

— Твои слова — бальзам для моего сердца.

И говорил он чистую правду. Финли чертовски хорошо поработал на должности начальника службы безопасности. За эти годы его сотрудники убили с полдюжины Разрушителей, снедаемых тоской по дому, дураков, которые пытались бежать, а двум другим сделали лоботомию. Тед Бротигэн оказался единственным, кому удалось «проскочить под забором» (эту фразу Пимли впервые услышал в фильме «Сталаг 17», но его, слава Богу, удалось вернуть. Кантои занесли эту операцию в свой актив, и начальник службы безопасности не стал с ними спорить, но Пимли знал истинное положение дел: именно Финли срежиссировал каждый ход и всю их последовательность, от начала и до конца.

— Но мое чувство — нечто большее, чем просто нервы, Финли еще не выговорился. — Я верю, что иногда разумным существам свойственна интуиция, — он рассмеялся. — Как можно не верить в интуицию в таком месте, как это, где полным полно тех, кто способен увидеть как прошлое, так и будущее?

— Но не телепортов, — уточнил Пимли. — Так?

Телепортации, одной из сверхъестественных способностей человека, боялись все сотрудники Девар-тои, и не без причины. Телепорт мог превратить их упорядоченную жизнь в хаос. Скажем, создать на нескольких акрах безвоздушное космическое пространство и вызвать ураган. К счастью, имелся простой тест, который позволял выявить эту особенность организма (проведение теста не вызывало труда, хотя необходимое для этого оборудование также осталось от древних, и никто не знал, как долго оно еще будет работать) и простая процедура (из того же источника), избавляющая от этой особенности. Доктору Ганли на ее проведение требовалось меньше двух минут: «Все так просто, что в сравнении с ней вазэктомия note 41 кажется нейрохирургией», — как-то признался он.

— Абсо-гребано-лютно никаких телепортов, — ответил Финли и повел Прентисса к пульту управления, который выглядел на удивление схоже с тем, что визуализировала Сюзанна Дин в своем «Догане». Указал на два диска, с иероглифами древних (значки эти походили на те, что были на ненайденной двери). Стрелка каждого диска указывала на отметку «0» слева от него. Когда Финли постучал по дискам мохнатым большим пальцем, стрелки чуть отошли от ноля, а потом вернулись в прежнее положение.

— Мы не знаем точно, для измерения чего созданы эти диски, — сказал глава службы безопасности, — но что они меряют, так это телепортационный потенциал. К нам попадали Разрушители, которые пытались скрыть этот талант, но у них ничего не вышло. Если бы в нашу компанию затесался телепорт, Пимли из Нью-Джерси, эти стрелки переместились бы к отметке пятьдесят, а то и восемьдесят.

— Итак, — полушутливо, полусерьезно Пимли начал загибать пальцы. — Никаких телепортов, никакого Льва, пришедшего с севера, никакого стрелка. Ах, да, и Зеленые плащи, ставшие жертвой компьютерного вируса. Если ни в чем не ошибся, тогда что же тебя гложет? Что кажется тебе не так, а?

— Приближение конца, — Финли тяжело вздохнул. — Сегодня я намерен в два раза увеличить число охранников на сторожевых башнях, и челов у ограждения по периметру.

— Потому что тебя что-то гложет, — Пимли чуть улыбнулся.

— Что-то гложет, да, — Финли не улыбался, острые зубы остались скрытыми за блестящей гладкой шерстью.

Пимли хлопнул его по плечу.

— Пошли. Давай-ка поднимемся в Читальню. Может, увидев Разрушителей за работой, ты успокоишься.

— Возможно, — Финли по-прежнему не улыбался.

— Все нормально, Фин, — мягко заметил Пимли.

— Полагаю, что да, — тахин с сомнением оглядел оборудование, потом посмотрел на Бимана и Трелоуни, двух «низших людей», которые уважительно ждали у двери, пока две большие шишки закончат беседу. — Полагаю, что да, только его сердце в это не верило. Совершенно не сомневалось оно только в одном: в Алгул Сьенто телепортов не было.

Телеметрия никогда не лгала.

7.

Биман и Трелоуни проводили их по обшитому дубовыми панелями коридору к лифту для сотрудников, также обшитому дубом. На стене кабины висел огнетушитель и еще одна табличка, напоминающая жителям Девар-тои, что они должны действовать сообща, создавая пожаробезопасную среду.

Табличку также перевернули вверх ногами.

Пимли поймал взгляд Финли. Ректор подумал, что уловил искорку веселья в глазах главы службы безопасности, но, возможно, увидел лишь собственное чувство юмора, отразившееся от глаз тахина, как от зеркала. Финли без единого слова снял табличку, перевернул, повесил, как должно. Ни один ни сказал ни слова о механизме подъема кабины, который громко и натужно ревел. И о том, что кабину все время трясло. Если б она застряла, им бы не составило труда вылезти через технологический люк в крыше, даже набравшему чуток лишнего веса (ну, даже не чуток… а просто разжиревшему) человеку, такому, как Прентисс. Дамли-Хауз на небоскреб не тянул, помощь, и в достаточном количестве подоспела бы тут же.

Кабина поднялась на третий этаж. И тут табличка на двери лифта висела вверх ногами. На ней было написано: «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ», и «ВОСПОЛЬЗУЙТЕСЬ КЛЮЧОМ», и «НЕМЕДЛЕННО СПУСТИТЕСЬ ВНИЗ, ЕСЛИ ВЫ ПОДНЯЛИСЬ НА ЭТОТ ЭТАЖ ПО ОШИБКЕ. ВЫ НЕ БУДЕТЕ НАКАЗАНЫ, ЕСЛИ СРАЗУ ЖЕ ОБ ЭТОМ ДОЛОЖИТЕ».

Доставая карточку-ключ, Финли как бы между прочим (Бог бы подрал эти непроницаемые глаза) спросил: «Есть новости от сэя Сейра?».

— Нет, — довольно-таки резко ответил Пимли, — да я их и не жду. Мы изолированы здесь по веской причине, сознательно забыты в пустыне, как ученые «Манхэттенского проекта» в 1940-ых годах. Когда я видел его в последний раз, он сказал мне, что… возможно, я вижу его в последний раз.

— Расслабься, я спросил из любопытства, — Финли с силой провел карточкой по щели и дверь лифта раскрылась с противным скрипом.

8.

Читальней называли длинное помещение в середине Дамли-Хауз. Стены Читальни поднимались на три этажа, к стеклянной крыше, в которую вливался достающийся с таким трудом солнечный свет Алгул Сьенто. На балконе напротив двери, в которую вошли Прентисс и Тего, стояло странная компания: тахин с головой ворона, его звали Джекли, Конрой, техник из кан-тои, и два чела, имена которых Пимли сразу не вспомнил. Тахины, кан-тои и челы, которым приходилось работать вместе, конечно же, старались держаться в рамках приличия, пусть иной раз такое давалось не без труда, но никто не мог ожидать, что они будут собираться одной компанией, общаться и в свободное от работы время. Впрочем, на балконе ни о каком общении речи просто быть не могло. Находившие внизу Разрушители не были ни животными в зоопарке, ни экзотическими рыбками в аквариуме. Пимли (и Финли тоже) не уставали напоминать об этом персоналу Алгул Сьенто. Ректору Алгул Сьенто за все проведенные здесь годы лишь однажды пришлось отдать приказ сделать лоботомию одному сотруднику, идиоту-охраннику, челу по имени Дэвид Берк, который что-то (орешки арахиса?) сбрасывал на находящихся внизу Разрушителей. Когда Берк понял, что насчет лоботомии ректор настроен серьезно, он молил дать ему еще один шанс, клятвенно обещая более не допускать никаких глупостей. Но Пимли предпочел его не услышать. Он увидел возможность преподать своим сотрудникам наглядный урок, который будет у них перед глазами годы, даже десятилетия, и воспользовался ею. Действительно ставший идиотом Берк до сих пор болтался как по Моллу, так и по всему Алгул Сьенто, с раззявленным ртом и застывшим в глазах недоумением. Они словно говорили: «Я почти что знаю, кто я, я почти что помню, что я сделал, чтобы стать таким «. И он стал наглядным уроком, показывающим, чего нельзя делать в присутствии работающих Разрушителей. А вот правила, запрещающего сотрудникам иногда подниматься на балкон и смотреть на Разрушителей, не было, и они все время от времени приходили.

Потому что пребывание в Читальне прибавляло жизненных сил и энергии.

Во-первых, если рядом работали Разрушители, отпадала необходимость в разговорах. «Светлый разум», так они это называли, врывался в голову, когда ты шел от лифта по коридору третьего этажа, направляясь к Читальне, что с одного ее короткого торца, что с другого. А когда ты открывал дверь на балкон, светлый разум расцветал во всей красе, распахивая все двери восприятия. Олдос Хаксли, Пимли не раз думал об этом, точно съехал бы с катушек. Иногда казалось, что твои ноги отрываются от пола, и ты уже не идешь, а плывешь. Вещи в карманах поднимались и зависали в воздухе. Если ты чего-то забывал, скажем, о встрече в пять часов вечера или среднее имя брата сестры, здесь все тут же вспоминалось. А если выяснялось, что ты забыл что-то важное и не вспомнил вовремя, ты никогда не огорчался. С балкона уходили с улыбкой на лице, даже если поднимались туда в самом отвратительном настроении (отвратительное настроение считалось наилучшей причиной для визита на балкон). Там ты словно вдыхал поднимающийся от находившихся внизу Разрушителей газ счастья, невидимый глазу и неуловимый для самой изощренной телеметрии.

Пимли и Финли поприветствовали четверку на противоположном балконе, подошли к ограждению, поверху тянулся широкий поручень из дуба, и посмотрели вниз. Помещение внизу действительно напоминало библиотеку богатого мужского клуба в Лондоне. Лампы, дающие мягкий свет, многие в абажурами от Тиффани, стояли на маленьких столиках или крепились к стенам (естественно, обшитых дубовыми панелями). На полу лежали дорогие турецкие ковры. Одну стену украшал Матисс, другую — Рембрандт… третью — «Мона Лиза». Настоящая, не чета той подделке, что висела в Лувре, на Ключевой Земле.

Перед ней стоял мужчина, сцепив руки за спиной. Сверху казалось, что он изучает картину, пытается расшифровать знаменитую загадочную улыбку, но Пимли знал, что это не так. Мужчины и женщины с журналами в руках вроде бы увлеченно их читали, но, если вы находились рядом, то увидели бы, что они смотрят на свои экземпляры «Маккола» или «Харперса» пустым взглядом, а то и вообще в сторону. Девочка одиннадцати или двенадцати лет, в ярком полосатом платье, которое могло стоить больше полутора тысяч долларов в одном из бутиков для детских товаров на Родео-драйв, сидела перед игрушечным домиком на каминной доске, но Пимли знал, что она не обращает ни малейшего внимания на точную копию Дамли-Хауз.

В Читальне находились тридцать три Разрушителя. Ровно тридцать три. В восемь вечера, когда отключалось искусственное солнце, им предстояло уступить свое место следующей смене. И лишь один человек, один и только один, приходил и уходил, когда у него возникало на то желание. Человек, который сумел преодолеть все преграды и сбежать, и не понес за это никакого наказания… разве что его вернули сюда, что для этого человека, конечно же, стало самым суровым наказанием.

И, словно мысль Пимли послужила сигналом вызова, в дальнем конце открылась дверь, и в Читальню тихонько проскользнул Бротигэн, все в той же твидовой кепке. Даника Ростова оторвалась от игрушечного домика и улыбнулась ему. Бротигэн подмигнул в ответ. Пимли двинул Финли в бок.

Финли: («Я его вижу»).

Но они не просто видели его. Чувствовали. В тот самый момент, когда Бротигэн вошел в Читальню, те, кто находился на балконе, и, что более важно, находящиеся внизу, ощутили подъем энергии. Они по-прежнему не знали, каким образом Бротигэну удавалось так воздействовать на окружающих, контрольные приборы не помогали (а несколько, Пимли в этом не сомневался, старый пес сознательно сломал). Если были и другие с таким же талантом, то «низшие люди», охотившиеся за потенциальными Разрушителями, их не нашли (теперь охота прекратилась; набранного количества Разрушителей вполне хватало для завершения проекта). С Бротигэном полная ясность была лишь в одном: он не только обладал сверхъестественными психическими способностями, но и мог усиливать их у других, находясь рядом. Мысли Финли, обычно надежно укрытые даже от Разрушителей, теперь горели в голове Пимли, как неоновая реклама.

Финли: («Он — экстраординарный»).

Пимли: (И, насколько нам известно, уникальный Ты это видел).

Образ: Зрачки расширяющиеся и сужающиеся, расширяющиеся и сужающиеся.

Финли: (Да Ты знаешь чем это вызвано).

Пимли: (Отнюдь И мне без разницы Финли без разницы А этот старик).

Образ: Старый, блохастый лохматый пес, хромающий на трех лапах).

(Почти закончил свою работу да и пора).

Тремя этажам ниже человек, о котором они говорили взял газету (все газеты были старыми, как и сам Бротигэн, освещавшими события давно минувших дней), сел в кожаное кресло, такое большое, что оно буквально проглотило его, и вроде бы начал читать.

Пимли почувствовал, как поток психической силы поднимается мимо него, сквозь него, к стеклянной крыше и сквозь нее, поднимается к Лучу, который проходил непосредственно над Алгулом, борется с ним, вгрызается в него, разъедает, безжалостно водит по нему напильником. Пробивая дыры в магии. Упорно трудится, чтобы вырвать глаза у Медведя. Чтобы сломать панцирь Черепахи. Чтобы разрушить Луч, который идет от Шардика к Матурин. Чтобы свалить Темную Башню, которая стоит посередине.

Пимли повернулся к своему спутнику, и нисколько не удивился, увидев острые маленькие зубы на покрытой гладкой шерстью голове горностая. Тего наконец-то заулыбался! Не удивило его и то, что теперь он мог читать выражение этих черных глаз. При обычных обстоятельствах тахин мог посылать и принимать короткие ментальные сообщения, но никого не допускал в свой разум. Здесь, однако, все менялось. Здесь…

…Здесь в душе Финли из Тего воцарился покой. Его тревоги.

(То, что грызло).

Ушли. Во всяком случае, на время.

Пимли послал Финли череду ярких образов: бутылка шампанского, сверкающая на корме яхты; сотни плоских шляп выпускников университета, взлетающие в воздух; флаг, поставленный на Эвересте; смеющаяся пара, выходящая из церкви, наклоняющая головы, чтобы уберечь глаза от рисового дождя; планета… Земля… внезапно ярко вспыхнувшая.

Все образы говорили об одном и том же.

— Да, — ответил Финли, и Пимли задался вопросом, ну как он только мог подумать, что эти черные глаза ничего не выражают. — Да, конечно. Успешное завершение дела.

Ни один из них в этот момент не смотрел вниз. А если б кто опустил глаза, то увидел бы, что Тед Бротигэн, старый пес, да, и выдохшийся, но, возможно, не такой выдохшийся, как полагали некоторые, смотрит на них.

И на его губах тоже играет едва заметная улыбка.

9.

В Алгул Сьенто никогда не шел дождь, во всяком случае, за те годы, которые провел здесь Пимли, но иной раз, чернильно-черными ночами, раздавались мощные раскаты сухого грома. Большинство сотрудников Девар-тои не обращали на них никакого внимания и продолжали крепко спать, но Пимли часто просыпался, с сердцем, выскакивающим из груди, а в подсознании раз за разом, словно вращающаяся красная лента, крутилась молитва «Отче наш».

Днем, в разговоре с Финли, ректор Алгул Сьенто, с улыбкой допытывался у Финли, что его гложет.

Теперь, лежа в постели в Шэпли-Хауз (известном среди Разрушителей, как Говно-Хауз), на другом, от Дамли-Хауз, конце Молла, Пимли вспомнил это чувство, абсолютную уверенность в том, что все будет хорошо: успех гарантирован, его достижение лишь вопрос времени. На балконе Финли разделил с ним это чувство, но Пимли хотелось бы знать, а не лежит ли сейчас начальник службы безопасности без сна, так же, как и он сам, не думает ли, как легко попасть впросак, когда работаешь рядом с Разрушителями. Потому что, как ни крути, именно они посылали вверх газ счастья. Именно они создавали хорошее настроение.

И если допустить… только допустить… что кто-то искусственно вызывает это чувство? Подсовывает его, как соску? Напевает, как колыбельную? «Спи, Пимли, спи, Финли, спите, хорошие детки…».

Нелепая идея, чистая паранойя. Однако, когда очередной двойной раскат грома докатился до Алгул Сьенто, если не с юго-востока, то со стороны Федика и Дискордии, Пимли Прентисс сел и зажег лампу на прикроватном столике.

Этой ночью Финли намеревался удвоить охрану как на сторожевых башнях, так и периметра. Возможно, завтра следует ее утроить. На всякий случай. И потому, что самоуверенность на конечном участке пути может сослужить дурную службу, все так.

Пимли поднялся с кровати, высокий мужчина со здоровенным волосатым животом, в одних пижамных штанах. Помочился, опустил крышку на сидение унитаза, опустился перед ним на колени, сложил руки перед грудью и молился, пока не почувствовал, что его клонит ко сну. Молился о том, что суметь выполнить порученное ему дело. Молился о том, чтобы заметить беду до того, как беда заметит его. Молился о своей матери точно так же, как Джим Джонс молился о своей, наблюдая, как очередь двигается к котлу с отравленным «Кулэйдом». Молился, пока раскаты грома не затихли до стариковского бормотания, и только тогда вернулся в постель, совершенно успокоенным. Утроить число охранников — с такой мыслью он заснул темной ночью и с ней же проснулся утром, в спальне, залитой искусственным солнечным светом. Потому что о яйцах следовало заботиться у самого порога.

Глава 7. Ка-шуме.

1.

Чувство, неприятное и странное, накрыло стрелков после ухода Бротигэна и его друзей, но поначалу ни один из них не заговорил об этом. Каждый думал, что меланхолию эту ощущает только он или она. Роланд, единственный, кто мог распознать означенное чувство (ка-шуме, так назвал бы его Корт), приписал эти ощущения тревогам грядущего дня, а еще больше — подрывающей силы атмосфере Тандерклепа, где днем царил сумрак, а ночи были черными, как слепота.

Конечно же, после ухода Бротигэна, Эрншоу и Шими Руиса, друга юности Роланда, дел у них хватало (Эдди и Сюзанна пытались заговорить со стрелком о Шими, но Роланд их осадил. Джейк, с его даром, даже не пытался. Роланд еще не мог вновь затеять разговор о давно минувших днях, пока не мог). Тропинка вела вниз и вокруг Стик-тете, и, спустившись по ней, они быстро нашли пещеру, о которой говорил старик. Вход в нее скрывали скалы и покрытые пылью кусты. Размерами эта пещера значительно превосходила ту, что осталась выше по склону, на штырях, вбитых в стену, висели газовые фонари. Джейк и Эдди зажгли по два с каждой стороны, и все четверо в молчании огляделись.

Прежде всего Роланд обратил внимание на спальные мешки: у стены по левую руки их лежало четыре, каждый на наполненном воздухом надувном матрасе. К мешкам крепились бирки «СОБСТВЕННОСТЬ АРМИИ США». У последнего мешка положили еще один матрас, накрытый банными полотенцами. « Они ждали четырех людей и одного зверька, — подумал Роланд. — Предвидение или они каким — то образом наблюдали за нами? А так ли важна причина?».

Какой-то предмет, завернутый в пластиковую пленку, лежал на бочке с надписью: «ОСТОРОЖНО! ВОЕННОЕ ИМУЩЕСТВО!» Эдди снял пленку, и они увидели магнитофон с двумя бобинами на нем. Одна была с пленкой. Роланд не сумел разобрать единственное слово, написанное на переднем торце магнитофона, и спросил Сюзанну, что оно означает.

— «Волленсак», — ответила она. — Название немецкой компании. Если речь идет о таких вот магнитофонах, то лучше, чем «Волленсак», их никто не делал.

— Тут ты не права, сладенькая, — вмешался Эдди. — В мое время пальма первенства перешла к «Сони». Они сделали плеер, который крепился к поясу. Назывался он «Уокмен». Готов спорить, этот динозавр весит двадцать фунтов. С батарейками — больше.

Сюзанна разглядывала три футляра с бобинами, которые лежали рядом с «Волленсаком».

— Мне не терпится их послушать.

— Если послушаем, то с наступлением ночи, — ответил ей Роланд. — А пока посмотрим, что еще нам приготовили.

— Роланд? — спросил Джейк.

Стрелок повернулся к нему. Что-то в лице Джейка практически всегда заставляло смягчаться и лицо Роланда. Роланд, когда смотрел на Джейка, не становился красавцем, но в чертах его лица проявлялось чувство, которого обычно не было. Сюзанна полагала, что это взгляд любви. А может, надежды на будущее.

— Что такое, Джейк?

— Я знаю, нам придется сражаться…

— Присоединяйтесь к нам на следующей неделе во время просмотра «Возвращения в „ОК Коррал“ с Вэном Хефлином и Ли ван Клиффом в главных ролях note 42 , — пробормотал Эдди, направляясь в глубину пещеры. Так стояло что-то большое, накрытое вроде бы стеганым чехлом газонокосилки.

— …Но когда? Завтра?

— Возможно, — ответил Роланд. — Но, вероятнее, послезавтра.

— У меня какое-то ужасное предчувствие. Не то, чтобы я боюсь, нет…

— Ты думаешь, им удастся нас побить, цыпленок? — спросила Сюзанна. Обняла Джейка за шею, посмотрела в глаза. Она научилась уважать предчувствия мальчика. Иногда спрашивала себя, а не связаны ли они с существом, с которым ему пришлось столкнулся, чтобы попасть сюда: с тварью в доме на Голландском холме. Там ему противостоял не робот, не ржавая заводная игрушка. Привратник определенно был из тех чудовищ, что остались после отхода Прима. — Ветер донес до тебя запах нашего поражения. Да?

— Я так не думаю, — ответил Джейк. — Я не знаю, что это. Такое я испытывал только раз и случилось это перед тем…

— Перед чем? — спросила Сюзанна, но прежде чем Джейк успел ответить, раздался голос Эдди. Роланда это порадовало. «Перед тем, как я упал». Вот как Джейк собирался закончить фразу. «Перед тем, как Роланд позволил мне упасть».

— Господи! Идите сюда! Это надо видеть!

Эдди сдернул стеганый чехол, и глазам остальных открылся моторизованное транспортное средство, нечто среднее между внедорожником и гигантским трициклом. С широкими баллонными шинами и глубоким зигзагообразным протектором. Средства управления находились на руле. Из элементарно простого щитка управления торчала игральная карта рубашкой к ним. Роланд знал, что это за карта еще до того, как Эдди выдернул ее двумя пальцами и повернул. На картинке изображалась женщина с платком на голове у вращающегося колеса. Госпожа Теней.

— Похоже, что наш друг Тед оставил тебе средство передвижения, сладенькая, — заметил Эдди.

Сюзанна на руках и коленях быстренько подползла к нему.

— Подсади меня, Эдди! Подсади!

Эдди подсадил, и едва она оказалась в седле, схватившись за ручки руля вместо вожжей, стало ясно, что эта машина делалась под нее. Сюзанна нажала на красную кнопку, и двигатель ожил, едва слышно зажужжал. Электрический, не бензиновый, Эдди в этом не сомневался. Та же тележка для гольфа, только, скорее всего, более быстрая.

Сюзанна повернулась к ним, ослепительно улыбалась. Похлопала по темно-коричневой раме трехколесника.

— Зовите меня миссас Кентавр! Я всю жизнь мечтала о таком, только этого не знала.

Никто из них не заметил печали, отразившейся на лице Роланда. Он наклонился, чтобы поднять игральную карту, небрежно брошенную Эдди, так что никто и не мог заметить.

Да, это была она, все так, Госпожа Теней. Из-под платка она хитро улыбалась и рыдала одновременно. В последний раз он видел эту карту в руке человека, который иногда называл себя Уолтером, а иной раз и Флеггом.

«Ты понятия не имеешь, как близко от тебя Башня, тогда сказал он. — Миры вращаются над твоей головой».

И теперь он узнал чувство, которое охватило их, мог назвать, практически не сомневаясь в собственной правоте: не тревога, не усталость — ка-шуме. Точно выразить его словами, пожалуй, не представлялось возможным. А означало оно приближение разрушения катета.

Уолтер о'Дим, его давний заклятый враг умер. Роланд это понял, едва увидел лицо Госпожи Теней. Скоро умрет один из его близких, возможно, в грядущей битве, которая уничтожит могущество Девар-тои. И вновь весы, которые временно качнулись в их сторону, обретут равновесие.

Мысль о том, что умереть может он сам, просто не приходила Роланду в голову.

2.

На машине, которую Эдди немедленно окрестил «Прогулочный трайк Сюзанны» стояли логотипы трех фирм. «Хонды», «Такуро» (продукция которой, в частности «Такуро спирит», пользовалась бешеной популярностью в том мире, где население выкосил супергрипп) и «Северного центра позитроники». Имелась и бирка «СОБСТВЕННОСТЬ АРМИИ США».

Сюзанне ужасно не хотелось слезать с трайка, но в конце концов она слезла. Видит Бог, вокруг еще много чего нашлось: они попали в пещеру сокровищ. У входа, в самой узкой части пещеры находились запасы еды (в основном, продукты сухой заморозки, возможно, не такие вкусные, как суп Найджела, но насыщающие), вода в бутылках, напитки в банках («Кока», Нозз-А-Ла», но ничего алкогольного) и обещанная плита на пропане. Глубже стояли ящики с оружием. На некоторых можно было прочитать «АРМИЯ США», но далеко не на всех.

Теперь их основные способности вырвались наружу: истинная сущность, как сказал бы Корт. Таланты и врожденное чутье могли всю жизнь так и оставаться не раскрытыми, давая о себе знать лишь в час беды, если бы Роланд намеренно не разбудил… не вскормил а потом не отточил их до смертельно опасной остроты бритвы.

Они практически не обменялись ни словом, когда Роланд доставал из мешка фомку и один за другим вскрывал ящики. Сюзанна напрочь забыла о прогулочном трайке, которого ждала всю жизнь; Эдди — о своих шуточках; Джейк — о предчувствии беды. Они могли думать только об оружии, которое им оставили, и сразу или после короткого осмотра понимали, что перед ними и для чего предназначено.

В одном ящике лежали штурмовые винтовки «АР-15», с еще не удаленной со стволов смазкой, ударные механизмы которых пахли банановым маслом. Эдди обратил внимание на переключатели, позволяющие стрелять, как одиночными патронами, так и короткими и длинными очередями, и заглянул в соседний ящик. Внутри, прикрытые пластиковой пленкой и тоже в заводской смазке, находились металлические патронные диски. Они выглядели точно так же, как диски автоматов в гангстерских сагах, вроде «Белой жары», только превосходили их размерами. Эдди поднял одну из «АР-15» и, само собой, увидел то, что и ожидал: посадочное гнездо под такой диск, превращающее штурмовую винтовку в скорострельный пулемет. Сколько патронов было в диске? Сто? Сто двадцать пять? Вполне достаточно, чтобы выкосить целую роту, это точно.

Тут же стоял ящик с вроде бы ракетными снарядами с написанными на каждом буквами «STS». За ящиком, в стойке у стены закрепили полдюжины ручных ракетных установок. Роланд указал на знак атома на них и покачал головой. Он не хотел пользоваться оружием, которое могло заразить территорию и все живое на ней радиацией, каким бы эффективным оно ни было. Он намеревался убить Разрушителей, но только в том случае, если бы не нашлось другого способа остановить их пагубное воздействие на Луч.

Рядом с металлическим подносом, заваленным противогазами (Джейку они напомнили отрезанные головы каких-то странных жуков) они нашли два ящика с ручным оружием: короткоствольными пистолетами-пулеметами со словом «КОЙОТ» выгравированном на рукоятках каждого, и тяжелыми автоматическими пистолетами «Кобра старс». Джейку очень приглянулись и «Койот», и «Кобра старс» (по правде говоря, ему приглянулось все оружие), но он взял «Кобру», потому что этот пистолет в значительной степени напоминал «ругер», которого он лишился. Обойма в рукоятке вмещала пятнадцать или шестнадцать патронов. Считать их Джейку не потребовалось: взгляда хватило, чтобы знать.

— Эй, — воскликнула Сюзанна, она перебралась ближе к входу в пещеру. — Вы только посмотрите. Снитчи.

— Хочу взглянуть на крышку ящика, — сказал Джейк, когда они присоединились к ней. Сюзанна подвинулась, Джейк поднял крышку, с восхищением уставился на нее. На крышке нарисовали лицо улыбающегося мальчика с похожим на стилизованное изображение молнии шрамом на лбу, в круглых очках. Он замахивался вроде бы волшебной палочкой на подлетающий снитч. Под рисунком они прочитали:

«СОБСТВЕННОСТЬ 449 ЭСКАДРОНА 24 „СНИТЧА“.

МОДЕЛЬ «ГАРРИ ПОТТЕР» СЕРИЙНЫЙ № 465-17-ССНРJКR note 43.

Не связывайтесь с 449-ым! Мы вышибем вам мозги!».

В ящике лежали два десятка снитчей, расфасованные, как яйца, в пластиковые ячейки. Никто из бойцов Роланда не успел как следует разглядеть это новое оружие во время битвы с Волками, но теперь им хватало времени, чтобы утолить любопытство. Каждый взял по снитчу. Размером с мяч для тенниса, но куда тяжелее. Неровная поверхность напоминала глобус с нанесенными на него меридианами и параллелями, и хотя на вид снитчи вроде бы изготовили из стали, поверхность чуть пружинила под пальцами, словно очень твердая резина.

На каждом снитче была идентификационная табличка, рядом с ней — кнопка. «Она приводит его в действие», пробормотал Эдди, и Джейк кивнул. Он обратил внимание на маленькую ложбинку, размером аккурат с палец. Нажал на нее, нисколько не волнуясь, что снитч взорвется у него в руках или из снитча вылезет мини-пила и отрежет ему пальцы. Кнопка на дне впадины использовалась для доступа к программирующему устройству. Он понятия не имел, откуда мог это знать, но, видать, знал.

Часть снитча сдвинулась с легким шуршанием, открыв четыре лампочки. Три потушенные, четвертая пульсировала янтарным светом. В семи окошечках виднелись ноли. Под каждым имелась кнопка, такая маленькая, что нажать на нее можно было лишь концом разогнутой скрепки для бумаг. «Размером с жопу жучка», — чуть позже пробормотал Эдди, пытаясь запрограммировать один из снитчей. Справа от окошечек находились еще две кнопки, маркированными буквами «У» и «З».

Джейк показал их Роланду.

— Вот эта кнопка — «УСТАНОВКА», а вот эта «ЗАДЕРЖКА». Думаю, что так. Ты согласен?

Роланд кивнул. Он никогда раньше не видел такого оружия, во всяком случае, так близко, но, в сочетании с окошками, предназначение кнопок не вызывало сомнений. И он подумал, что снитчи могут оказаться весьма полезными, в отличие от дальнострелов с атомными снарядами. «УСТАНОВКА» и «ЗАДЕРЖКА».

ОБОСНОВАТЬСЯ… и ЖДАТЬ.

— Все это оставили нам Тед и его два дружка? — спросила Сюзанна.

По разумению Роланда, кто все это оставил, не имело ровно никакого значения. Главное, что теперь у них было оружие, и в достаточном количестве. Но он кивнул.

— Как? Где они его взяли?

Роланд не знал. Знал он другое, эта пещера — ма'сун, военный арсенал. Находящие под скалой, на которой они обосновались, люди воевали с Башней, которую поклялся защищать род Эльда. Он и его тет нападут на них, используя фактор внезапности, и с помощью этого оружия будут убивать и убивать, пока все их враги не окажутся на земле, с мысками сапог, нацеленных в небо.

Или пока в небо не нацелятся мыски их сапог.

— Может, он что-то объясняет на одной из оставленных нам пленок, — предположил Джейк. Он поставил свой новенький автоматический пистолет «Кобра» на предохранитель и сунул в плетеную сумку с оставшимися орисами. Сюзанна тоже взяла себе «Кобру», пару раз покрутила пистолет на пальце, как Энни Оукли note 44 .

— Может, и объяснит, — Сюзанна улыбнулась Джейку. Давно уже она не чувствовала себя так хорошо. Физически. Небеременной. Однако, разум ее не находил покоя. Или душа.

Эдди поднял руку с куском материи, скатанным в трубочку и в трех местах перевязанным ниткой.

— Тед говорил, что оставил карту этого концентрационного лагеря. Готов спорить, это она. Кто-нибудь, кроме меня, хочет взглянуть?

Захотели все. Джейк помог Эдди развернуть карту. Бротигэн предупреждал, что она будет очень грубой, схематичной, и так и оказалось: ничего, кроме кружков, квадратиков и прямоугольников. Сюзанна прочитала название города, Плизантвиль, и вновь подумала о Рэе Брэдбери. Джейк особо отметил некое подобие компаса, на котором создатель карты поставил знак вопроса около буквы С.

1— Молл.

2— Шепли (Дом директора тюрьмы).

3— Дамли-Хауз.

4— Общежития разрушителей.

5— Плизантвиль (Главная улица/магазины).

6— Церковь (Травяная зона).

7— Проволочная изгородь (трехрядная).

8— Сторожевые башни.

9— Облагороженная территория.

10— Железнодорожные пути (кладбище поездов и роботов).

11— Пустующие постройки.

12— Тропа Луча.

13— Ю.

14— С?

15— ДЕВАР-ТОИ.

Когда они изучали это выполненное в спешке картографическое творение, из окружающего пещеру сумрака донесся долгий и протяжный крик. Эдди, Сюзанна и Джейк нервно обернулись. Ыш поднял голову, ранее лежавшую на лапах, зарычал, коротко и низко, потом голова вновь упала на лапы, и он вроде бы снова заснул: «Пошел к черту, плохиш, я со своими близкими и ничего не боюсь».

— Кто это кричал? — спросил Эдди? Койот? Шакал?

— Какая-то дикая собака, — рассеянно согласил Роланд. Он сидел на корточках (то есть боль из бедра ушла, хотя бы временно), обхватив руками голени. Ни на мгновение не оторвал глаз от нарисованных на ткани кружочком и квадратиков. — Кан-тои-тете.

— Она похожа на Дан-тете? — спросил Джейк.

Роланд вопрос проигнорировал. Поднял карту и вышел с ней из пещеры, ни разу не обернувшись. Остальные молча переглянулись и последовали за ним, вновь завернувшись в одеяла, как в шали.

3.

Роланд вернулся в то место, куда Шими (с минимальной помощью своих друзей) перенес их из стенного шкафа в кабинете начальника транспортной конторы. Где-то позади них вновь завыла дикая собака, вой этот разнесся по сумраку Тандерклепа.

И Джейк подумал, что сумрак становится сумрачнее. Глаза приспосабливались к нему по мере того, как день катился к исходу, а столб солнечного света становился все ярче. Он не сомневался, что солнечную машину можно включить, можно выключить, но яркость света точно не регулировалась. Возможно, она работала круглые сутки, но Джейк в этом сомневался. Нервная система людей настроена на регулярную смену света и темноты. Он узнал об этом на уроках по естествознанию. Можно, конечно, долго жить при слабом свете, в арктических странах люди так и живут из года в год, но это может сказаться на психическом здоровье. Джейк не думал, что власть предержащие хотели, чтобы у Разрушителей поехала крыша. Наоборот, наверняка всячески этому препятствовали. Впрочем, они хотели спасти свое «солнце» и для себя. Хотя наверняка понимали, что вся здешняя техника очень старая и может в любой момент окончательно выйти из строя.

Наконец Роланд передал бинокль Сюзанне.

— Обрати особое внимание на дома по обе стороны травяного прямоугольника, — он развернул карту, совсем как глашатай в фильмах или спектаклях разворачивал пергамент с королевским указом. Коротко глянул на нее. — Они помечены цифрами 2 и 3.

Сюзанна внимательно рассмотрела указанные дома. Обозначенный цифрой 2 дом директора тюрьмы, маленький коттедж Кейп-Код, выкрашенный в цвет электрик с белой отделкой. Такой ее мать могла бы назвать сказочным домиком, благодаря яркой расцветке и пряничным зубчатым свесам крыши.

Дамли-Хауз значительно превосходил Шэпли размерами, и на ее глазах кто-то входил, а кто-то выходил из дома. Некоторые с беззаботным видом гражданских, другие… скажем так, настороженно поглядывая по сторонам. Двое или трое сгибались под тяжелым грузом. Она передала бинокль Эдди. И спросила, не дети ли это Родерика?

— Думаю, что да, — ответил он, — но полной уверенности…

— Хватит о Родах, — оборвал его Роланд, — сейчас нам не до них. Что ты можешь сказать об этих двух домах, Сюзанна?

— Ну, — осторожно начала она, поскольку не имела ни малейшего понятия, какого он ждет от нее ответа, — они поддерживаются в идеальном состоянии, если сравнивать с теми развалюхами, которые встречались нам по пути. Тот, что называется Дамли-Хауз, особенно красив. Этому стилю мы дали имя королевы Анны…

— Они из дерева, как по-твоему, или только так выглядят? Особенно меня интересует тот дом, что называется Дамли.

Сюзанна вновь поднесла бинокль к глазам, потом передала Джейку. И когда Джейк уже смотрел на интересующие Роланда дома, раздался громкий щелчок: звук этот докатился до них издалека, и солнечный столб Сесиля Б. Де Милля, который освещал Девар-тои, как направленный вниз прожектор, погас, оставив их в лиловом сумраке, который быстро переходил в полную и абсолютную черноту.

Тут же вновь завыла дикая собака, от этого воя по коже Джейка побежали мурашки. Вой прибавлял в громкости… прибавлял… а потом вдруг разом оборвался каким-то вскриком. Во вскрике этом слышалось изумление, и Джейк не сомневался, что дикая собака мертва. Кто-то незаметно подобрался к ней сзади, а когда большой прожектор погас…

Он видел, что внизу горели огни: двойной ряд уличных фонарей в Плизантвиле, желтые круги, вероятно, от натриевых ламп на дорожках университете Разрушителей, как назвала Сюзанна эту часть Девар-тои… и лучи фонариков, вроде бы беспорядочно перемещающие в темноте.

«Нет, — подумал Джейк, — это лучи не фонариков, а прожекторов охранной системы. Как в фильме о тюрьме».

— Давайте вернемся в пещеру, — предложил он. — Раз смотреть больше не на что, мне бы не хотелось оставаться в темноте.

Роланд согласился. Цепочкой по одному они спустились к входу в пещеру. Эдди нес Сюзанну, Джейк шагал за ним, с Ышем у ног. Мальчик ожидал, что другая дикая собака подхватит крик первой, но в пустыне царила тишина.

4.

— Они деревянные, — Джейк, скрестив ноги, сидел под одним из газовых фонарей, радуясь тому, что белый свет падает на лицо.

— Деревянные, — согласился с ним Эдди.

Сюзанна на мгновение запнулась, понимая, что вопрос, должно быть, действительно важный, и вновь осмысливая увиденное. Потом кивнула.

— Деревянные. Я в этом практически уверена. Тот, что они называют Дамли-Хауз, точно деревянный. Чтобы дом в стиле королевы Анны построили из камня или кирпича, а потом придали ему вид деревянного? В этом нет никакого смысла.

— Если кому-то хочется обмануть незваных гостей, решивших его сжечь, смысл есть, — возразил Роланд. — Очень даже есть.

Сюзанна вновь задумалась. Роланд, разумеется, прав, но…

— Я все равно утверждаю, что он деревянный. Роланд кивнул.

— Я тоже.

Еще раньше он взял большую зеленую бутылку с надписью на этикетке «ПЕРЬЕ». Теперь открыл ее и убедился, что «Перье» — вода. Разлил ее в пять чашек и поставил их перед Джейком, Сюзанной, Эдди, Ышем и собой.

— Ты признаешь меня дином? — спросил он Эдди.

— Да, Роланд, ты знаешь, что признаю.

— Ты разделишь со мной кхеф и выпьешь эту воду?

— Да, если ты хочешь, — чуть раньше Эдди улыбался, но тут стал серьезным. Чувство вернулось, и очень сильное. Ка-шуме, печальное слово, которого он еще не знал.

— Пей, вассал.

Эдди, конечно, не понравилось, что его назвали вассалом, но воду он выпил. Роланд опустился перед ним на колени и коротко, сухо поцеловал в губы.

— Я люблю тебя, Эдди, — а за стенами пещеры, на пустынных просторах Тандерклепа, поднялся ветер, неся тучи отравленной пыли.

— Почему… я тоже люблю тебя, — вырвалось у Эдди. — Что не так? И не говори мне, что все нормально, я же чувствую, что-то не так.

— Все нормально, — с улыбкой ответил Роланд, но Джейк никогда не слышал в голосе стрелка такой грусти. Его это ужаснуло. — Это ка-шуме, и оно приходит к каждому ка тету, который когда-либо существовал… но сейчас, пока мы — единое целое, мы разделяем нашу воду. Мы разделяет наш кхеф. И это радостно и приятно.

Он повернулся к Сюзанне.

— Ты признаешь меня дином?

— Да, Роланд, я признаю тебя дином, — Сюзанна сильно побледнела, но, возможно, причина крылась в белом свете газовых фонарей.

— Ты разделишь со мной кхеф и выпьешь эту воду?

— С удовольствием, — ответила она и подняла с земли пластиковую чашку.

— Пей, женщина-вассал.

Она выпила, не сводя серьезных карих глаз с его. Подумала о голосах, которые слышала, вновь перенесясь в тюрьму Оксфорда: этот мертв, тот мертв: о, Дискордия, и тени становились все чернее.

Роланд поцеловал ее в губы.

— Я люблю тебя, Сюзанна.

— Я тоже люблю тебя. Стрелок повернулся к Джейку.

— Ты признаешь меня дином?

— Да, — насчет бледности мальчика двух мнений быть не могло. Даже губы у него посерели. — Ка-шуме означает смерть, не так ли? Кто из нас должен умереть?

— Я не знаю, — ответил Роланд. — Тень смерти, возможно, еще лежит на нас, но колесо по-прежнему вертится. Ты не чувствовал ка-шуме, когда входил с Каллагэном к этим вампирам?

— Чувствовал.

— Ка-шуме для обоих?

— Да.

— Однако, ты здесь. Наш ка-тет очень сильный, и пережил много опасностей. Он может пережить и эту.

— Но я чувствую…

— Да, — голос звучал ласково, на взгляд был ужасен. В нем стояла не просто печаль, говорящая о том, что чему быть, того не миновать, сквозь нее проступала Башня, Темная Башня проступала сквозь нее, и именно там он уже был, сердцем и душой, ка и кхефом. — Да, я тоже это чувствую. Мы все чувствуем. Вот почему мы разделяем воду, которая суть дружба, между собой. Ты разделишь со мной кхеф. Разделишь эту воду?

— Да.

— Пей, вассал.

Джейк выпил. А потом, прежде чем Роланд успел поцеловать его, выронил чашку и обвил руками шею стрелка и истово прошептал на ухо: «Я люблю тебя, Роланд».

— Я тоже люблю тебя, — ответил стрелок и отстранился. Снаружи донеся очередной сильный порыв ветра. Джейк ждал, что кто-то завоет, возможно, торжествующе, но напрасно.

Улыбаясь, Роланд повернулся к ушастику-путанику.

— Ыш из Срединного мира, ты признаешь меня своим дином?

— Ином! — ответил Ыш.

— Ты разделишь со мной кхеф и эту воду?

— Хеф! Оду!

— Пей, вассал.

Ыш сунул мордочку в пластиковую чашку и вылакал воду. Потом вопросительно поднял голову. Капельки «перье» поблескивали на усах.

— Ыш, я люблю тебя, — Роланд наклонился, его лицо оказалось в непосредственной близости от острых зубов ушастика-путаника. Ыш один раз лизнул его в щеку, а потом вновь сунулся в чашку, в надежде, что оставил там каплю-другую.

Роланд вытянул руки перед собой. Джейк взялся за одну, Сюзанна — за вторую. Эдди замкнул кольцо, подумав: «Как бывшие пьяницы на собрании АА» note 45.

— Мы — ка-тет, — сказал Роланд. — Мы — единство из множества. Мы разделили нашу воду, как разделяли нашу жизнь и наши поиски. Если один из нас падет, он не исчезнет, потому что мы едины, и никто не будет забыт, даже в смерти.

Еще какое-то они не расцеплялись. Первым опустил руки Роланд.

— И каков твой план? — спросила Роланда Сюзанна. Не назвала его сладеньким, никогда больше, во всяком случае, Джейк этого не слышал, не называла его так или каким-то другим ласковым словом. — Ты нам расскажешь?

Роланд мотнул головой в сторону магнитофона «Воллексак», который по-прежнему стоял на бочке.

— Может, сначала нам лучше послушать его. В общих чертах план у меня есть, но на основе рассказа Бротигэна можно будет кое-что уточнить.

5.

Ночь в Тандерклепе — синоним черноты: ни Луны, ни звезд. И однако, если б мы стояли у пещеры, где Роланд и его друзья только что разделили кхеф и собирались слушать магнитофонные пленки, оставленные Бротигэном, мы увидели бы два красных уголька, плавающих в этой продуваемой ветром черноте. А если бы поднялись по тропке, которая огибала Стик-тете к этим самым плавающим уголькам (опасное предложение, учитывая окружающую черноту), то натолкнулись бы на семиногого паука, сидевшего на странно «сдувшемся» теле мутанта-койота. Этот кан-тои-тете с самого рождения был обречен на быструю смерть, с пятой лапой, торчащей из груди, с бесформенной желеобразной массой, напоминающей вымя, которая болталась между задних лап, но его плоть насытила Мордреда, а кровь, выпитая в несколько долгих глотков, сладостью не уступала церковному вину. У Мордреда не было друзей, которые могли бы переносить его с места на место с помощью семимильных сапог телепортации, но переход от станции «Тандерклеп» до Стик-тете нисколько его не утомил.

Он услышал достаточно, чтобы понять план своего отца: внезапная атака на лежащее внизу поселение. Защитники, конечно, многократно превосходили их числом, но бойцы Роланда были преданы ему по гроб жизни, а внезапность — очень мощное оружие.

И стрелки, как мог сказать бы Джейк, становятся fou note 46, становятся одержимыми, когда у них закипает кровь и ничего не боятся. И такое вот бешенство, или безумие, или одержимость еще более мощное оружие.

Мордред, похоже, уже родился с огромным запасом знаний. Он знает, к примеру, что его Алый отец, располагая теми же сведениями, которые сейчас известны Мордреду, немедленно послал бы сообщение о появлении стрелка директору Девар-тои или начальнику службы безопасности. А потом, этой ночью, только чуть позже, ка-тет, пришедший из Срединного мира, подвергнулся бы нападению. Убитые во сне, они не смогли бы помешать Разрушителям и дальше спокойно работать на Короля. Мордред родился, не зная, что это за работа, но на логику своего мышления ему грех жаловаться, да и слух у него острый. Теперь он понимает, к чему стремятся стрелки: они пришли сюда, чтобы заставить Разрушителей прекратить свою работу.

Мордред может это предотвратить, все так, но его нисколько не интересуют ни планы, ни честолюбивые замыслы Алого отца. Он уже понимает, что больше всего ему нравится горькое одиночество изгоя. Наблюдать за происходящим с холодным интересом ребенка, который смотрит на жизнь и смерть, войну и мир в муравейнике, расположившемся под стеклянным колпаком у него на столе.

Он позволит ки'-даму убить своего Белого отца? Пожалуй, что нет. Это удовольствие Мордред прибережет для себя, и у него есть на то причины; уже есть причины. Что же касается остальных, молодого мужчины, женщины с ногами-обрубками, мальчишки… да, если ки'-дам Прентисс сможет воспользоваться моментом, пусть убьет любого или всех троих. А он, Мордред Дискейн, вмешиваться не будет, пусть игра идет честно. Он будет наблюдать. Будет слушать. Он услышит крики, учует запах горелого, увидит кровь, пропитывающую землю. И тогда, если он сочтет, что Роланду эту партию не выиграть, ему, Мордреду, придется сделать свой ход. В интересах Алого королю, если придет к выводу, что идея хорошая, но в действительности в собственных интересах и по своей причине, которая на самом деле очень проста: Мордред голоден.

А если Роланд и его ка-тет и на этот раз возьмут верх? Победят и продолжат путь к Башне? Мордред не думает, что такое возможно, ибо он, пусть и по-своему, тоже член их ка-тета, он разделяет их кхеф и ощущает то же, что и они. Чувствует надвигающееся разрушение их единства.

«Ка-шуме!» — улыбаясь, думает Мордред. На морде дикой собаки остался один глаз. Волосатой черной паучьей лапкой Мордред выдергивает его. Съедает, как виноградину, потом поворачивается в ту сторону, где белый свет газовых фонарей пробивается по углам одеяла, которым Роланд занавесил вход в пещеру.

Сможет он подобраться ближе? Достаточно близко, чтобы слышать?

Мордред думает, что сможет, благо поднявшийся ветер глушит шум его движений. Будоражащая идея.

Он спускается по скалистому склону к искрам белого света, бормотанию голоса, записанного на магнитную ленту и мыслям тех, кто слушает: его братьев, сестры-матери, зверька-ушастика и, приглядывающего за всеми ими большого Белого ка-отца.

Мордред подбирается к пещере так близко, насколько хватает духа, и замирает в холодной, ветреной темноте, страдающий и наслаждающийся своими страданиями, грезит своими грезами отверженного. В пещере, за одеялом, горит свет. Пусть у них будет свет, если они того хотят, пока пусть у них будет свет. Со временем он, Мордред, его потушит. И уж в темноте порезвится вволю.

Глава 8. Записки из пряничного домика.

1.

Эдди оглядел остальных. Джейк и Роланд сидели на спальных мешках, оставленных для них. Ыш свернулся клубочком у ног Джейка. Сюзанна удобно устроилась на сидении Прогулочного трайка. Эдди кивнул, довольный увиденным, и нажал на клавишу «PLAY» магнитофона. Бобины пришли в движение… тишина осталась… они вращались… в тишине… а потом, откашлявшись, Тед Бротигэн заговорил. Они слушали больше четырех часов. Эдди заменял заканчивавшуюся бобину полной, не перематывая пленку.

Никто не предлагал прерваться, у Роланда просто не возникло такой мысли. Стрелок слушал, не пропуская ни слова, пусть в бедре вновь запульсировала боль. Роланд думал, что теперь понимает куда больше, чем раньше, знает наверняка, что у них есть шанс остановить происходящее в поселении, которое лежало под ними. Осознание этого пугало его, потому что шанс на успех был крайне невелик. Чувство ка-шуме не позволяло в этом усомниться. И человек не мог в полной мере осознать, каковы ставки, не увидев богиню в белых одеждах, суку-богиню, рукав которой ниспадал, обнажая восхитительную белую руку, которой она звала: «Идите ко мне, бегите ко мне. Да, это возможно, вы можете достичь своей цели, можете победить, так что бегите ко мне, доверьтесь мне всем сердцем. А если я его разобью? Если один из вас упадет, упадет в пропасть коффах (это место твои новые друзья называют адом)? Тем хуже для вас».

Да, если один из них упадет в коффах и сгорит, когда до фонтанов будет рукой подать, им, конечно, будет плохо. Очень плохо. А эта сука в белых одеждах? Что ж, она лишь упрется руками в бедра, откинет голову и будет долго, долго смеяться. Очень многое зависело от человека, чей усталый, холодный голос заполнял пещеру. Темная Башня зависела от него, потому что таким могуществом, как он, не обладал никто.

И, что самое странное, вышесказанное в полной мере относилось и к Шими.

2.

— Проверка, один, два… проверка, один, два… Проверка, проверка, проверка. Это Тед Бротигэн… проверка записи.

Короткая пауза. Бобины вращались, одна полная, вторая — начавшаяся заполняться.

— Ладно, хорошо. Более того, отлично. Я не думал, что эта штуковина заработает, особенно здесь, но, вижу, никаких проблем. Я готовился к этой записи, пытаясь представить себе, как вы четверо… пятеро, считая четвероногого дружка мальчика… слушаете меня, потому что я всегда полагал визуализацию лучшим способом подготовки к презентации. К сожалению, в данном случае этот метод не сработал. Шими может посылать мне очень хорошие ментальные картинки, просто великолепные, но Роланд — единственный из вас, с кем он непосредственно встречался, да и его он не видел после падения Гилеада, а тогда они оба были совсем молодыми. Не сочтите мои слова за неуважение, но я подозреваю, что Роланд, который сейчас идет к Тандерклепу, выглядит совсем не так, как тот молодой человек, которого боготворил Шими.

— Где ты сейчас, Роланд? В Мэне, ищешь писателя? Того самого, кто также, до некоторой степени, создал и меня? В Нью-Йорке, разыскивая жену Эдди Дина? Кто-нибудь из вас до сих пор жив? Я знаю, ваши шансы добраться до Тандерклепа невелики; ка тянет вас к Девар-тои, но очень могущественная анти-ка, приведенная в действие существом, которое вы называете Алым Королем, всячески противодействует вам и вашему ка-тету. Тем не менее…

— Эмили Дикинсон называла надежду штучкой в перышках? Не могу вспомнить. Нынче я многое не могу вспомнить, но, похоже, не забыл, как нужно сражаться. Может, это и хорошо. Я надеюсь, что это хорошо.

— У вас не возникало желания задаться вопросом, а где я все это надиктовываю, дама и господа?

— Не возникало. Они просто сидели, зачарованные чуть суховатым голосом Бротигэна, передавая друг другу бутылку «перье» и жестянку с крекерами из пшеничной муки грубого помола.

— Я вам скажу, — продолжил Бротигэн, — частично, потому, что те трое из вас, кто пришел сюда из Америки, найдут это забавным, а в основном по другой причине: мой рассказ может оказаться полезным для подготовки операции по уничтожению того, что происходит в Алгул Сьенто.

— Я говорю, сидя в кресле, высеченном из цельного куска шоколада. Сидение — большое синее маршмэллоу note 47 , и я сомневаюсь, что надувные матрасы, которые мы собираемся вам оставить, мягче и удобнее. Вы можете подумать, что такое сидение липкое, ан нет. Стены этой комнаты, и кухни, которую я вижу через арку слева от меня, сделаны из зеленых, желтых и красных леденцов. Лизните зеленое, и на языке останется вкус лайма. Лизните красное, и вы попробуете малину. Хотя вкус (в любом смысле этого неопределенного слова) едва ли связан с выбором Шими, во всяком случае, таково мое мнение. Я думаю, он, как ребенок, любит первичные яркие цвета.

Роланд, улыбнувшись, кивнул.

— Но должен вам сказать, — вновь заговорил сухой голос, — я был бы счастлив, если бы хотя бы в одной комнате яркости этой было поменьше. И краску бы выбрали синюю. А может, и какую-нибудь более темную.

Если уж речь зашла о темном, то ступени тоже шоколадные. А вот сказать «ступени лестницы на второй этаж» нельзя, потому что второго этажа нет. Через окно видны автомобили, которые подозрительно схожи с конфетами, а мостовая выглядит, как лакрица. Но, если открыть дверь и шагнуть через порог, ты сразу окажешься там, откуда пришел. То есть в «реальном мире», лучшего термина, увы, не подобрать.

«Пряничный домик», так мы называем это место, потому что там всегда пахнет свежеиспеченным, только что из духовки, имбирным пряником, создан воображением не только Шими, но и Динки. Динка поселили в общежитие Корбетт-Хауз, где жил Шими, и однажды вечером он услышал, как Шими плачет навзрыд, чтобы, вымотавшись донельзя, заснуть. В большинстве своем люди в такой ситуации прошли бы мимо, и я понимаю, в этом мире Динки Эрншоу менее других похож на доброго самаритянина, но, вместо того, чтобы следовать своей дорогой, он постучал в дверь и спросил, можно ли ему войти.

Спросите его теперь, и Динки ответит вам, что ничего особенного он и не сделал. «Я только-только здесь появился, мне было одиноко, я хотел с кем-нибудь подружиться, — скажет он. — Услышал, что парень ревет в голос, и решил, что ему, возможно, тоже нужен друг». Во многих местах такое рассуждение могло бы показаться логичным, но только не в Алгул Сьенто. И, думаю, вам прежде всего необходимо это понять, если вы пытаетесь понять нас. Поэтому уж простите меня за то, что я уделяю этому так много внимания.

Некоторые из охранников-челов называют нас морками, как инопланетян из какой-то телевизионной комедии. И морки — самые эгоистичные обитатели Земли. Необщительные? Не совсем так. Некоторые очень даже общительные, но только при условии, если общение даст им то, чего им этот самый момент хочется, что они могут получить именно благодаря общению. Мало кто из морков — социопаты, но большинство социопатов — морки, если вы понимаете, о чем я говорю. Самым знаменитым, и, слава Богу, низшие люди не притащили его сюда, был маньяк-убийца Тед Банди note 48 .

Если у вас есть лишняя сигарета или две, никто не сможет посочувствовать вам или восхититься вами лучше морка, которому хочется покурить.

Подавляющее большинство морков, я говорю о девяносто восьми или девяносто девяти из ста, услышав плач за закрытой дверью, не замедлили бы шага, проходя мимо в одну или другую сторону. Динки постучал и спросил, можно ли войти, пусть был новичком в Алгул Сьенто и многого не понимал (а также думал, что его накажут за убийство прежнего босса, но это уже другая история).

И нам следует взглянуть на эту ситуацию с позиции Шими. Вновь я скажу, девяносто восемь или девяносто девять морков из ста отреагировали бы на вопрос Динки криком: «Отвали!» или даже «Пошел на хер!». Потому что мы остро чувствуем, что отличаемся от большинства людей, а таких отличий, как наше, это самое большинство не любит. Любит ничуть не больше, чем, полагаю, неандертальцы любили первых кроманьонцев, появившихся в округе. Морки не любят, когда их застигают врасплох.

Пауза. Бобины вертелись. Все четверо чувствовали, что Бротигэн обдумывает свои дальнейшие слова.

— Нет, это не совсем верно. Чего морки не любят, так это когда их застают в состоянии эмоциональной уязвимости. Злыми, радостными, в слезах или приступе истерического смеха, в такие вот моменты. Для них это все равно, что вам попасть в опасную ситуацию без оружия.

Долгое время я был здесь один. Морком, который питал какие-то чувства к другим, нравилось мне это или нет. Потом появился Шими, достаточно смелый, чтобы принять утешение, если его предлагают. И Динк, который соглашался идти на контакт. Большинство морков — эгоистичные интроверты, которые маскируются под грубых индивидуалистов, хотят, чтобы мир видел, что они из категории Дэниела Буна note 49 , и сотрудникам Алгул Сьенто это нравится, поверьте мне. Проще всего управлять обществом, члены которого отвергают саму идею объединения. Вы понимаете, почему я так привязан к Шими и Динки, и как мне повезло в том, что я их нашел?

Рука Сюзанны заползла в ладонь Эдди. Он обхватил ее пальцами, тихонько пожал.

— Шими боялся темноты, — продолжил Тед. — У низших людей, тут я называю их всех низшими людьми, и челов, И тахинов, не только кан-тои, есть с десяток сложных методов проверки психического потенциала, но они, похоже, не поняли, что поймали недоумка, который всего лишь боялся темноты. В этом они крепко промахнулись.

Динки сразу понял, в чем проблема, и решил ее, рассказывая Шими всякие истории. Сначала сказки, в том числе «Ганс и Гретель». Шими зачаровала идея домика с леденцовыми стенами, и он выспрашивал у Динки все новые подробности. Так что, сами видите, это Динки придумал шоколадные стулья с сидениями из маршмэллоу, арку из жевательной резинки, конфетные перила, шоколадные ступени. Какое-то время в домике был второй этаж, там стояли кровати трех Медведей. Но эта часть истории Шими не заинтересовала и, когда она уплыла из памяти, второй этаж Casa Gingerbread note 50 … — Тед Бротигэн хохотнул. — Вы можете сказать, что произошло его биоразложение.

В любом случае, я верю, это место, в котором я сейчас нахожусь, фактически свищ во времени или… — вновь пауза. Вздох. А потом: — Послушайте, есть миллиард вселенных, состоящих из миллиарда реальностей. Факт этот я начал осознавать после того, как меня притащили назад после моего «короткого отпуска в Коннектикуте», как продолжает утверждать ка'-дим. Этот мерзкий сукин сын!

«В голосе Бротигэна слышится истинная ненависть, подумал Роланд, — и это хорошо. Ненависть — это хорошо. Ненависть полезна «.

— Эти реальности — холл со стенами в зеркалах, только двух одинаковых отображений нет. Со временем я, возможно, еще вернусь к этому образу, но этот момент еще не наступил. Я хочу от вас, чтобы вы поняли, или просто приняли, что реальность — это органика, реальность живет. Чем-то она напоминает мышцу. И Шими протыкает дыру в этой мышце ментальным шприцем. Но такая игла есть только у него, потому что он — особенный…

— Потому что он — морк, — пробормотал Эдди.

— Ш-ш-ш! — осекла его Сюзанна.

— … Использовать ее, — продолжил Бротигэн.

(Роланд хотел попросить прокрутить пленку назад, чтобы услышать пропущенные слова, но решил, что и так все ясно).

— Это место вне времени, вне реальности. Я знаю, вам кое-что известно о функции Темной Башни; вы понимаете ее объединяющую роль. Что ж, исходите из того, что Пряничный домик — балкон на Башне: выходя на него, мы оказываемся вне Башни, но при этом по-прежнему с ней связаны. Это настоящее место… достаточно реальное, чтобы я возвращался с пятнами от леденцов на руках и одежде… но это место, доступ в которое был только у Стенли Руиса. И, как только мы попадаем туда, оно становится таким, как он его себе представляет. Даже интересно, Роланд, у вас или ваших друзей возникали какие-то мысли о том, кто Шими на самом деле и что он может сделать, когда вы впервые встретились с ним в Меджисе.

Вот тут Роланд потянулся к магнитофону и нажал на клавишу «STOP».

— Мы знали, что он… странный, — сказал стрелок остальным. — Мы знали, что он — особенный. Иногда Катберт говорил: «Что такое с этим парнем? От него у меня по коже бегут мурашки!» А потом он появился в Гилеаде, он и его мул, Капи. Заявил, что ехал следом за нами. А мы знали, что это невозможно, но так много успело произойти к тому времени, что нам было не до служки из салуна в Меджисе, может, не очень-то и умного, но веселого и полезного.

— Он телепортировался, не так ли? — спросил Джейк. Роланд, который до этого дня не слышал такого слова, тут же кивнул.

— По крайней мере, на части пути. Иначе просто быть не могло. Как, к примеру, он смог перебраться через реку Ксай? Там был только один мост, сплетенный из веревок, и Алан перерезал их, как только мы очутились на другом берегу. Мы смотрели, как он падал, а под нами, в тысяче футов, текла река.

— Может, он сделал крюк? Роланд кивнул.

— Может и сделал… Но для этого ему пришлось бы проехать как минимум лишних шестьсот колес.

Сюзанна присвистнула.

Эдди ждал, не скажет ли Роланд чего еще. Но стрелок молчал, поэтому Эдди наклонился и вновь нажал на клавишу «PLAY». И пещеру снова заполнил голос Бротигэна.

— Шими — телепорт. Динки — ясновидящий… помимо прочего. К сожалению, многие дороги в будущее для него заблокированы. Если вас интересует, знает ли юный сэй Эрншоу, как все обернется, ответ — нет.

— В любом случае это дыра, пробитая иглой шприца в живой материи реальности… это балкон на наружной стене Темной Башни… это Пряничный домик. Настоящее место, реальное, насколько только возможно. Именно здесь мы будем складировать все оружие и походное снаряжение, которое собираемся оставить вам в одной из пещер на склоне Стик-тете, именно здесь я надиктовываю эту пленку. Когда я покидал мою комнату с этой устаревшим, но на удивление надежным магнитофоном под мышкой, часы показывали 10:14 утра, СВСН, стандартного времени «Синих небес». Когда я вернусь, на часах будут все те же 10:14. Независимо от того, как долго я здесь задержусь. И это только одна из чертовски удобных особенностей Пряничного домика.

Вы должны понять, возможно, Роланд, давний друг Шими, уже понял, мы — трое мятежников в обществе, одержимом идеей: сообща продвигаться к поставленной цели, даже если цель эта — уничтожение всего существующего… и чем быстрее удастся ее достичь, тем лучше. Мы обладаем несколькими крайне полезными сверхъестественными способностями и, объединив их, нам пока удается держаться на шаг впереди. Но, если Прентисс или Фнли из Тего, он — начальник службы безопасности Прентисса, выяснят, что мы пытаемся сделать, Динки отправят на корм червям еще до наступления ночи. И Шими, скорее всего, тоже. Я, возможно, проживу дольше, по причинам, до которых еще дойду, но, если Пимли Прентисс узнает, что мы пытаемся втянуть в наши дела настоящего стрелка, который, возможно, уже поспособствовал уничтожению более пяти дюжин Зеленых плащей, не так уж и далеко отсюда, даже моя жизнь будет под угрозой, — пауза. — Никчемная жизнь.

Новая пауза, долее долгая. Ранее пустая бобина заполнилась уже наполовину.

— Тогда слушайте, и я расскажу вам историю неудачливого и несчастливого человека. Возможно, это слишком длинная история и вам не будет хватить времени выслушать ее. Если так, то по крайней мере трое из вас знают назначение клавиши «FF». Что касается меня, то я нахожусь в таком месте, где часы исчезли за ненадобностью, а употребление в пищу брокколи, несомненно, запрещено законом. В моем распоряжении все время мира.

Эдди вновь поразила усталость, сквозившая в голосе мужчины.

— Я только хочу предложить не прокручивать пленку вперед без крайней на то необходимости. Как я и говорил, возможно, что-то в моем рассказе сможем вам помочь, я только не знаю, что именно. Я просто слишком быстро к эпицентру событий. И устал все время быть начеку, не только, когда бодрствую, но и во сне. Если бы я не мог время от времени ускользать в Пряничный домик и спать здесь безо всяких защитных барьеров, охраняющих мой разум, кан-тои Финли давно бы загребли нас троих. В углу есть диван. Он сделан из прекрасного, не прилипающего к одежде и коже маршмэллоу. Я могу подойти к нему, лечь и видеть кошмары, которые необходимы мне для того, чтобы сохранить здоровую психику. А потом могу вернуться в Девар-тои, где моя работа — защищать не только себя, но и Шими, и Динка. Делать все необходимое для того, чтобы охранники и их гребаная телеметрия понятия не имели о том, какими тайными операциями мы занимаемся. Все должно выглядеть так, будто мы находимся в наших апартаментах, в Читальне, может, смотрим кино в «Жемчужине» или пьем газировку и едим мороженое в «Аптечном магазине Генри Грэма». При этом мне нужно и оставаться Разрушителем, и каждый день я чувствую, как Луч, с которым мы сейчас работаем, Медведя и Черепахи, изгибается все сильнее и сильнее.

Доберитесь сюда быстро. Очень мне этого хочется. Доберитесь, как можно быстрее. И дело, знаете ли, не только в том, что я могу допустить ошибку. Динки ужасно вспыльчив, и есть у него привычка говорить все, что он думает, тем, кто наступает ему на больную мозоль. В таком состоянии он может ляпнуть лишнее. И Шими делает все, что в его силах, но, если кто-то задаст ему не тот вопрос или застигнет за чем-то запретным, когда меня не будет рядом, чтобы все поправить…

Бротигэн эту фразу не закончил. Но слушатели у него были особенные, и все поняли без слов.

3.

Бротигэн продолжает свой рассказ с даты и места своего рождения: год 1898, город Милфорд, штат Коннектикут. Мы достаточно часто слышали эти вступительные фразы, чтобы знать: они являют собой, хорошо это или плохо, начало автобиографии. И однако, слушая этот голос, у стрелков складывается впечатление, что все это им вроде бы уже известно. Не только у стрелков, даже у Ыша. Сначала они не могут понять, в чем же дело, но со временем все становится на свои места. История Теда Бротигэна, Странствуещего бухгалтера — не Странствующего священника, во многом совпадает с историю преподобного Доналда Каллагэна. За малым исключением они могут считаться близнецами. И шестой слушатель, который находится за закрытым одеялом входом в пещеру, в продуваемой всеми ветрами темноте, проникается растущими сочувствием и пониманием. Почему нет? Спиртное — не главное действующее лицо в истории Бротигэна, таковым оно являлось в истории преподобного, но все равно это история пагубной привычки и изоляции, история изгоя.

4.

В восемнадцать лет Теодора Бротигэна принимают в Гарвард, где учился его дядя Тим, который, своих детей у него нет, с радостью готов оплатить обучение Теда. По мнению Тимоти Этвуда, все просто и понятно, как ясный день: предложение сделано, предложение принято, у племянника прекрасные успехи, племянник получает диплом и готов занять достойное место в мебельном бизнесе дяди после шестимесячного тура по послевоенной Европе.

А не знает дядя Тим следующего: перед тем, как начать учебу в Гарварде, Тед предпринимает попытку завербоваться в войсковое соединение, которое вскорости получит название Американский экспедиционный корпус note 51 . «Сынок, — говорит ему врач, — у тебя чертовски сильный шум в сердце, а слух сниженный. А теперь ты собираешься сказать мне, что пришел сюда, не зная, что два эти отклонения обеспечат тебе белый билет? Ты уж извини, но я тебе не поверю, для этого ты выглядишь слишком умным».

И вот тут Тед Бротигэн делает то, чего никогда не делал раньше (потом он поклялся, что никогда не будет делать и в будущем). Он просит армейского врача загадать число, не между единицей и десятью, а между единицей и тысячью. Чтобы доставить ему удовольствие (в Хартфорде идет дождь, а потому на призывном пункте никто никуда не спешит), врач думает о 74 8. Тед тут же называет число. Потом 419… 99… и 997. Потом Тед предлагает врачу подумать о знаменитом человеке, живом или мертвом, и когда Тед называет Эндрю Джонсона, не Джексона — Джонсона note 52 , доктор наконец — то проявляет интерес к необычному призывнику. Он приглашает в кабинет другого врача, своего друга, и Тед предлагает ему практически то же самое… за одним исключением. Просит второго врача загадать любое число между единицей и миллионом, а потом говорит ему, что загаданное число — восемьдесят сеть тысяч четыреста шестнадцать. На лице второго врача на мгновение отражается изумление, чего там, он просто потрясен, которое тут же скрывается за лживой широкой улыбкой. « Извини сынок, но ты ошибся на сто тридцать тысяч, или около того «, — говорит второй врач «. Тед смотрит на него, без тени улыбки, не реагируя на лживую широкую улыбку, поскольку знает, что она призвана скрыть, но ему только восемнадцать лет, он достаточно молод, чтобы удивиться, а с чего, собственно, такая беззастенчивая и бессмысленная ложь? Тем временем лживая улыбка дока Номер два начинает сама по себе сползать с лица. Док Номер два поворачивается к доку Номер один и говорит: « Посмотри на его глаза, Сэм… посмотри, что происходит с его глазами «.

Первый врач пытается посветить офтальмоскопом в глаза Теда, но тот отталкивает прибор. Зеркала для него — не диковина, он видел, как иной раз его зрачки расширяются и сужаются, знает, что такое иной раз случается и когда зеркала нет под рукой, так уж устроены у него глаза, но его это не интересует, особенно, сейчас. Ему любопытно другое: док Номер два обманул его, и он не знает, почему.

— На этот раз напишите число на бумаге, — настаивает он. — Напишите, чтобы вы не смогли меня обмануть.

Док Номер два краснеет. Тед повторяет просьбу. Док Сэм берет со стола лист бумаги и карандаш, второй врач начинает писать число, но тут же передумывает, бросает карандаш на стол Сэма и говорит: « Это какой — то дешевый трюк, Сэм. Если ты этого не видишь, значит, ты — слепец, — и выходит из кабинета.

Тед предлагает доктору Сэму подумать о родственнике, любом родственнике, и мгновением позже говорит, что доктор думает о своем брате Гае, который умер от аппендицита в четырнадцать лет; с тех пор их мать называет Гая ангелом — хранителем Сэма. На этот раз доктор Сэм меняется в лице, словно ему влепили оплеуху. Наконец — то он испугался. Причина то ли в быстром последовательном сокращении — расширении зрачков Теда, то ли в обыденности демонстрации телепатических способностей, без театрального потирания лба, без драматического: « Я вижу…» Доктор Сэм наконец — то испугался. Большой красной печатью он делает отметку « НЕ ГОДЕН « на призывной повестке и пытается побыстрее избавиться от этого странного юноши… следующий, кто еще хочет отправиться во Францию и нюхнуть горчичного газа… но Тед берет его за руку, мягко, конечно, но решительно.

— Послушайте меня, — говорит Тед Стайвенс Бротигэн. — Я — телепат от рождения. Начал подозревать об этом в шесть или семь лет, еще до того, как узнал это слово, а уж в шестнадцать знал наверняка. Я могу оказаться очень полезным в армейской разведке, а там мои снижение слуха и шум в сердце значения не имеют. Что же касается моих глаз… — он сует руку в нагрудный карман и достает солнцезащитные очки. Надевает. — Вот и все дела!

И просительно улыбается доктору Сэму. Толку никакого. У дверей временного призывного пункта, развернутого в физкультурном отделении средней школы Восточного Хартфорда стоит сержант, и врач подзывает его.

Этот парень по здоровью не годен к службе, и я устал с ним спорить. Вас не затруднит выпроводить его из призывного пункта?

Теперь уже Теда хватают за руку и отнюдь не нежно.

— Минуточку! — говорит Тед. — Есть кое — что еще! Очень важное! Я не знаю, если ли термин, которым можно это назвать, но…

Прежде чем он успевает продолжить, сержант выволакивает его из кабинета, быстро ведет по коридору мимо нескольких изумленных парней и девиц одного с ним возраста. Такое слово есть, и он узнает его многие годы спустя, уже здесь, в « Синих небесах «. Слово это — умножитель, и поэтому, с точки зрения Пола « Пимли « Прентисса, Тед Стайвенс Бротигэн — едва ли не самый ценный чел во всей вселенной.

Но не в тот день 1916 года. В тот день 1916 года его бесцеремонно тащили по коридору и оставили на гранитных ступенях за парадной дверью, а мужчина с сильным акцентом сказал ему: « Я только хочу, чтобы ноги твоей здесь не было, парень!».

Какое — то время Тед стоит там, где его оставил сержант. Думает: «Что же нужно сделать, чтобы убедить вас?» и «Какие же вы слепцы». Он не может поверить, что такое случилось с ним.

Но ему приходится поверить, потому что он здесь, а призывной участок — там. И в конце шестимильной прогулки вокруг Хартфорда он думает, что понимает кое — что еще.

Они никогда не поверят. Ни один из них. Никогда. Они откажутся по верит ь, что человек, способный прочитать мысли верховного германского командования, может быть полезен. Человек, который может точно сказать союзникам, где немцы начнут очередное наступление. Человек, который может сделать этоне раз или два, а сколько нужно, и в результате война завершится к Рождеству. Но у него нет такого шанса, потому что они не дадут ему этот шанс. И почему? Как — то это связано с попыткой второго врача изменить задуманное число, когда Тед его назвал, а потом отказом написать новое число на бумаге. Потому что в глубине души все они хотят сражаться, а такой парень, как он, все им испортит.

Что — то в этом роде.

Тогда хрен с ними. Он пойдет в Гарвард, получит образование на дядюшкины денежки.

И он идет. О Гарварде Динки многое им уже рассказа: Драматическое общество, Дебатный клуб, гарвардский « Кримсон «, Кружок студентов с выдающимися математическими способностями и, разумеется, каппер, Фи — бета — креппер. Он даже сэкономит дядюшке несколько баксов, получив диплом досрочно.

Он на юге Франции, война давно закончилась, когда его находит телеграмма: «ДЯДЯ УМЕР ТОЧКА ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ скорее ТОЧКА».

Главное слово в телеграмме, похоже, ТОЧКА.

Видит Бог, это был один из поворотных моментов. Он вернулся домой, да, утешил тех, кто нуждался в утешении, да. Но вместо того, чтобы занять место дяди в мебельном бизнесе, он принимает решение ОСТАНОВИТЬ свой поход к финансовому успеху и НАЧАТЬ новый, к финансовому забвению. По ходу долгой истории этого человека Роланд и его ка — тет ни разу не услышит, что Тед Бротигэн винит в своей намеренной анонимности свои сверхъестественные способности или элемент собственного прозрения: это ценные способности, просто миру они еще не нужны.

И Господи, каким путем он приходит к пониманию этого! Во — первых, его «дикий талант» (такое определение встречается ему в дешевеньких журналах научной фантастики) действительно смертельно опасен при надлежащих обстоятельствах. Или при ненадлежащих.

В 1935 году, в Огайо, благодаря ему Тед Бротигэн становится убийцей.

Лиловые сумерки летнего дня внезапно сгущаются до ночной темноты, потом вдруг светлеет, но снова наступает темнота. Причина в его глазах, зрачки сужаются и расширяются, проделывая тот самый трюк, который так изумил второго врача чуть ли не двадцатью годами раньше, но Тед этого не замечает. Все внимание сфокусировано на убегающем человеке, сукином сыне, который только что ограбил его, а в процессе изуродовал ему лицо. Никогда в жизни он не испытывал такой злости, и, хотя мысль, которую он посылает вслед воришке, безобидная, даже кроткая.

(Слушай, дружище, я бы дал тебе доллар, если бы ты попросил, может, даже два).

Силы в ней, как в брошенном копье. И это было копье. Бротигэну требуется какое — то время, чтобы это осознать, но по прошествии этого времени, ему становится ясно, что он — убийца, и, если есть Бог, ему, Теду Бротигэну когда — нибудь придется стоять перед Его троном и держать ответ за только что содеянное. Убегающий мужчина вроде бы обо что — то спотыкается, но на тротуаре нет ничего такого, обо что может зацепиться нога, только надпись мелом, печатными буквами: «ГАРРИ ЛЮБИТ БЕЛИНДУ». А вокруг детский орнамент: звезды, комета, неполная луна, которого со временем Тед начнет бояться. У него такое ощущение, будто он сам вонзил копье в спину этого человека, но он, по крайней мере, не сдвинулся с места. И он этого не хотел. Вот в чем дело. В глубине сердца Тед знает, этого не хотел. Он просто… его разозлила неожиданность нападения.

Ед направляется к воришке, поднимает бумажник и видит, что игравшие в стикбол мальчишки смотрят на него, разинув рты. Показывает им бумажник, словно это какое — то оружие с болтающимся стволом, и мальчишка, который держит в руках отпиленную ручку от швабры, вздрагивает. Весь следующий год, или около того, это вздрагивание Тед будет видеть в своих кошмарах чаще, чем падающее тело. Собственно, будет видеть и потом, пусть и реже, всю жизнь. Потому что он любит детей, и никогда не пугает их специально. И он знает, что они видят: мужчину со спущенными брюками, из — под которых видны боксерские трусы (он понятия не имеет, торчит из ширинки его конец или нет, и если торчит, то его это нисколько не удивит), бумажником в руке и безумным выражением окровавленного лица.

— Вы ничего не видели! — кричит он им. — Вы меня слышите! Вы меня слышите! Вы ничего не видели!

Потом он подтягивает брюки. Возвращается к портфелю, поднимает, но к пакету со свиной отбивной не прикасается, к черту свиную отбивную, он потерял аппетит, вместе с верхним передним зубом. Бросает еще один взгляд на лежащее на тротуаре тело, на испуганных мальчишек. Убегает.

С этого начинается его новая карьера.

5.

Конец второй пленки выскользнул из прорези в ступице бобины, и мягко зашуршал, протягиваясь через головку магнитофона.

— Господи, — выдохнула Сюзанна. — Господи, какой бедняга.

— Как же давно это произошло, — и Джейк покачал головой, словно пытался разогнать застилавший ее туман. Для мальчика годы, отделяющие его когда от когда Бротигэна, казались непреодолимой пропастью.

Эдди взял футляр с третьей бобиной, достал ее, вопросительно посмотрел на Роланда. Стрелок привычным жестом вертанул рукой, тем самым говоря: скорее, скорее.

Эдди заправил пленку в головку магнитофона. Ранее ему такого делать не приходилось, но для этого не требовались знания инженера-ракетчика. Усталый голос продолжил, вещая из Пряничного домика, который Динки Эрншоу придумал для Шими, реального места, для создания которого потребовалось только воображение. Балкон на наружной стене Темной Башни, так назвал его Бротигэн.

Он убил мужчину (случайно, с этим согласились они все; они привыкли не расставаться с оружием, и знали разницу между случайными сознательнымего применением безо всяких дискуссий) примерно в семь вечера. А к девяти часам того же вечера уже катил в поезде на запад. Тремя днями позже просматривал колонку объявлений «Требуются бухгалтеры» в газете Де-Мойна note 53 . Теперь он знал о себе несколько больше, чем раньше, понимал, каким должен быть осторожным. Более не мог позволить себе злиться, даже когда для злости были все основания. Прежде был безобидным телепатом, мог сказать вам, что вы съели на ленч, мог сказать, где в колоде лежит дама червей, потому что об этом знал шулер, державший игорный притон на углу… но, разозлившись, Бротигэн получал доступ к копью, ужасному копью…

— Между прочим, это неправда, — заметил голос из магнитофона. — Про безобидного телепата, и я это понимал, даже когда был молокососом, пытавшимся попасть на военную службу. Просто не знал слова, каким следовало меня называть.

Как выяснилось, слово это — умножитель. Позднее он понял, что определенные личности, скауты, отыскивающие людей со сверхъестественными способностями, уже тогда наблюдали за ним, оценивали его потенциал, зная, что он выделяется даже среди телепатов, но не зная, насколько выделяется. Во-первых, телепаты, живущие не на Ключевой Земле (их фраза) встречались редко. Во-вторых, к середине 1930 годов Тед начал осознавать, на что он действительно способен: если прикасался к разуму другого человека в состоянии эмоционального подъема, человек этот на короткое время становился телепатом. Не знал Бротигэн другого: сверхъестественные способностей тех, кто были телепатами, под его воздействием усиливались.

Значительно усиливались, умножались.

— Но я об этом еще расскажу, — пообещал Бротигэн.

Он переезжал из города в город, безработный, перебивающийся случайными заработками, который ездил по стране на открытых площадках пассажирских вагонов, а то и в товарных, никогда не задерживаясь на одном месте достаточно долго, чтобы пустить корни. Оглядываясь назад, он полагал, что даже тогда подсознательно знал о слежке. На интуитивном уровне, по странностям, которые иногда замечал краем глаза. К примеру, тут и там ему встречался определенный тип людей. Женщины — редко, чаще мужчины, но всем им нравилась кричащая одежда, бифштексы с кровью, быстрые автомобили, тех же ярких цветов, что и одежда. Их отличали тяжелые и на удивление лишенные выражения лица. Позже он пришел к выводу, что точно также выглядят лица тех дураков, которые делали пластические операции у врачей-шарлатанов, прельстившихся дешевизной. И все двадцать лет, осознанно он это не замечал, только краем глаза, в каком бы он ни находился городе, везде ему встречались те же детские символы, нарисованные на заборах, стойках, тротуарах. Звезды и кометы, планеты с кольцами и неполные луны. Иногда красный глаз. Часто рядом встречалась решетка «классов», но не всегда. Позднее эти мелочи сложились в одну «картинку», но не в тридцатых, сороковых, начале пятидесятых, когда его носило по всей стране. Нет, тогда он чем-то напоминал доков Номер один и два, не хотел видеть то, что находилось у него перед глазами, потому что… избегал лишних волнений.

А потом, примерно в то время, когда Корейская война близилась к завершению, он увидел Объявление. Оно обещало РАБОТУ НА ВСЮ ЖИЗНЬ, и в нем указывалось: если ВЫ ПРОЙДЕТЕ ОТБОР, то вам не будут задавать АБСОЛЮТНО НИКАКИХ ВОПРОСОВ о вашем прошлом. В списке требующихся специалистов значились и бухгалтеры. Бротигэн не сомневался, что объявление это публиковалось в газетах по всей стране. Он прочитал его в «Сакраменто би» note 54.

— Господи! — воскликнул Джейк. — Именно из этой газеты отец Каллагэн узнал о том, что его друг Джордж Магрудер…

— Тихо! — оборвал его Роланд. — Слушай.

Они слушали.

6.

Тестирование проводится челами (этот термин Тед Бротигэн узнает лишь через несколько недель, когда покинет свой 1955 год и попадет в находящийся вне времени Алгул). На собеседовании в Сан-Франциско его тоже принимает чел. Тед еще узнает (среди многого и всякого), что маскировка, которой пользуются низшие люди, прежде всего маски, которые они носят, не так уж и хороша, особенно вблизи и при личном контакте. Вблизи и при личном контакте правда открывается очень даже быстро: они — помесь челов и тахинов, для которых стремление стать челами превратилось в религиозный культ. И самый простой способ оказаться в медвежьих объятьях « низшего « мужчины или женщины, смертоносные зубы которых будут искать вашу сонную артерию — сказать им, что изменяться они могут лишь в двух направлениях, стариться и становиться более уродливыми. Красные отметины на их лбах, глаз Короля, обычно исчезают, когда они оказываются на американской стороне (или высыхают, как временно дремлющая пустула), и маски, которые они надевают, по природе органические, кроме как за ушами, где проглядывает волосатая, утыканная зубами настоящая кожа, и на первый взгляд неотличимы от человеческих лиц, правда, в ноздрях любой может увидеть десятки маленьких, шевелящихся жгутиков. Но, с другой стороны, это же неприлично, заглядывать в ноздри другому.

Что бы они о себе ни думали, но вблизи и наедине, само собой, на американской стороне, становилось ясно и понятно, что они — нелюди, а кому охота пугать новую рыбку до того, как сеть расставлена должным образом? Вот почему челы (кан-тои таким словом никогда не пользуются. Считают его унизительным, как ниггер или вамп) проводят тестирование, проводят собеседования, кандидат на вакантную должность видит только челов до того момента, как переступает порог работающей двери на американской стороне и попадает в Тандерклеп.

Тед проходит тестирование, вместе с сотней других претендентов, в спортивном зале, который напоминает ему другой зал, в средней школе Восточного Хартфорда. Этот заполнен рядами школьных столов. Стоят они на матах для занятий борьбой, чтобы железные ножки не царапали деревянный пол. После первого этапа тестирования, девяноста минут вопросов по математике, литературе, словарному запасу, половина столов пустеет. После второго этапа занятыми остаются лишь четверть. Второй этап состоит из очень странных вопросов, очень субъективных вопросов, и в некоторых случаях Тед дает ответ, который не считает правильным, но думает, возможно, знает, что люди, составлявшие вопросник, хотят увидеть не тот ответ, который, скорее всего, мог дать он (и большинство людей). Вот пример такого вопроса:

23. Вы остановились около перевернувшегося автомобиля на дороге, где редко кто ездит. Молодой человек не может самостоятельно вылезти из кабины и зовет на помощь. Вы спрашиваете: «Молодой человек, вы ранены?» Он отвечает: «Вроде бы нет». Рядом на поле лежит сумка с деньгами. Вы:

А) Помогаете молодому человеку выбраться из кабины и отдаете ему деньги.

Б) Помогаете молодому человеку выбраться из кабины, но настаиваете на необходимости отвезти деньги в местный полицейский участок.

В) Берете деньги и продолжаете путь, зная, что кто-нибудь обязательно проедет следом и поможет молодому человеку, пусть и пользуются этой дорогой редко.

Г) Что-то еще.

Будь это тест кафедры психологии Сакраментского университета, Тед без колебания обвел бы вариант (б). Пусть он мало чем отличался от бродяги, его мама не воспитывала дураков, и мы говорим ей, большое спасибо. Этот выбор был бы правильным в большинстве ситуаций… безопасный выбор, выбор, который просто не может быть неправильным. Рассматривает он и запасной вариант: «Я совершенно не понимаю, к чему вы клоните, но, по крайней мере, честно это признаю», и это вариант (г).

Тед обводит (в), но сие не означает, что в вышеописанной ситуации он бы именно так и поступил. Он склонен думать, что и вариант (а) не так уж и плох, при условии, что он сможет задать «молодому человеку» несколько вопросов о происхождении денег. И, если не применялись пытки (а он бы это узнал, не так ли, что бы ни ответил ему «молодой человек» на сей предмет), нет вопросов, забирайте ваши деньги. Vaya con Dias note 55. И почему? Потому что Тед Бротигэн верил, так уж вышло, что владелец закрывшегося кондитерского магазина не просто бросался словами, когда писал на витрине « ИХ УБИЙСТВО МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА «.

Но он обводит (в), и пятью днями позже оказывается в холле танцевальной школы (танцам там уже не учат, школа закрылась) в Сан-Франциско (билет из Сакраменто ему оплатили), вместе с тремя другими мужчинами и одной угрюмой девушкой (как выясняется, зовут девушку Таня Лидс, и она из Брайса, штат Колорадо). Больше четырехсот человек пришли в спортивный зал, клюнув на обещания рекламного объявления. По большей части, козлы. В Сан-Франциско приезжают четыре барана. Один процент. И даже это, как потом предстоит узнать Бротигэну, фантастическая удача.

Со временем его приглашают в кабинет с надписью на двери «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Большая часть кабинета забита пыльными танцевальными костюмами. На складном стуле сидит широкоплечий мужчина с суровым лицом, вокруг валяются розовые пачки. Бротигэн думает: «Реальная жаба в воображаемом саду».

Мужчина сидит, наклонившись вперед, руки лежат на большущих, как у слона, бедрах. «Мистер Бротигэн, говорит он, — возможно, я — жаба, может, и нет, но я могу предложить вам работу на всю жизнь. Могу также отослать вас отсюда, крепко пожав руку и пожелав всего наилучшего. Все зависит от ответа на один вопрос. Собственно, вопроса о вопросе.

Мужчина, как выясняется, зовут его Френк Армитейдж, протягивает Теду лист бумаги. На нем подчеркнут вопрос 23, о молодом человеке и сумке с деньгами.

— Вы обвели (в), — говорит Армитейдж. — А теперь, только без запинки, пожалуйста, скажите мне, почему.

— Потому что (в) — ответ, который вы хотели получить, — отвечает Тед без малейшей запинки.

— И откуда вам это известно?

— Потому что я — телепат, — говорит Тед. — И именно телепатов вы ищите, — он пытается сохранить бесстрастное выражение лица и, похоже, ему это удается, но внутри его переполняет безмерное облегчение. Потому что он нашел работу? Нет. Потому что ему сделали предложение, в сравнении с которым призовые деньги новой телевикторины кажутся грошами? Нет.

Потому что кому-то наконец требуются его способности. Потому что кого-то он действительно заинтересовал.

7.

Работу ему предложили очень выгодную, но в своих мемуарах Бротигэн честно признал, что мог бы согласиться, даже если бы ему сразу сказали правду.

«Потому что талант не может дремать, не знает, как это, сидеть сиднем, — сказал он. — Независимо от того, идет ли речь о вскрытии сейфов, чтении мыслей, делении в уме десятизначных чисел, талант требует, чтобы его использовали. Кричит об этом, не умолкая. Будит ночью после самого тяжелого дня, крича: „Используй меня, используй меня, используй меня! Я устал от ничегонеделания! Используй меня, дурья башка, используй!“.

Джейк расхохотался, даже не юношеским — детским смехом. Зажал рот руками, но продолжал смеяться. Ыш посмотрел на него снизу вверх, его черные глаза в золотых ободках обручальных колец хитро поблескивали.

Все это Армитейдж и рассказал Теду. Только первая половина составил четверть миллиона долларов, что в сумме со второй давало ровно полмиллиона.

«Это казалось невероятным, — звучал из „Волленсака“ голос Бротигэна. — Конечно, казалось, черт побери! Только гораздо позже я выяснил, как невероятно дешево они нас покупали, даже предлагая такие цены. Динки становится особенно красноречив, когда речь заходит об их жадности… под „ними“ в данном случае подразумеваются бюрократы Короля. Он говорит, что Алый Король пытается положить конец всему созданному Господом, не выходя за жесткие рамки бюджета, и, разумеется, он прав, но, думаю, даже Динки понимает, пусть он в этом, само собой, не признается, если ты предлагаешь человеку так много, он просто отказывается этому верить. Или, в зависимости от его воображения (у многих телепатов и ясновидящих воображение отсутствует напрочь), не может в это поверить. В нашем случае контракт заключался на шесть лет, с возможностью продления, и Армитейдж тотчас же хотел услышать мое решение. Очень мало методов манипулирования людьми столь же успешны, как этот, дама и господа, заключающийся в том, что ты запудриваешь мозги своей жертве, сковываешь их жадностью, а потом торопишь с ответом.

— И я, конечно же, тут же на все согласился. Армитейдж сказал мне, что уже во второй половине дня моя четверть миллиона будет в «Морском банке» Сан-Франциско, откуда я могу забрать деньги в удобное для меня время. Я спросил, нужно ли мне подписывать контракт. Он протянул одну из своих рук, огромную, как окорок, и сказал, что вот он, наш контракт. Я спросил, куда я поеду и чем мне предстоит заниматься, эти вопросы следовало задать с самого начала, уверен, вы со мной согласитесь, но я был так поражен его предложением, что мне это и в голову не пришло.

А кроме того, я полагал, что и так знаю ответ. Я думал, мне предстоит работать на государство. По одному из проектов, которым дала путевку в жизнь «холодная война». В каком-нибудь отделе ЦРУ или ФБР, занимающимся телепатами, где-нибудь на острове в Тихом океане. Помню, я еще подумал, что из всего этого может получиться хороший радиоспектакль.

Армитейдж ответил: «Вы поедете далеко, Тед, но при этом будете совсем рядом. Пока это все, что я могу вам сказать. За исключением последнего. Относительно наших договоренностей я попрошу вас держать рот на замке на протяжении всех восьми недель, оставшихся до вашего… г-м-м… отъезда. Помните, развязавшийся язык топит корабли. Рискуя вызвать у вас паранойю, попрошу учесть, что за вами будут следить».

И, разумеется, за мной следили. Позже, если точнее, гораздо позже, я сумел вспомнить во всех подробностях два мои последние месяца во Фриско, и понял, что кан-тои неусыпно следили за мной.

Низшие люди».

8.

«Армитейдж и два других чела встретились с нами у дверей отеля „Марк Гопкинс“, — продолжил голос из магнитофона. — Дату я запомнил прекрасно: Хэллоуин 1955 года. Пять часов пополудни. Я, Джейс Макговерн, Дейв Иттауэй, Дик… Не могу вспомнить его фамилию, он умер шестью месяцами позже, Хамма сказал, что от пневмонии, и остальные ки'каны его поддержали, ки'кан означает говночеловек, или говнюк, если вас это интересует, но Дик покончил с собой, и я это точно знал, даже если остальные — нет. Остальные… помните дока Номер два? Остальные и раньше, и теперь точно такие же. „Не говорите мне того, что я не хочу знать, сэй, не вносите диссонанс в сложившийся у меня взгляд на мир“. Последней была Таня Лидс. Крепкая штучка…».

Пауза и щелчок. Голос Теда вернулся, временно посвежевший, окрепший. Третья бобина подходила к концу. « Конец — то истории ему придется скомкать «, — подумал Эдди, и мысль эта вызвала у него разочарование. Помимо прочего, Тед оказался потрясающим рассказчиком.

«Армитейдж и его коллеги приехали на „форде-универсале“, который в те благословенные дни называли гробом. Они повезли нас в глубь материка, в город Санта-Майру. С заасфальтированной Главной улицей. На остальных твердое покрытие отсутствовало. Я помню множество нефтяных качалок, которые напоминали молящихся богомолов, что-то в этом роде… но к тому времени уже стемнело, так что они были лишь силуэтами на небесном фоне.

Я ожидал увидеть железнодорожную платформу, может автобус с табличкой «ЗАКАЗНОЙ» на лобовом стекле. Вместо этого нас подвезли к пустующему складскому зданию с перекошенной вывеской над воротами «ПОГРУЗОЧНЫЙ СКЛАД САНТА-МАЙРА», и я уловил мысль, ясную и понятную, долетевшую ко мне от Дика, фамилию которого я забыл: « Они собираются нас убить. Они привезли нас сюда, чтобы убить и украсть наши вещи «.

Если вы не телепат, то не знаете, как вдруг становится страшно. Ощущение такое, будто кто-то залезает в твою голову. Я увидел, как побледнел Дейв Иттауэй, а у Тани, пусть она не издала ни звука, как я уже и говорил, характер у нее — кремень, в уголках выступили слезы. В кабине хватало света, чтобы это увидеть.

Я наклонился, взял руки Дика в свои, сжал, когда он попытался их отдернуть. Послал ему свою мысль: « Они не дали бы нам по четверти миллиона долларов, большая часть которых и сейчас хранится в „ Морском банке «, только для того, чтобы привести нас в эту дыру и украсть наши часы «. И тут же ко мне пришла мысль Джейса: «У меня даже часов нет. Я заложил свои два года тому назад в Альбукерке, а к тому времени, когда подумал, что надо бы обзавестись новыми, это случилось в минувшую полночь, все магазины уже закрылись, да и я был слишком пьян, чтобы сползти с высокого стула у стойки бара“.

Его мысль сняла напряжение, мы все рассмеялись. Армитейдж спросил нас, чего мы смеемся, и мы расслабились еще сильнее, потому что могли делать то, чего не мог он и его люди, общаться без слов. Я сказал ему, что просто так, и вновь сжал руки Дика. Это сработало. Я… полагаю, помог ему. Впервые в жизни. Потом такое случалось часто. В этом одна из причин моей усталости. Ментальная помощь сильно выматывает.

Армитейдж и остальные повели нас в здание склада. Помещение пустовало, но в глубине стояла дверь, с написанными на ней мелом двумя словами, в окружении неполных лун и звезд. «СТАНЦИЯ „ТАНДЕРКЛЕП“ — вот что мы прочитали на двери. Но не обнаружили ничего похожего на станцию: ни железнодорожных путей, ни вагонов, ни автобусов, ни даже дороги, помимо той, по которой мы приехали к складу. По обе стороны двери были окна, но в них мы увидели лишь пару-тройку каких-то небольших строений, скорее всего, сараев, от одного из которых остался только сгоревший остов, и землю, заваленную мусором.

«Почему мы сюда пришли?» — спросил Дейв Иттауэй, и один из спутников Армитейджа ответил: «Вы увидите», — и мы увидели.

«Дама проходит первой», — с этими словами Армитейдж распахнул дверь.

На той стороне тоже было темно, но не так, как на нашей. Там была более темная темнота. Если вы уже видели Тандерклеп в ночи, то знаете, о чем я говорю. И звуки из этой темноты доносились другие. Старина Дик попытался дать задний ход и развернулся на сто восемьдесят градусов. Один из спутников Армитейджа выхватил пистолет. И я никогда не забуду, что сказал Армитейдж. Потому что голос его звучал… по-доброму. «Возвращаться слишком поздно, — услышали мы. — Теперь вы можете только идти вперед».

Думаю, именно тогда я понял, что все эти разговоры о шестилетнем контракте и его продлении, если будет на то желание — чушь собачья, как сказали бы Бобби Гарфилд и его друг Салл-Джон. Не то, чтобы мы прочли это в их мыслях. Все они были в шляпах, видите ли. Вы никогда не увидите «низшего» мужчину, да и «низшую» женщину, если на то пошло, без шляпы. Мужчины предпочитают простые мягкие шляпы, вроде тех, что носили тогда в Америке, но эти шляпы отличались от продающихся в магазине. Они -думалки. Точнее, антидумалки; глушат мысли тех, кто их носит. Если вы попытаетесь тыкнуться в голову того, кто в такой шляпе, тыкнуться — это словечко Динки, то есть прочитать его мысли, из этого ничего не выйдет. Вы услышите только гудение, сквозь которое будут прорываться множество невнятных голосов. Неприятное гудение, сродни тодэшным колокольцам. Если вы их слышали, то знаете, о чем я. Отбивает охоту прилагать дополнительные усилия. А прилагать дополнительные усилия — это последнее, чего могут захотеть живущие в Алгуле телепаты. В чем больше всего заинтересованы Разрушители, дама и господа, так это жить спокойно и не рыпаться. Что только подчеркивает чудовищность ситуации, если, конечно, отойти подальше и взглянуть на происходящее со стороны. В кампусе можно очень часто услышать или увидеть написанной на стене, коротенькое высказывание, почти стишок: «Включай вентилятор, считай, ты в круизе, не вспоминай о прошлом, думай о загаре». Это означает: «Не дергайся». Последствия такого отношения крайне неприятны. Интересно, сможете ли вы это увидеть».

Эдди подумал, что он смог, во всяком случае, ему пришла в голову мысль о том, что из его брата Генри вышел бы потрясающий Разрушитель. При условии, что ему позволили бы взять с собой героин и альбомы «Криденс клиауотер ревайвел» note 56.

Долгая пауза от Теда, потом печальный смешок.

«Я думаю, пора чуть укоротить эту длинную историю. Мы прошли через дверь, прочее оставим за кадром. Если вы проделали тот же путь, то знаете, какими неприятными ощущениями сопровождается этот переход, когда дверь работает не на должном уровне. А дверь между Санта-Майрой и Тандерклепом была куда в лучшем состоянии, чем некоторые из дверей, через которые мне пришлось потом проходить.

На мгновение мы видели только темноту той стороны да вой зверей, которых тахины называют дикими собаками. Потом зажглись прожектора и мы увидели этих… этих существ с головами птиц, горностаев, одного с головой быка, с рогами и все такое. Джейс закричал, я — тоже. Дейв Иттауэй повернулся и попытался убежать, но его схватил Армитейдж. А если бы и не схватил, куда бы он побежал? Обратно в дверь? Так она закрылась и, насколько мне известно, была односторонней. Только Таня, единственная из нас, не издала ни звука, а когда взглянула на меня, в ее глазах я увидел облегчение, то же прочитал и в мыслях. Потому что мы знали, понимаете. Не на все вопросы мы получили ответы, но на два, очень важных, получили. Где мы находились? В другом мире. Когда мы могли вернуться? Никогда. Наши деньги в «Морском банке» Сан-Франциско будут множиться и множиться, превращаясь в миллионы, и никто не сможет их потратить. Потому что тот мир мы покинули навсегда.

Нас уже ждал автобус, с роботом-водителем, которого звали Фил. «Меня зовут Фил, я стар, но мил, а лучшая новость — я никогда не пил». Пах он, как молния, а внутри у него постоянно что-то щелкало. Старина Фил уже мертв, его отвезли на кладбище поездов и роботов, сколько их там покоится, известно только Господу, но механических помощников здесь хватает, чтобы завершить начатое, я в этом уверен.

Дик потерял сознание, когда вы вышли из двери на стороне Тандерклепа, но к тому времени, когда впереди показались огни поселения, пришел в себя. Таня положила его голову себе на колени, и я помню, с какой благодарностью он на нее смотрел. Это забавно, что остается в памяти, не так ли? Нас проверили у ворот. Распределили по общежитиям, проследили за тем, чтобы мы поели… еду подали отменную. И потом кормили не хуже.

На следующий день мы вышли на работу. И, если вычесть мой маленький «отпуск в Коннектикуте», работали постоянно».

Еще пауза, а потом:

«Видит Бог, с тех пор мы работали. И, прости, Господи, большинство из нас были счастливы. Потому что талант хочет одного — быть востребованным».

9.

Он рассказывает о нескольких первых вахтах в Читальне и осознании, не постепенном — почти мгновенном, что они здесь не для того, чтобы вычислять шпионов, или читать мысли русских ученых, или «сбивать что-то космическое», как сказал бы Динки (не то, чтобы Динки появился здесь раньше, чем он, но Шими — появился). Нет, они делали другое — что-то разрушали. Он мог чувствовать это что — то, не только в небе над Алгул Сьенто, но везде, вокруг них, даже под ногами.

И однако, его все устраивало. Кормили хорошо, его сексуальный аппетит с годами несколько угас, но он не отказывал себе в удовольствии время от времени потешить своего молодца, всякий раз напоминая себе, что виртуальный секс — та же мастурбация. Но при этом долгие годы он трахался только с проститутками, как и многие мужчины, постоянно перепархивающие с места на место, и на собственном опыте знал, что такой секс также не слишком отличается от все той же мастурбации; ты долбишь ее изо всех сил, пот льет с тебя градом, она ахает и охает, при этом думая, есть ли в баке бензин, или стараясь вспомнить, когда отоваривают купоны в «Красном — и — Белом». Как и в других жизненных ситуациях, тут приходится задействовать воображение, а вот это Тед умеет, визуализация дается ему легко, спасибо вам большое. Он доволен тем, что у него крыша над головой, доволен компанией… охранники — это охранники, все так, но он верит им, когда они говорят, что наполовину их работа — оберегать кампус от тех, кто может проникнуть в него снаружи, и лишь вторая половина — не выпускать из него Разрушителей. Ему нравится большинство тех, кого охраняют вместе с ним, а где — то через год — два он понимает, что нужен обитателям общежитий. Он может успокоить, когда их охватывает ярость; может снять острый приступ тоски по дому часовым разговором. И это, конечно, хорошо. Может, хорошо все, что они тут делают. Во всяком случае, есть у него такое ощущение. Тосковать по дому — это человеческое чувство, а вот Разрушать — божественное. Он пытается объяснить Роланду и его тету, но лучшее, что он может сделать — найти самое подходящее, на его взгляд, сравнение: Разрушать — все равно, что наконец — то почесать то место на спине, которое все время сводило тебя с ума терпимым, но постоянным зудом, а дотянуться до него никак не удавалось. Ему нравится ходить в Читальню, точно так же, как и остальным. Нравится сидеть там, вдыхать запах хорошего дерева и хорошей кожи, искать… искать… а потом, внезапно, а-а-а-х. Ты разрушаешь, бэби, а разрушать — это божественно.

Динки как — то сказал, что Читальня — единственное место, где он действительно ощущал сам себя, вот почему ему и хотелось ее закрыть. Если возможно, сжечь. «Я же знаю, что могу натворить, когда ощущаю самого себя, сказал он Теду. — Когда я, вы понимаете, в ладу с самим собой». И Тед понимал, о чем речь. В Читальне всем было слишком уж хорошо, даже не верилось, что такое возможно. Ты садишься, при желании берешь в руки журнал, смотришь на картинки моделей и маргарина, кинозвезд и автомобилей, и чувствуешь, как твой разум поднимается ввысь. Луч вокруг тебя, ты словно в энергетическом коридоре, но твой разум всегда поднимается к крыше и, когда добирается туда, находит большой древний, наклонный желоб.

Может, однажды, когда Прим только — только отступил и голос Гана еще отдавался эхом в чертогах макровселенной, Лучи были гладкими и полированными, но те дни канули в лету. Теперь Путь Медведя и Черепахи бугрист и разъеден, на поверхности полным — полно бухт, седловин, пещер и расщелин, достаточно мест, за которые можно уцепиться. Иногда ты медленно ползешь по ним, иной раз чувствуешь, как проникаешь внутрь, как капля кислоты, способная мыслить. И все эти ощущения невероятно приятны. Сексуальны.

А для Теда в этом есть и кое — что еще, хотя он и не знает, что он — единственный, у кого это есть, пока ему не говорит об этом Трампа с. Трампа с, понятное дело, не собирался ничего ему говорить, но у него жуткая экзема, и вот это кардинально все меняет. Трудно поверить, что лавры спасения Темной Башни, возможно, принадлежат вечно зудящей коже на голове, но эта идея не притянута за уши.

Совершенно не притянута.

10.

«В Алгул Сьенто сто восемьдесят сотрудников, рассказывал Тед. — Я не из тех, кто учит кого-либо делать свою работу, но, возможно, вы захотите кое-что записать, по меньшей мере, запомнить. Грубо говоря, шестьдесят охранников на три восьмичасовых смены, соответственно, двадцать, двадцать и двадцать в каждой. У тахинов самое острое зрение, и они несут вахту на сторожевых башнях. Челы патрулируют периметр. С оружием, будьте уверены, и крупного калибра. Руководят всем Прентисс, ректор, и Финли из Тего, начальник службы безопасности, чел и тахин соответственно, но большинство скаутов, которые бывают в других реальностях — кан-тои… низшие люди, вы понимаете.

Обычно кан-тои не ладят с Разрушителями. Короткий разговор — вот и все общение, которое может быть между ними. Динки как-то сказал мне, что они нам завидуют, потому что мы, как он говорит, «совершенные челы». Как и охранники-челы, кан-тои на службе носят думалки, чтобы мы не могли тыкнуться в их головы и прочитать мысли. Но дело в том, что в основной массе Разрушители и не пытались никуда тыкнуться, за исключением Луча, а может, им это уже и не под силу. Мозг — такая же мышца, как и любая другая, и атрофируется, если ее не использовать».

Пауза. Щелчок. А потом:

«Я говорил вам, что тахинам думалки не нужны? Они говорят на хорошем английском, но время от времени я чувствую, что некоторые из них обладают ограниченными телепатическими способностями, могут получать и передавать, во всяком случае, короткие мысли, а если ты пытаешься тыкнуться в их головы, то на тебя накатывает отупляющая волна каких-то звуков, ментальные статические помехи, белый шум. Я предположил, что это результат действия какого-то защитного механизма. Динки уверен, что так они думают. В любом случае, этим они облегчают себе жизнь. Им нет нужды помнить о том, что перед выходом из дома нужно обязательно надеть шляпу.

Среди кан-тои Трампас был одним из старших скаутов. Его можно было видеть прогуливающимся по Главной улице Плизантвиля или сидящем на скамейке на Молле, обычно с какой-нибудь книгой из психологической серии «Помоги себе сам», скажем с «Семью шагами к позитивному мышлению». А следующим днем он мог стоять рядом с Домом разбитых сердец, греясь в солнечных лучах, вместе с другими скаутами кан-тои. Если в этом прослеживалась какая-то закономерность, я ее не нашел. Динки тоже. Мы думаем, ее и не было.

Что всегда отличало Трампаса, так это полное отсутствие зависти. В нем чувствуется дружелюбие… или чувствовалось, в некоторых аспектах в нем не было абсолютно ничего от «низшего» мужчины. И, похоже, далеко не все коллеги кан-тои Трампаса сильно жаловали его. Что тут скажешь, ирония судьбы, потому, если кан-тои и могли превратитьсяв людей, то Трампас был один из тех немногих, кто действительно продвинулся в этом направлении. Взять, к примеру, смех. Когда кан-тои смеялись, казалось, что корзина камней катится вниз по стволу шахты: внутри у тебя все начинает дрожать, как говорит Таня. Когда смеется Трампас, смех пронзительный, это есть, но в остальном нормальный. Потому что, думаю, он смеется. А другие просто имитируют смех.

Так или иначе, как-то днем у нас завязался разговор. На Главной улице, рядом с кинотеатром «Жемчужина». В какой уж раз показывали «Звездные войны». Если и есть фильм, который Разрушителям хочется смотреть вновь и вновь, так это «Звездные войны».

Я спросил его, знает ли он, откуда взялась его фамилия. Он ответил, конечно, он получил ее от своего клан-фама. Каждому кан-тои дают фамилию чела в какой-то период его развития; вроде бы это признак зрелости. Динки говорит, что они получают фамилию после того, как им удается впервые трахнуть свою женщину, но Динки — это Динки. Фактически мы этого не знаем, да нам это и не нужно, но некоторые из фамилий очень забавные. Тут ходит один тип, который выглядит, как Рондо Хаттон, актер 1930-х годов, который страдал акромегалией и мог играть только монстров и психопатов, но зовут его Томас Карлайт. Есть тут и Беовульф note 57 , и Ван Гог Бейс».

Сюзанна, в прошлом поклонница музыки с Бликер-стрит note 58 , закрыла рот руками, чтобы подавить смех.

«Так или иначе, я сказал ему, что Трампас — персонаж знаменитого романа-вестерна „Виржинец“ note 59. Разумеется, не главный герой, но ему принадлежит фраза, которую помнят все, кто прочитал книгу: «Улыбайся, когда говоришь такое!» Трампаса это заинтересовало, и дело кончилось тем, что я пересказал ему весь сюжет книги за чашечкой кофе в аптечном магазине.

Мы стали друзьями. Я рассказывал ему, что происходит в нашей маленькой колонии Разрушителей, он — интересные, но невинные истории о жизни по его сторону ограды. Он также жаловался на экзему, от которой постоянно чесалась кожа на голове. И постоянно поднимал свою круглую шапочку без полей, более всего похожую на ермолку, только из джинсовой ткани, чтобы почесать голову. Он говорил, что там все ужасно зудит, даже сильнее, чем внизу, у детородного органа. И мало-помалу я начал понимать, что могу читать его мысли всякий раз, когда он поднимает шапочку. Не только те, что находились на самом верху, но все. И если не терял времени даром, а я учился его не терять, то мог прочитать именно те мысли, которые меня интересовали, как статьи в энциклопедии, переворачивая страницы. Только сравнение с книгой, пожалуй, неправильное. Скорее, процесс этот напоминал включение и выключение радио во время выпуска новостей».

— Господи, — выдохнул Эдди и взял очередной крекер. Пожалел, что нет молока, куда мог бы макнуть его. Крекеры из муки грубого помола без молока — все равно, что «орео» note 60без белой прослойки.

«Представьте себе, что вы включаете радиоприемник или телевизор на максимальную громкость, — вновь зазвучал хрипловатый, усталый голос Теда, — а потом выключаете его… также быстро, — последние слова он сознательно произнес слитно, и все улыбнулись, даже Роланд. — Тогда идея станет вам понятна. А я расскажу, что мне удалось узнать. Подозреваю, вам все это уже известно, но я просто не могу взять на себя ответственность и промолчать. Вдруг вы не знаете того, что я сейчас расскажу. А это важно.

Есть Башня, дама и господа, о чем вы знать должны. В свое время там скрещивались шесть Лучей. Они черпали энергию из Башни, это какой-то невообразимый источник энергии, и поддерживали ее, как растяжки поддерживают шпиль радиоантенны на крыше здания. Четыре из этих Лучей разрушились, четвертый — недавно. Остались два: Луч Медведя, Путь Черепахи — Луч Шардика, и Луч Слона, Путь Волка — некоторые называют его Лучом Гана.

Любопытно, сможете ли вы представить себе тот ужас, который испытал я, осознав, чем я занимался в Читальне. Когда царапал что-то там, наверху. Хотя я все время знал, это что-то — важное, точно знал.

И это еще не самое худшее. О самом худшем я не подозревал, оно касалось только меня. Я знал, что кое в чем отличаюсь от остальных. Во-первых, я был единственным Разрушителем, в душе которого оставалась капля сострадания. Когда на них нападала тоска, они, как я уже и говорил, приходили ко мне. Пимли Прентисс, ректор, поженил Таню и Джоя Растосовича, настоял на этом, не желал слушать никаких возражений, продолжал твердить, что это его право и обязанность, что в данной ситуации он — капитан круизного лайнера, и, разумеется, они позволили ему их поженить. А потом пришли в мои апартаменты, и Таня сказала: «Пожени нас, Тед. Тогда мы действительно станем мужем и женой». Иногда я спрашиваю себя: «Ты задумывался над тем, что тут происходит? До того, как начал общаться с Трампасом и вслушиваться в его мысли всякий раз, когда он поднимал шапочку, чтобы почесать голову, ты действительно думал, что сохранившиеся в душе толики жалости и любви — единственное, что отличает тебя от остальных? Или ты и тут обманывал себя?

Полной уверенности у меня нет, но, возможно я могу признать себя невиновным по этому пункту обвинения. Я действительно не понимал, что мой талант простирается дальше чтения мыслей и разрушения. Я — что микрофон для певца или стероиды для мышцы. Я… усиливаю их. Скажем, есть единица силы, назовем ее дарк, хорошо? В Читальне без меня, двадцать или тридцать человек могут выдавать пятьдесят дарков в час. А со мной? Эта величина подскакивает до пятисот дарков в час. И подскакивает сразу же, стоит мне там появиться.

Слушая мысли Трампаса, я начал понимать, что меня они полагают находкой столетия, может, всех времен, что я -единственный действительно незаменимый Разрушитель. Я уже помог им сломать один Луч, а теперь в десятки раз сокращаю время разрушения Луча Шардика. А когда Луч Шардика рухнет, дама и господа, Луч Гана продержится лишь короткое время. Потом развалится он, и Темная Башня упадет, наступит конец всему, закроется сам Глаз Существования.

Как мне удалось не дать Трампасу заметить мою печаль, не знаю. И у меня есть причина сомневаться в том, что мое лицо все время оставалось бесстрастным, пусть тогда я так думал.

«Я понял, что должен выбраться отсюда. И вот тут ко мне впервые подошел Шими. Думаю, он постоянно читал мои мысли, но даже теперь я не могу этого утверждать, как не может и Динки. Я знаю лишь одно: как-то ночью он пришел в мою комнату и послал мысль: „Я могу сделать для вас дыру, сэй, если хотите, и вы сможете уйти куда подальше“. Я спросил его, что это означает, но он лишь смотрел на меня. Странно, конечно, но как много может сказать единственный взгляд! „Не принимайте меня за идиота. Не тратьте зазря мое время. Не тратьте зазря свое «. Я не прочитал эти мысли в его голове. Увидел на его лице“.

Роланд что-то согласно буркнул. Его сверкающие глаза не отрывались от вращающихся бобин магнитофона.

«Я спросил его, куда я выйду из этой дыры. Он сказал, что не знает, мне придется полагаться на удачу. Тем не менее, долго я не раздумывал. Побоялся, если буду тянуть, найду причины для того, чтобы остаться. И сказал: „Давай, Шими, отправь меня куда подальше“.

Он закрыл глаза, сосредоточился и тут же угол моей комнаты исчез. Я увидел проезжающие мимо автомобили. Какие-то бесформенные, но явно американские. Я больше не спорил, не задавал вопросов, просто пошел к ним. У меня не было уверенности, что я смогу попасть в другой мир, но, откровенно говоря, меня это не волновало. Я уже думал, что умереть — самое лучшее, что я могу сделать. Моя смерть, по крайней мере, замедлит их работу.

И перед тем, как я пересек границу, Шими послал мне мысль: «Поищи моего друга Уилла Диаборна. Его настоящее имя — Роланд. Его друзья умерли, но я знаю, что он жив, потому что могу слышать его. Он — стрелок, и теперь у него новые друзья. Приведи их, и они заставят плохишей прекратить разрушать Луч, точно так же, как заставили Джонаса и его друзей остановиться, когда те хотели меня убить», — для Шими это была целая речь.

Я закрыл глаза и пересек границу. Почувствовал, как что-то шевельнулось у меня в голове, но больше ничего. Ни колокольцев, ни тошноты. Впечатления остались самые приятные, особенно в сравнении с дверью в Санта-Майре. Я увидел, что стою на руках и коленях около автострады, по которой сплошным потоком мчались автомобили. В сорняках застрял обрывок газеты. Я поднял его и понял, что попал в апрель 1960 года, то есть прошло практически пять лет с того дня, как Армитейдж и его друзья провели нас через дверь в Санта-Майре, городе, который находился на другом конце страны. Потому что я держал в руках обрывок хартфордской газеты «Куранты». А автострада оказалась мне знакомой: Мерритт-паркуэй».

— Шими может создавать магические двери! — воскликнул Роланд. Слушая, он чистил револьвер, но теперь отложил его в сторону. — Вот что такое телепортация! Вот что она означает!

— Тихо, Роланд, — повернулась к нему Сюзанна. — Сейчас он расскажет о своем пребывании в Коннектикуте. Я хочу послушать.

11.

Но о его пребывании в Коннектикуте никому услышать не удается. Он просто говорит, что эта « история для другого раза „, и рассказывает своим слушателям, как его поймали в Бриджпорте, когда он пытался собрать достаточно денег, чтобы исчезнуть навсегда. Низшие люди затолкали его в автомобиль, увезли в Нью-Йорк, привели в ресторан «Дикси Пиг“. Оттуда он попал в Федик, из Федика — вновь на станцию « Тандерклеп «. Со станции его отвезли Девар-тои: и, привет, Тед, как приятно видеть тебя вновь, добро пожаловать.

Четвертая бобина опустела уже на три четверти, а голос едва отличается от шепота. Тем не менее, Тед не сдается, продолжает говорить.

«Я отсутствовал недолго, но здесь время опять скакнуло вперед. Хамму из Тего отозвали, возможно, из — за моего побега, его место занял Прентисс из Нью-Джерси, ки'-дам. Он и Финли многократно допрашивали меня в кабинете ректора. Обошлось без физических пыток, полагаю, она считали меня слишком ценным кадром, что рисковать моим здоровьем, но моральное давление оказывалось очень мощное. Они также ясно дали мне понять, что в случае моего нового побега, моих друзей в Коннектикуте убьют. Я им ответил: „ Может, вы, парни, чего — то не понимаете? Если я продолжу свою работу, они все равно погибнут. Все погибнут, за исключением, возможно, того существа, которого один из вас называет Алым Королем“.

Прентисс сложил пальцы горкой, меня это всегда раздражало, и ответил: « Возможно, это правда, сэй, а может и нет, но, если так и будет, то мы „ уйдем «, как вы сказали, не страдая. С другой стороны, маленький Бобби и маленькая Кэрол… не говоря уже о матери Кэрол и друге Бобби Салл — Джоне…“ — он мог не продолжать. Я до сих пор гадаю, поняли ли они, как напугали меня их угрозы причинить вред моим юным друзьям. И как разозлили.

Все их вопросы, по существу сводились к двум моментам, которые они действительно хотели знать: почему я убежал, и кто мне в этом содействовал. Я мог бы мог бы следовать заведенному порядку: имя — должность — личный номер note 61, но решил дать более развернутые ответы. Я захотел убежать, сказал я, потому что узнал у одного их охранников — кан — тои, случайно прочитав его мысли, чем мы тут занимаемся, и идея мне не понравилась. Как — то ночью я улегся спать, сказал я, а проснулся около Мерритт — паркуэй. Сначала они полностью отвергали эту версию, потом убедили себя, что такое возможно, прежде всего, потому, что я ни на йоту не отклонялся от нее, сколько бы раз они к ней ни возвращались. И, конечно, они уже знали, какие огромные у меня возможности, насколько я отличаюсь от остальных Разрушителей.

«Вы думаете, на каком — то подсознательном уровне вы — телепорт, сэй?» — спросил меня Финли.

«Откуда я могу это знать? — спросил я в ответ. Думаю, отвечать вопросом на вопрос — мудрое правило, которому целесообразно следовать во время допроса, если это относительно мягкий допрос, как было в моем случае. — Я никогда не ощущал в себе такую способность, но, разумеется, нам зачастую не дано знать, что может учудить наше подсознание, не так ли?».

«Надейтесь на то, что вы — не телепорт, — вставил Прентисс. — Мы можем смириться с любой сверхъестественной способностью, кроме этой. Эта, мистер Бротигэн, означает смерть даже для такого ценного работника, как вы», — скорее всего, тогда я ему не поверил, но потом, из разговора с Трампасом, мне стало ясно, что Прентисс мог говорить правду. В любом случае, такой была моя версия, и я никогда от нее не отклонялся.

Слуга Прентисса, чел, между прочим, по имени Тасса, приносил поднос с пирожными и банками «Нозз-А-Ла», мне этот напиток нравился, потому что вкусом напоминал рутбир, и Прентисс предлагал мне и первое, и второе… но после того, как я расскажу им, от кого я узнал о разрушении Лучей и как сумел сбежать из Алгул Сьенто. Поскольку нужных ответов я не давал, начинался очередной круг вопросов, только на этот раз, задавая их, Прентисс и Горностай жевали пирожные и запивали их « Ноззи „. Но в какой — то момент они сдавались и позволяли мне выпить и закусить. Боюсь, в умении вести допрос они не могли сравниться с нацистами, поэтому мои секреты так и остались при мне. Они старались прочитать мои мысли, конечно, но… мы же слышали поговорку о том, что не стоит и пытаться обмануть обманщика?“.

Эдди и Сюзанна кивнули. Их примеру последовал Джейк, который слышал, как отец произносил эти слова во время бесчисленных разговоров, касающихся программной сетки телекомпании.

«Готов спорить, слышали, — резюмирует Тед. — Что ж, это справедливо и для чтения мыслей. Нельзя тыкнуться в голову тыкальщика, во всяком случае, того, кто превзошел определенный уровень. Но мне лучше вернуться к главному, прежде чем у меня окончательно сядет голос.

Однажды, примерно через три недели после того, как низшие люди привезли меня назад, Трампас подошел ко мне на Главной улице Плизантвиля. К тому времени я уже встретил Динки, в котором распознал родственную душу, и с его помощью смог лучше узнать Шими. Много другого происходило в это время, помимо ежедневных допросов в доме директора тюрьмы. После возвращения я о Трампасе практически не вспоминал, а вот он, кроме как обо мне, ни о чем не мог думать. Как я быстро выяснил.

«Я знаю ответы на вопросы, которые они продолжают задавать вам, — признал он. — Не понимаю я другого: почему вы меня не выдали».

Я ответил, что такая мысль просто не приходила мне в голову: там, где меня воспитывали, сплетни и доносы не жаловали. А кроме того, мне же не совали в задний проход раскаленный паяльник и не выдергивали ногти… хотя они и могли прибегнуть к подобным методам, окажись на моем месте кто — то другой. Самое худшее что они делали — ставили на стол Прентисса тарелку с пирожными и ели с нее час — полтора, прежде чем смягчались и позволяли мне взять одно.

«Поначалу я на вас сердился, — сказал Трампас, — но потом осознал, пусть и с неохотой, что на вашем месте поступил бы также. Первую неделю после вашего возвращения, скажу честно, практически не спал. Лежал на своей кровати в Дамли, думая, что они могут прийти за мной с минуты на минуту. Вы знаете, что бы они сделали, если б выяснили, что информатор, пусть и невольный, — я, не так ли?».

Я ответил, что нет. Он сказал, что Каски, это заместитель Финли, сильно выпорол бы его, а потом, не дав подлечить ни зад, ни спину, отправил бы в бесплодные земли, где я мог или умереть в Дискордии, или поступить на службу в замок Алого Короля. Но путешествие туда трудное и опасное. К юго-востоку от Федика можно подцепить сжирающую болезнь (возможно, разновидность рака, скоротечная, вызывающая сильные боли, отвратительная) или еще одну, вызывающую безумство. Дети Родерика обычно страдали как от этих болезней, так и от других. Кожные заболевания Тандерклепа — экземы, угри, сыпь, вероятно, были только цветочками в сравнении с тем, что таилось на просторах Крайнего мира. Но для изгнанника служба в замке Алого Короля оставалась последней надеждой. Конечно же, Кан-тои, каковым и был Трампас, не мог пойти в Кальи. Да, эти городки находились ближе, там светило настоящее солнце, но вы можете представить себе, какой прием встретили бы низшие люди или та хины в Пограничье.

Члены тета Роланда могли это себе представить. Без труда.

«Не стоит так уж превозносить меня, — заметил я. — Как мог бы сказать мой новый друг Динки, я не рассказываю всем и каждому о своих делах. Вот и все. Так что на героя я никак не тяну».

Он ответил, что все рано благодарен мне, а потом огляделся и добавил, очень тихо: «Я хочу отплатить вам, Тед, за вашу доброту, сказав, что вам следует сотрудничать с ними, насколько это возможно. Я не говорю, что вы должны навлечь на меня неприятности, но я не хочу, чтобы неприятности свалились на вас. Вы, возможно, не нужны им так сильно, как вам может казаться».

А теперь я хочу, чтобы вы слушали меня внимательно, дама и господа, потому что это, возможно, самое важное; я просто не знаю. Могу гарантировать только одно: от следующих фраз Трампаса у меня похолодело внутри. Он сказал мне, что из всех миров на той стороне, есть только один уникальный. Они называют его Реальный мир. Насколько известно Трампасу, в своей реальности он сродни здешнему Срединному миру, каким тот был до того, как Лучи начали слабеть, а он сам сдвинулся. На американской стороне в этом особенном «Реальном» мире, говорит он, время иногда дергается, но всегда течет в одном направлении: вперед. И в этом мире живет человек, который в некотором смысле тоже является умножитиелем; возможно, он смертный хранитель Луча Гана».

12.

Роланд посмотрел на Эдди, и когда их взгляды встретились, оба прошептали одно и то же слово: «Кинг».

13.

«Трампас сказал мне, что Алый Король пытался убить этого человека, но ка пока оберегало его жизнь». Они говорят, что его песня замкнула круг, — сказал он мне, — хотя никто, похоже, не понимает, что именно означают эти слова «. Однако, теперь ка, не Алый Король, а давно знакомая нам ка повелела, что этот человек, этот хранитель, этот уж не знаю кто, должен умереть. Я понятия не имею, какую там песню он должен был спеть, но он остановился, а потому стал уязвим. Но не для Алого Короля, продолжал твердить мне Трампас. Нет, он стал уязвим для ка. „Он больше не поет, — сказал мне Трампас. — Его песня, та, что имеет значение, закончилась. Он забыл розу“.

14.

В тишине, царящей за стенами пещеры, слова эти долетели до Мордреда, и он отошел, чтобы поразмыслить над услышанным.

15.

«Трампас рассказал мне все это лишь для того, чтобы я понял, что более не являюсь незаменимым. Разумеется, они хотели держать меня при себе; предположительно для того, чтобы им удалось разрушить Луч Шардика, и поставить себе в заслугу, до того, как смерть этого человека на американской стороне вызовет крушение Луча Гана».

Пауза.

«Они видят безумие гонки к краю пропасти, последующего прыжка в забвение? Вероятно, нет. Если б видели, не начинали бы эту гонку. Или все дело в нехватке воображения? Не хотелось бы думать, что такая мелочь может послужить причиной конца, и однако…».

16.

Роланд раздраженно вертанул пальцами, словно старик, голос которого они слушали, мог их увидеть. Он хотел слышать, очень хорошо и каждое слово, все, что охранник знал о Стивене Кинге, но вместо этого Бротигэн ушел в сторону, забормотал о чем-то своем. Объяснение тому было: Бротигэн совершенно вымотался, но важнее информации о писателе ничего не было. Знал это и Эдди. Напрягшееся лицо молодого человека говорило об этом лучше всяких слов. Вместе они смотрели, как тает остаток коричневой пленки на бобине, последняя осьмушка дюйма.

17.

«…И однако, мы всего лишь бедные, пребывающие во мраке челы. Полагаю, что нам не дано знать обо всем этом, во всяком случае, с какой-то степенью вероятности…».

Долгий, усталый вздох. Пленка движется, сходит с последней бобины, молчаливо бежит между головками. И, наконец:

«Я спросил имя этого человека-мага, и Трампас ответил: „Имени я не знаю, Тед, но мне известно, что магии в нем больше нет, ибо он прекратил делать то, что наметила для него ка. Если мы все оставим, как есть, Ка Девятнадцати, ка его мира, и Ка Девяносто девяти, ка этого мира, объединятся, чтобы…“.

Но больше они ничего не услышали. На том пленка и закончилась.

18.

Вторая, принимающая бобина продолжала вращаться с тихим шуршанием, пока Эдди не наклонился к магнитофону и не нажал на клавишу «STOP». «Твою мать!» — пробормотал он себе под нос.

— На самом интересном месте, — вздохнул Джек. — И опять эти числа. Девятнадцать… и девяносто девять, — он помолчал, потом объединил их. — Девятнадцать-девяносто-девять, — повторил в третий раз. — Тысяча девятьсот девяносто девять. Ключевой год в Ключевом мире. Куда отправилась Миа, чтобы родить ребенка. Где сейчас находится Черный Тринадцатый.

— Ключевой мир, Ключевой год, — кивнула Сюзанна. Сняла с вертушки бобину с последней пленкой, подняла, посмотрела на просвет, потом убрала в футляр. — Где время всегда течет в одном направлении. Как ему и положено.

— Ган создал время, — подал голос Роланд. — Так гласят древние легенды. Ган поднялся из пустоты… в некоторых легендах сказано — из моря, но в обоих случаях подразумевается Прим, и создал мир. Потом постучал по нему пальцем и закрутил. Вот так и возникло время.

Что-то зрело в пещере. Какое-то откровение. Они все это чувствовали, что-то должно вот-вот вырваться на свет, совсем как ребенок из живота Миа на конце родов. Девятнадцать. Девяносто девять. Эти числа преследовали их. Появлялись везде. Она видели их в небе, видели написанными на заборах, слышали во сне.

Ыш смотрел вверх, навострив уши, сверкая глазами.

Паузу нарушила Сюзанна.

— Когда Миа покидала номер отеля «Плаза-Парк», чтобы пойти в «Дикси-Пиг», между прочим, номер 1919, я впала в транс. Я словно вернулась… вернулась в тюремную камеру… и телекомментаторы объявляли: этот умер, тот умер, третий умер…

— Ты нам говорила, — вставил Эдди. Она яростно покачала головой.

— Говорила, но не все. Потому что чего-то не понимала, в чем-то не видела никакого смысла. К примеру, слова Дейва Герроуэя о том, что маленький сын президента Кеннеди мертв… маленький Джон-Джон, который отдавал честь, когда катафалк с телом отца проезжал миом. Я этого не говорила, потому что посчитала бредом. Джейк, Эдди, маленький Джон-Джон Кеннеди умер в ваши когда? В каком-нибудь из ваших когда?

Оба покачали головой. Джейк не очень-то понимал, о ком она говорит.

— Но он умер. В Ключевом мире и в нашем будущем. Готова спорить, он умер в девяносто девятом. Вот умирает сын последнего стрелка, О, Дискордия. Теперь-то я думаю, что слышала страницу некрологов из «Тайм тревеллерс уикли» note 62. Словно на ней перемешались разные времена. Джон-Джон Кеннеди, потом Стивен Кинг. Я никогда о нем не слышала, но Дэвид Бринкли сказал, что он написал историю о городке Салемс-Лот. Книгу, героем которой был отец Каллагэн, так?

Роланд и Эдди кивнули.

— Отец Каллагэн рассказал нам свою историю.

— Да, — согласился Джейк. — Но какое…

Она перебила его. Смотрела куда-то далеко-далеко, с затуманенными глазами. Глазами, которым только что открылась истина.

— А потом с ка-тетом Девятнадцати встречается Бротигэн и рассказывает свою историю. И посмотрите. Посмотрите на счетчик пленки!

Они наклонились к магнитофону. В четырех окошечках увидели:

1999.

— Думаю, Кинг написал и историю Бротигэна, продолжила Сюзанна. — Кто-нибудь хочет предположить, в каком году эта история появилась или появится на прилавках в Ключевом мире?

— В 1999, — прошептал Джейк. — Но не та часть, которую мы слышали. Часть, которую мы не слышали. О его пребывании в Коннектикуте.

— И вы с ним встречались, — Сюзанна смотрела на своего дина и своего мужа. — Вы встречались со Стивеном Кингом.

Они вновь кивнули.

— Он создал преподобного, создал Бротигэна, создал нас, — она словно говорила сама с собой, потом покачала головой. — Нет. «Все служит Лучу». Он… он усилил… умножил нас.

— Да, — кивнул Эдди. — Да, все правильно. Наверняка так оно и есть.

— В моем сне я находилась в камере, — вновь заговорила Сюзанна. — В той самой одежде, в которой меня и арестовали. И Дэвид Бринкли говорил, что Стивен Кинг мертв, горе, Дискордия… что-то такое. Бринкли сказал… — она замолчала, нахмурилась. Потребовала бы, чтобы Роланд загипнотизировал ее, чтобы вспомнить все, если б возникла такая необходимость. Но обошлась без гипноза. — Бринкли сказал, что Кинг погиб под колесами минивэна во время прогулки неподалеку от своего дома в Лоувелле, штат Мэн.

Эдди содрогнулся. Роланд подался вперед, с горящими глазами.

— Ты так говоришь? Сюзанна кивнула.

— Он купил дом на Тэтлбек-лейн? — проревел стрелок. Потянулся к Эдди, схватил его за рубашку. Эдди, похоже, этого и не заметил. — Разумеется, купил! Ка говорит и ветер дует! Он двинулся чуть дальше по Тропе Луча и купил дом там, где истончается перегородка между мирами! Где мы видели приходящих! Где мы говорили с Джоном Каллемом, а потом прошли через дверь! Ты в этом сомневаешься? Ты в этом сомневаешься хоть на чертову малость?

Эдди покачал головой. Понятное дело, он не сомневался. Он словно услышал колокольчик, как в одном из ярмарочных аттракционов: если ты точно ударял молотом по педали, причем ударял со всей силы, то свинцовый груз взлетал до самого верха столба, вызывая звон подвешенного там колокольчика. А если звонил колокольчик, ты получал в подарок куклу Кьюпи, и это происходило, потому что Стивен Кинг полагал, что призом была кукла Кьюпи note 63? Потому что Кинг жил в том мире, где Ган положил начало времени, закрутив мир своим божественным пальцем? Потому что, если Кинг говорит Кьюпи, мы все говорим Кьюпи, и мы говорим, спасибо тебе? А если бы у него возникла идея, что за звонок колокольчика ярмарочного аттракциона «Проверь свою силу» в качестве приза давали куклу Клупи, все говорили бы Клупи? Эдди склонялся к тому, что ответ на этот вопрос следовало дать положительный. Он думал, что ответ положительный, точно так же, как Ко-оп Сити находился в Бруклине.

— Дэвид Бринкли сказал, что Кингу было пятьдесят два года. Могло ему быть пятьдесят два в девяносто девятом?

— Может ставить на кон свою непорочность, — ответил Эдди. Бросил на Роланда короткий, мрачный взгляд. — И поскольку девятнадцать — число, на которое мы постоянно натыкаемся, Тед Стайвенс Бротигэн, пожалуйста, сосчитайте буквы, готов спорить, оно не только часть нужного нам года. Тысяча девятьсот…

— Это дата, — вмешался Джейк. — Уверен. Ключевой день Ключевого года в Ключевом мире. Девятнадцатое какого-то месяца, тысяча девятьсот девяносто девятого года. Скорее всего, летнего месяца, потому что он гулял.

— А лето там уже началось, — добавила Сюзанна. Июнь. Шестой месяц. Поставьте шестерку вверх ногами и получите девятку.

А если слово dog прочитать справа налево, то получится god note 64, — в голосе Эдди слышалась неуверенность.

— Думаю, она права, — кивнул Джейк. — Думаю, это 19 июня. Именно в этот день Кинг погибнет под колесами автомобиля и сведет к нулю вероятность того, что сможет вернуться к написанию истории «Темной башни, нашей истории. Луч Гана рухнет от перегрузки. Луч Шардика останется, но он уже сильно изъеден, — мальчик посмотрел на Роланда. Лицо побледнело, губы стали чуть ли не синими. — Он сломается, как зубочистка.

— Может, это уже произошло, — предположила Сюзанна.

— Нет, — возразил Роланд.

— Откуда такая уверенность? — спросила она. Он холодно, без тени веселья улыбнулся ей.

— Потому что тогда нас бы тут не было.

19.

— Как мы можем это предотвратить? — спросил Эдди. — Трампас сказал Теду, что причина в ка.

— Может, он что-то неправильно понял, — но по голову Джейка чувствовалось, что он и сам в это не верит. — Это всего лишь слух, так что Трампас может и ошибиться. Возможно, Кинг доживет до июля. Или августа. А как насчет сентября? Все может случиться в сентябре. Сентябрь, в конце концов, девятый месяц…

Теперь они все смотрели на Роланда, который сидел, вытянув ногу вперед.

— Вот куда придется удар, — он словно говорил сам с собой. Коснулся правой ноги… потом ребер… наконец головы около виска. — У меня болит голова. Все сильнее и сильнее. Не видел причин говорить вам, — он опустил правую руку. — Вот куда придется удар. Сломанное бедро. Сломанные ребра. Размозженная голова. В кювет его отбросит уже мертвым. Ка… и конец ка, — взгляд его очистился от тумана, стрелок резко повернулся к Сюзанне. — В какой день ты была в Нью-Йорке? Напомни мне.

— Первого июня 1999 года.

Роланд кивнул, посмотрел на Джейка.

— А ты? В тот же самый день?

— Да.

— Потом Федик… отдых… Тандерклеп, — он помолчал, и произнес три самых важных слова. — Время еще есть.

— Но там время движется быстрее…

— А если оно еще и прыгнет…

— Ка…

Они заговорили все вместе, разом и замолчали, вновь не сводя глаз с Роланда.

— Мы можем изменить ка, — сказал Роланд. — Такое уже случалось. Всегда приходится за это платить, отсюда и ка-шуме, но сделать это можно.

— Как мы туда попадем? — спросил Эдди.

— Есть только один путь, — ответил Роланд. — Шими должен отправить нас.

В пещере повисла тишина, нарушаемая только дальними раскатами грома, давшими название этой темной стране note 65 .

— Значит, у нас два дела, — уточнил Эдди. — Писатель и Разрушители. Каким займемся первым?

— Писателем, — без промедления ответил Джейк. — Пока есть время.

Но Роланд уже качал головой.

— Почему нет? — воскликнул Эдди. — Скажи, почему нет? Ты знаешь, какое коварное время на той стороне! И оно течет в одну сторону! Если мы провороним писателя, другого шанса у нас не будет.

— Но мы должны сохранить и Луч Шардика, — напомнил Роланд.

— Ты говоришь, что Тед и этот Динки не позволят Шими помочь нам, пока мы не поможем им?

— Нет, Шими сделает это для меня, я уверен. Но, допустим, что-то случится с ним, пока мы будем в Ключевом мире? Мы застрянем в 1999 году.

— Есть дверь на Тэтлбек-лейн… — начал Эдди.

— Если даже она и будет в 1999 году, Тед сказал нам, что Луч Шардика уже начал прогибаться, — Роланд опять покачал головой. — Сердце подсказывает мне — начинать нужно с этой тюрьмы. Если кто-нибудь выскажет другое мнение, я выслушаю его, и с радостью.

Они молчали. За стенами пещеры дул ветер.

— Мы должны спросить Теда, прежде чем принимать окончательное решение, — наконец, нарушила паузу Сюзанна.

— Нет, — возразил Джейк.

— Нет! — согласился Ыш. Никто не удивился. Раз Эйк так говорит, можно не сомневаться, что Ыш обязательно его поддержит.

— Спросим Шими, — добавил Джейк. — Спросим Шими, что, нам, по его мнению, нужно делать.

И Роланд медленно кивнул.

Глава 9. Следы на тропе.

1.

Утром Джейк проснулся от тревожных снов, в которых, в основном, вновь переносился в «Дикси-Пиг», чтобы увидеть серый и безжизненный свет, который просачивался в пещеру. В Нью-Йорке такой свет всегда вызывал у него желание пропустить школу, провести весь день на диване, читать книги, смотреть по телевизору передачи, вроде «Своя игра», вздремнуть во второй половине дня. Эдди и Сюзанна спали, тесно прижавшись друг к другу, в одном мешке. Ыш проигнорировал приготовленную ему постель, чтобы спать рядом с Джейком. Он свернулся в букву U, положив голову на переднюю левую лапу. Большинство людей подумало бы, что Ыш спит, но Джейк заметил, под веками поблескивает золото, и понял, что Ыш несет вахту. Спальный мешок стрелка лежал расстегнутый и пустой.

Джейк на секунду-другую задумался, потом встал и вышел из пещеры. Ыш последовал за ним, осторожно ступая по утоптанной земле, и следом за Джейком поднялся по тропе.

2.

Роланд выглядел усталым и больным, но сидел на корточках, из чего Джейк сделал вывод, что бедро у него не болит, и, скорее всего, сам он в порядке. Присел на корточки рядом со стрелком, руки плетьми повисли между коленями. Роланд глянул на него, ничего не сказал, вновь перевел взгляд на тюрьму, которую персонал называл Алгул Сьенто, а заключенные — Девар-тои. Воздух впереди и под ними постепенно светлел. Солнце, электрическое, атомное, какое бы ни было, еще не зажглось.

Ыш улегся на землю рядом с Джейком, вроде бы вновь заснул. Но Джейка зверек, конечно же, провести не мог.

— Хайл, и веселого тебе дня, — сказал Джейк, когда молчание стало уж совсем невыносимым.

Роланд кивнул.

Весело начнется, весело пройдет, — сам-то он выглядел таким же веселым, как похоронная процессия. Тот стрелок, что при свете факелов танцевал зажигательную каммалу в Калья Брин Стерджис, должно быть, уже тысячу лет лежал в могиле.

— Как ты, Роланд?

— Как видишь, могу сидеть на корточках.

— Ага, но как ты?

Роланд посмотрел на него, сунул руку в карман, достал табачный кисет.

— Стар и набит пеплом, как ты, должно быть, знаешь. Курить будешь?

Джейк подумал, потом кивнул.

— Они будут короткими, — предупредил Роланд. Табака достаточно, я так раз что моя амуниция вернулась ко мне, но с обертками беда.

— Сбереги их для себя, если хочешь. Роланд улыбнулся.

Человек, который не может поделиться вредной привычкой с другим, должен от нее отказаться, — он свернул пару самокруток, использую для обертки какой-то лист, который рвал пополам, протянул одну Джейку, зажег спичку, чиркнув ею о ноготь большого пальца. В неподвижном, холодном воздухе Кан Стик-тете дым зависал перед ними и лишь через какое-то время начинал подниматься, растворяясь в воздухе. Джейк подумал, что табак горячий, крепкий и залежавшийся, но ничего не сказал. Он вспомнил о тех временах, когда говорил себе, что не будет курить, как его отец, никогда в жизни, и на тебе, идет по его стопам. С согласия, если не одобрения, своего нового отца.

Роланд протянул руку, пальцем коснулся лба Джейка… левой щеки… носа… подбородка. Последнее прикосновение отдалось легкой болью.

— Прыщи, — сказал Роланд. — Дело в здешнем воздухе, — он подозревал, что причина — эмоциональный стресс, горе, вызванное смертью отца Каллагэна, но понимал: если даст знать об этом мальчику, печаль Джейка, вызванная трагическими событиями в «Дикси-Пиг», только усилится.

— У тебя их нет, — заметил Джейк. — Кожа чистая, как на барабане. Счастливый.

— Прыщей нет, — согласился Роланд, затянулся. Под ними, в занимающемся свете дня лежала деревня. «Мирная деревня «, — подумал Джейк. Но она выглядела не просто мирной — мертвой. Потом он увидел две фигурки, с такого расстояния они немногим отличались от точек, которые шагали навстречу друг другу. Охранники-челы, патрулирующие периметр, предположил он. Две точки слились в одну, на время, достаточное для того, чтобы Джейк представил себе часть их разговора, потом вновь разделились. — Никаких прыщей, но бедро болит ужасно. Такое ощущение, что ночью его кто-то разрезал и насыпал внутрь битого стекла. Горячего стекла. Но вот тут боль гораздо сильнее, — он коснулся правой стороны головы. — Словно треснул череп.

— Ты действительно думаешь, что ощущаешь травмы Стивена Кинга?

Вместо того, чтобы ответить словами, Роланд положил указательный палей левой руки на круг, образованный большим и мизинцем правой. Жест этот означал: «Я говорю тебе правду».

— Это ужасно, — посочувствовал Джейк. — И для него, и для тебя.

— Может, да, может, и нет. Потому что, подумай, Джейк, подумай хорошо. Только живое чувствует боль. И моя боль указывает на то, что Кинг не будет убит сразу, на месте. Отсюда вывод: его, возможно, будет легче спасти.

Джейк подумал о другом варианте развития событий: Кинг в бессознательном состоянии какое-то время полежит в кювете, а уж потом умрет, но говорить об этом не стал. Пусть Роланд верит, во что ему хочется. Но было что-то еще. Это что-то тревожило Джейка гораздо больше, ему становилось не по себе.

— Роланд, могу я поговорить с тобой дан-дин?

Стрелок кивнул.

— Если хочешь, — короткая пауза. Левый уголок рта чуть дернулся, но не в улыбке. — Если ты хочешь. Джейк собрался с духом.

— Почему ты такой злой? На что злишься? Или на кого? — теперь пришла его очередь выдержать паузу. — На меня?

Брови Роланда поднялись, с губ сорвался короткий смешок.

— Не на тебя, Джейк. Отнюдь. Никогда в жизни. Джейк покраснел от удовольствия.

— Я продолжаю забывать, как силен ты стал в прикосновениях. Из тебя получился бы отличный Разрушитель, в этом нет никаких сомнений.

Эти слова не могли быть ответом на его вопрос, но указывать на это Джейк не стал. А от одной мысли о том, что он может стать Разрушителем, по телу пробежала дрожь.

— Ты не знаешь? — спросил Роланд. — Если ты знаешь, что я, как говорит Эдди, чертовски зол, как ты можешь не знать, почему?

— Я могу посмотреть, но считаю, что это невежливо, но были и другие причины. Джейк смутно помнил библейскую историю о Ное, который в ожидании потопа забрался в ковчег, вместе с сыновьями. Один из сыновей набрел на отца, который пьяный лежал на койке, и посмеялся над ним. За это Бог проклял его. Конечно, заглянуть в мысли Роланда — это тебе не подглядывать и смеяться над ним, пока он пьяный лежит на койке, но очень близко.

— Ты хороший мальчик, — кивнул Роланд, Хороший и добрый, да, — хотя говорил Роланд рассеянно, словно думая о чем-то другом, Джейк с радостью умер бы в этот самый момент. Где-то за их спинами и в вышине раздался громкий щелчок, и в тот же самый момент спецэффектовый солнечный прожектор осветил Девар-тои. А мгновением позже они до них долетела едва слышная музыка. Мелодия «Эй, Джуд», аранжированная для кабины лифта или супермаркета. Внизу пришла пора просыпаться. Для Разрушителей начинался очередной день. Хотя внизу, полагал Джейк, работа Разрушителей не прекращалась ни на минуту.

— Давай сыграем в игру, ты и я, — предложил Роланд. — Ты попытаешься проникнуть мне в голову и узнать, на кого я злюсь. Я попытаюсь не пустить тебя.

Джейк чуть передвинулся.

— Мне эта игра не кажется забавной, Роланд.

— Тем не менее, давай сыграем.

— Хорошо, если ты хочешь.

Джейк закрыл глаза и представил себе усталое, заросшее щетиной лицо Роланда. Его яркие синие глаза. Проделал дверь между и чуть выше глаз, маленькую, с медной ручкой и попытался ее открыть. Ручка начала поворачиваться. Но через мгновение замерла. Джейк поднажал на нее. Она еще чуть сдвинулась, но снова остановилась. Джейк открыл глаза и увидел, что лоб Роланда покрыт капельками пота.

— Это глупо. Я не хочу, чтобы у тебя еще сильнее болела голова.

— Неважно. Покажи себя в лучшем виде.

«В худшем», подумал Джейк. Но, если уж они решили сыграть в эту игру, он не собирался давать задний ход. Снова закрыл глаза, опять увидел маленькую дверцу между сдвинутыми бровями Роланда. Приложил больше силы, резко и сразу. Чем-то все это напоминало армрестлинг. Мгновением позже ручка повернулась, дверца открылась. Роланд что-то буркнул, рассмеялся, скрывая боль.

— С меня хватит. Клянусь богами, ты и силен! Джейк пропустил его слова мимо ушей. Открыл глаза.

— Писатель? Кинг? Почему ты злишься на него?

Роланд вздохнул, щелчком отбросил дымящийся окурок; свою сигарету Джейк давно уже докурил.

— Потому что у нас оказались две работы, хотя могла быть одна. И в том, что на нас свалилась вторая — вина сэя Кинга. Он знал, что должен делать и, думаю, знал, что будет в безопасности, пока будет это делать. Но он боялся. Он устал, — Роланд скривил губы. — А теперь его жизнь в опасности, а мы должны его спасать. И нам это дорого обойдется, возможно, очень дорого.

— Ты зол на него, потому что он испугался? Но… Джейк нахмурился. — Но почему ему не испугаться? Он всего лишь писатель; словопряд — не стрелок.

— Я это знаю, — ответил Роланд, — но не думаю, что его остановил страх, Джейк, или не только страх. Он к тому же и ленив. Я почувствовал это, когда мы встретились, и я уверен, это почувствовал и Эдди. Он смотрел на работу, которого его заставляли сделать, она страшила его, и он говорил себе: Хорошо, я найду себе работу полегче, ту, что мне нравится, и которая мне по плечу. А если возникнут какие-нибудь проблемы, они позаботятся обо мне. Они должны позаботиться обо мне. Вот мы и заботимся.

— Тебе он не понравился.

— Да, — согласился Роланд. — Не понравился. Совершенно не понравился. Я ему не доверял. Я и раньше встречал словопрядов, Джейк, и все они более или менее одинаковы. Они рассказывают истории, потому что боятся жизни.

— Ты так говоришь? — Джейк подумал, что это пренеприятная идея. И при этом чувствовал, что в ней есть доля истины.

— Да. Но… — он пожал плечами. Как бы говоря: «Так оно и есть».

«Ка-шуме», — подумал Джейк. Если их ка-тет развалится, и виноват будет Кинг…

Если виноват будет Кинг, что тогда? Отомстить ему? Такой была мысль стрелка, но глупая мысль. Все равно, что желание отомстить Богу.

— Но деваться нам некуда, — закончил за стрелка Джейк.

— Да. Но это не меняет дела. Если представится шанс, его трусливый, ленивый зад получит от меня хорошего пинка.

Джейк расхохотался, и стрелок улыбнулся. Потом Роланд поднялся, скорчив гримасу, обоими руками обхватил в правое бедро.

— Зараза, — прорычал он.

— Сильно болит, да?

— Нечего обращать внимание на мои боли. Пойдем со мной. Я покажу тебе кое-что интересное.

Роланд, чуть прихрамывая, повел Джейка к тому месту, где тропа огибала склон маленькой горы и, вероятно, уходила к вершине. Здесь стрелок попытался присесть на корточки, скривился от боли, опустился на одно колено. Указал на землю правой рукой.

— Что ты видишь?

Джейк тоже опустился на колено. На земле валялись голыши и скальные куски, часть их сдвинулась, оставив следы на каменистой осыпи. По обеим сторонам от того места, где они оба опустились на колено, Джейк увидел сломанные веточки на, как он решил, кустах мескита. Джейк наклонился и вдохнул резкий запах, идущий от излома. Потом вновь посмотрел на следы на насыпи. Их было несколько, узких и не очень глубоких. Если их оставило живое существо, то определенно не человек. И не дикая собака.

— Ты знаешь, чьи это следы? — спросил Джейк. — Если знаешь, то скажи. Не заставляй меня снова бороться с тобой.

Роланд коротко усмехнулся.

— Проследи их. И посмотри, что найдешь.

Джейк поднялся и медленно пошел по следам, согнувшись в три погибели, словно мучаясь от боли в животе. Следы обогнули валун. Его покрывала пыль, на ней остались отметины, словно кто-то задел за валун, проходя мимо.

Осталась на валуне и пара жестких черных волосков.

Джейк поднял один из них, и тут же разжал пальцы, сдул его с кожи, содрогнувшись от отвращения. Роланд пристально наблюдал за ним.

— Ты выглядишь так, словно только что увидел призрака.

— Эт-то ужасно! — Джейк даже начал заикаться. — Господи, ч-что это было? Что с-следило за нами?

— То самое, кого Миа назвала Мордредом, — голос Роланда не изменился, но Джейк с трудом заставил себя взглянуть в глаза стрелка; такими они стали холодными. -Малой, которого, но ее словам, зачал я.

— Он был здесь? Этой ночью? Роланд кивнул.

— Услышал…? — Джейк не смог закончить. Роланд смог.

— Услышал наш разговор и наши планы, да, я думаю так. И историю Теда.

— Но полной уверенности у тебя нет. Эти следы мог оставить кто угодно, — однако, единственным, что Джейк мог связать со следами, теперь, после того, как Сюзанна рассказала им свою историю, было количество лапок чудовищного паука.

— Пройди чуть дальше, — предложил Роланд.

Джейк вопросительно посмотрел на него, стрелок кивнул. Дул ветер, донося до них музыку из тюремного поселения (Джейк подумал, что это «Мост над бурной водой» note 66), а также далекие раскаты грома, словно где-то перекатывались кости.

— Что…

— Иди по следу, — предложил Роланд, указав взглядом на каменистую осыпь по обе стороны тропы.

По другую сторону валуна начинался прямой участок примерно в тридцать футов, после которого тропа скрывалась из виду. На этом участке отметины-следы виднелись более четко. Группами по три с одной стороны, по четыре — с другой.

— Она сказала, что отстрелила одну из лапок.

— И отстрелила.

Джейк попытался визуализировать паука с семью лапками, размером с человеческого младенца, и не смог. Скорее всего, потому что не хотел.

За следующим поворотом на тропе лежал иссушенный труп. Джейк не сомневался, что его освежевали, но точно он этого знать не мог. Не осталось ни внутренностей, ни крови, не жужжали и мухи. Лежала кучка то ли пыли, то ли земли, по форме отдаленно, очень отдаленно напоминая что-то собачье.

Ыш приблизился, принюхался, поднял лапу и помочился на останки. Вернулся к Джейку с таким видом, будто завершил очень важное дело.

— Это вчерашний обед нашего гостя, — заметил Роланд. Джейк огляделся.

— Он сейчас наблюдает за нами. Как ты думаешь?

— Я думаю, растущим мальчикам требуется отдых.

Джейк почувствовал всплеск какого-то неприятного чувства, но анализировать его не стал. Ревность? Конечно же, нет. Как он может ревновать к твари, которая начала жизнь, пожрав собственную мать? Да, с Роландом его объединяла кровь, если уж точно, он был настоящим сыном стрелка, но произошло это случайно.

Случайно ли?

Джейк почувствовал, что Роланд пристально смотрит на него, и от этого взгляда ему стало не по себе.

— О чем думаешь, димми-да? — спросил стрелок.

— Ни о чем, — ответил Джейк. — Гадаю, где он мог спрятаться.

— Трудно сказать, — пожал плечами Роланд. — На этом холме добрая сотня пещер. Пошли.

Роланд добрался до валуна, на котором Джейк нашел черные волоски, а потом начал методично стирать следы, оставленные Мордредом.

— Зачем ты это делаешь? — резче, чем ему хотелось бы, спросил Джейк.

— Не нужно Сюзанне и Эдди знать об этом, — ответил Роланд. — Он собирается только наблюдать, не вмешиваясь в наши дела. Пока.

«Откуда ты это знаешь?» — хотел спросить Джейк, — но чувство вернулось, теперь он точно знал, что это не ревность, и мальчик воздержался от вопроса. Пусть Роланд думает, что хочет. Он, Джейк, будет начеку. И если Мордред окажется настолько глупым, что высунется из своей норы…

— Меня особенно тревожит Сюзанна, — продолжил Роланд. — Ее больше всех расстроило бы присутствие малого. И ему будет легче всего читать ее мысли.

— Потому что она — его мать, — в отличие от Роланда, он и не заметил, что говорит о Мордреде в среднем роде note 67.

— Они двое связаны, все так. Могу я рассчитывать, что ты будешь держать язык за зубами?

— Конечно.

— И старайся охранять свой разум… это не менее важно.

— Я могу попытаться, но… — Джейк пожал плечами, чтобы сказать, что в принципе он не знает, как это делается.

— Хорошо, — кивнул Роланд. — Я буду делать то же самое.

Над Стик-тете пролетел очередной порыв ветра. Песня «Мост над бурной водой» уступила место какой-то битловской песне, которая заканчивалась исполняемой всеми строкой: «Бип-бип-м-м-м-бип-бип, йе!» «Знали эту песню в пыльных, умирающих городках между Гилеадом и Меджисом? — задался вопросом Джейк. — Жили в некоторых из этих городков Шебы, которые играли „Еду на моем автомобиле“ на своих расстроенных пианино, пока Лучи слабели, и клей, который связывал миры воедино, медленно вытягивался в струны, а миры оседали друг на друга?».

Он тряхнул головой, стараясь отделаться от этих мыслей. Роланд по-прежнему внимательно наблюдал за ним, и Джейк ощутил непривычную волну раздражения.

— Я буду молчать, Роланд, и, как минимум, постараюсь держать мысли при себе. Не волнуйся обо мне.

— Я не волнуюсь, — ответил Роланд, и Джейку пришлось бороться с искушением заглянуть в голову своего дина и узнать, так ли это. Он по-прежнему считал, что это плохая идея, и дело было не только в приличиях. Недоверие сродни кислоте, их ка-тет и так очень хрупкий, а работа предстоит очень большая.

— Хорошо, — кивнул Джейк. — Это хорошо.

— Хорошо! — согласился Ыш, с такой убежденностью, что оба, мужчина и мальчик, улыбнулись.

— Мы знаем, что он здесь, — заметил Роланд, — а вот он, скорее всего, не знает, что нам известно о его присутствии. При сложившихся обстоятельствах, это наилучший вариант.

Джейк снова кивнул. Слова Роланда несколько успокоили его.

Сюзанна появилась из пещеры, как обычно на руках и коленях, когда они уже приближались к ней. Понюхала воздух, скорчила гримаску. Когда увидела их, гримаса трансформировалась в улыбку.

— Я виду симпатичных мужчин! Как давно вы, мальчики, поднялись?

— Чуть раньше тебя, — ответил Роланд.

— И как самочувствие?

— Отличное. Я проснулся с головной болью, но она прошла.

— Правда? — спросил Джейк.

Роланд кивнул и сжал плечо мальчика.

Сюзанна спросила, голодны ли они. Роланд кивнул. Джейк последовал его примеру.

— Что ж, заходите, — она указала на вход в пещеру, — и посмотрим, удастся ли нам решить эту проблему.

3.

Сюзанна нашла яичный порошок и банки тушенки. Эдди обнаружил открывалку и работающий на газу гриль. Что-то побормотав себе под нос, он все-таки сумел разжечь гриль, однако, вздрогнул, когда гриль с ним заговорил.

— Привет! Я — Гамри с газовым баллоном, меня можно приобрести в «Уол-Марте», «Бернаби» и пяти других лучших магазинах! Останавливая свой выбор на Гамри, вы приобретаете качество! Здесь темновато, не так ли? Могу я помочь вам с кулинарными рецептами?

— Ты можешь помочь, заткнувшись, — процедил Эдди, и больше гриль голоса не подавал. Эдди даже спросил себя, уж не оскорбил ли он гриль, а потом озадачился другим вопросом: может, ему следует покончить с собой и избавить мир от одной проблемы.

Роланд вскрыл четыре банки с персиками, понюхал их, кивнул.

— Думаю, все в порядке. Сладкие.

Они как раз заканчивали завтрак, когда воздух у пещеры замерцал. А мгновением позже у входа материализовались Тед Бротигэн, Динки Эрншоу и Стенли Руис. Компанию им составлял дрожащий и перепуганный, одетый в вылинявший и порванный комбинезон Род, которого Роланд просил привести с собой.

— Заходите и поешьте, — пригласил их в пещеру Роланд, с таким видом, словно квартет телепортов появлялся перед ним по два раза на день. — Еды достаточно.

— Может, мы обойдемся без завтрака, — ответил Динки. — Времени у нас в…

Но прежде чем он успел закончить фразу, колени Шими подогнулись, и он упал у самого входа в пещеру. Глаза закатились, между потрескавшихся губ пошла пена. Он начал дрожать всем телом, ноги взлетали в воздух, резиновые мокасины скребли на каменистой земле.

Глава 10. Последний разговор (Сон Шими).

1.

Сюзанна полагала, что не стоило называть последовавшее кромешным адом. Но, уж конечно, такой переполох могла поднять как минимум дюжина человек, но никак не семь, восемь, считая Рода, а считать его следовало, потому что именно он стал источником немалой части шума. Увидев Роланда, упал на колени, вскинул руки над головой, совсем как рефери, зафиксировавший удачный удар, и начал быстро кланяться, всякий раз ударяясь лбом о каменистую землю. Одновременно орал благим матом на своем странном, с избытком гласных языке. И отбивая поклоны, не отрывал глаз от Роланда. Сюзанна не сомневалась, что стрелку воздавали честь, как божеству.

Тед тоже упал на колени, но все его внимание сосредоточилось на Шими. Старик обеими руками схватил его за голову, что та перестала болтаться из стороны в сторону; давний знакомый Роланда по Меджису уже порезал левую щеку об острый камень, в опасной близости от глаза. А теперь еще и кровь показалась из уголков рта Шими, потекла по небритым щекам.

— Дайте мне что-нибудь, чтобы положить ему в рот! — крикнул Тед. — Подойдите ко мне! Проснитесь! Он же кусает свой язык!

Деревянная крышка стояла прислоненной к ящику со снитчами. Роланд с размаху опустил ее на поднятое колено (Сюзанна отметила полное отсутствие сухого скрута в бедре). Куски дерева полетели в разные стороны. Один Сюзанна схватила на лету, повернулась к Шими. Ей не пришлось опускаться на колени, она всегда стояла на них.

Один торец деревяшки размочалило в щепу. Сюзанна взялась за него, а ровный сунула в рот Шими. Тот с такой силой вонзил в деревяшку зубы, что Сюзанна услышала, как она затрещала.

Род, тем временем, продолжал пронзительно кричать. Из всей его речи Сюзанне удалось понять только четыре слова: «Хайл, Роланд, Гилеад, Эльд».

— Кто-то должен заставить его замолчать! — воскликнул Динки, и Ыш залаял.

— Не обращай внимания на Рода, держи ноги Шими! — рявкнул Тед. — Нужно его обездвижить.

Динки упал на колени и ухватился за ноги Шими, одну уже босую, вторую — в нелепом резиновом мокасине.

— Ыш, тихо! — приказал Джейк, и Ыш замолчал. Но стоял, широко расставив передние лапы и прижавшись животом к земле, с вздыбленной шерстью, так что чуть ли не в два раза прибавил в размерах.

Роланд наклонился к голове Шими, упираясь в землю предплечьями, приник ртом к уху, начал что-то шептать. До Сюзанны долетали лишь обрывки фраз, все остальное тонуло в фальцете Рода, но она услышала: «Который был Уиллом Диаборном», и «Все хорошо» и, как ей показалось, «отдохнешь».

Что бы ни говорил Роланд, слова его, похоже, подействовали. Мало-помалу припадок Шими сошел на нет. Она увидела, что Динки ослабил хватку на его коленях, готовый снова навалиться на них, если б Шими опять начал пинаться. Растянулись и мышцы вокруг рта Шими, зубы разжались. Кусок дерева, насаженный на верхние резцы, казалось, левитировал. Сюзанна осторожно дернула его, освобождая, с изумлением уставилась на глубокие, в полдюйма, запятнанные кровью углубления в мягком дереве. Язык Шими вывалился набок, напомнив Сюзанне Ыша, спящего на спине, с раскинутыми во все стороны лапами.

Теперь слышались только пронзительные крики Рода да низкое рычание Ыша, который стоял рядом с Джейком, готовый защитить его от пришельца.

— Закрой рот и замри, — бросил Роланд Роду и что-то добавил на незнакомом языке.

Род застыл на половине очередного поклона, по-прежнему с руками над головой, не сводя глаз с Роланда. Эдди увидел, что боковина его носа съедена сочащейся язвой, красной, как клубника. Род прикрыл грязными ладонями глаза, словно от Роланда исходило слишком яркое сияние, и повалился на бок. Подтянул колени к груди и при этом громко пернул.

— Шумных он пускает голубков, — отметил Эдди, и Сюзанна засмеялась. А потом в пещере повисла тишина, нарушаемая только воем ветра, едва слышной музыкой, доносящейся из поселения и далекими раскатами грома, напоминающими звук перекатываемых костей.

Пятью минутами позже Шими открыл глаза, сел и огляделся, с видом человека, который не понимает, где он, как туда попал и почему. Потом его взгляд остановился на Роланде и некрасивое, усталое лицо осветила улыбка.

Роланд улыбнулся в ответ, протянул руки.

— Ты можешь подойти ко мне, Шими? Если нет, я подойду к тебе, будь уверен.

Шими подполз к Роланду из Гилеада на руках и коленях, его темные и грязные волосы падали на глаза, положил голову на плечо Роланда. Сюзанна почувствовала, что глаза щиплет от слез, и отвернулась.

2.

Чуть позже Шими уже сидел у стены пещеры, с подложенным под голову и спину чехлом, который сняли с Прогулочного трайка Сюзанны. Эдди предложил ему газировку, но Тед сказал, что Шими лучше выпить воды. Первую бутылку «перье» Шими выпил залпом, и теперь маленькими глотками пил вторую. Остальные остановили свой выбор на растворимом кофе, за исключением Теда, который отдал предпочтение «Нозз-А-Ла».

— Не понимаю, как вы можете это пить, — Эдди передернуло.

— На вкус и цвет товарищей нет, сказала старая дева, целуя корову, — ответил Тед.

Только дитя Родерика ничего не пил. Лежал там, где упал, у входа в пещеру, прижав ладони к глазам. И дрожал мелкой дрожью.

Тед осмотрел Шими после того, как тот выпил первую бутылку воды, но еще не принялся за вторую, посчитал пульс, заглянул в глаза, ощупал череп в поисках ушибов. Всякий раз, когда спрашивал Шими, болит ли здесь или там, тот очень серьезно качал головой, во время осмотра не отрывая взгляда от Роланда. Пощупав ребра Шими («Щекотно, сэй, щекотно», — с улыбкой отреагировал Шими), Тед объявил, что его приятель в отличной форме.

Эдди, который хорошо видел глаза Шими, один из газовых фонарей светил прямо ему в лицо, подумал, что это ложь президентского уровня.

Сюзанна готовила очередную порцию яичницы с тушенкой (Гриль снова заговорил. «Повторить, сэр?» — спросил он тоном веселого одобрения). Эдди поймал взгляд Динки Эрншоу и спросил: «Сможешь выйти со мной на минутку, пока Сюзанна приготовит еду?».

Динки посмотрел на Теда, который кивнул, повернулся к Эдди.

— Если хочешь. Этим утром у нас чуть больше времени, но это не значит, что мы можем тратить его попусту.

— Я понимаю, — ответил Эдди.

3.

Ветер усилился, но воздух, вместо того, чтобы стать свежее, пахнул куда как хуже, чем прежде. Однажды, в средней школе, Эдди поехал на экскурсию на нефтеперегонный завод в Нью-Джерси. Раньше он думал, что никогда в жизни не сталкивался с такой отвратительной вонью: трех девочек и двоих мальчиков там вырвало. Он помнил, как рассмеялся экскурсовод: «Главное, помните — это вкус денег… помогает, знаете ли». Возможно, «Нефтеперегонный завод Перта» оставался чемпионом по вони, но лишь потому, что запах, который он чувствовал сейчас, не был таким сильным. И, между прочим, было здесь что-то такое, напоминающее «Нефтеперегонный завод Перта». Он не знал, что именно, да и какое это имело значение, но казалось странным, что на этой стороне многое продолжало возвращаться. Только «возвращаться» — это неправильно, так?

— Отзываться, — пробормотал Эдди. Вот это правильно.

— Не понял, партнер? — спросил Динки. Они стояли на тропе, смотрели на расположенные вдали здания с синими крышами, замершие навсегда вагоны, идеальный маленький городок. Разумеется, идеальный, если не вспоминать, что он окружен тремя рядами колючей проволоки, через один из которых пропущен достаточно сильный ток, чтобы при контакте убить человека наповал.

— Ничего, — ответил Эдди. — Что это за запах? Есть идеи?

Динки покачал головой, но указал за поселение, в направлении, которое могло быть югом или востоком, а могло и не быть.

— Насколько я знаю, там расположено что-то отравленное. Однажды я спросил Финли, и он ответил, что там располагались какие-то заводы. «Центра позитроники». Ты знаешь, о чем я?

— Да. А кто такой Финли?

— Финли из Тего. Возглавляет службу безопасности, правая рука Прентисса, также известный, как Горностай. Тахин. Какими бы ни были ваши планы, вам придется переступить через него, чтобы реализовать их. И он не облегчит вам жизнь. Если я увижу его лежащим мертвым на земле, то буду радоваться больше, чем в национальный праздник. Между прочим, мое настоящее имя — Ричард Эрншоу. Чертовски рад встрече с тобой, — он протянул руку, Эдди ее пожал.

— Я — Эдди Дин. Известный здесь, к западу от Пекоса note 68 , как Эдди из Нью-Йорка. Женщина — Сюзанна. Моя жена.

Динки кивнул.

— Понятно. А мальчик — Джейк. Тоже из Нью-Йорка.

— Джейк Чеймберз, все так. Послушай, Рич…

— Благодарю за хлопоты, — с улыбкой оборвал его Динки, — но я слишком долго был Динки, чтобы привыкать к новому имени. А ведь могло быть и хуже. Одно время я работал в супермаркете с парнем старше двадцати лет, которого звали Джей-Джей, гребаный синий Джей. И люди будут так звать его, когда ему исполнится восемьдесят и он будет ссаться в штаны.

— Только смелые, счастливые и хорошие доживают до восьмидесяти, — заметил Эдди. — Как в этом мире, так в любом другом.

На лице Динки отразилось удивление, потом он помрачнел.

— Что-то в этом есть.

— Этому парню, которого знал Роланд, совсем худо, — сказал Эдди. — Ты видел это в его глазах?

Динки кивнул, помрачнев еще больше.

— Я думаю, красные кровяные точки в белках называются петехиальным кровоизлиянием. Что-то в этом роде, — потом добавил, с извиняющимися нотками в голосе, которые Эдди, учитывая обстоятельства, нашел неуместными. — Не уверен, что произнес правильно.

— Мне без разницы, как они называются, главное, что это плохо. И то, что он выдал такой припадок…

— Зря ты так о нем.

Эдди продолжал гнуть свое.

— Раньше с ним такое бывало?

Динки отвел глаза, уставился на свои переминающиеся ноги. Эдди решил, что ответ получен.

— Сколько раз? — Эдди надеялся, что в его голосе нет ужаса, который его охватил. Кровавых точек в белках Шими хватало, чтобы со стороны могло показаться, будто кто-то сыпанул в них красного перца. Не говоря уже о больших кровоизлияниях в уголках глаз.

Не глядя на него, Динки поднял руку с четырьмя оттопыренными пальцами.

— Четыре раза?

— Да, — Динки по-прежнему изучал свои мокасины. — Началось с того времени, когда он послал Теда в Коннектикут 1960 года. Когда он это проделал, в нем словно что-то надорвалось, — Динки поднял голову, попытался улыбнуться. — Но он не потерял сознания вчера, когда мы втроем вернулись в Девар.

— Скажи мне, правильно ли я тебя понял. В тюрьме, что под нами, все грехи считаются простительными и только один смертным — телепортация.

Динки обдумал его слова. Для тахинов и кан-тои условия не были столь либеральными. Их могли выслать или подвергнуть лоботомии по разным причинам, включая пренебрежение обязанностями, насмешки над Разрушителями, а то и жестокое обращение с последними. Однажды. Так ему рассказывали, «низший» мужчина изнасиловал женщину-Разрушителя, а потом с жаром убеждал Ректора, что его деяние — шаг к превращению в человека. Сам Алый Король явился к нему во сне и велел это сделать. За этот проступок кан-тои приговорили к смерти. Разрушителей пригласили на казнь (его убили выстрелом из пистолета в голову), которую провели на Главной улице Плизантвиля.

Динки рассказал об этом Эдди, а потом признал, что для заключенных смертным грехом является исключительно телепортация. Во всяком случае, он другого смертного греха не знал.

— А Шими — ваш телепорт, — кивнул Эдди. — Вы помогаете ему… Тед, по его же словам, умножает его возможности… а ты прикрываешь его, каким-то образом внося изменения в их информационную базу…

— Они понятия не имею, как легко корректировать их телеметрию, — Динки едва не рассмеялся. — Партнер, они пришли бы в ужас. Самое трудное — не вывести из строя все их программное обеспечение.

Эдди такие подробности не интересовали. Методы Динки приносили результат. Только это и имело значение. Методы Шими — тоже… да только как долго можно было на него рассчитывать?

— …Но основную работу делает он, — закончил Эдди. — Шими.

— Да.

— Он — единственный, кто на такое способен.

— Да.

Эдди подумал о двух стоящих перед ними задачах: освободить Разрушителей (или убить их, если другого способа остановить их работу не будет) и уберечь писателя от смерти под колесами минивэна во время прогулки. Роланд полагал, что они смогут сделать и первое, и второе, но для этого требовалось, чтобы Шими телепортировал их, как минимум, дважды, плюс их гостям предстояло вернуться в окруженное тремя рядами колючей проволоки поселение после завершения их разговора, то есть речь шла о третьей телепортации.

— Он говорит, что это не больно, — добавил Динки. — Если ты волнуешься из-за этого.

Из пещеры донесся смех. Шими пришел в себя, пил, ел, настроение остальных, понятное дело, поднялось.

— Не из-за этого. Что, по мнению Теда, происходит с Шими, когда он телепортирует?

— Мозговые кровотечения, — без запинки ответил Динки.

— Микроинсульты на поверхности мозга, — в подтверждение своих слов он в нескольких местах постучал себя по голове. — Бонк, бонк, бонк.

— И они все сильнее дают о себе знать? Я прав, не так ли?

— Послушай, если ты думаешь, что переносить нас с места на место — моя идея, ты ошибаешься. Эдди вскинул руку, как коп-регулировщик.

— Нет, нет, я только стараюсь понять, что происходит, — и каковы наши шансы.

— Мне ужасно не нравится, что мы так его используем! — взорвался Динки. Однако, старался говорить тихо, чтобы в пещере его не услышали. Но у Эдди ни на мгновение не возникло сомнений в том, что Динки говорит правду. — Он не возражает, наоборот, хочет это делать, отчего совесть только сильнее меня гложет. На Теда он смотрит, как… — Динки пожал плечами. — Как собака на лучшего во вселенной хозяина. Точно также он смотрит и на твоего дина, что ты, безусловно, заметил.

— Он делает это для моего дина, так что все нормально. Ты можешь этому не верить, Динк, но…

— Ты веришь.

— Абсолютно. А теперь действительно важный вопрос: Тед представляет себе, как протянет Динки? С учетом того, что теперь здесь он получает хоть какую-то помощь и поддержку?

«Кого ты хочешь подбодрить, братец? — внезапно раздался в голове голос Генри. Циничный, как и всегда. — Его или себя?».

Динки посмотрел на Эдди если не как на безумца, то на человека, у которого определенно помутилось в голове.

— Тед был бухгалтером. Иногда учителем. Разнорабочим, если не находил ничего другого. Он — не врач.

Но Эдди настаивал.

— А что думаешь ты?

Динки помедлил с ответом. Дул ветер. Далеко внизу играла музыка, Еще дальше погромыхивал гром. Наконец, он заговорил: «Еще три или четыре раза… но воздействие кровоизлияний усиливается. Может, только два. Но гарантировать ничего нельзя, понимаешь? Он может умереть от обширного инсульта, когда в следующий раз будет создавать дыру, через которую мы переходим из одного места в другое.

Эдди попытался найти еще хоть один вопрос, но не смог. Последний ответ закрыл их все, и когда Сюзанна позвала их в пещеру, он этому только порадовался.

4.

К Шими Руису вернулся аппетит, что все посчитали добрым знаком, и он активно работал вилкой. Красные точки в глазах поблекли, но не рассосались. Эдди задался вопросом, а что подумают охранники «Синих небес», если заметят их. Может, Шими следовало надеть солнцезащитные очки?

Роланд поставил Рода на ноги и теперь беседовал с ним в глубине пещеры. Хотя беседа была односторонней. Стрелок говорил, а Род слушал, изредка бросая короткие, полные обожания взгляды на лицо Роланда. Эдди ничего не понимал, за исключением пары слов Чевин и Чайвен. Роланд спрашивал о том существе, которое они встретили по пути в Лоувелл.

— У него есть имя? — спросил Эдди Динки и Теда, беря вторую тарелку с едой.

— Я зову его Чаки, — ответил Динки. — Потому что он немного похож на куклу, которую я видел в том фильме ужасов.

Эдди ухмыльнулся.

— «Детская игра» note 69, точно. Я тоже его видел. После твоего когда, Джейк. И тем более после твоего, Сюзиэлла. Цвет волос не тот, но пухлые веснушчатые щеки и синие глаза похожи. — Ты думаешь, он может хранить тайну?

— Если никто его не спросит, сможет, — ответил Тед. С точки зрения Эдди, такой ответ не мог расцениваться удовлетворительным.

Минут через пять к ним присоединился Роланд. Присел на корточки, теперь боли в суставах этому не препятствовали, и посмотрел на Теда.

— Этого парня зовут Хайлис из Чейвена. Его кто-нибудь хватится?

— Едва ли, — ответил Тед. — Роды появляются у ворот за общежитиями маленькими группами, в поисках работы. В основном, что-то носят. В качестве платы их кормят и поят. Если кто-то не показывается, его не ищут.

— Хорошо. Теперь, сколько здесь длятся сутки? До завтрашнего утра, если брать то же время, что и сейчас, двадцать четыре часа?

Вопрос показался Теду интересным, он обдумывал его несколько секунд.

— Скорее, двадцать пять. Может, чуть больше. Потому что время замедляется, во всяком случае, здесь. По мере того, как Лучи подтачиваются, возникает различия в потоке времени между мирами. Вероятно, это один из главных центров разрушения.

Роланд кивнул. Сюзанна предложила ему поесть, но он отказался, поблагодарив ее. В глубине пещеры Род сидел на ящике, глядя на свои босые, покрытые язвами ноги. Эдди удивился, увидев, как Ыш направился к Роду, удивился еще больше, когда ушастик-путаник позволил Чаки (или Хайлису) почесать ему голову бесформенной рукой.

— И утром случается, что внизу возникает… ну, не знаю…

— Возникает некоторая суета? — предположил Тед. Роланд кивнул.

— Вы слышали горн? — спросил Тед. — Буквально перед тем, как мы здесь появились?

Они покачали головой.

Теда, похоже, это не удивило.

— Но вы слышали, как зазвучала музыка, не так ли?

— Да, — кивнула Сюзанна и предложила Теду новую банку «Нозз-А-Ла». Он ее взял и с удовольствием сделал большой глоток. Эдди едва не передернуло.

— Спасибо, мэм. В любом случае, горн означает начало новой смены. Тогда же включается музыка.

— Ненавижу я эту музыку, — пробурчал Динки.

— Если и есть период времени, когда контроль ослабевает, — продолжил Тед, — то именно в пересменку.

— И в котором часу это происходит? — спросил Роланд. Тед и Динки неуверенно переглянулись. Динки показал восемь пальцев, его брови вопросительно поднялись. На лице отразилось облегчение, когда Тед тут же кивнул.

— Да, в восемь часов, — Тед рассмеялся, и качнул головой. — Как можно называть точное время в мире, где твоя тюрьма может в некоторые дни находиться на востоке, а в другие — на юго-востоке.

Но Роланд уже жил в сдвинувшемся мире задолго до того, как Тед Бротигэн узнал о существовании такого места, как Алгул Сьенто, поэтому его нисколько не смущало то обстоятельство, что здесь не действовали законы, ранее казавшиеся незыблемыми.

— Примерно через двадцать пять часов, — уточнил он. — Или чуть раньше.

Динки кивнул.

— Но только не надо думать, что ситуация выходит из-под контроля. У них все отработано до автоматизма. Каждый знает свое место.

— И, однако, лучшего времени нам не найти, — тут Роланд повернулся к своему давнему знакомому из Меджиса. И подозвал его к себе.

5.

Шими тут же отставил тарелку, подошел к Роланду, вскинул кулак.

— Хайл, Роланд, который был Уиллом Диаборном.

Роланд поприветствовал его, повернулся к Джейку. Мальчик неуверенно глянул на него. Роланд кивнул, и Джейк подошел. Джейк и Шими стояли лицом к лицу, а между ними на корточках сидел Роланд. И теперь, когда они оказались рядом, уже не смотрел ни на одного.

Джейк поднес руку ко лбу.

Шими ответил тем же.

Джейк перевел взгляд на Роланда.

— Что ты хочешь?

Роланд не ответил, продолжал спокойно смотреть на вход пещеры, словно его что-то заинтересовало в царящем снаружи вечном сумраке. И Джейк знал, чего хочет стрелок, нисколько в этом не сомневался, словно воспользовался своим даром, чтобы заглянуть в мысли Роланда (этого он, конечно же, не делал). Они вышли к развилке дороги. И именно Джейк высказал мысль о том, что Шими должен подсказать, куда им двигаться дальше. На тот момент мысль казалась дельной, уж непонятно почему. Теперь же, глядя на не отмеченное печатью ума лицо и налитые кровью глаза, Джейк мучался двумя вопросами: что заставило его выйти с таким предложением и почему кто-то из них, скорее всего, Эдди, по-прежнему ставящий во главу угла здравый смысл, несмотря на все переделки, в которых им довелось побывать, не сказал ему, по-доброму, но твердо, что вверять их будущее в руки Стенли Руиса -дурацкая затея. Абсолютно кретинская, как сказали бы его одноклассники в школе Пайпера. И теперь Роланд, который верил, что даже под сенью смерти следовало учиться жизни, хотел, чтобы Джек и задал вопрос, самим Джеком предложенный, и ответ, несомненно, покажет, каким же он стал суеверным и легкомысленным. И однако, почему не задать этот вопрос? Если это эквивалент орла и решки, почему не задать? Джейк пришел, возможно, к концу короткой, но, безусловно, интересной жизни, попал в некое место, где элементами реальности были магические двери, механические дворецкие, телепатия (на которую и он сам, в какой-то степени, оказался способен), вампиры, верспайдеры. Так почему не предоставить право выбора Шими? Им все равно придется пойти по одной из двух лежащих перед ними дорог, и слишком многое выпало на его долю, чтобы он беспокоился из-за того, что предстанет идиотом в глазах своих спутников. «А кроме того, подумал он, — если здесь я не среди друзей, то где тогда мне их искать?».

— Шими, — ужас наполнял его, когда он смотрел в эти налитые кровью глаза, но он заставил себя не отвести взгляд. — Мы кое-что ищем. Это значит, что мы должны довести до конца начатое нами дело. Мы…

— Вы должны спасти Башню, — оборвал его Шими. — И мой давний друг должен войти в нее, подняться на вершину и увидеть то, что можно будет там увидеть. Возможно, возрождение, возможно, смерть, возможно, и первое, и второе вместе. Однажды он был для меня Уиллом Диаборном, ага, был. Уиллом Диаборном.

Джейк глянул на Роланда, сидящего на корточках, уставившегося на вход пещеры. И подумал, что лицо у стрелка стало бледным и отстраненным.

Один из пальцев Роланда вертанулся: продолжай, продолжай.

— Да, мы должны сохранить Темную Башню, — согласился Джейк. И подумал, что, пожалуй, понимает желание Роланда найти Башню и войти в нее, даже если ему придется умереть. Что лежит в центре мирозданья? Мужчина (или мальчик) мог только гадать, задав себе такой вопрос, или захотел бы увидеть?

— Даже если увидеть означало обезуметь?

— Но для того, чтобы сохранить Башню, нам нужно сделать два дела. И одно из них связано с возвращением в наш мир и спасением человека. Одного писателя, который рассказывает нашу историю. О втором деле мы как раз говорим. Мы должны освободить Разрушителей, — честность заставила его добавить. — Во всяком случае, прекратить их работу. Ты понимаешь?

Но на этот раз Шими не ответил. Смотрел туда же, куда и Роланд — в сумрак за входом в пещеру. С таким лицом, будто его загипнотизировали. Джейку все это определенно не нравилось, но он продолжил. В конце концов, он вплотную подошел к вопросу, который хотел задать, так что ему оставалось, кроме как довести дело до логического конца?

— Вопрос в том, с чего нам нужно начать. Спасти писателя вроде бы проще, потому что нам никто не будет противостоять… так мы, во всяком случае, думаем… но есть шанс, что… ну… — Джейку не хотелось говорить: «Но есть шанс, что наша телепортация тебя убьет», — вот он и запнулся.

Поначалу решил, что Шими ему не ответит, поставит перед дилеммой, предпринимать вторую попытку или нет, но внезапно бывший служка из таверны заговорил. При этом смотрел не на кого-то из них, а на сумрак Тандерклепа, подступающий к входу в пещеру.

— Этой ночью мне приснился сон, да приснился, — начал Шими из Меджиса, чью жизнь однажды спасли три молодых стрелка из Гилеада. — Мне снилось, что я вновь в таверне «Приют путников», только Корал там нет, нет ни Стенли, ни Красотули, ни Шеба, который обычно играл на пианино. Нет никого, кроме меня, а я мою пол и напеваю «Беззаботную любовь». Потом скрипят дверцы, да, скрипят, они издают такие забавные звуки…

Джейк увидел, что Роланд кивает, на его губах играет некое подобие улыбки.

— Я поднял голову и увидел, что в таверну вошел этот мальчик, — на мгновение он скосил глаза на Джейка, потом его взгляд вернулся к входу в пещеру. — Он выглядел, как ты, юный сэй, да, выглядел, мог сойти за твоего близнеца. Только лицо его было в крови, один глаз ему вышибли, изуродовав его, и он хромал. Выглядел, как смерть, это точно, и страшно меня напугал, и от одного его вида мне стало грустно. Я продолжал мыть пол, думая, если буду мыть, он не обратит на меня внимания, может. Даже не заметит и уйдет.

Джейк вдруг осознал, что знает эту историю. Он все это видел? Или сам был этим окровавленным мальчиком?

— Но он посмотрел на тебя… — прошептал Роланд, по-прежнему сидя на корточках, глядя в сумрак.

— Ага, Уилл Диаборн, так и было, прямо на меня, так он смотрел и сказал: «Почему ты должен причинять мне боль, когда я так тебя люблю? Когда я не могу делать что-то еще и не хочу, ибо любовь создала меня, и кормила, и…

…Поддерживала в лучшие дни, — пробормотал Эдди. Слеза выкатилась из одного его глаза и оставила темное пятно на полу.

— …И поддерживала в лучшие дни? Почему же ты и дальше собираешься резать меня, уродовать мое лицо, наполнять меня болью? Я только любил тебя за твою красоту, как ты когда-то любил меня, до того, как мир сдвинулся. А теперь ты уродуешь меня ногтями и капаешь мне в нос обжигающие капли ртути; ты натравливал на меня зверей, да, натравливал, и они пожрали мои внутренности. Вокруг меня собираются кан-тои, и нет мне покоя от их смеха. И однако, я люблю тебя и буду служить тебе, и вновь верну магию, если ты мне позволишь, ибо так было устроено мое сердце, когда я поднялся из Прима. Однажды я был не только красив, но и силен, но теперь моя сила практически иссякла».

— Он плакал, — сказала Сюзанна, и Джейк подумал: «Конечно, плакал». Он сам плакал; как и Тед; как и Динки Эрншоу. Только у Роланда глаза оставались сухими, но он побледнел, так побледнел.

— Он плакал, — повторил Шими (слезы катились по его щекам, когда он рассказывал свой сон), — и я тоже плакал, ибо видел, что он был прекрасен, как светлый день. Он сказал: «Если пытка прекратится, я, возможно, смогу поправиться… если не красота, то сила вернется ко мне…

— И кес, — произнес Джейк, произнес совершенно правильно, хотя никогда раньше не слышал этого слова.

— «…И кес. Но еще неделя… может, пять дней… даже три… и будет поздно. Даже если пытка прекратится, я умру. И ты тоже умрешь, ибо когда любовь покидает мир, все сердца останавливаются. Скажи им о моей любви, и скажи им о моей боли, и скажи им о моей надежде, которая все еще жива. Это все, что у меня есть, это я сам, это все, о чем я прошу, — а потом мальчик повернулся и вышел. Вновь петли дверей издали тот забавный звук. Скри-ик.

Замолчав, Шими посмотрел на Джейка и улыбнулся, как человек, который только-только проснулся.

— Я не могу ответить на твой вопрос, сэй, — он постучал кулаком по лбу. — Мозгов у меня там мало, только паутина. Так говорила Корнелия Дельгадо и, полагаю, она права.

Джейк не ответил. Стоял, как зачарованный. Ему тоже приснился этот самый изуродованный мальчик, только встретился он с ним не в салуне, а в парке Гейджа, том самом, где они увидели Чарли Чу-Чу. В прошлую ночь. Именно так. Ранее он этого сна не помнил, и, скорее всего, не вспомнил бы никогда, если бы Шими не рассказал свой сон. И Роланд, Эдди, Сюзанна тоже видели свою версию этого сна? Да. Это читалось на их лицах, тогда как Тед и Динки ничего не понимали, хотя рассказ Шими пронял их до слез.

Роланд поднялся, чуть скривившись, потер рукой бедро.

— Спасибо тебе, Шими, ты очень нам помог. Шими неуверенно улыбнулся.

— Как я мог это сделать?

— Неважно, мой дорогой, — Роланд повернулся к Теду. — Я и мои друзья на минуточку выйдем. Нам нужно поговорить ан-тет.

— Конечно, — и Тед покачал головой, словно хотел очистить ее от тумана.

— Сделайте мне одолжение и не затягивайте разговор, — добавил Динки. — Наверное, с нами ничего не случится, но я не хотел бы искушать судьбу.

— Он нужен вам для того, чтобы вернуться? — спросил Эдди, мотнув головой в сторону Шими. Впрочем, вопрос был риторический; как еще все трое могли попасть в кампус?

— Да, но… — начал Динки.

— Тогда вам все рано придется ее искушать, — и Эдди последовал за Роландом, Сюзанной и Джейком к выходу из пещеры. Ыш остался сидеть возле своего нового друга Хайлиса из Чейвена. Джейка это встревожило. Вызвало не ревность — ужас. Словно ему дали знак, истолковать который мог истолковать кто-то более мудрый, чем он, скажем, один из Мэнни. Но он хотел знать это толкование? Скорее нет, чем да.

6.

— Я не помнила мой сон, пока он не рассказал свой, — призналась Сюзанна, — а если бы не рассказал, я бы, скорее всего, никогда его не вспомнила.

— Да, — кивнул Джейк.

— Но теперь я хорошо его помню, — продолжила она. — Я находилась на станции поземки, и мальчик спустился по лестнице…

— Я был в парке Гейджа… — вставил Джейк.

— А я — на игровой площадке на Марки-авеню, где мы с Генри играли в баскетбол один на один, — внес свою лепту Эдди. — В моем сне мальчик с окровавленным лицом носил футболку с надписью на груди «НИКАКОЙ СКУКИ…».

— «…В СРЕДИННОМ МИРЕ», — закончил Джейк, и Эдди изумленно глянул на него.

Джейк этого взгляда и не заметил. Мысли его ушли в другом направлении.

— Интересно, Стивен Кинг использует сны, когда пишет книги? Вы понимаете, как дрожжи, чтобы поднялся сюжет.

На этот вопрос, понятное дело, никто из них ответить не мог.

— Роланд? — спросил Эдди. — А где ты оказался в своем сне?

— В таверне «Приют путников», где же еще? Или я, когда-то давно, не встречался там с Шими? — « Вместе с моими друзьями, которые давно ушли „, — мог бы добавить он, но не стал. — Я сидел за столиком, которому отдавал предпочтение Элдред Джонас, и играл сам с собой в «Следи за мной“.

— Мальчик во сне — это Луч, не так ли?

И когда Роланд кивнул, Джейк понял, что ответил на вопрос, чем им заняться в первую очередь. И ответ его не оставлял и тени сомнений.

— Есть у кого-нибудь вопросы? — спросил Роланд. Один за другим они покачали головами.

— Мы — ка-тет, — сказал Роланд, и они хором ответили: «Единство из множества».

Роланд еще несколько мгновений вглядывался в их лица, словно старался запечатлеть их в памяти, а потом повел свой ка-тет в пещеру.

— Шими, — позвал он.

— Да, сэй! Да, Роланд, который был Уиллом Диаборном!

— Мы собираемся спасти мальчика, о котором ты нам рассказал. Мы заставим плохишей перестать мучить его.

Шими улыбнулся, но в улыбке читалось недоумение. Он не помнил мальчика из сна, больше не помнил.

— Хорошо, сэй, это хорошо! Роланд повернулся к Теду.

— Как только Шими поможет вам вернуться, уложи его в постель. Или, чтобы не привлекать к нему внимание, позаботься о том, чтобы он не напрягался.

— Мы сможем записать его в больные, и ему не придется идти в Читальню, — согласился Тед. — В Тандерклепе часто простужаются. Но вы должны понимать, что никаких гарантий быть не может. Он может вернуть нас в кампус, а потом… — и он щелкнул пальцами.

Смеясь, Шими проделал то же самое, только одновременно щелкнул пальцами обеих рук. Сюзанна отвернулась, ей стало нехорошо.

— Я это знаю, — ответил Роланд, и хотя тон его практически не изменился, члены ка-тета порадовались, что разговор практически подошел к концу. Терпение Роланда иссякало. — Пусть отдыхает, даже если он будет хорошо себя чувствовать. Для того, что я задумал, его помощь не потребуется. Спасибо оружию, которое вы нам оставили.

— Это хорошее оружие, — кивнул Тед, — но хватит ли его, чтобы уничтожить шестьдесят челов, кан-тои и тахинов?

— Вы встанете рядом с нами, когда начнется бой? — спросил Роланд.

— С огромным удовольствием, — ответил Динки, и зубы его обнажились почти в зверином оскале.

— Да, — кивнул Тед. — И у меня, возможно, есть другое оружие. Вы прослушали пленки, которые я вам оставил?

— Да, — ответил Джейк.

— Так вы знаете историю парня, который украл мой бумажник?

На этот раз кивнули все четверо.

— А как насчет молодой женщины? — спросила Сюзанна. — Которую вы назвали крепким орешком. Как насчет Тани и ее бойфренда? Или ее мужа, уж не знаю, как его называть.

Тед и Динки обменялись короткими взглядами, в которых читалось сомнение. Оба покачали головами.

— Когда-то — да, — ответил Тед. — Теперь — нет. Теперь она замужем. И хочет лишь одного — обниматься со своим мужчиной.

— И разрушать, — добавил Динки.

— Но разве они не понимают… — закончить предложение Сюзанна не смогла. Не дали воспоминания о собственном сне и рассказ Шими. « Теперь ты уродуешь меня ногтями «, — сказал Шими мальчик из сна. Мальчик, который когда-то был красавцем.

— Они не хотят понимать, — мягко ответил ей Тед. Краем глаза увидел потемневшее от ярости лицо Эдди, повернулся к нему, покачал головой. — Но я не могу позволить вам ненавидеть их за это. Вам… нам… возможно, придется убить некоторых из них, но я не могу позволить вам ненавидеть их. Они отвернулись от понимания не из жадности или страха, а от отчаяния.

— И потому, что разрушать — божественно, — вставил Динки. Теперь он тоже смотрел на Эдди. То же самое испытываете вы первые полчаса после победы в бою. Если вы знаете, о чем я толкую.

Эдди вздохнул, сунул руки в карманы, ничего не сказал.

Шими удивил всех, взяв из ящика один из пистолетов-пулеметов «койот» и обведя им пещеру. Будь «койот» заряжен, великий поход к Темной Башне на том бы и закончился.

— Я буду сражаться! — воскликнул он. — Пах-пах-пах! Бам-бам-бам-ба-дам!

Эдди и Сюзанна пригнулись, Джейк инстинктивно загородил собой Ыша, Тед и Динки прикрыли лица руками, словно руки могли защитить их от сотни крупнокалиберных пуль со стальными рубашками. Роланд спокойно отобрал у Шими пистолет-пулемет.

— Твое время помочь придет, — заверил он его, — но лишь после того, как пройдет и будет выиграна первая битва. Ты видишь ушастика-путаника Джейка, Шими?

— Ага, он с Родом.

— Он говорит. Давай посмотрим, будет ли он говорить с тобой.

Шими покорно пошел в глубь пещеры, где Чаки/Хайлис все еще гладил Ыша по голове, опустился на колено, произнес свое имя, чтобы Ыш его повторил. И ушастик тут же это сделал, на удивление чисто. Шими рассмеялся, Хайлис составил ему компанию. Они смеялись, как двое детей из Кальи. Возможно, детей-рунтов.

Роланд тем временем повернулся к Динки и Теду, и губы его превратились в белую полоску на суровом лице.

7.

— Его нужно спрятать, когда начнется стрельба, стрелок повернул ключ в воображаемом замке. — Если мы проиграем, что с ним случится потом, не будет иметь ровно никакого значения. Если победим, он понадобится нам как минимум один раз. Возможно, дважды.

— Чтобы попасть куда? — спросил Динки.

— В Америку Ключевого мира, — ответил Эдди. — В маленький городок в западном Мэне, который называется Лоувелл. В начало июня 1999 года, если позволит текущее в одном направлении время.

— Отправка меня в Коннектикут инициировала припадки Шими, — Тед понизил голос. — Вы знаете, что ему станет хуже, если он отправит вас в Америку, не так ли? Возможно, убьет? — говорил он будничным тоном, как бы между прочим.

— Мы знаем, — кивнул Роланд, — и когда время придет, я скажу ему о возможном риске и спрошу…

— Слушайте, здесь, где не светит солнце, этот номер не пройдет, — перебил его Динки, И Эдди тут же вспомнил себя, каким он был в первые часы на берегу Западного моря, ничего не понимающий, злой, думающий только о дозе героина, да в этот момент он испытал deja vu. — Если вы спросите, хочет ли он поджечь себя, его будет интересовать только одно: есть ли у вас спички? Он же видит в вас Иисуса Христа.

Сюзанна ждала реакции Роланда, со страхом и интересом. Но стрелок молчал. Лишь смотрел на Динки, засунув большие пальцы за ремень-патронташ.

— Конечно, вы понимаете, что покойник не сможет вернуть вас сюда с американской стороны, — голос Теда звучал более миролюбиво.

— Мы перепрыгнем через тот забор, только когда подойдем к нему, и если придется прыгать, — ответил Роланд. — А пока нам нужно перебраться через несколько других заборов.

— Я рада, что мы первым делом захватим Девар-тои, каким бы ни был риск, — вмешалась Сюзанна. — Происходящее внизу — мерзость.

— Да, мэм, — Динки приподнял воображаемую шляпу. — Полагаю, именно так это и называется.

Напряженность, витающая в пещере, ослабла. За их спинами Шими предложил Ышу улечься на спину, что ушастик-путаник с удовольствием и проделал. Улыбка Рода растянулась от уха до уха. Сюзанна задалась вопросом, а когда Хайлису из Чейвена последний раз выпадал случай так улыбаться. Улыбка его была по-детски обаятельна.

Она подумала, не спросить ли Теда, а какой, по его разумению, сейчас в Америке день, потом решила, что смысла в этом нет. Если бы Стивен Кинг умер, они бы об этом узнали. Так сказал Роланд, и причин для сомнений у нее не было. Пока писатель здравствовал, радостно тратил свое время и воображение на какой-нибудь бессмысленный проект, тогда как мир, ради придумывания которого он и появился на свет божий, продолжал собирать пыль в его голове. И если Роланд злился на писателя, удивляться этому не приходилось. Она и сама злилась на него.

— Каков ваш план, Роланд? — спросил Тед.

— Он строится на двух допущениях: что мы сможем сначала застигнуть их врасплох, а потом обратить в паническое бегство. Не думаю, что в эти дни они ждут каких-то неожиданностей. От Пимли Прентисса до последнего чела-охранника периметра, все они уверены, им не помешают в их работе, и, уж конечно, не атакуют. Если мои допущения правильны, мы добьемся успеха. Если мы проиграем, но, по крайней мере, не проживем достаточно долго, чтобы увидеть, как рушатся Лучи и валится Башня.

Роланд нашел карту Алгул Сьенто, положил на пол. Все сгрудились вокруг нее.

— Эти железнодорожные пути, — он указал на линии, отмеченные числом 10. — Некоторые сломанные локомотивы и вагоны стоят в каких-то двадцати ярдах от южной изгороди. Так, во всяком случае, видно в бинокль. Я говорю правильно?

— Да, — ответил Динки и указал на середину ближайшей к изгороди линии. — Можно считать, что это юг. Разницы, в принципе, никакой. На этих путях стоит вагон. Совсем близко от изгороди. Думаю, в десяти ярдах, или чуть дальше. На вагоне надпись «СОО лейн».

Тед кивал.

— Хорошее прикрытие, — отметил Роланд. — Прекрасное прикрытие, — и указал на территорию за северной частью периметра поселения. — А здесь разные сараи.

— Раньше в них хранили припасы, — пояснил Тед, — но теперь, думаю, в большинстве своем они пустуют. Какое-то время в них спали Роды, но шесть или восемь месяцев тому назад Пимли и Горностай вышибли их оттуда.

— Пустые или нет, они тоже отличное прикрытие. И местность позади и вокруг них ровная? Достаточно ровная, чтобы по ней проехал вон тот агрегат, — и Роланд указал на прогулочный трайк Сюзанны. Тед и Динки переглянулись.

— Безусловно, — ответил Тед.

Сюзанна ожидала, что Эдди начнет протестовать, даже не знаю, что задумал Роланд. Не запротестовал. Хорошо. Она уже прикидывала какое оружие ей потребуется. В том числе и стрелковое.

Роланд несколько мгновений смотрел на карту, словно общаясь с ней. Когда Тед предложил ему сигарету, взял. Потом начал говорить. Дважды провел мелком по ящику с оружием. Потом нарисовал на карте две стрелки. Одна указывала туда, что они называли севером, вторая — югом. Тед задал вопрос, потом Динки. За их спинами Шими и Хайлис играли с Ышем, как двое мальчишек. Ушастик-путаник очень точно имитировал их смех.

Когда Роланд закончил, Тед Бротигэн сказал: «Вы собираетесь пролить много крови».

— Действительно, собираюсь. Чем больше мы ее прольем, тем лучше.

— Рискованно для женщины, — Динки посмотрел сначала на Сюзанну, потом на ее мужа.

Сюзанна ничего не ответила. Эдди тоже. Он видел, что риск есть. И понимал, почему Роланд направляет Сюзанну на северную сторону периметра. Прогулочный трайк обеспечивал ей мобильность, которая им требовалась. Что же касается риска, так они вшестером намеревались схватиться с шестьюдесятью. А то и большим числом противников. Конечно, риск был, и, конечно, должна была пролиться кровь.

Пролиться кровь и вспыхнуть огонь.

— Я могла бы задействовать еще пару пулеметов, — глаза Сюзанны блестели, совсем как у Детты Уокер. — Если б они управлялись по радио, как игрушечные самолеты. Не получится, к сожалению. Но я буду двигаться, это точно. Буду носиться, прямо-таки как капля воды по горячей сковороде.

— Может это сработать? — в лоб спросил Динки. Губы Роланда изогнулись в сухой улыбке.

— Сработает.

— Как вы можете это утверждать? — спросил Тед.

Эдди вспомнил доводы Роланда, приведенные перед звонком Джону Каллему, и смог бы ответить на этот вопрос, но за весь ка-тет ответы давал дин, если мог, вот он и оставил это право Роланду.

— Потому что должно сработать, — ответил стрелок. — Другого пути я не вижу.

Глава 11. Атака на Алгул Сьенто.

1.

Шли уже следующие сутки, оставалось совсем немного до горна, сигнализирующего об утренней пересменке. А потом зазвучала бы музыка, включилось бы солнце, Разрушители ночной смены покинули бы Читальню, уступив место дневной смене. В эту ночь Пимли Прентисс смел меньше часа, но и за столь короткий срок его замучили страшные, хаотические сны. Наконец, где-то в четыре утра (часы на прикроватном столике утверждали, что уже четыре утра, но кто знал, можно ли им верить, да и какое это имело значение, с учетом близости конца) поднялся, прошел в кабинет, сел на стул и уставился на темный Молл, в этот час совершенно пустынный, если не считать одинокого и ничего не соображающего робота, который вдруг взялся патрулировать этот участок поселения, размахивая всеми шестью, заканчивающимися клешнями руками. Еще работающие роботы с каждым днем вели себя все более странно, но отключение батарей таило в себе немалую опасность, потому что на некоторых стояли мины-ловушки, которые взрывались при попытке их отключения. Так что не оставалось ничего другого, как смотреть на их фортели и напоминать себе, что конец близок, слава Иисусу и Богу-Отцу. В какой-то момент бывший Пол Прентисс открыл ящик стола повыше колена и достал «кольт» калибра четыре десятых дюйма, модель эта называлась «Миротворец». Именно из этого револьвера прежний ректор, Хамма, казнил насильника Камерона. Пимли за все время работы в Алгул Сьенто никого не казнил, и его это радовало, но, положив револьвер на колени, чувствуя его немалый вес, он как-то сразу успокаивался. Хотя почему ему захотелось искать успокоения темной ночью, когда все шло так хорошо, Пимли не имел ни малейшего понятия. О чем он знал наверняка, так это о непонятных аномальных отметках на, как это называли Финли и Дженкинс, их главный техник, Глубокой телеметрии, как будто эти приборы стояли на дне океана, а не в подвальной комнате, примыкающей к длинному, с низким потолком залу, в котором находилось остальное, еще полезное оборудование. Пимли отдавал себе отчет, что он чувствует (если уж называть вещи своими именами) надвигающуюся беду. И пытался убедить себя, что действует дедовская поговорка: он уже на пороге, так что самое время волноваться из-за яиц.

Наконец, он пошел в ванную, опустил крышку унитаза и преклонил колени в молитве. На коленях он стоял и когда в доме что-то переменилось. Шагов он не слышал, но знал, кто-то зашел в его кабинет. Логика подсказывала единственно возможный ответ. Поэтому, не открывая глаз, держа сцепленные руки на крышки унитаза, он спросил: «Финли? Финли из Тего? Это ты?

— Да, босс, я.

— Что он тут делал до горна? Все, даже Разрушители, знали, что Финли-Горностай любит поспать. Но только в спокойное время. В этот самый момент Пимли принимал у себя Господа Бога (хотя, по правде говоря, задремал, стоя на коленях, когда какой-то глубинный инстинкт предупредил, что он не один на первом этаже Шэпли-хауза). Конечно же, Пимли не мог грубо оборвать разговор с самим Господом, поэтому закончил молитву: «Даруй мне Твое благословение, аминь!» — и лишь после этого поднялся, поморщившись. Его чертовой спине не нравился этот огромный, далеко выдающийся вперед живот.

Финли стоял у окна, подняв «Миротворца», рассматривая его в тусклом свете, поворачивая из стороны в сторону, чтобы полюбоваться изящной насечкой на металлических пластинах рукоятки.

— Это тот самый револьвер, что отправил Камерона в мир иной, так? — спросил Финли. — Насильника Камерона.

Пимли кивнул.

— Будь осторожен, сынок. Он заряжен.

— Шесть патронов?

— Восемь? Или ты ослеп? Ради Бога, посмотри на размеры цилиндра.

Финли смотреть не стал. Вернул револьвер Пимли.

— Я знаю, как нажимать на спусковой крючок, умею, и этого достаточно, когда дело касается оружия.

— Да, если оно заряжено. Что ты здесь делаешь в такой час? Почему мешаешь человеку вознести утреннюю молитву?

Финли пристально смотрел на него.

— Если я спрошу, почему нахожу тебя за молитвой, одетым и причесанным, а не в халате и в шлепанцах с одним открытым глазом, что ты мне ответишь?

— Я нервничаю. Вот и все. Полагаю, ты тоже. Финли улыбнулся, обаятельно.

— Нервничаешь? А может, лучше сказать, что тебя трясет от волнения, ты не находишь себе места, не знаешь, куда приткнуться.

— Пожалуй… да.

Улыбка Финли стала шире, и Пимли решил, что она искренняя.

— Мне это нравится! Очень нравится! У меня нервы! Нервы!

— Нет, я нервничаю, — поправил его Пимли. — Мы говорим так.

Улыбка Финли поблекла.

— Я тоже нервничаю. Не нахожу себе места. Не знаю, куда приткнуться.

— Опять отметки на Глубокой телеметрии?

Финли пожал плечами, потом кивнул. Проблема с Глубокой телеметрией состояла в том, что никто не знал, что именно она измеряла. Возможно, телепатию, возможно (не дай Бог) телепортацию, а может, колебания в структуре реальности, свидетельствующие о скором крушении Луча Медведя. Никто не имел об этом ни малейшего понятия. Но за последние четыре месяца, или около того, оживали все новые и новые приборы, которые ранее стояли темными и потухшими.

— Что говорит Дженкинс? — спросил Пимли. Сунул «Миротворца» в плечевую кобуру, приблизив нас на шаг к тому, что ты не хочешь слышать, и о чем я не хочу говорить.

— Дженкинс говорит то, что выскакивает из его горла на летающий ковер языка, — Финли из Тего пренебрежительно пожал плечами. — Поскольку он не знает, что означают символы на дисках и дисплеях Глубокой телеметрии, как ты можешь спрашивать его мнение?

— Спокойно, — Пимли положил руку на плечо начальника службы безопасности. Удивился (и слегка встревожился), почувствовав, что тело под отлично сшитой рубашкой Финли от «Тернбулл-и-Ассера» чуть вибрирует. А может, и дрожит. — Спокойно, дружище! Это всего лишь вопрос.

— Я не могу спать, не могу читать, не могу даже трахаться, — вздохнул Финли. — Клянусь Ганом, пробовал и первое, и второе, и третье! Пройдись со мной в Дамли-Хауз, если не возражаешь, и взгляни сам на эти чертовы приборы. Может, у тебя возникнут какие-нибудь идеи.

— Я — администратор, не техник, — мягко напомнил Пимли, но уже шел к двери. — Однако, раз делать мне все равно нечего…

— Может, все дело в приближении конца, — Финли остановился на пороге. — Тут может случиться всякое.

— Возможно, — согласился Пимли, — и прогулка ранним утром не причинит нам никакого вре… Эй! Эй, ты! Ты, там! Ты, Род! Повернись ко мне, когда я говорю с тобой, или ты этого не знаешь?

Род, худосочный парень в старом джинсовом комбинезоне (на заду штаны обвисли и практически побелели от времени и многочисленных стирок), повиновался. На его пухлых щеках хватало веснушек, а в синих глазах стоял страх. Пожалуй, его можно было назвать симпатичным, если бы не язва, съевшая половину носа, а красавцев с одной ноздрей не бывает. В руках он держал корзину. Пимли не сомневался, что прежде видел на ранчо этого бей-бо, но утверждать бы не стал: все Роды были для него на одно лицо.

Значения это не имело. Идентификацией занимался Финли, и он взял инициативу на себя, направившись к Роду, на ходу вытаскивая из-за пояса и надевая резиновую перчатку. Род вжался спиной в стену, еще крепче ухватился за плетеную корзину, и громко пернул, конечно же, от волнения. Пимли пришлось прикусить щеку изнутри, и очень сильно, чтобы сдержать улыбку, уже начавшую изгибать губы.

— Нет, нет, нет! — воскликнул начальник службы безопасности и отвесил Роду оплеуху затянутой в перчатку рукой (входить в прямой контакт с кожей детей Родерика считалось опасным, слишком многими они болели болезнями). С губ Рола полетели брызги слюны, из дыры в носу — крови. — Не хочу я слышать, что говорит твоя ки'палата, сэй Хайлис. Дыра в твоей голове не намного лучше, но, по крайней мере, от нее я могу ожидать слово уважения. И будет лучше, если мои ожидания оправдаются.

— Хайл, Финли из Тего! — пробормотал Хайлис и с такой силой ударил себя кулаком по лбу, что затылком ткнулся в стену — бонк! Тут уж Пимли сдержаться не смог: рассмеялся. Да и Финли не смог бы упрекнуть его за это по пути к Дамли-Хауз, потому что тоже заулыбался. Пимли, правда, сомневался, что улыбка эта принесло Роду по имени Хайлис чувство успокоения. Слишком много обнажилось острых зубов. — Хайл, Финли-Смотритель, долгих дней и приятных ночей тебе, сэй!

— Так-то лучше, — кивнул Финли. — Не намного, но лучше. А что, скажи на милость, ты тут делаешь, до горна и солнца? И что у тебя в корзинке, рябина?

Хайлис крепче прижал корзинку к груди. В глазах его застыл страх. Улыбка Финли разом исчезла.

— Сей секунд откинь крышку и покажи, что у тебя в корзинке, парень, а не то будешь собирать зубы с ковра, — слова эти напоминали низкое рычание.

На мгновение Пимли подумал, что Род не выполнит приказ, и почувствовал легкую тревогу. Но тут же Род откинул крышку плетеной, с двумя ручками, корзинки. С неохотой вытянул руки вперед, предлагая Финли заглянуть в корзинку. При этом закрыл глаза, с воспаленными веками и отвернулся, ожидая удара.

Финли заглянул. Долго молчал, потом с его губ сорвался смешок, и он пригласил Пимли ознакомиться с содержимым корзинки. Ректор сразу понял, что в корзине, но потребовалась пара секунд, чтобы понять, почему. Тут же он вспомнил, как выдавил прыщ, а потом предложил Финли слизнуть гной с кровью, как за обедом предлагают лучшему другу что-то особенно вкусное. На дне корзинки Рода лежали использованные бумажные салфетки. Если точнее, фирмы «Клиникс».

— Тамми Келли велела тебе вынести мусор этим утром? — спросил Пимли.

Род со страхом кивнул.

— Она сказала тебе, что ты можешь взять из мусорного бачка все, что тебе понравится?

Он подумал, что Род солжет. Если б солгал, ректор приказал бы Финли избить парня, дабы напомнить и ему, и другим, что лгать грешно.

Но Род, Хайлис, покачал головой, на лице отразилась грусть.

— Ладно, — в голосе Пимли слышалось облегчение. В такую рань не хотелось слышать вопли и видеть слезы. И то и другое могло испортить завтрак. — Ты можешь идти, вместе со своей добычей. Но в следующий раз, парень, спрашивай разрешения, а не то уйдешь отсюда побитый. Ты меня понял?

Род радостно кивнул.

— Тогда иди, вон из моего дома и с глаз долой!

Они наблюдали, как он уходит, с корзинкой, в которой лежали бумажные салфетки, в которые высмаркивались или использовали для чего-то еще. Оба знали, что Род намерен съесть их на десерт, как восточные сладости. С суровыми лицами подождали, пока за Родом не закроется дверь, а потом расхохотались. Финли из Тего откинулся спиной на стену, так сильно, что одна из картин слетела с крюка, а потом сполз на пол, истерически хохоча. Пимли закрыл лицо руками, огромный живот ходил ходуном. Смех снял напряженность, с которой оба начинали этот день, снял полностью.

— Рисковый парень, однако! — сказал Финли, когда в нему вернулся дар речи. Мохнатой рукой-лапой вытер слезящиеся глаза.

— Красть сопли — на это решится не каждый! — согласился Пимли. От смеха лицо его стало пунцовым.

Они переглянулись и вновь зашлись смехом, и гоготали до тех пор, пока не разбудили домоправительницу, которая спала на третьем этаже. Тамми Келли лежала на узкой кровати, слушая, как смеются эти ка-маи, осуждающе глядя в окружающую его темноту. Мужчины все одинаковые, думала она, какой бы ни была у них кожа.

Выйдя из дома, чел и тахин, ректор и начальник службы безопасности, бок о бок двинулись через Молл. Дитя Родерика, тем временем, выходил через северные ворота, низко наклонив голову, с бешено бьющимся сердцем. Ведь он был на волосок от смерти! Ага! Если бы этот Горностай спросил: «Хайлис, ты что-нибудь спрятал в доме?» — он бы, конечно, попытался солгать, но разве можно обмануть Финли из Тего? Никогда в жизни! Его бы раскололи, это точно. Но его не раскололи, слава Гану! Шар, который дал ему стрелок, лежал теперь в дальней спальне, тихонько жужжа. Он положил шар в корзинку для мусора, как ему и сказали, и накрыл салфетками, которые взял из коробки, что стояла у раковины, как ему и сказали. Никто не говорил ему, что он может взять использованные салфетки, но он не мог устоять перед их аппетитным запахом. И все ведь получилось, как нельзя лучше, не так ли? Именно! Вместо того, чтобы задавать вопросы, на которые ему ой как не хотелось отвечать, они посмеялись над ним и отпустили. Конечно, ему хотелось забраться на гору и вновь поиграть с ушастиком-путаником, очень хотелось, но седоволосый старый чел по имени Тед велел ему уходить, дальше и дальше, как только он выполнит свое задание. А если он, Хайлис, услышит стрельбу, пусть спрячется, пока она не смолкнет. И он намеревался спрятаться. Разве он не сделал то, о чем попросил его Роланд из Гилеада? Первый из жужжащих шаров лежал теперь в Феверел, одном из общежитий, еще два — в Дамли-Хауз, где работали Разрушители и спали свободные от смены охранники, последний — в доме ректора… где его едва не поймали! Хайлис не знал, что представляли собой эти жужжащие шары, да и не хотел знать. Он собирался уйти далеко-далеко, может, со своей подругой Гармой, если сумеет ее найти. Если начнется стрельба, они спрячутся в глубокой пещере, и он поделится с ней салфетками. На некоторых был только крем для бритья, но на других — влажные сопли и большие «козлы», их запах явственно доносился из корзинки. Самую большую, с запекшейся кровью, он оставит Гарме и, она, возможно, позволит пок-пок ее. Хайлис прибавил шагу, улыбаясь при мысли о том, что он будет пок-пок Гарму.

2.

Сидя на прогулочном трайке в одном из пустующих сараев к северу от поселения, Сюзанна наблюдала, как Хайлис выходит из ворот. Этот бедный, изуродованный сэй чему-то улыбался, из чего следовало, что для него все закончилось в наилучшем виде. И это не могло не радовать. Как только он скрылся из виду, она вновь сосредоточила все внимание на обращенной к ней части Алгул Сьенто.

Они видела две большие сторожевые башни (у той, что находилась слева, только верхнюю половину, нижнюю скрывал склон холма). Стены оплетало какое-то вьющееся растение, скорее всего, плющ. Садовый — не дикий, догадалась Сюзанна, учитывая, что вокруг ничего не росло. На западной башне вахту нес один охранник, сидевший к кресле, может, даже в раскладном. У ограждения восточной стояли тахин с головой бобра и кан-тои (если это чел, подумала Сюзанна, то он больно уж уродлив). Они разговаривали, несомненно, ожидая горна, который возвестит о завершении смены и предоставит возможность отправиться на завтрак. Между башнями она видела тройной забор. Линии заграждения располагались на достаточно большом расстоянии, чтобы охранники, патрулирующие периметр, не опасались случайно задеть за проволоку и получить смертельный удар электричеством. В это утро между заборами она никого не было. В поселении те немногие, кто поднялся в такую рань или еще не ложился, двигались не торопясь, никто никуда не спешил. Если только увиденное ею не являлось подставой века, Роланд был прав. Уязвимостью эти ребята ничем не отличались от стада толстых поросят, которых в последний раз кормят на пороге бойни. Кам-кам-каммала, отбивные подавала. И если стрелкам не удалось найти радиоуправляемое оружие, то им повезло в другом: они наткнулись на три куда более фантастических винтовки, оснащенных переключателями с маркировкой «ИНТЕРВАЛ». Эдди сказал, что эти винтовки — лазеры, но для Сюзанны это слово не значило ровным счетом ничего. Джейк предложил испытать одно из них с той стороны Стик-тете, что не видна из Девар-тои, но Роланд с ходу отверг эту идею. Случилось это в последний вечер, когда они, должно быть, в сотый раз повторяли план операции.

— Он прав, малыш, — поддержал Роланда Эдди. — Эти клоуны внизу могут узнать, что мы стреляем из этих штуковин, даже если ничего не увидят и не услышат. Мы не понятия не имеем, что именно может фиксировать их телеметрия.

Под прикрытием темноты Сюзанна установила все три «лазера». И в должный час собиралась повернуть интервальные переключатели. Винтовки могли сработать, усилив панику защитников поселения; могли и не сработать. Но она намеревалась пустить их в дело. Других вариантов просто не было.

С гулко бьющимся сердцем Сюзанна ждала музыки. Горна. И, если снитчи, заложенные Родом, взорвутся, как и рассчитывал Роланд, пожаров.

— В идеале хотелось бы, чтобы они взорвались через пять-десять минут после начала смены караула, — говорил Роланд. — В это время все бегают туда-сюда, машут руками знакомым, обмениваются последними сплетнями. Мы не можем ожидать, что так и будет, но имеем право надеяться.

Да, надеяться они могли, мечтать не вредно, на одной чашке весов надежды, на другой — говно, и жди, какая наполнится быстрее. В любом случае, ей предстояло решать, когда прозвучит первый выстрел. А дальнейшее они детально обговорили.

«Пожалуйста, Боже, помоги мне правильно выбрать время».

Она ждала, с пистолетом-пулеметом «Койот» в руке, срез ствола упирался в ямку под левой ключицей. Когда зазвучала музыка, Сюзанна решила, что это записанная на магнитофон мелодия песни «Это любовь». Сидя ПТС note 70 , непроизвольно нажала на спусковой крючок. Не поставь она пистолет-пулемет на предохранитель, пули изрешетили бы крышу и всполошили охрану. Но Роланд учил ее хорошо, поэтому спусковой крючок под пальцем не двинулся. Однако, частота сердцебиение удвоилась, возможно, утроилась, и Сюзанна чувствовала, как пот течет по бокам, хотя день выдался холодным.

Музыка зазвучала, следовательно, день в Алгул Сьенто начался, как обычно. Но одной лишь музыки не хватало. По-прежнему сидя на ПТС, Сюзанна ждала горна.

3.

— Дино Мартино, — едва слышно прошептал Эдди.

— Кто? — спросил Джейк.

Все трое сидели за грузовым вагоном с надписью «СОО лайн» на борту, куда пробрались через кладбище сломанных локомотивов и вагонов. Погрузочные двери в обеих бортах были раздвинуты, и через них каждый из них мог посмотреть на южные сторожевые башни и городок Плизантвиль, состоящий из одной Главной улицы. Шестирукий робот, который раньше болтался на Молле, перебрался туда и прокатывался взад-вперед мимо закрытых магазинчиков с затейливыми фасадами, выкрикивая вроде бы математические уравнения во всю мощь своих… легких?

— Дино Мартино, — повторил Эдди. Ыш сидел у ног Джейка, глядя на него блестящими золотисто-черными глазами. Эдди наклонился и потрепал зверька по голове. — Дин Мартин note 71 первым исполнил эту песню.

— Да? — в голосе Джейка слышалось сомнение.

— Конечно. Только мы пели ее по-другому: «Когда луна бьет тебя, как кусок говна, это любовь…».

— Тише, пожалуйста, — осадил его Роланд.

— Вам не кажется, что запахло дымом? — спросил Эдди.

Джейк и Роланд покачали головами. Роланд вооружился своим испытанным револьвером с рукояткой, отделанной сандаловым деревом. Джейк взял себе «АР-15», но на плече висела и сумка с оставшимися орисами, и не потому, что они приносили удачу. При условии, что все пойдет по плану, он и Роланд намеревались использовать их в самом скором времени.

4.

Как и большинство тех, у кого в доме жила прислуга, Пимли Прентисс далеко не в полной мере осознавал, что его наемные работники — живые существа со своими целями, честолюбием, чувствами, другими словами, челы. Пока кто-то приносил ему стакан виски, ставил перед ним поджаренное мясо (с кровью), он их практически не замечал. И, несомненно, удивился бы, если б ему сказали, что Тамми (домоправительница) и Тасса (слуга) ненавидят друг друга. Ведь в его присутствии они выказывали взаимное уважение, пусть от него и веяло холодком.

Да только Пимли не было в доме в то утро, когда из динамиков Алгул Сьенто полилась мелодия песни «Это любовь» (в исполнении оркестра «Миллиард ласковых струн»). Ректор в это время шагал по Моллу в сопровождении Джекли, тахина-техника с головой ворона, и начальника службы безопасности. Они обсуждали Глубокую телеметрию, и Пимли думать не думал о доме, из которого вышел в последний раз. И уж конечно, ему в голову не приходила мысль о том, что Тимми Келли (все еще в ночной рубашке) и Тасса из Сонета (все еще в шелковых шорках, заменявших ему пижаму) вот-вот сойдутся в рукопашной из-за продуктовых запасов.

— Посмотри на это! — кричала она. Они стояли в кухне, погруженной в густой сумрак. Просторное помещение когда-то освещалось тремя лампами, но они перегорели. А немногие, оставшиеся на складе предназначались для Читальни.

— Посмотреть куда? — недовольно, капризно переспросил Тасса. И вроде бы она заметила на его губах остатки помады.

— Разве ты не видишь пустот на полках? — негодующе воскликнула она. — Посмотри. Ни одной банки тушеной фасоли…

— Он не любит фасоль, и ты это знаешь.

— Нет и консервированного тунца. Надеюсь, ты не скажешь мне, что тунца он тоже не ест? Он будет есть тунца, пока тот не полезет у него из ушей, и ты это знаешь!

— Разве тебе не…

— Нет томатного супа…

— Черта с два! — выкрикнул он. — Посмотри сюда, и сюда, и…

— Нет «Кембеллс таматер», — перебила она Тассу и надвинулась на него. Их словесные перепалки никогда раньше не переходили в кулачный бой, но Тасса подозревал, что сегодня это могло произойти. Он, впрочем, не возражал. Давно ему хотелось врезать этой старой толстой болтливой суке промеж глаз. — Ты видишь где-нибудь «Кембеллс Таматер», Тасса из уж не знаю, где ты там вырос?

— А ты что, не могла принести ящик с банками томатного супа? — спросил он, шагнув к домоправительнице. Теперь они стояли буквально нос к носу, и хотя женщина была крупной, а мужчина — тощим, слуга ректора не выказывал страха. Тамми моргнула, и впервые с того момента, как Тасса вошел на кухню, только для того, чтобы выпить чашечку кофе, на ее лице отразилось что-то, отличное от раздражения. Нервозность? Может, даже страх. — Или у тебя так ослабели руки, Тамми из уж не знаю, где ты выросла, что ты не можешь принести со Склада ящик с банками томатного супа?

Она выпрямилась в полный рост. Щеки, жирные от какого-то ночного крема, негодующе затряслись.

— Приносить консервы в кладовую — работа слуги! И ты знаешь это очень хорошо!

— Однако, это не закон, который следует неукоснительно выполнять. Я вчера косил лужайку, как тебе хорошо известно. И заметил, что ты сидела на кухне со стаканом ледяного чая, не так ли, удобно развалившись в своем любимом кресле.

Она завелась еще сильнее, если раньше и испытывала какой-то страх, то его заглушила ярость.

— Я имею такое право на отдых, как и любой другой! Я как раз вымыла пол…

— Сдается мне, что пол вымыл Добби, — возразил он. Добби звали робота, известного, как «домашний эльф», древнего, но по-прежнему способного на многое.

Тамми разошлась окончательно.

— Что ты понимаешь в домашних делах, паршивый маленький гомик?

Обычно бледные щеки Тассы залила краска. Он почувствовал, как его пальцы сжались в кулаки, но лишь потому, что ухоженные ногти впились в ладони. Ему пришла в голову мысль, что такая вот стычка совершенно нелепа, с учетом того, что конец света совсем близок, что они -два дурака, сцепившиеся на краю пропасти, но его это совершенно не волновало. Толстая старая корова допекала его много лет, и только теперь выяснилась истинная причина. Ее выложили ему прямо и откровенно.

— Вот, значит, что тебя так волнует, сэй? — вкрадчиво осведомился он. — Что я целую палку вместо того, чтобы затыкать дырку, не так ли?

Теперь уже вспыхнули щеки Тамми Келли. Она не собиралась заходить так далеко, но вот зашла, они оба зашли, поэтому, случись драка, вина легла бы в равной степени на них обоих, но отступать она не собиралась. Ни в коем разе.

— В библии ректора указано, что мужеложство — это грех, — в праведном гневе заявила она. — Я читала это сама, да, читала. В книге Левит, глава третья абзац…

— А что книга Левит говорит о грехе обжорства? — спросил Тасса. — Что эта книга говорит о женщине с буферами размером с валик под подушку и задом с кухонную пли…

— Что тебе до моего зада, ты, маленький членосос!

— По крайней мере, я могу найти себе мужчину, небрежно ответил он, — и мне нужды ложиться в постель с щеткой для пыли…

— Да как ты смеешь! — пронзительно взвизгнула она. — Заткни свой грязный рот, а не то его заткну я!

— …Чтобы счистить паутину и добраться до…

— Я вышибу тебе зубы, если ты не затк…

— …Старенькой щелки, — тут он понял, что может «укусить» ее еще сильнее. — Старенькой, грязной, засохшей щелки.

Она сжала пальцы в кулаки, которые размером значительно превосходили кулаки Тассы.

— По крайней мере, я никогда…

— Ни слова больше, сэй, прошу тебя.

— …Не позволяла мерзкому мужскому… мужскому… мужскому…

Она замолчала, на лице отразилось недоумение, потом втянула носом воздух. Он принюхался сам и понял, что запахи в кухне не изменились. Пахло так же, как и в начале их перепалки. Может, чуть сильнее.

— Ты чувствуешь… — начла Тамми.

— …Дым! — закончил он, и они в тревоге переглянулись, напрочь забыв о споре, который, продолжись еще пять секунд, точно перешел бы в драку. Взгляд Тамми остановился на надписи на табличке, что висела над плитой. Точно такие же встречались по всему Алгул Сьенто, потому что практически все здания поселения были деревянными, построенными много-много лет тому назад. Надпись гласила: «МЫ ВСЕ ДОЛЖНЫ ДЕЙСТВОВАТЬ СООБЩА, ЧТОБЫ СОЗДАВАТЬ ПОЖАРОБЕЗОПАСНУЮ СРЕДУ».

Где-то поблизости, в коридоре первого этажа, задребезжал один из немногих оставшихся в рабочем состоянии детекторов дыма. Тамми поспешила в кладовку, чтобы взять огнетушитель.

— Возьми другой в библиотеке! — крикнула она, и Тасса повиновался без единого слова протеста. Чего в Алгул Сьенто боялись, так это пожара.

5.

Гаски из Тего, заместитель начальника службы безопасности, стоял в вестибюле Феверел-Холл, общежития, расположенного рядом с Дамли-Хауз, и разговаривал с Джемсом Кэгни, рыжеволосом кан-тои, который обожал ковбойские рубашки и, особенно, сапоги, добавлявшие три дюйма к пяти футам и пяти дюймам. Со списками охранников в руках они обсуждали изменения, которые предстояло внести в график дежурств в Дамли-Хауз на следующую неделю. Шестеро охранников второй смены слегли с болезнью, которую Гангли, доктор поселения, диагностировал, как свинку. Болели в Тандерклепе часто, все знали, что в воздухе слишком много отравляющей дряни, оставшейся после древних людей, но эти болезни все равно доставляли массу неудобств. Гангли еще говорил, что им повезло, поскольку дело не доходило до эпидемий действительно страшных болезней, вроде Черной смерти или Горячей трясучки. Неподалеку от Феверел-Холл, на мощеном дворе позади Дамли-Хауз, как обычно по утрам, играли в баскетбол. Несколько охранников, тахинов и кан-тои, которым с горном предстояло заступить на утреннюю вахту, против сборной Разрушителей. Гаски увидел, как Джой Растосович бросил мяч из-за трехочковой зоны — и попал. Трампас схватил мяч и ввел в игру, после чего приподнял шапочку, чтобы почесать макушку. Гаски не любил Трампаса, который очень уж сблизился с талантливыми животными, которых ему полагалось охранять. С лестницы, ведущей к дверям общежития, наблюдал за игрой Тед Бротигэн. И, как всегда, потягивал из банки «Нозз-А-Ла».

— Тогда все получится, — Джеймс Кэгни говорил тоном человека, которому не терпится закончить наскучившую ему беседу. — Если ты не возражаешь против того, что мы на день-другой снимем пару челов с патрулирования периметра…

— Чего это Бротигэн поднялся в такую рань? — перебил его Гаски. — Он же никогда не встает раньше полудня. И мальчишка, с которым он дружит, такой же. Как его зовут?

— Эрншоу? — Бротигэн также дружил и с недоумком Руисом, но Руис мальчишкой не был. Гаски кивнул.

— Да, Эрншоу, он самый. Он в ночной смене. Я видел его в Читальне.

Кэг (как звали его друзья) плевать хотел на то, что Бротигэн поднялся с птичками (тем более, что птичек в Тандерклепе практически не осталось). Ему хотелось как можно быстрее разобраться с графиком дежурств, пойти Дамли и съесть яичницу. Один из Родов нашел где-то свежий шнит-лук, во всяком случае, так ему говорили, и…

— Тебе не кажется, что появился какой-то запах, Кэг? — внезапно спросил Гаски из Тего.

Кан-тои, который полагал себя Джеймсом Кэгни, уже собрался спросить, не пернул ли Гаски, но потом решил обойтись без шутки. Поскольку действительно что-то унюхал. Неужели дым?

Кэг подумал, что да.

6.

Тед сидел на холодных ступенях Феверел-Холл, дышал вонючим воздухом и слушал, как челы и тахины шутливо переругиваются на баскетбольной площадке (только не кан-тои; последние до такой вульгарности не опускались) Сердце у него билось гулко, но не быстро. Если ему и требовалось переходить Рубикон, то проделал он это давным давно. Возможно, в ту ночь, когда «низшие люди» притащили его в Девар-тои из Коннектикута, но, скорее всего, когда поделился с Динки идеей связаться со стрелками, которые, по утверждению Шими Руиса, находились неподалеку. Теперь он, конечно, волновался, но нервничал ли? Нет. Нервничали, по его мнению, те, кто еще не принял решения.

Он услышал, как за его спиной один идиот (Гаски) спрашивает другого идиота (Кэгни) о появившемся запахе, и понял, что Хайлис выполнил свою задачу: игра началась. Тед сунул руку в карман, достал клочок бумаги. Написанные на нем слова, конечно же, вышли не из-под пера Шекспира: «ИДИТЕ НА ЮГ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ, ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА».

Он пристально всмотрелся в текст, готовясь послать мысленное сообщение.

За его спиной, в комнате отдыха Феверел, подал голос детектор дыма.

«Началось, началось», — подумал Бротигэн и посмотрел на север, где, как он надеялся, пряталась женщина, которой предстояло сделать первый выстрел.

7.

Оставив позади три четверти Молла, отделявшего его от Дамли-Хауз, ректор Прентисс остановился, вместе с Финли, который шагал с одной стороны, и Джекли — с другой. Горн еще не прозвучал, но за спиной раздался какой-то громкий трезвон. Но поворачиваться им не пришлось, потому что точно такой же трезвон донесся с другого конца поселения — от общежитий.

— Что, черт побери…

«… Все это значит?» — так собрался закончить фразу Прентисс, но не успел, потому что из его дома выбежала Тамми Келли, а следом за ней — Тасса. Оба размахивали руками над головой.

— Пожар! — крикнула Тамми. — Пожар!

«Пожар? Но это невозможно, — подумал Пимли. — Однако, если я слышу детектор дымав моем доме, и еще детектор дыма в одном из общежитий, тогда, конечно…».

— Должно быть, ложная тревога, — сказал он Финли. — Так случается с детекторами дыма, когда их аккумуляторы…

Но не успел он закончить фразу, как одно из боковых окон его дома с грохотом вылетело из стены. А следом вырвался оранжевый язык пламени.

— Боже! — дребезжащим голосом воскликнул Джекли. — Это пожар!

Пимли, разинув рот, смотрел на свой дом. Внезапно зазвенел, вернее, громко завыл, еще один детектор дыма.

— Господи, пресвятой Иисус, да это же один из детекторов, что стояли в Дамли-Хауз. Да нет же, уж с Дамли-Хауз ничего страшного произойти не…

Финли из Тего схватил его за руку.

— Босс, — голос его звучал достаточно спокойно. — У нас серьезные проблемы.

Прежде чем Пимли успел ответить, прозвучал горн, объявляя пересменку. И внезапно ректор осознал, что несколько следующих минут вверенное его заботам поселение, Алгул Сьенто, будет совершенно беззащитно. Беззащитно во всех смыслах этого слова.

Он отказывался допустить слово «атака» даже в свои мысли. Пока отказывался.

8.

Динки Эрншоу, уже, похоже, целую вечность сидел в большом кресле, с нетерпением ожидая начала «концерта». Обычно пребывание в Читальне поднимало ему настроение, чего там, всем поднимало настроение, сказывался эффект «светлого разума», но сегодня он лишь чувствовал, как нарастающее напряжение завязывает его желудок все более тугим узлом. Он видел тахинов и кан-тои, которые время от времени появлялись на балконе, чтобы подпитаться «светлым разумом», но они его не тревожили, поскольку не могли тыкнуться ему в голову. Из-за них он мог не волноваться.

Наконец, до него донесся какой-то звук. Ожил детектор дыма? Возможно, в Феверел?

Возможно. А может, и нет. Больше никто не отреагировал на звук.

«Жди, — сказал он себе. — Тед предупреждал, что это самое трудное, не так ли? Но, по крайней мере, Шими в безопасности. Шими в своей комнате, а Корбетт — Холл не загорится. Так что успокойся. Расслабься».

И все-таки это был трезвон детектора дыма. Динки в этом совершенно не сомневался. Разве что… самую малость.

У него на коленях лежала книга с кроссвордами. Последние пятьдесят минут он заполнял один из них всеми буквами без разбора, не обращая внимания на указания. Теперь начал писать поверху, прописными печатными буквами: «ИДИТЕ НА ЮГ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ, ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕ…».

И в этот момент громко завыла пожарная сигнализация, возможно, в западном крыле. Несколько Разрушителей, рывком выдернутые из транса, в испуге вскрикнули. Динки тоже вскрикнул, но от облегчения. Облегчения и чего-то еще. Радости? Да, скорее всего, радости. Потому что, когда только-только завыла сирена пожарной тревоги, он чувствовал мощное гудение «светлого разума». А потом объединенный психический импульс Разрушителей отрубился, как электросистема, в которой от перегрузки сработали предохранители. В этот момент и прекратилась разрушение Луча.

Теперь и у него появилась работа. Ожидание закончилось. Динки поднялся, позволив книге кроссвордов упасть на турецкий ковер, коснулся разумов Разрушителей, находившихся в Читальне. Труда это не составило, сказалась ежедневные тренировки, которые он проводил с помощью Теда. А если это сработает? Если Разрушители подхватят команду Динки, начнут ретранслировать ее? Что ж, она только усилиться. Станет доминантной в этом новой вариации «светлого разума».

Во всяком случае, он надеялся, что пойдет по намеченному плану.

(НАРОД ЭТО ПОЖАР В ЗДАНИИ ПОЖАР).

Словно в подтверждение этой мысли где-то что-то взорвалось, и первый клок дыма просочился в Читальню через вентиляционную панель. Разрушители оглядывались, из глаза широко раскрылись, некоторые встали.

Динки послал следующую мысль:

(НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ НЕ ПАНИКУЙТЕ ВСЕ ХОРОШО ИДИТЕ).

Он послал образ северной лестницы, добавил Разрушителей. Разрушители спускались по северной лестнице. Разрушители шли по кухне. Треск горящего дерева, запах дыма, все это доносилось из западного крыла, где жили охранники. Стал бы кто-нибудь ставить под сомнение правдивость этой психотрансляции? Задался бы вопросом, а кто — передатчик, и почему он (она) это делает? В тот момент — нет. В тот момент ими правил страх. В тот момент они хотели, чтобы кто-то сказал им, что нужно делать, и это роль взял на себя Динки.

(К СЕВЕРНОЙ ЛЕСТНИЦЕ СПУСКАЙТЕСЬ ПО СЕВЕРНОЙ ЛЕСТНИЦЕ ВЫХОДИТЕ НА ЛУЖАЙКУ ЗА ДАМЛИ-ХАУЗ).

Сработало. Они двинулись в указанном направлении. Как овцы следуют за бараном или лошади — за жеребцом. Некоторые уже ухватили две основные идеи.

(НЕ ПАНИКУЙТЕ НЕ ПАНИКУЙТЕ).

(СЕВЕРНАЯ ЛЕСТНИЦА СЕВЕРНАЯ ЛЕСТНИЦА).

И ретранслировали их. Еще один добрый знак: та же мысль шла сверху. От кан-тои и тахинов, которые наблюдали за Разрушителями с балконов.

Никто не бросился бежать, никто не запаниковал, началось организованная эвакуация по северной лестнице.

9.

Сюзанна подъехала на ПТС к окну сарая, в котором пряталась, более не боясь, что ее засекут. Детекторы дыма, как минимум три, громко трезвонили. Еще громче завывала пожарная сирена. В Дамли-Хаум, она в этом не сомневалась. И тут же со стороны Плизантвиля донеслись пронзительные электронные гудки, к которым присоединился перезвон колоколов.

Поскольку все это происходило в южной части Девар-тои, не стоило удивляться, что женщина, находившаяся к северу от поселения, видела только спины трех охранников на увитых плющом сторожевых башнях. Три, конечно, не так уж и много, но все-таки пять процентов от общего числа. Начало.

Она нацелила пистолет-пулемет на одного из них и взмолилась: «Господи, помоги мне попасть точно в цель… точно в цель…».

Скоро.

Скоро она намеревалась нажать на спусковой крючок.

10.

Финли схватил ректора за руку. Пимли освободился от мохнатых пальцев и направился к своему дому, не желая верить своим глазам: дым уже валил из всех окон левой стены.

— Босс! — закричал Финли, вновь хватая Прентисса за руку. — Босс, дом — это ерунда. Мы должны сберечь Разрушителей! Разрушителей!

Смысл слов не дошел до Прентисса, но завывание сирены пожарной тревоги в Дамли-Хауз вернуло Прентисса на землю. Он развернулся на сто восемьдесят градусов и встретился взглядом с маленькими птичьими глазами-бусинками Джекли. В них не увидел ничего, кроме паники, которая, как ни странно, оказала благотворный эффект на Пимли, успокоила его. Теперь ревело, выло и трезвонило со всех сторон. Среди прочего до ушей ректора долетели повторяющиеся пронзительные гудки, которых он никогда не слышал. Они доносились со стороны Плизантвиля?

— Пойдем, босс! — в голосе Финли из Тего звучала мольба. — Мы должны принять все меры к тому, чтобы Разрушители не пострадали.

— Дым! — воскликнул Джекли, шевельнул своими темными (и совершенно бесполезными) крылышками. — Дым над Дамли-Хауз, дым над Феверел!

Пимли его проигнорировал. Вытащил «Миротворца» из плечевой кобуры, задумался о предчувствии, которое заставило его захватить с собой револьвер. Он понятия не имел, откуда взялось это предчувствие, но тяжесть лежащего на ладони револьвера еще больше успокоила его. За спиной что-то выкрикивал Тасса, ему вторила Тамми, но Пимли пропускал их крики мимо ушей. Сердце билось отчаянно, но он уже мог рассуждать здраво и спокойно. Финли, конечно, прав. Самое важное сейчас — Разрушители. Нужно принять все меры, чтобы не потерять треть от их числа из-за пожара, вызванного коротким замыканием в электропроводке или актом саботажа. Он кивнул начальнику службы безопасности, и оба побежали к Дамли-Хауз. Джекли, что-то вереща и махая крыльями устремился следом, как беженец из какого-то мультфильма киностудии «Уорнер бразерс». Где-то времени что-то кричал Гаски. И вот тут Пимли из Нью-Джерси услышал звуки, от которых у него похолодело внутри: « Чу — чу — чу». Стрельба! Если какой-то клоун начал стрелять в Разрушителей, что ж, еще до конца дня голова этого клоуна будет поднята на пике. Мысль о том, что стрельба ведется не по Разрушителям, а по охранникам, в тот момент еще не приходила ему в голову, да и в голову Финли тоже. Слишком многое происходило слишком быстро.

11.

В южной части Девар-тои громкость гудков едва не рвала барабанные перепонки. «Господи!» — вырвалось у Эдди, но своего голоса он не услышал.

На южных сторожевых башнях охранники отвернулись от стрелков, смотрели на север. Эдди пока дыма не видел. Возможно, его видели охранники, которые стояли значительно выше.

Роланд схватил Джейка за плечо, казал на вагон с надписью «СОО лайн». Джейк кивнул и забрался под него,

Ыш не отставал от мальчика ни на шаг. Роланд протянул обе руки к Эдди — «Оставайся, где стоишь», — последовал за Джейком. На другой стороне вагона оба встали в полный рост, бок о бок. Охранники, конечно, увидели бы стрелков, но их внимание отвлекли не умолкающие детекторы дыма и пожарные сирены.

Внезапно фасад здания «Скобяной компании Плизатвиля» ушел в щель в земле. Пожарная машина-робот, сверкая красной краской и поблескивая хромом, выкатилась из гаража, скрытого за воротами-фасадом. Вспыхивали и гасли красные огни по бортам, усиленный динамиками голос проревел: «ОСВОБОДИТЕ ДОРОГУ! ЭТО ПОЖАРНАЯ КОМАНДА „БРАВО“ note 72 ОСВОБОДИТЕ ДОРОГУ! ПРОПУСТИТЕ ПОЖАРНУЮ КОМАНДУ «БРАВО»!».

В этой части Девар-тои еще не слышалась стрельба, пока не слышалась. Южная часть поселения, конечно же, казалась безопасной для перепуганных обитателей Алгул Сьенто: не волнуйтесь, вот ваша гавань в сегодняшнем, неожиданно разразившемся говношторме.

Стрелок достал орису из плетеной сумки, что висела на плече Джейка, и кивком предложил мальчику взять вторую. Указал на охранника на правой башне, потом на Джейка. Мальчик кивнул и изготовился к броску, дожидаясь команды Роланда.

12.

«Как только услышишь горн, сигнализирующий о пересменке, — сказал Роланд Сюзанне, — займись ими. Постарайся нанести максимальный урон, но, ради своего отца, сделай все, чтобы они не поняли, что имеют дело с одним человеком».

Последнее он бы мог и не говорить.

Она без труда сняла бы всех трех охранников, пока трубил горн, но что-то заставило ее обождать. И несколькими секундами позже она похвалила себя за задержку. Заднюю дверь здания, построенного в стиле королевы Анны, распахнули с такой силой, что она слетела с верхней петли. Разрушители валом повалили из нее, в панике едва не топча передних («Только посмотрите, кто мог уничтожить вселенную, — подумала Сюзанна. — Эти овцы»). Среди них она увидела полдюжины уродов с головами животных и, как минимум четырех вызывающих отвращение человекообразных с масками вместо лиц.

Первым Сюзанна сняла охранника на западной башне и нацелила пистолет-пулемет на парочку, что стояла на восточной башни еще до того, как первая жертва битвы в Алгул Сьенто перевалилась через поручень ограждения и полетела на землю с вываливающимися из снесенной макушки мозгами. Пистолет-пулемет «Койот», настроенный на стрельбу короткими очередями, трижды рявкнул: « Чу! Чу! Чу!».

Тахина и «низшего мужчину» на восточной башне развернуло друг к другу, словно в танце. Тахин упал на дорожку, которая тянулась вдоль поручня ограждения. «Низшего мужчину» бросило сначала на поручень, потом через него. Мелькнули в воздухе сапоги, и кан-тои, головой вниз, спикировал на землю. Сюзанна услышала, треск сломавшейся шеи.

Двое Разрушителей заметили полет «низшего мужчины» и закричали.

— «Поднимите руки! — она узнала голос Динки. — Всем Разрушителям поднять руки!

Никто не попытался оспорить это указание. В сложившихся обстоятельствах тот, кто знал, что происходит и как на это нужно реагировать, безусловно, становился главным. Некоторые Разрушители, но не все, подняли руки. Сюзанну это не волновало. Ей не требовались поднятые руки, чтобы отделить овец от козлов. Зрение у нее вдруг стало невероятно острым.

Она перевела рычажок скорострельности с «КОРОТКОЙ ОЧЕРЕДИ» на «ОДИНОЧНЫЕ ВЫСТРЕЛЫ» и начала по одному разбираться с охранниками, которые покинули Читальню вместе с Разрушителями. « Тахин… кан — тои, прикончи его… чел, ее не трогай, это Разрушитель, пусть даже она не подняла руки… только не спрашивайте меня, откуда я это знаю, знаю, и все…».

Сюзанна нажала на спусковой крючок, и голова чела, стоявшего рядом с женщиной в ярко-красных брючках разлетелась брошенный оземь арбуз. Разрушители кричали, как дети, выпучив глаза, с поднятыми руками. И вновь Сюзанна услышала Динки, только на этот раз не голос. Услышала мысль, которая прозвучала куда как громче:

(«ИДИТЕ НА ЮГ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ, ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА»).

Эта фраза означала, что ей пора переходить к более активным действиям. Она убила уже восьмерых плохишей Алого Короля, считая трех охранников на сторожевых башнях, не бог весть какое достижение, учитывая охватившую их панику, и больше не видела ни одного, во всяком случае, пока.

Включила двигатель ПТС, чтобы добраться до другого брошенного сарая. ПТС так рванул с места, что Сюзанна едва не вылетела из седла. Стараясь не смеяться (и все-таки смеясь), крикнула в лучших традициях Детты Уокер:

«Идите сюда, сукины дети! Идите на юг! С поднятыми руками, чтобы мы смогли отличить вас от плохишей! Каждый, кто опустит руки, получит пулю в голову! Можете мне поверить!».

Въезжая в сарай, задела колесом о дверную коробку, но не так, чтобы сильно, и не перевернулась. И слава Богу, потому что в одиночку ей бы не хватило сил, чтобы вновь поставить трайк на колеса. В этом сарае на треноге стоял один из «лазеров». Она перевела рычажок-переключатель в положение «ON» и задумалась над тем, а что же ей делать с переключателем «INTERVAL», когда из ствола «лазера» вырвался ослепляющий красно-багровый луч и, протянувшись над тройным забором и поселением, проделал дыру в верхнем этаже Дамли-Хауз. Сюзанне показалось, что дыру таких размеров мог пробить крупнокалиберный снаряд.

«Это хорошо, — подумала она. — Пальну-ка я и из остальных».

Но задалась вопросом, а хватит ли на это времени. Другие Разрушители уже подхватили мысль Динки, ретранслируя и усиливая ее:

(ИДИТЕ НА ЮГ! С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ! ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА!).

Сюзанна переключила пистолет-пулемет «Койот» на стрельбу длинными очередями и дала очередь по верхнему этажу ближайшего общежития, чтобы Разрушители быстрее соображали, что к чему. Пули свистели и рикошетили от стен. Звенело разбитое стекло. Разрушители, крича и с поднятыми руками, побежали вкруг Дамли-Хауз. Сюзанна увидела Теда, появившегося из-за угла. Выделить его среди остальных не составляло труда, потому что шел он против потока. Он и Динки обнялись, потом подняли руки и присоединились к устремившимся на юг Разрушителям, которым вскорости предстояло потерять статус ОВП note 73 и превратиться в беженцев, борющихся за выживание в темной и отравленной стране.

Она убила восьмерых, но не утолила аппетит. Пожалуй, только вошла во вкус. Ее глаза видели все. Они пульсировали, болели, но видели все. Она надеялась, что из-за угла Дамли-Хаус появятся новые тахины, «низшие люди» или охранники-челы.

Она хотела увеличить счет.

13.

Шими Руис жил в Корбетт-Холл, том самом общежитии, по которому Сюзанна, не зная об этом, выпустила добрую сотню пуль. Если б сидел на кровати, то практически наверняка погиб, но он стоял на коленях, у ее изножия, молился за безопасность своих друзей. Даже не поднял головы, когда окно разлетелось вдребезги, продолжил молиться с удвоенным пылом. Он слышал мысли Динки.

(«ИДИТЕ НА ЮГ»).

Они отдавались в его голове, к ним присоединились мысли других.

(«С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ»).

Образовав мысленную реку. А потом послышался голос Теда, который не просто присоединился к остальным, но усилил, умножил их, превратив то, что было рекой.

(«ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА»).

В океан. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Шими сменил молитву. « Наш Отец и Защитник, помоги моим друзьям уйти на юг с поднятыми руками, чтобы им не причинили вреда «. Он продолжал молиться, даже когда с оглушительным грохотом взорвались баллоны с пропаном столовой Дамли-Хауза.

14.

В Даммли-Хауз Гангли Тристама (для всех -доктора Гангли, мы говорим, спасибо) боялись, пожалуй, больше других. Будучи кан-тои, он, неизвестно из каких соображений, взял имя тахина, а не человека, и железной рукой руководил лазаретом, который занимал третий этаж Западного крыла. Передвигался он исключительно на роликах. В лазарете царили тишина или покой, когда Гангли сидел в кабинете, занимаясь бумагами или ходил по вызовам (обычно к Разрушителям, которые лечились от простуды в своих комнатах в общежитиях), но, когда он появлялся непосредственно в лазарете, медсестры, санитары, да и пациенты замолкали (если не от уважения, то от страха). Новичок мог бы рассмеяться, увидев приземистого, широкоплечего, со смуглой кожей, тяжелой челюстью псевдочеловека, медленно скользящего по центральному проходу, с руками, сложенными поверх висящего на груди стетоскопа, с развевающимися позади полами белого халата (один Разрушитель как-то дал ему такую характеристику: «Он выглядит, как Джон Ирвинг note 74 после неудачной подтяжки лица»). Если кого заставали смеющимся, больше он уже не смеялся. Доктора Гангли отличал острый язык, и никто не оставался безнаказанным, отпустив шуточку на предмет его роликов.

Теперь же, вместо того, чтобы плавно скользить, он метался взад-вперед по проходам, стальные колесики (его ролики изготовили до того, как железо заменил пластик) громыхали по твердому дереву.

— Все бумаги! — кричал он. — Вы меня слышите? Если я потеряю в этой суете хотя бы одну историю болезни, одну чертову историю, кто-то поплатится глазами, которые я запью послеполуденным чаем!

Пациенты, разумеется, уже отбыли. Он вытряхнул их из кроватей и переправил по лестнице на первый этаж, как только затрезвонил детектор дыма, как только запахло дымом. Горстка санитаров, трусливых идиотов, он знал их всех, да, да, знал, и, когда придет время, намеревался представить руководству полный отчет, убежала вместе с больными, но пятеро остались, включая его личного помощника, Джека Лондона. Гангли ими гордился, хотя едва ли кто мог это понять по его грозному голосу, разносящемуся по лазарету. Доктор не останавливался ни на секунду, курсируя на роликах взад-вперед в сгущающемся дыму.

— Возьмите бумаги, вы меня слышите? Лучше вам меня услышать, клянусь всеми богами, ходящими или ползающими! Вам лучше меня услышать!

Красное пламя ударило в окно. Должно быть, какое-то оружие, потому что оно разнесло стеклянную стену, отделяющую кабинет Гангли от самого лазарета и подожгло его любимое кресло.

Гангли согнулся пополам и прокатился под лазерным лучом, не сбавив скорости.

— Ган побери! — воскликнул один из санитаров, чел, на удивление уродливый. Он побледнел, как мел, глаза буквально вылезли из орбит. — Что за дьявол…

— Какая разница! — проревел Гангли. — Какая разница, что это было, паршивый клоун. Бери бумаги. Бери мои гребаные бумаги!

Откуда-то… с Молла?… донеслись приближающиеся пронзительные гудки, должно быть, пожарной машины. «ОСВОБОДИТЕ ДОРОГУ! — услышал Гангли. — ЭТО ПОЖАРНАЯ КОМАНДА „БРАВО“!».

Гангли никогда не слышал о пожарной команде «Браво», но в этом месте было много такого, о чем они ничего не знали. К примеру, он использовал только треть оборудования, имеющегося в операционной! Неважно, сейчас следовало спасать доку…

Но прежде чем он успел закончить мысль, взорвались газовые баллоны. Взрыв, казалось, прогремел прямо под ними, и Гангли Тристама подняло в воздух, вместе с вращающимися стальными колесиками. Санитаров тоже оторвало от пола, и внезапно в заполненном дымом лазарете во все стороны полетели бумаги. Глядя на них, зная, что бумаги сгорят, а ему сильно повезет, если он не сгорит вместе с ними, доктор Гангли пришел к логичному выводу: конец наступил раньше, чем они ожидали.

15.

Роланд услышал телепатическую команду.

(«ИДИТЕ НА ЮГ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ, ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА»).

Которая начала пульсировать у него в голове. Пора, решил он. Кивнул Джейку, и орисы полетели. Их посвист не мог прорваться сквозь рев, звон и грохот, однако, один охранник, должно быть, что-то услышал и начал поворачиваться, когда заостренная кромка тарелки отрезала ему голову и отбросила ее в сторону поселения, брови еще продолжали в недоумении подниматься. Обезглавленное тело сделало два шага и упало на поручень, руки свесились вниз, кровь потоком ливанула из шеи. Тело второго охранника уже летело вниз вслед за головой.

Эдди прополз под вагоном с надписью «СОО лайн» и вскочил на ноги со стороны поселения. Еще две роботизированные пожарные машины выехали из гаража, который скрывался за фасадом скобяного магазина. Обе без колес, передвигающиеся, похоже, на воздушной подушке. Ближе к северному концу кампуса (именно так Эдди воспринимал Девар-тои) прогремел сильный взрыв. Хорошо. Отлично.

Роланд и Джейк достали новые орисы из все убывающего запаса, хранящегося в сумке, что висела на плече Джейка, и разрезали ими все три проволочных забора. Тот, что находился под высоким напряжением, полыхнул синим пламенем. Потом они вошли на территорию поселения. Быстро и молча пробежали мимо уже никем не охраняемых башен. Ыш тенью следовал за Джейком. Добрались до проулка между «Аптечным магазином Генри Грэма» и «Книжным магазином Плизантвиля». Миновали его, остановились у выхода на Главную улицу, увидели, что она пуста, хотя над ней еще висел резкий электрический запах (запах подземки, подумал Эдди), оставленный двумя пожарными машинами. Запах этот только усиливал вонь, характерную для Тандерклепа. Вдалеке завывали пожарные сирены и дребезжали детекторы дыма. А вот здесь, в Плизантвиле, Эдди на ум пришла Главная улица Диснейленда: никакого мусора в ливневых канавах, никаких граффити на стенах, на витринах ни пылинки. Именно сюда приходили тоскующие по дому Разрушители, когда им хотелось увидеть уголок Америки, решил Эдди, но неужели никто из них не хотел чего-то лучшего, чего-то более реалистичного, чем эта пластико-фантастическая, застывшая жизнь? Может, улица и выглядела настоящей с людьми на тротуарах и в магазинах, но как-то не верилось. Ему, во всяком случае, не верилось. А может, в этом проявлялся шовинизм жителя большого города.

Напротив располагались «Обувь Плизантвиля», «Парижская мужская мода», «Салон-парикмахерская» и кинотеатр «Жемчужина» («ЗАХОДИТЕ, ВНУТРИ ПРОХЛАДНО», — гласил плакат над входом). Роланд поднял руку, указал Эдди и Джейку на противоположную сторону улицы. Именно там, если бы все пошло, как он и рассчитывал (и, вроде бы, обычно так и бывало), они намеревались устроить засаду. Улицу они пересекли, пригнувшись. Ыш по-прежнему не отлеплялся от Джейка. Пока все шло, как по писаному, и стрелка это нервировало.

16.

Любой закаленный битвами генерал скажет вам, что в любом, даже самом маленьком бою (как в этом, о котором идет речь) наступает момент, когда нарушается связность событий, их последовательность перестает существовать, становится непонятным, как, что и когда происходит. Все это потом устанавливается историками. Необходимость воссоздания мифа связности, возможно, одна из причин, объясняющих существование истории, как науки.

Неважно. Мы достигли этой точки, той самой, где битва в Алгул Сьенто обрела собственную жизнь, и все, что мне теперь по силам — рассказать о чем-то здесь, о чем-то там, и надеяться, что вы сами выстроите какой-то порядок в общем хаосе.

17.

Трампас, замученный экземой «низший мужчина», который непроизвольно столь многое объяснил Теду, поспешил к толпе Разрушителей, покидающих Дамли-Хауз, и схватил за руку одного, тощего, быстро лысеющего экс-плотника, которого звали Берди Макканн.

— Берди, что все это значит? — прокричал Трампас. Он был в думалке, а потому не улавливал мысли, которыми обменивались Разрушители. — Что происходит, ты зна…

— Стреляют! — Берди вырвал руку. — Стреляют! Они там! — и он указал куда-то за спину Трампаса.

— Кто? Как они смо…

— Берегитесь, идиоты, они не снижают скорость! — прокричал Гаски из Тего, оказавшийся позади Трампаса и Макканна.

Трампас оглянулся и пришел в ужас. Огромная пожарная машина с ревом неслась через Молл. С двумя стальными роботами-пожарными. Пимли, Финли и Джекли отпрыгнули в сторону. Как и Тасса, слуга Прентисса. А вот Тамми Келли осталась на траве, лицом вниз, в луже крови. «Пожарная команда „Браво“, которой не доводилось бороться с огнем последние восемьсот лет, расплющила ее по земле. Так что на нехватку продуктов в кладовой она отжаловалась.

И…

— ОСВОБОДИТЕ ДОРОГУ! — проревела пожарная машина. Следом за ней катили еще две, они уже успели оставить позади дом Прентисса. И опять Тасса с большим трудом избежал верной смерти. — ЭТО ПОЖАРНАЯ МАШИНА «БРАВО»! — из машины выдвинулся металлический стержень, на его вершине появилась вертушка, из которой в восьми направлениях ударили мощные струи воды. — ОСВОБОДИТЕ ДОРОГУ ПОЖАРНОЙ МАШИНЕ «БРАВО»!

И…

Джеймс Кэгни (кан-тои, который стоял в вестибюле общежития Феверел-Холл, когда все началось, помните его?) понял, что сейчас произойдет, и начал кричать охранникам, которые выбирались из западного крыла Дамли-Хауз, с покрасневшими глазами, кашляющие, некоторые в горящей одежде, кто-то, слава Гану, Бессе и всем другим богам, с оружием.

Кэг кричал им, требуя, чтобы они разбегались, не мешая подъехать пожарной машине, но в общем шуме сам едва слышал собственный голос. Он увидел, как Джой Растосович оттолкнул двоих, Эрншоу — еще одного. Несколько кашляющих, плачущих от дыма беглецов заметили надвигающуюся пожарную машину и бросились врассыпную. А потом «Пожарная команда „Браво“ проехала сквозь толпу охранников, не сбрасывая скорости, держа курс на Дамли-Хаус, поливая все вокруг водой.

И…

— Дорогой Иисус, нет, — простонал Пимли. Он закрыл лицо руками. Финли, наоборот, не мог отвести глаз. Увидел, как «низший мужчина», Бен Александер, он в этом не сомневался, попал под огромное колесо пожарной машины. Увидел, как другого ударило радиаторной решеткой и размазало о стену Дамли-Хауз, в которую и врезалась пожарная машина. Во все стороны полетели доски и осколки стекла. Пожарная машина пробила стену, а потом провалилась колесом на лестницу, ведущую в подвал. Тут же заорал механический голос: «НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ! ПОСТАВЬТЕ В ИЗВЕСТНОСТЬ БАЗУ! НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ!».

«Ты прав, Шерлок», — подумал Финли, в ужасе глядя на кровь на траве. Сколько охранников и Разрушителей задавила эта чертова сломавшаяся пожарная машина? Шесть? Восемь? А может, десяток?

Из-за Дамли-Хауз вновь донеслось устрашающее чу-чу-чу, звуки автоматной стрельбы.

Толстяк-Разрушитель по фамилии Уэверли столкнулся с Финли, пробегая мимо. Начальник службы безопасности успел схватить его за руку.

— Что случилось? Кто велел вам идти на юг?

Финли, в отличие от Трампаса, думалку не носил, и послание.

(«ИДИТЕ НА ЮГ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ, ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА»).

Пульсировало у него в голове с такой силой, что он практически не мог думать ни о чем другом.

Стоявший рядом с ним Пимли, и пытающийся взять себя в руки, услышал эту мысль и посла свою: «Тут не обошлось без Бротигэна, он подхватил идею и усилил ее. Другим такое не под силу».

И…

Гаски схватил за руку Кэга, потом Джекли и крикнул, чтобы они собрали вооруженных охранников, чтобы те пристроились с флангов к Разрушителям, которые спешили на юг через Молл и по улицам, которые тянулись вдоль Молла. Они смотрели на него испуганными, вытаращенными глазами, паническими глазами, а он мог только орать на них, вне себя от ярости. И на них, ревя сиренами, накатывались две пожарные машины. Первая ударила двух Разрушителей, сшибла на землю, проехала пол ним. Одним из них был Джой Растосович. Когда пожарная машина поехала дальше, прижимая траву струями сжатого воздуха, Таня упала на колени рядом с умирающим мужем, вскинула руки к небу. Она кричала во всю мощь легких, но Гаски едва слышал ее. Слезы злости и страха выступили в уголках его глаз. «Грязные собаки! — подумал он. Грязные собаки, нападающие из засады!».

И…

В северной части Алгул Сьенто Сюзанна покинула укрытие, оставила за спиной тройной забор. План не предполагал ее появления на территории поселения, но она желание стрелять, убивать и убивать этих подонков, крепло с каждой минутой. Она просто ничего не могла с собой поделать, и Роланд ее бы понял, это точно. А кроме того, клубы дыма от горящего Дамли-Хауз распространились по этой части «Синих небес». Периодически дым пробивали лучи «лазеров», отдаленно напоминая неоновую рекламу, и Сюзанна напомнила себе, что соваться под них нельзя, если, конечно, не хочется получить в теле дыру диаметров в пару дюймов.

С заборами она разобралась с помощью пуль «Койота». Перерезала проволоку сначала наружного, потом среднего и, наконец, внутреннего, а потом исчезла в дыму, на ходу перезаряжая пистолет-пулемет.

И…

Разрушитель по фамилии Уэверли попытался вырваться из рук Финли. «Нет, нет, ничего у тебя не выйдет, будь уверен», — подумал начальник службы безопасности. Подтащил мужчину, который был бухгалтером до того, как попал в Алгул Сьенто, к себе, потом отвесил две затрещины, со всей силы, так, что заболела рука. Уэверли вскрикнул от боли и удивления.

— Кто за всем этим стоит? — проревел Финли. — КТО, ТВОЮ МАТЬ, ВСЕ ЭТО ДЕЛАЕТ?

Две пожарные машины, что подъехали следом за первой, остановились у Дамли-Хауз и начали заливать здание водой. Финли не знал, принесут ли эти усилия какую-то пользу, но полагал, что вреда не будет точно. По крайней мере, эти чертовы роботы не врезались в здание, которое должны были спасать, в отличие от пожарной команды «Браво».

— Сэр, я не знаю! — сквозь рыдания выкрикнул Уэверли. Кровь текла у него из носа и из уголка рта. — Я не знаю, но этих дьяволов должно быть пятьдесят, может, сто дьяволов! Динки вывел нас. Боже, благослови Динки Эрншоу!».

Гаски из Тего, тем временем, одной рукой, и не маленькой, схватил за шею Джеймса Кэгни, а другой Джекли. У Гаски сложилось впечатление, что Джекли, этот сукин сын с вороньей головой, готов броситься в бегство, но думать об этом времени не было. Ему требовались они оба.

И…

— Босс! — прокричал Финли. — Босс, надо схватить этого Эрншоу! Что-то здесь нечисто!

И…

Прижав голову Кэгни к одной щеке, а Джекли — к другой, Гаски (который в это ужасное утро мыслил так же ясно и четко, как и все остальные тахины и кан-тои) добился того, чтобы его наконец-то услышали. И повторил свой приказ: разделить вооруженных охранников на две группы и отправить их с отступающими Разрушителями: «Не пытайтесь остановить их, но оставайтесь с ними! И, ради Бога, не допустите, чтобы они изжарились на электрической проволоке! Держите их подальше от забора, если они пойдут за Главную улицу…».

Прежде чем он успел закончить, из сгущающегося дыма появилась фигура. Доктор Гангли, в горящем белом халате, по-прежнему с роликовыми коньками на ногах.

И…

Сюзанна Дин, кашляя от дыма, заняла позицию у левого заднего угла Дамли-Хауз. Увидела трех сукиных детей. Если б жила в Алгул Сьенто, знала бы, что это Гаски, Джекли и Кэгни. Прежде чем успела прицелиться, их заслонил черный дым. Когда дым рассеялся, Джекли и Кэг уже ушли, отправились собирать вооруженных охранников, которым Гаски отвел роль овчарок, чтобы не уберегли запаниковавших овец от большей беды, даже если не смогли бы остановить их. Гаски остался на месте, и Сюзанна уложила его одним-единственным выстрелом.

И…

Пимли этого не видел. Ему уже стало ясно, что все эта суета только на поверхности. Хорошо организованная суета. Решение Разрушителей уходить на юг сформировалось слишком быстро, чтобы быть спонтанным.

«Эрншоу — мелкая сошка, — подумал он. — С кем я хочу поговорить, так это с Бротигэном!».

Но прежде чем он смог добраться до Теда, его за руку схватил насмерть перепуганный Тасса, залепетал о том, что дом Шэпли-Хауз в огне, и он боится, ужасно боится, что вся одежда ректора, все его книги…

Пимли Прентисс сшиб его с ног могучим ударом кулака в висок. Пульсирующая, мысль, излучаемая всеми Разрушителями («светлый разум» сменился «темным»).

(С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ).

Билась в голове, выдавливая все прочие мысли. И сделал все это гребаный Бротигэн, Пимли в этом нисколько не сомневался, а теперь этот человек слишком далеко он него, чтобы… хотя…

Пимли посмотрел на «Миротворца», который держал в руке, обдумал этот вариант, потом сунул револьвер в плечевую кобуру под левой рукой. Он хотел заполучить гребаного Бротигэна живым. Хотел услышать объяснения гребаного Бротигэна. Не говоря уж о том, что гребаный Бротигэн требовался для того, чтобы завершить разрушение Лучей.

Чу — чу — чу. Вокруг свистели пули. Вокруг бегали охранники-челы, тахины, кан-тои. И, Боже, только у некоторых было оружие, в основном, у челов, которые патрулировали периметр. Тем, кто охранял Разрушителей, оружие не требовалось, в большинстве своем Разрушители были смирными, как канарейки, а мысль об атаке с наружной стороны периметра казалась нелепой до тех пор, пока…

«Пока это не произошло», — продумал он и заметил Трампаса.

— Трампас! — взревел он. — Трампас! Эй, ковбой! Схвати Эрншоу и приведи ко мне! Схвати Эрншоу!

Посреди Молла было не так шумно, и Трампас услышал приказ Пимли. Бросился за Динки, схватил юношу за руку.

И…

Одиннадцатилетняя Даника Ростова появилась из клубов дыма, которые теперь полностью скрывали нижнюю часть Дамли-Хауз, везя за собой две красных тележки. Лицо Даники побагровело от напряжения и опухло. Из глаз катились слезы. Она согнулась пополам, прилагая все силы, чтобы катить тележки. В одной сидел Седж, в другой — Бэдж. Оба с огромными головами и крошечными мудрыми глазками гидроцефалов, но, если Седж мог размахивать коротенькими ручонками, то у Бэджа их просто не было. У обоих на губах пузырилась пена, они издавали какие-то нечленораздельные звуки.

— Помогите мне! — крикнула Дани и закашлялась. — Помогите мне, прежде чем они задохнутся!

Динки увидел ее и двинулся к ней. Трампас его не пускал, хотя чувствовалось, что ему этого не хочется.

— Нет, Динки, — в голосе слышались извиняющиеся нотки, но звучал он твердо. — Пусть ей поможет кто-то еще. С тобой хочет поговорить босс…

Потом рядом возник Бротигэн, его губы превратились в узкую полоску.

— Отпусти его, Трампас. Ты мне нравишься, но сегодня я не могу позволить тебе лезть в наши дела.

— Тед? Что ты такое…

Динк вновь рванулся к Дани, но Трампас опять схватил его. Тем временем Бэдж потерял сознание и вывалился из тележки. И хотя приземлился на мягкую траву, его голова раскололась, как гнилой орех, и Дани Ростова пронзительно закричала.

Динки рванулся к ней. Трампас со всей силой дернул его на себя. И одновременно выхватил из плечевой кобуры «кольт» 38-го калибра. Эта модель называлась «Лесничий».

Урезонивать его времени не было. Тед Бротигэн не бросал мысленное копье с тех самых пор, как свалил им уличного грабителя в Акроне, в 1935 году. Не воспользовался им, даже когда «низшие люди» схватили его в Бриджпорте, штат Коннектикут, в 1960-ом, хотя тогда такое желание у него возникло. Он дал себе зарок никогда более его не использовать и, уж конечно, не хотел, бросать его в.

(Улыбайся, когда это говоришь).

Трампаса, который всегда относился к нему с уважением. Но он знал, что должен добраться до южного края поселения до того, как тахины и кан-тои возьмут ситуацию под контроль, и хотел, чтобы Динки составил ему компанию.

Опять же, он пришел в ярость. Бедный маленький Бэдж, который всегда всем улыбался!

Бротигэн сосредоточился и почувствовал, как голову прострелила боль. Мысленное копье полетело. Трампас отпустил Динки, успел с упреком взглянуть на Теда, взгляд этот Тед помнил до конца жизни, а потом обеими руками схватился за голову, чувствовалось, что такой Головной боли не испытывал ни одно разумное существо во всей вселенной, и мертвым рухнул на траву. Шея его раздулась, язык вывалился изо рта.

— Пошли! — крикнул Тед, схватил Динки за руку. Прентисс в этот момент смотрел в другую сторону, его отвлек, и слава Богу, очередной взрыв.

— Но Дани… и Седж!

— Она вытянет Седжа! — ответил Бротигэн и мысленно продолжил:

(Теперь ей не нужно тащить еще и Бэджа).

Тед и Динки поспешили к южной части поселения, а за их спинами Пимли Прентисс повернулся, не веря своим глазам, уставился на лежащего на траве Трампаса, а потом криком приказал им остановиться, приказал остановиться именем Алого Короля.

Финли из Тего тоже вытащил из кобуры пистолет, но, прежде чем успел выстрелить, Даника Ростова прыгнула на него, кусаясь и царапаясь. Она весила не больше пушинки, но нападение застало его врасплох, он никак не ожидал, что опасность может прийти с этой стороны, так что она едва не свалила его с ног. Но он сохранил равновесие, сильной. Мохнатой рукой схватил Данику за шею и отбросил в сторону, но к этому времени Тед и Динки успели добежать до Шэпли-Хауз и практически скрылись в дыму.

Финли схватился за рукоятку пистолета двумя руками, глубоко вдохнул, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Кровь брызнула из руки старика. Финли услышал, как Бротигэн вскрикнул, увидел, как пошатнулся… А потом молодой щенок подхватил старого кобеля и они обогнули левый угол здания.

— Я иду за вами! — проревел Финли им вслед. — Да, я иду, и когда догоню, заставлю пожалеть о том, что вы родились на свет! — но угроза и ему самому показалась пустой.

Теперь все население Алгул Сьенто, Разрушители, тахины, охранники-челы, кан-тои с кроваво-красными пятнами, сверкающими во лбу, словно третий глаз, в едином порыве направлялись на юг. И Финли увидел то, что сразу ему не понравилось: Разрушители, и только Разрушители, шли с поднятыми руками. И если на юге затаились охотники, им бы не составило труда понять, в кого нужно стрелять, не так ли?

И…

В своей комнате на третьем этаже Корбетт-Холл, все еще стоя на коленях у изножия заваленной осколками стекла кровати, кашляя от дыма, который проникал сквозь разбитое окно, Шими Руису было видение… или с ним заговорило его воображение, выбор за вами. В любом случае, он вскочил на ноги. Его глаза, обычно дружелюбные, но всегда полные недоумения: ими он смотрел на мир, которого так и не смог понять, вдруг стали ясными, засверкали от счастья.

— ЛУЧ ГОВОРИТ ВАМ СПАСИБО! — крикнул он пустой комнате.

Огляделся, счастливый, как Эбенезер Скрудж note 75 , обнаруживший, что сделали духи за одну ночь, и побежал к двери, хрустя шлепанцами осколками стекла. Один из них проткнул ему стопу, неся на острие смерть Шими, если б он это знал, скажите, беда, скажите, Дискордия, — но в своей радости он даже не почувствовал боли. Выскочил в коридор, спустился по лестнице.

На втором этаже Шими наткнулся на пожилую женщину-Разрушителя, которую звали Белли О'Рукр, схватил, тряхнул.

— ЛУЧ ГОВОРИТ ВАМ СПАСИБО! — прокричал в ее изумленное, ничего не понимающее лицо. — ЛУЧ ГОВОРИТ ЧТО ЕЩЕ СМОЖЕТ ОБРЕСТИ ПРЕЖНЮЮ СИЛУ! МЫ НЕ ОПОЗДАЛИ! УСПЕЛИ ВОВРЕМЯ!

Он побежал дальше, распространять добрую весть (добрую, во всяком случае, для него, и…

На Главной улице Роланд посмотрел сначала на Эдди Дина, потом на Джейка Чеймберза.

— Они идут, и именно здесь, мы должны их встретить. Ждите моего приказа, а потом поднимайтесь и покажите себя.

18.

Первыми появились три Разрушителя, пробежали с поднятыми руками. Пересекли Главную улицу, не увидев ни Эдди, который занял позицию в кассе кинотеатра «Жемчужина» (стекло с трех сторон выбил рукояткой револьвера, отделанного сандаловым деревом, револьвера, который раньше принадлежал Роланду), ни Джейка (он сидел в лишенном колес «форде»-седане, что навечно припарковался перед «Булочной Плизантвиля»), ни самого Роланда (он стоял за манекеном в витрине магазина «Парижская мужская мода»).

Добрались до противоположного тротуара, остановились, огляделись, не знаю, что делать дальше.

— «Не останавливайтесь, — послал им мысль Роланд, Не останавливайтесь, убирайтесь отсюда. Бегите в проулок, пока есть такая возможность».

— Бежим! — крикнул один из них, и они шмыгнули в проулок между аптечным и книжным магазинами. Появился еще один разрушитель, потом двое, наконец, первый из охранников, чел с пистолетом, ствол которого смотрел в небо на уровне широко раскрытых от страха глаз чела. Роланд поймал его на мушку… но стрелять не стал.

Появились новые охранники, выбегая на Главную улицу из проулков. Собрались в две, далеко отстоящие друг от друга группы, как надеялся и ожидал Роланд. Они явно хотели взять Разрушителей в клещи и навести хоть какое-то подобие порядок. Превратить беспорядочное бегство в организованное отступление.

— Образовать два ряда! — крикнул тахин с головой ворона, дребезжащим, срывающимся голосом. — Образовать два ряда и держать их между собой, ради ваших отцов!

Другой охранник, рыжеголовый, с рубашкой вылезшей из брюк, крикнул: « Как насчет забора, Джекли? Что, если они побегут к забору?».

— С этим ничего не поделаешь, Кэг, просто…

Вопящий Разрушитель попытался пробежать мимо ворона, когда тот заканчивал фразу, но ворон, Джекли, с такой силой толкнул его, что бедняга распластался посреди Главной улицы.

— Держитесь вместе, червяки! — рявкнул он. — Бегите, если хочется, но поддерживайте хоть какой-то порядок! — как будто здесь можно добиться даже подобия порядка, подумал Роланд (не без удовлетворенности). А Джекли уже обращался к рыжеголовому. — Пусть один или два изжарятся… остальные увидят и остановятся!

Ситуация осложнилась бы, если б Эдди или Джейк в этот момент открыли огонь, но этого не произошло. Три стрелка затаились и наблюдали, как из хаоса возникает зачаточный порядок. Число охранников увеличивалось. Джекли и рыжеголовый выстраивали их в два ряда, которые протянулись поперек улицы, образуя коридор. Несколько Разрушителей успели выскочить за пределы коридора, но лишь несколько.

Появился новый тахин, с головой горностая, взял руководство на себя, сменив Джекли. Врезал кулаком по спине двум Разрушителям, подгоняя их.

С южной стороны Главной улицы донесся недоуменный крик: «Проволока перерезана!» — за ним последовал другой: «Думаю, охранники мертвы!» — и тут же последовал вопль ужаса. Роланд понял. Что один из Разрушителей наткнулся на лежащую в траве голову одного из охранников, аккуратно срезанную орисой.

Вопль этот еще не успел смолкнуть, когда из проулка между пекарней и обувным магазином на Главную улицу выскочили Динки Эрншоу и Тед Бротигэн, так близко от укрытия Джейка, что он мог протянуть руку и через разбитое окно прикоснуться к ним. Теда ранили. Его правый рукав от локтя и ниже окрасился кровью, но он передвигаться он мог, пусть и с помощью Динки, который поддерживал его за талию. Тед повернулся, когда они пробегали мимо охранников и бросил короткий взгляд на манекен, за которым прятался Роланд. А потом оба исчезли в проулке.

Теперь они были в безопасности, хотя бы на время, и это радовало. Но где задержался самый большой начальник? Куда подевался Прентисс, главный человек в этом ужасном месте? Роланд хотел разобраться и с ним, и с сэем тахином-Горностаем одновременно: отрежь змее голову, и змея умрет. Но слишком долго жать они не могли. Поток Разрушителей иссякал. Стрелок сомневался, что сэй Горностай будет дожидаться отстающих. Ему, конечно, не хотелось, чтобы кто-то из его драгоценных Разрушителей вышел за пределы поселения через брешь в заборе, но он понимал, что идти в этой отравленной и темной стране им некуда. Понимал он и другое: если кто-то напал на поселение с севера, другие нападавшие могли затаиться и на юге…

И в этот самый момент, спасибо богам и Гану, появился сам сэй Пимли Прентисс, волоча ноги, тяжело дыша, явно в состоянии шока, и револьвером в плечевой кобуре, болтающейся под левой рукой. Кровь текла из ноздри и из уголка глаза, словно напряжение момента вызвало разрыв нескольких сосудов. Он направился к Горностаю, чуть пошатываясь, и именно его пьяное покачивание потом винил Роланд за исход утреннего противостояния, возможно, с тем, чтобы взять командование на себя. Их быстрое, но крепкое объятье, в котором оба, возможно, черпали уверенность, рассказало Роланду все, что он хотел знать о близости их отношений.

Он нацелил револьвер на затылок Прентисса, нажал на спусковой крючок, наблюдал, как в разрые стороны полетели брызги крови и волосы. Ректор Прентисс вскинул руки, пальцы попытались схватить темное небо, после чего он рухнул у ног пораженного Горностая.

И в этот самый момент вспыхнуло атомное солнце, залив мир ярким светом.

— Хайл, стрелки, убейте их всех! — крикнул Роланд, взвел курок револьвера, древней машины-убийцы, ладонью правой руки. Четверо упали после его выстрелов, прежде чем охранники, выстроившиеся рядками, как мишени в тире, услышали грохот выстрелов, не то, чтобы отреагировали на них. — За Гилеад, за Нью-Йорк, за Луч, за наших отцов! Услышьте меня, услышьте! Пусть никто не останется стоящим! УБЕЙТЕ ИХ ВСЕХ!

И они взялись за дело: стрелок из Гилеада, бывший наркоман из Бруклина, мучающийся одиночеством мальчик, которого когда-то миссис Грета Шоу называла Бама. А с севера, сквозь дым, по прямой (только однажды ей пришлось отклониться от выбранного курса: чтобы объехать раздавленное тело другой домоправительницы, по имени Тамми), к ним уже спешила на ПТС подмога: четвертый стрелок, Сюзанна, которую когда-то учили ненасильственному противодействию властям молодые и убежденные в собственной правоте молодые люди из Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения note 76 . Но со временем она избрала путь оружия и ни разу об этом не пожалела. Она подстрелила трех отставших охранников-челов и одного убегающего тахина. На плече у тахина висела винтовка. Но он не воспользовался ею, вскинул покрытые лоснящейся шерстью руки, головой он отдаленно напоминал бобра, и взмолился о пощаде. Помня о том, что здесь происходило, не говоря уже вытяжке из мозга детей, которую скармливали Убийцам Луча, чтобы максимально повысить эффективность их работы, Сюзанна не пощадила его, но избавила как от страданий, так и от раздумий над своим будущим.

К тому времени, когда она вкатилась в проулок между кинотеатром и парикмахерской, стрельба прекратилась. Финли и Джекли умирали; Джеймс Кэгни умер, его человеческая маска наполовину слезла с отвратительной крысьей головы. Лежали на Главной улице и еще три десятка покойников. По ранее безупречно чистым сливным канавам Плизантвиля струилась их кровь.

Какая-то часть охранников, несомненно, еще осталась на территории Алгул Сьенто, но все они попрятались, в полной уверенности, что на них набросилась добрая сотня отъявленных головорезов, неизвестно откуда взявшихся сухопутных пиратов. Большинство же Разрушителей собрались на полоске травы между задворками Главной улицы и южными сторожевыми башнями, сбившись в кучу, как стадо овец, каковыми, собственно, они и были. Тед, не обращая внимания на кровоточащую руку, уже начал приводить их в чувство.

А тут и северный контингент нападавших появился из проулка, примыкающего к кинотеатру: одна безногая, черная женщина на трехколесном электромобиле. Управляла она им одной рукой, а второй твердо держала пистолет-пулемет «Койот», положив ствол на руль. Увидев груды тел на Главной улице, удовлетворенно кивнула.

Эдди вышел из кассы и обнял ее.

— Эй, сладенький, эй, — прошептала она, осыпая шею поцелуями, от которых по его телу пробегала дрожь. Появился Джейк, побледневший после стольких убийств, но держащийся молодцом, и она обхватила его за плечи и подтянула к себе. Ее взгляд упал на Роланда, стоящего на тротуаре позади тех троих, которых он «извлек» в Срединный мир. Револьвер смотрел в землю, покачиваясь у левого бедра, и знал ли он о страстном желании присоединиться к ним, написанном на его лице? Она в этом сомневалась, и всем сердцем потянулась к нему.

— Иди сюда, Гилеад. Это групповое объятие, а ты — часть группы.

На мгновение она подумала, что он не понимает приглашения, или делает вид, что не понимает. А потом подошел, предварительно сунув револьвер в кобуру и подхватив Ыша. Встал между Джейком и Эдди. Ыш запрыгнул на колени Сюзанны, так естественно, словно сидел там всегда. Стрелок одной рукой обхватил талию Эдди, другой — Джейка. Сюзанна приподнялась (ушастику-путанику заскреб когтями, чтобы удержаться на внезапно накренившихся бедрах), обняла Роланда за шею и звонко чмокнула в загорелый лоб. Джейк и Эдди рассмеялись. Роланд присоединился к ним, улыбаясь, как улыбаемся все мы, когда нам внезапно сообщают о чем-то очень приятном.

Я бы хотел, чтобы вы увидели их такими. Я бы хотел, чтобы таким вы увидели их очень хорошо. Вы увидите? Они сгрудились вокруг прогулочного трайка Сюзанны, обнявшись после одержанной ими победы. Я хочу, чтобы вы увидели их такими не потому, что они победили в великой битве (они знают, что не это главное, каждый из них), по другой причине: в последний раз они — ка-тет. Здесь история их дружбы заканчивается, над этой нереальной улице под этим искусственным солнцем; остальная часть истории будет короткой и жестокой в сравнении со всем тем, что вы уже прочитали. Потому что, когда разрушается ка-тет, конец всегда наступает быстро. Скажите, беда.

19.

Залитыми кровью, умирающими глазами Пимли Прентисс наблюдал, как более молодой из двух мужчин разорвал групповое объятье и направился к Финли из Тего. Молодой человек увидел, что Финли все еще жив, и опустился рядом с ним на колено. Женщина, теперь она слезла со своего моторизированного трайка, и мальчик, начали проверять остальные жертвы и добивать тех, кто еще дышал. Даже лежа с пулей в голове, Пимли понимал, что действия их, скорее, милосердие, чем жестокость. Пимли полагал, что покончив с этим, они позовут остальных своих сообщников и вместе с ними начнут методично осматривать сохранившиеся здания Алгул Сьенто в поисках спрятавшихся охранников и, естественно, перебьют всех, кого найдут. « Многих вы не найдете, — трусливые собаки, — подумал он. — Потому что две трети моих людей вы положили здесь «. А скольких атакующих убили ректор Пимли, начальник службы безопасности Финли и все их люди? Насколько знал Пимли, ни одного.

Но, возможно, вот тут он мог что-то сделать. Его правая рука начала медленное и болезненное продвижение к плечевой кобуре и лежащему в ней «Миротворцу».

Эдди, тем временем, приставил ствол гилеадского револьвера с рукояткой, отделанной сандаловым деревом, к виску Горностая. Его палец напрягся на спусковом крючке, когда он увидел, что Горностай, пусть раненый в грудь, истекающий кровью, умирающий, смотрит на него, полностью отдавая себе отчет, что сейчас должно произойти. Читалось во взгляде и кое-что еще, определенно не понравившееся Эдди. Он подумал, что это презрение. Поднял голову, увидел, что Сюзанна и Джейк проверяют тела, лежащие в восточной части зоны смерти, увидел Роланда, который стоял на дальнем тротуаре, что-то говорил Динки и Теду, перевязывая руку последнего. Два бывших Разрушителя слушали внимательно и, хотя на лицах обоих отражалось сомнение, оба кивали.

Эдди вновь посмотрел на умирающего тахина.

— Ты на конце тропы, друг мой. Как мне представляется, пуля пробила твой насос. Хочешь что-нибудь сказать, прежде чем ступишь в пустошь?

Финли кивнул.

— Так говори, приятель. Но только покороче, если хочешь выговориться до конца.

— Ты и тебе подобные — стая трусливых собак, прошептал Финли. Ему, похоже, действительно прострелили сердце, но он не желал сдаваться, пока оно продолжало биться. А уж потом собирался умереть и уйти в темноту. — Провонявших мочой трусливых собак, убивающих людей из засады. Вот что я хочу сказать.

Эдди невесело усмехнулся.

— А как насчет трусливых собак, которые используют детей, чтобы убить весь мир из засады, мой друг? Всю вселенную?

Горностай моргнул, словно не ожидал услышать такой ответ. Вообще не ожидал ответа.

— У меня был… приказ.

— Я в этом не сомневаюсь, — теперь кивнул Эдди. — И ты выполнял его до конца. Наслаждайся адом или Нааром, или как там он у вас называется, — он вновь приставил ствол револьвера к виску Финли и нажал на спусковой крючок. Горностай дернулся и застыл. Поморщившись, Эдди поднялся.

В этот момент уловил движение краем глаза, и, повернувшись, увидел, что человек, главный босс, приподнялся на локте. Его револьвер, «Миротворец» калибра 0,4 дюйма, из которого когда-то казнили насильника, смотрел на него. Эдди обладал отменными рефлексами, но среагировать времени ему не оставили. Раздался выстрел, ствол «Миротворца» полыхнул вспышкой, изо лба Эдди хлестанула кровь. Клок волос вырвало из затылка, в том месте, откуда вышла пуля. Он прижал руку к дыре, которая появилась над правым глазом, как человек, который вспомнил что-то очень важное, но, к сожалению, чуть позже, чем следовало.

Роланд развернулся на стоптанных каблуках, одновременно выхватывая из кобуры револьвер. Обернулись и Джейк с Сюзанной. Сюзанна увидела, что ее муж стоит, прижимая ладонь ко лбу.

— Эдди? Сладенький?

Пимли пытался вновь взвести курок, его верхняя губа растянулась от усилий, обнажив зубы в зверином оскале. Роланд прострелил ему горло, и ректор Алгул Сьенто повалился на левый бок, револьвер вылетел из его руки и, отскочив от земли, застыл рядом с телом его друга Горностая. Практически у ног Эдди.

— Эдди! — закричала Сюзанна, и на руках и коленях поспешила к нему. «Ранение не тяжелое, — говорила она себе. — Ранение не тяжелое. Господи, не допусти, чтобы моего мужа тяжело ранили…».

Потом она увидела кровь, бегущую из-под руки, льющуюся на землю, и поняла, что ранение тяжелое.

— Сюзи? — спросил Эдди. Ясно и отчетливо. — Сюзи, где ты? Я ничего не вижу.

Он сделал шаг, второй, третий… а потом упал лицом вниз, как и предчувствовал дед Джеффордс, ага, с того самого момента, когда впервые увидел его. Ибо молодой человек был стрелком, ты говоришь правильно, а стрелок может умереть только так и не иначе.

Глава 12. Тет распадается.

1.

В тот вечер Джейк Чеймберз сидел в одиночестве около таверны «Клевер» в дальнем конце Главной улицы Плизантвиля. Тела охранников увезли роботы-дворники, и хоть с этим проблем не было. Ыш уже час или около того лежал на коленях мальчика. Обычно с ним такого не бывало никогда, но он, похоже, понимал, что нужен Джейку. Несколько раз Джейк плакал, уткнувшись в лицом в мягкую шерсть ушастика-путаника.

Большую часть этого бесконечного дня мысли Джейка говорили на два голоса. Такое с ним уже случалось, но лишь многими годами раньше, когда он был совсем маленьким мальчиком и подозревал, что может страдать от какого-то странного, непонятного родителям нервного расстройства.

«Эдди умирает, — заявлял первый голос (тот самый, что раньше уверял: в стенном шкафу живут чудовища и скоро они вылезут оттуда, чтобы пожрать его живьем). — Он в комнате в Корбетт — Холл и Сюзанна с ним, и он говорит, не умолкая, но он умирает».

«Нет, — возражал ему второй голос (тот, который пытался доказать ему, без особой уверенности, что никаких чудовищ нет и в помине). — Нет, такого не может быть. Эдди не… Эдди! И потом, он — часть ка — тета. Он может умереть, когда мы доберемся до Темной Башни, мы все можем умереть, когда мы доберемся туда, но не здесь, это безумие».

«Эдди умирает, — повторял первый голос. Неумолимый. — У него дыра в голосе, достаточно большая, чтобы в нее пролез твой кулак, и он умирает».

На это второй голос мог лишь ответить, что такого просто не может быть, но возражения с каждым разом слабели.

Даже от осознания того, что они, скорее всего, спасли Луч (Шими в этом не сомневался, он ходил на притихшему кампусу Девар-тои, выкрикивая во всю мощь легких новости: «ЛУЧ ГОВОРИТ, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО! ЛУЧ ГОВОРИТ ВАМ СПАСИБО!»), настроение Джейка не улучшалось. Потеря Эдди была слишком дорогой ценой за спасение Луча. А распад ка-тета еще больше повышал эту цену. Всякий раз, когда Джейк думал об этом, у него начинало сосать под ложечкой, и он молился Богу, Гану, Человеку-Иисусу, каждому и всем сразу, прося сотворить чудо и спасти жизнь Эдди.

Он даже молился писателю.

«Спаси жизнь моего друга, и мы спасем твою, — молил он Стивена Кинга, человека, которого никогда не видел. — Спаси Эдди, и мы не позволим этому вэну наехать на тебя. Клянусь в этом».

Потом опять подумал о Сюзанне, выкрикивающей имя Эдди, старающейся перевернуть его, и Роланде, обнимающим ее со словами: « Ты не должна этого делать, Сюзанна, ты не должна тревожить его „. Вспомнил, как она боролась с ним, вспомнил ее безумное лицо, которое изменялась ежесекундно, в зависимости от того, какая личность обретала контроль над телом. „ Я должна ему помочь!“ рыдала она голосом Сюзанны, который Джейк знал, а потом кричала уже другим, более грубым: « Отпусти меня, махфах! Дай мне сделать над ним мах вуду, сделать мах хунган, он встанет и пойдет, ты увидишь! Отпусти!“ И Роланд все время держал ее, держал и покачивал, а Эдди лежал на мостовой, не мертвый, хотя было бы лучше, если б он умер (хотя смерть клала бы конец разговорам о чудесам, конец надежде), но Джейк видел, как покрытые пылью пальцы дергались, и слышал, как он что-то непрерывно бормочет, что-то несвязное, словно человек, который говорит во сне.

Потом подошел Тед, следом за ним Динки, за ними еще двое или трое Разрушителей. Тед опустился на колени рядом с кричащей, вырывающейся из рук Роланда женщиной и знаком указал Динки, чтобы он должен сделать то же самое, но с другой стороны. Тед взялся за одну ее руку, кивнул Динки, который взялся за вторую. И что-то вырвалось из них, что-то мощное и успокаивающее. Это что-то не предназначалось Джейку, нет, совсем не предназначалось, но он его все равно уловил и почувствовал, как замедляется бешеный бег сердца. Посмотрел на лицо Теда Бротигэна и увидел, что зрачки глаз пребывают в постоянном движении, сокращаются и расширяются, сокращаются и расширяются.

Крики Сюзанны стихли, превратились в стоны боли. Она посмотрела на Эдди, потом наклонила голову, слезы из ее глаз закапали на рубашку Эдди, оставляя темные пятна, как капли дождя. Именно в этот момент из одного из проулков появился Шими, радостно сообщая всем, кто мог его услышать: «ЛУЧ ГОВОРИТ ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО! ЛУЧ ГОВОРИТ ВОВРЕМЯ, ЛУЧ ГОВОРИТ СПАСИБО ВАМ И МЫ ДОЛЖНЫ ДАТЬ ЕМУ ЗАЛЕЧИТЬ СВОИ РАНЫ!» — он сильно хромал, но никто из них не подумал об этом, может, даже и не заметил). Динки что-то прошептал растущей толпе Разрушителей, глазеющих на умирающего стрелка, несколько человек подошли к Шими, что-то ему сказали, и он замолчал. В северной части Девар-тои по-прежнему гудели сирены, но пожарные машины, те, что приехали следом на «Командой „Браво“, справились с тремя самыми большими пожарами, в Дамли-Хауз, доме ректора и Феверел-Холл.

Потом Джейку вспомнились пальцы Теда, невероятно нежные, откидывающие волосы на затылке Эдди и обнажающие большую дыру, заполненную темным кровяным желе. В крови виднелись белые крупинки. Джейку хотелось верить, что эти крупинки — осколки кости. Все лучше, чем кусочки мозга Эдди.

При виде этой ужасной раны Сюзанна выпрямилась на коленях и опять начала кричать. Начала вырываться. Тед и Динки (он был белее мела) переглянулись, еще крепче сжали ее руки и вновь послали.

(Умиротворенность, расслабленность, спокойствие подожди успокойся не суетись угомонись).

Мысленное успокаивающее послание, как цветовую гамму, холодные синие тона с толикой серого, так и слова. Роланд, тем временем, продолжал держать ее за плечи.

— Можно что-нибудь для него сделать? — спросил Роланд Теда. — Хоть что-нибудь?

— Его можно перенести в более комфортабельное место, — ответил Тед. — Это нам по силам, — он обвел взглядом Девар-тои. — Разве вам не нужно довести дело до конца, Роланд?

Поначалу Роланд не понял, о чем речь. Потом посмотрел на тела убитых охранников, и сообразил, что к чему.

— Да, пожалуй. Джейк, сможешь мне помочь? Если оставшиеся найдут нового командира и перегруппируются… это нам ни к чему.

— Как насчет Сюзанны? — спросил Джейк.

— Сюзанна поможет нам доставить ее мужа в то место, где ему ничто не будет мешать, где он сможет спокойно умереть, — ответил ему Тед Бротигэн. — Не так ли, дорогая?

Она посмотрела на него, в глазах читалась не только пустота, но и осмысленность (даже мольба), и взгляд этот пронзил сердце Джейка, как острие сосульки.

— Он должен умереть? — спросила она Теда. Тед поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Да. Он должен умереть, а вы должны это пережить.

— Тогда вы должны кое-что сделать для меня, — и она коснулась щеки Теда своими пальцами. Джейку показалось, что они холодные. Холодные.

— Что, дорогая? Сделаю все, что смогу, — он обхватил ее пальцы.

(Умиротворенность, расслабленность, спокойствие подожди успокойся не суетись угомонись).

Своими.

— Прекратите делать то, что делаете, пока я не попрошу вас об обратном.

Он бросил на нее удивленный взгляд. Потом посмотрел на Динки, который лишь пожал плечами. Вновь повернулся к Сюзанне.

— Вы не должны использовать свой «светлый разум», чтобы красть мое горе, — объяснила ему Сюзанна, — ибо я хочу открыть рот и выпить его до дна. До последней капли.

Какие-то мгновения Тед стоял, уставившись в землю, хмурясь. Потом поднял голову и одарил Сюзанну самой ослепительной улыбкой, какую только доводилось видеть Джейку.

— Да, леди. Мы сделаем все, как вы скажете. Но, если мы вам понадобимся… когда мы вам понадобимся…

— Я вас позову, — и Сюзанна вновь наклонилась к продолжающему что-то бормотать мужчине, который лежал на мостовой.

2.

Когда Роланд и Джейк приблизились к проулку, чтобы вернуться в северную часть Девар-тои и, забыв на время скорбь о павшем друге, разобраться с теми, кто еще мог оказать сопротивление, Шими протянул руку и дернул Роланда за рукав.

— Луч говорит спасибо тебе, который был Уиллом Диаборном, — криками он сорвал голос и теперь едва слышно хрипел. — Луч говорит, что все будет хорошо. Он станет, как новенький. Лучше.

— Это здорово, — ответил Роланд, и Джейк не мог с ним не согласиться. Но особой радости не испытывал, теперь радоваться было нечему. Перед глазами Джейка стояла дыра, которую открыли нежные пальцы Бротигэна. Дыра, заполненная красным желе.

Роланд обнял Шими за плечи, прижал к себе, поцеловал. Шими улыбнулся, осчастливленный.

— Я пойду с тобой, Роланд. Ты возьмешь меня?

— Не в этот раз.

— Почему ты плачешь? — спросил Шими. Джейк увидел, как счастье уходит с его лица, уступая место тревоге. Тем временем Разрушители возвращались на Главную улицу, собирались маленькими группами. Во взглядах, которые они бросали на стрелков, Джейк видел испуг… любопытство… а в некоторых случаях открытую неприязнь. Почти что ненависть. Не просматривалось только благодарность, ни грана благодарности, и за это он ихненавидел.

— Мой друг ранен, — ответил Роланд. — Я грущу по нему, Шими. И по его жене, которая тоже моя подруга. Ты пойдешь к Теду и сэю Динки и попытаешься успокоить ее, если она скажет, что ей это нужно?

— Если ты хочешь, да! Для тебя я готов на все!

— Спасибо тебе, сын Стенли. И помоги, если они будут переносить моего друга в другое место.

— Твоего друга Эдди! Того, что лежит раненый!

— Да, его зовут Эдди, ты говоришь правильно. Ты поможешь Эдди?

— Ага!

— И вот что еще…

— Что? — спросил Шими, а потом вроде бы что-то вспомнил. — Да! Ты хочешь, чтобы я помог тебе отправиться далеко-далеко, тебе и твоим друзьям! Тед говорил мне. «Сделай дыру, — сказал он мне, — такую же, какую сделал для меня». Только они привели его обратно. Эти плохие парни. Тебя они обратно не приведут, потому что плохих парней больше нет. Лучу ничего не угрожает! — Шими рассмеялся, и смех этот как ножом резанул по скорбящему уху Джейка.

По уху Роланда, скорее всего, тоже, потому что улыбка его вышла натянутой.

— В свое время, Шими… хотя я думаю, что Сюзанна может остаться здесь и дождаться нашего возвращения.

«Если мы вернемся», — подумал Джейк.

— Но у меня есть для тебя еще одна работенка, если ты сможешь это сделать. Не помогать кому-то отправиться в другой мир, что что-то в этом роде. Я уже сказал об этом Теду и Динки, а они скажут тебе, как только Эдди устроят поудобнее. Ты их выслушаешь?

— Да! И помогу, если сумею! Роланд хлопнул его по плечу.

— Хорошо! — а потом Джейк и стрелок пошли в направление, которое могло считаться севером, чтобы покончить с начатым.

3.

За три последующие часа они обнаружили четырнадцать охранников, главным образом, челов. Роланд удивил Джейка (немного, но удивил), убив только двоих, тех, что принялись стрелять по ним, укрывшись за пожарной машиной, колесо которой провалилось в нишу над лестницей, ведущей в подвал. Остальных он обезоружил и помиловал, сказав каждому, что любой охранник Девар-тои, оставшийся на территории поселения после того, как прозвучит горн вечерней пересменки, будет убит на месте.

— Но куда же мы пойдем? — спросил тахин с белоснежной головой петуха и ярко-красным гребнем (Джейк подумал, что он похож на Фогхорна Легхорна note 77 , мультяшного персонажа).

Роланд покачал головой.

— Мне это без разницы, при условии, что вас не будет здесь, когда в следующий раз протрубит горн, понимаешь?

— Вы занимались той работой, что делают в аду, но теперь ад закрыт, и я приму все меры к тому, чтобы эти конкретные двери больше не открылись никогда.

— О чем ты? — спросил тахин-петух, чуть ли не застенчиво, но Роланд ничего объяснять не стал, только сказал тахину, чтобы тот передал его слова остальным охранникам.

Большинство оставшихся тахинов и кан-тои покинули Алгул Сьенто по двое и по трое, не споря, и каждые несколько минут нервно оглядываясь. Джейк полагал, что у них были основания бояться, потому что лицо его дина, погруженного в свои мысли, почернело от горя. Эдди Дин лежал на смертном одре, и Роланд из Гилеада не потерпел бы возражений.

— Что ты собираешься сделать с этим местом? — спросил Джейк после того, как протрубил послеполуденный горн. Они проходили мимо обгоревшего остова Димли-Хауз (вокруг него роботы-пожарные через каждые двадцать футов поставили таблички с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ПОЖАРНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ ВЕДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ»), направляясь к Эдди.

Роланд покачал головой, не отвечая на вопрос.

На Молле Джейк заметил шесть Разрушителей, стоявших кружком, взявшись за руки. Они напоминали участников спиритического сеанса. Он узнал Шими, Теда, Дани Ростову. Компанию им составляли молодая женщина, еще одна, постарше и полный, похожий на банкира, мужчина. И чуть дальше, в ряд, с ногами, торчащими из-под одеял, лежали почти пятьдесят охранников, убитых во время утреннего боя.

— Ты знаешь, что они делают? — спросил Джейк, говоря про Разрушителей. Остальные-то были мертвыми и ничего больше делать не могли.

Роланд бросил короткий взгляд на стоящих кружком разрушителей.

— Да.

— Что?

— Не сейчас, — ответил Роланд. — Сейчас мы должны отдать последний долг Эдди. И для этого нам нужно быть максимально спокойными, то есть освободить свой разум от всех забот и тревог.

4.

И теперь, сидя с Ышем около пустующей таверне «Клевер» с ее светящимися неоном марками пива и молчащим музыкальным автоматом, Джейк в полной мере понимал правоту Роланда. Он был очень признателен стрелку, когда тот, сорок пять минут спустя, увидев рвущую душу печаль Джейка, отпустил его из комнаты, где медленно умирал Эдди, по каплям, в отчаянной борьбе, отдавая свою жизнь.

На носилках, которые раздобыл Тед Бротигэн, молодого стрелка перенесли в Корбетт-Холл, где и положили в просторной спальне апартаментов проктора note 78 на первом этаже. Носильщики остались во дворе общежития и по мере того, как день клонился к вечеру, к ним присоединились остальные Разрушители. Когда появились Роланд и Джейк, пухлая рыжеволосая женщина заступила стрелку дорогу.

«Леди, я бы этого не делал, — подумал Джейк. — Во всяком случае, сегодня».

Несмотря на суету, в которой прошел этот день, женщина, которая напомнила Джейку пожизненного председателя садоводческого клуба матери, нашла время, чтобы сильно накраситься: пудра, румяна, помада, такая же ярко-красная, как борта пожарных машин Девар-тои. Она представилась, как Грейс Рамблоу (из Олдершота, графство Гэмпшир, Англия) и пожелала узнать, что их ждет: куда они пойдут, что будут делать, кто о них позаботится. Те же вопросы задавал и тахин-петух, пусть и другими словами.

— Потому что о нас заботились, — подчеркнула Грейс Рамблоу, с нажимом на последнее слово, — и у нас нет возможности, во всяком случае, на какое-то время, заботиться о себе самим.

В толпе Разрушителей раздались крики одобрения. Роланд смерил женщину взглядом, и ее негодование сразу куда-то подевалось.

— Уйди с дороги, — процедил стрелок, — а не то я тебя оттолкну.

Она побледнела под толстым слоем пудры и подчинилась, более не произнеся ни слова. Ропот неодобрения поднялся, лишь когда Роланд и Джейк вошли в Корбетт-Холл и скрылись из виду: Разрушители более могли не бояться, что тяжелый взгляд синих глаз стрелка остановится на ком-то из них. Чем-то они напомнили Джейку некоторых из учеников школы Пайпера, где он когда-то учился, кретинов, которые могли кричать: «Хер в жопу « или «А может дать тебе отсосать «, но только когда учитель выходил из класса.

Коридор первого этажа Корбетт-Холла ярко освещался флуоресцентными лампами. Сильно пахло дымом, поскольку сгоревшие Дамли-Хауз и Феверел-Холл находились поблизости. Динки Эрншоу сидел на складном стуле справа от двери с табличкой «АПАРТАМЕНТЫ ПРОКТОРА», курил сигарету. Вскинув голову, посмотрел на приближающихся Роланда и Джейка. Ыш, как обычно, семенил рядом с Джейком.

— Как он? — спросил Роланд.

— Умирает, — ответил Динки и пожал плечами.

— А Сюзанна?

— Держится. Когда он уйдет… — Динки вновь пожал плечами, как бы говоря, что не знает, как тогда поведет себя Сюзанна, и ждать можно, чего угодно. Роланд тихонько постучал в дверь.

— Кто там? — послышался приглушенный голос Сюзанны.

— Роланд и Джейк, — ответил стрелок. — Ты нас впустишь?

Джейк решил, что пауза между вопросом и ответом очень уж затянулась. Роланда, однако, пауза эта не удивила. Динки, кстати, тоже.

— Заходите, — наконец, ответила Сюзанна. Они вошли.

5.

Сидя с Ышем в успокаивающей темноте, ожидая зова Роланда, Джейк вспоминал открывшееся его глазам в полутемной комнате. Это, и сорок пять минут, которые он провел там, прежде чем Роланд понял, в каком он состоянии, и разрешил ему уйти, сказав, что позовет, когда придет «время».

После того, как его «извлекли» в Срединный мир, Джейк часто видел смерть, непосредственно сталкивался с ней, даже испытал на себе, хотя вот это помнил смутно. Но сейчас умирал член ка-тета, и то, что происходило в спальне апартаментов проктора, казалось совершенно бессмысленным. И бесконечным. Джейк всем сердцем хотел остаться за дверью, рядом с Динки. Не хотел запомнить таким своего остроумного, иногда вспыльчивого друга.

Прежде всего, Эдди (Сюзанна держала его за руку), лежа на постели проктора, выглядел не просто хрупким, но старым и (Джейк ненавидел себя за такие мысли) глупым. А может, следовало сказать, что он вдруг превратился в старика-маразматика. В углах рот запал, образовав глубокие ямки. Сюзанна омыла ему лицо, но из-за щетины на щеках и подбородке оно все равно казалось грязным. Под глазами появились большие лиловые мешки, словно этот мерзавец Прентисс избил его, прежде чем застрелить. Под опущенными веками глаза непрерывно двигались, словно Эдди что-то снилось.

И он говорил. С его языка непрерывным потоком срывались слова. Какие-то фразы Джейку удавалось разобрать, другие — нет. В некоторых был хоть какой-то смысл, но большинство были полной галиматьей, ки'кам, как сказал бы его друг Бенни. Время от времени Сюзанна смачивала тряпку в тазике, что я стоял на столе у кровати, выжимала ее и протирала лоб и пересохшие губы мужа. Однажды Роланд поднялся, взял тазик вылил из него воду в ванной, наполнил вновь, принес к кровати. Она поблагодарила его ровным, доброжелательным, лишенным всяких эмоций голосом. Чуть позже воду поменял Джейк, и она поблагодарила его теми же словами и тем же тоном. Словно и не знала, что рядом с ней сидят именно они.

«Мы идем туда ради нее, — сказал Роланд Джейку. — Потому что потом она вспомнит, кто был рядом, и будет нам благодарна».

Но будет ли? Джейк задумался над этим, в темноте, окружавшей таверну «Клевер». Будет ли она благодарна? Именно из-за Роланда Эдди Дин лежал сейчас на смертном одре в свои двадцать пять или двадцать шесть лет, не так ли? Но, с другой стороны, если бы не Роланд, она никогда бы не встретила Эдди. Нет, все слишком сложно и запутано. Как идея о множественности миров, с Нью-Йорком в каждом из них, от которой у Джейка сразу начинала болеть голова.

На смертном одре Эдди спрашивал своего брата Генри, почему тот всегда забывает погасить свет, выходя из сортира.

Он спрашивал Джека Андолини, кто сделал его таким уродом.

Он кричал: «Посмотри, Роланд, это Джордж Большой Нос, он вернулся!».

И: «Сюзи, если ты расскажешь ему историю о Дороти и Железном Дровосеке, я расскажу все остальное».

И, отчего сердце Джейка холодело: «Я не стреляю рукой; тот, кто целится рукой, забыл лицо своего отца».

После этой фразы Роланд в полумраке (окна затянули портьерами) взял Эдди за руку и сжал ее: «Да, Эдди, ты говоришь правильно. Ты откроешь глаза и увидишь мое лицо, дорогой?».

Но Эдди не открыл глаза. Вместо этого, и сердце Джейка похолодело еще сильнее, молодой мужчина, с бесполезной повязкой на голове, зашептал: «Все умолкает в чертогах мертвых. Вот комнаты руин, где паутину плетут пауки и светочи гаснут один за другим».

После этого какое-то время Эдди лишь что-то невнятно бормотал, Джейк, во всяком случае, не мог разобрать ни слова. Он сменил воду в тазике, а когда вернулся к кровати, Роланд, увидев его мертвенно-бледное лицо, сказал, что он может идти.

— Но…

— Иди, иди, сладенький, — поддержала стрелка Сюзанна. — Только будь осторожен. Кто-то из них мог остаться, чтобы отомстить.

— Но как я…

— Я тебя позову, — пообещал Роланд и прикоснулся к виску оставшимися пальцами правой руки. — Ты меня услышишь.

Джейку хотелось поцеловать Эдди перед уходом, но он побоялся. Не потому, что смерть могла передаваться, как простуда, он знал, что это не так, но боялся, что прикосновения его губ будет достаточно, чтобы отправить Эдди на пустошь в конце тропы.

И тогда Сюзанна могла обвинить его в смерти мужа.

6.

В коридоре Динки спросил его, как Эдди.

— Очень плох, — ответил Джейк. — У тебя есть сигарета?

Динки изогнул бровь, но сигарету Джейку дал. Мальчик постучал ею по ногтю большого пальца, как делал стрелок с самокрутками, прикурил от зажигалки, предложенной Динки, глубоко затянулся. Дым по-прежнему жег горло, но не так сильно, как в первый раз. Голова только чуть закружилась, и он не закашлялся. « Скоро стану курильщиком, — подумал он. — Если удастся вернуться в Нью-Йорк, может смогу поступить на работу в телевещательную корпорацию, в отдел отца. Я уже наловчился устранять конкурентов «.

Он поднял сигарету на уровень глаз, маленькую белую ракету с дымком, идущим из носовой, а не задней части. Прочитал слово «CAMEL», написанное у самого фильтра.

— Я говорил себе, что никогда не буду курить, — признался он Динки. — Никогда в жизни. И вот стою с сигаретой в руке, — он рассмеялся. Горько и невесело, взрослым смехом, от которого по его телу пробежала дрожь.

— Прежде чем попасть сюда, я работал на одного парня, ответил Динки. — Его звали мистер Шарптон. Так он говорил, что никогда — то самое слово, которое слушает Бог, если хочет посмеяться.

Джейк не ответил. Думал о том, как Эдди говорил о чертогах мертвых, о палатах, в руинах лежащих. Джейк проследовал за Миа в такую палату, когда-то давно и во сне. Теперь Миа мертва. И Каллагэн мертв. И Эдди умирает. Он подумал о телах, лежащих под одеялами, пока гром в отдалении перекатывал кости. Подумал о мужчине, потовый покатился влево после того, как его прикончила пуля Роланда. Попытался вспомнить праздничную вечеринку, которую устроили в их честь в Калья Брин Стерджис, с музыкой, танцами, цветными факелами, но на память пришла смерть Бенни Слайтмана, еще одного друга. В этот вечер в мире, похоже, не было ничего, кроме смерти.

Он сам умер и вернулся: вернулся к Срединный мир и к Роланду. Всю вторую половину дня он пытался убедить себя, что такое же может произойти и с Эдди, но каким-то образом знал, что не произойдет. Участие Джейка в этой истории еще продолжалось. Эдди — закончилось. Джейк мог бы отдать двадцать лет своей жизни… тридцать! — чтобы не верить в это, но верил. Должно быть, он все-таки обладал даром ясновидения.

«Комнаты руин, где паутину плетут пауки и светочи гаснут один за другим».

Джейк знал одного паука. Малой Миа наблюдал за сражением? Получал удовольствие? Может, даже кричал, подбадривая одну или другую команду, как гребаный болельщик «Янки» из сектора с самыми дешевыми местами?

«Он и сейчас наблюдает. Знаю, что наблюдает. Я его чувствую».

— Малыш, ты в порядке? — спросил Динки.

— Нет, — ответил Джейк, — не в порядке.

И Динки кивнул, словно получил вразумительный ответ. «Может, такой он и ожидал, — подумал Джейк. — Он же, в конце концов, телепат».

И словно в подтверждение его мыслей Динки спросил, кто такой Мордред.

— Тебе не захочется это узнать. Поверь мне, — он затушил наполовину выкуренную сигарету («Твой рак легких именно здесь, в последней четверти дюйма», — любил говорить его отец, указывая на одну из своих сигарет без фильтра, тем же тоном, что и диктор телевизионного магазина) и покинул Корбетт-Холл. Воспользовался черным ходом, чтобы избежать встречи с толпой встревоженных, не знающих, как жить дальше, Разрушителей, и ему это удалось. И теперь находился в Плизантвиле, сидел на тротуаре, как один из бездомных, которых он видел в Нью-Йорке, ожидая, когда его позовут. Ожидая конца.

Он подумал о том, чтобы зайти в таверну, может, налить себе пива (если уж он был достаточно взрослым, чтобы курить и убивать людей из засады, то, понятное дело, мог позволить себе и выпить пива) или хотя бы посмотреть, будет ли играть музыкальный автомат без брошенных в него монет. Он мог поспорить, что Алгул Сьенто был тем местом, каким, по твердому убеждению отца, должна была стать Америка, обществом, забывшим, что такое наличные деньги, так что старенький «Сиберг» наверняка отрегулировали таким образом, чтобы музыка включалась лишь от нажатия кнопок. И он мог поспорить, что взглянув на полоску с названием песни рядом с кнопкой 19, увидел бы «Кто-то сегодня спас мне жизнь» в исполнении Элтона Джона.

Он вскочил, как только его позвали. Не только он услышал зов. Ыш печально тявкнул. Роланд словно возник рядом с ними.

«Ко мне, Джейк, и поторопись. Он уходит».

7.

Джейк поспешил в один из проулков, обогнул все еще дымящийся дом директора Девар-тои (Тасса, слуга, который проигнорировал приказ Роланда или не имел о нем ни малейшего понятия, молчаливо сидел на крыльце в килте note 79 и футболке, закрыв лицо руками) и побежал через Молл, бросив короткий взгляд на лежащие рядком тела. Участники спиритического сеанса, что стояли кружком на траве, давно разошлись.

«Я не буду плакать, — мрачно пообещал он себе. — Если я достаточно взрослый для того, чтобы курить и думать, а не налить ли себе пива, то смогу контролировать мои бестолковые глаза. Я не буду плакать».

Зная почти наверняка, что будет.

8.

Шими и Тед присоединились к Динки у двери апартаментов проктора. Динки уступил стул Шими. Тед выглядел усталым, но Шими, решил Джейк, был просто никакой: глаза вновь налились кровью, кровь корочкой запеклась под носом и одним ухом, щеки посерели. Он снял один из шлепанцев и массировал ногу, словно она у него болела. Однако, чувствовалось, что он счастлив. Вне себя от восторга.

— Луч говорит, что сможет оправиться, юный Джейк, — сообщил мальчику Шими. — Луч говорит, еще не поздно. Луч говорит, спасибо вам.

— Это хорошо, — Джейк потянулся к ручке. Он едва слышал Шими, сосредоточившись (не плачь и не тем самым не усугубляй ее горе) на том, чтобы взять под контроль свои эмоции с того самого момента, как он переступит порог. Но потом Шими продолжил, и вот эти слова заставили Джейка забыть про возможные слезы.

— Еще не поздно и для Реального мира. Мы знаем. Мы заглянули туда. Видели движущийся знак. Не так ли, Тед?

— Действительно, заглянули, — Тед, как обычно, держал в руке банку с «Нозз-А-Ла». Теперь поднес ко рту, глотнул. — Когда будешь там, Джейк, скажи Роланду, если вас интересует 19 июня девяносто девятого года, то пока все нормально. Но временной запас невелик и постоянно тает.

— Я ему скажу, — пообещал Джейк.

— И напомни ему, что время здесь иногда соскальзывает. Как прокручивается старая коробка передач. И это будет продолжаться, несмотря на то, что Луч пойдет на поправку. А как только 19-ое уйдет…

— Больше оно не повторится, — закончил фразу Джейк. — Во всяком случае, там. Мы знаем, — он открыл дверь и проскользнул в темноту апартаментов проктора.

9.

Единственный круг желтого света, на столике у кровати горела настольная лампа, падал на лицо Эдди Дина. Свет этот отбрасывал тень носа на левую щеку, а закрытые глаза превращал в темные глазницы. Сюзанна на коленях стояла у кровати, держала руки Эдди в своих, не отрывала от него глаз. Ее тень дотягивалась до стены и частично ложилась на нее. Долгий монолог-бормотание умирающего прекратился, регулярность дыхания осталась в прошлом. Теперь он делал долгий вдох, надолго задерживал воздух в груди, после чего он с хрипами и свистом выходил наружу. Грудь его застывала так надолго, что Сюзанна всматривалась в лицо Эдди, а ее глаза тревожно блестели, пока не следовал очередной вдох.

Джейк сел на кровать рядом с Роландом, посмотрел на Эдди, на Сюзанну, потом перевел взгляд на лицо стрелка. В глубоком сумраке не увидел на нем ничего, кроме усталости.

— Тед просит передать, что на американской стороне скоро пойдет 19-ое июня. А также напоминает, что время может и соскользнуть.

Роланд кивнул.

— И однако, думаю, мы подождем, пока все закончится. Много времени это не займет, и это наш долг перед ним.

— Сколько еще это продлится? — прошептал Джейк.

— Не знаю. Я думал, он уйдет до того, как ты успеешь добраться сюда, даже бегом…

— Я и побежал, как только вышел на траву…

— …Но, как сам видишь…

— Он борется изо всех сил, — сказала Сюзанна, и у Джейка защемило сердце: ничем другим гордиться она уже не могла. — Мой муж борется изо всех сил. Может, он еще что-то скажет.

10.

И он сказал. Через пять бесконечных минут, которые Джейк провел в спальне, глаза Эдди открылись.

— Сю… — начал он. — Сю… зи…

Она наклонилась ближе, по-прежнему держа его руки, улыбнулась его лицу, не видя ничего вокруг. И с усилием, Джейк не мог поверить, что такое возможно, Эдди освободил одну руку, поднял, ухватился за ее кудряшки. Если вес руки и тянул волосы вниз, вызывая боль, она не подала вида. На губах расцвела радостная, приглашающая, даже чувственная улыбка.

— Эдди! С возвращением!

— Не обманывай… обманщика, — прошептал он. — Я ухожу, любимая, не прихожу.

— Это же чистая глу…

— Замолчи, — прошептал он, и она замолчала. Рука, вцепившаяся в волосы, тянула ее вниз. Она с готовностью наклонилась, поцеловала его еще живые губы. — Я… буду… ждать тебя, — каждое слово давалось ему с огромным трудом.

Джейк увидел капли пота, выступившие на его коже, последнее послание умирающего тела миру живых, и только тут сердце мальчика наконец-то поняло то, что его голова знала уже не один час. Он заплакал. Эти слезы жгли и очищали. Когда Роланд взял его за руку, мальчик яростно сжал пальцы стрелка. Он не только грустил, но и боялся. Случившееся с Эдди могло произойти с любым. Могло произойти с ним.

— Да, Эдди. Я знаю, что подождешь.

— На… — последовал очередной долгий вдох. Его глаза сверкали, как драгоценные камни. — На пустоши, — еще вдох. Рука не отпускала волосы. Свет лампы держал их обоих в мистическом желтом круге. — Той, что на конце тропы.

— Да, дорогой, — голос ее звучал спокойно, но слеза упала на щеку Эдди и медленно поползла вниз. — Я слышу тебя очень хорошо. Подожди меня, я тебя найду, и дальше мы пойдем вместе. Там я смогу ходить, на своих ногах.

Эдди ей улыбнулся, потом перевел взгляд на Джейка.

— Джейк… ко мне.

«Нет, — запаниковав, подумал Джейк, — нет, я не могу, не могу».

Но он уже наклонялся к кровати, в запах смерти. Уже видел тоненькую полоску грязи, на лбу Эдди, у самых волос, которая превращалась в пасту по мере того, как на коже выступали все новые и новые крохотные капельки пота.

— Подожди меня тоже, — губы Джейка онемели. — Хорошо, Эдди? Дальше мы пойдем вместе. Снова станем ка-тетом, как и прежде, — он попытался улыбнуться, но не смог. Слишком сильно болело сердце, какие уж тут улыбки. Он даже задался вопросом, а не разорвется ли оно, как иногда разрываются камни, брошенные в сильный огонь. Об этом ему рассказал его друг, Бенни Слайтман. Смерть Бенни была ужасна, но эта — в тысячу раз хуже. В миллион.

Эдди покачал головой.

— Нет… слишком быстро, дружище, — он опять вдохнул, поморщился, словно воздух дурно пах. Вновь зашептал, не от слабости, как потом подумал Джейк, потому что сказанное предназначалось только для его ушей. — Остерегайся… Мордреда. Остерегайся… Дандело.

— Данде…?

— Дандело, — глаза широко раскрылись. От огромных усилий. — Оберегай… своего… дина… от Мордреда. От Дандело. Ты… Ыш. Ваша работа, — его взгляд на мгновение сместился к Роланду, вернулся к Джейку. — Ш-ш-ш, — а потом. — Оберегай…

— Я… буду. Буду.

Эдди чуть кивнул и посмотрел на Роланда. Джейк подался назад, а стрелок наклонился, чтобы услышать последнее напутствие Эдди.

11.

Никогда, никогда раньше Роланд не видел таких ярких глаз, даже на Иерихонском холме, где Катберт, смеясь, прощался с ним.

Эдди улыбнулся.

— Мы… хорошо провели время.

Роланд кивнул.

— Ты… ты… — закончить Эдди не смог. Поднял руку, чуть заметно крутанул пальцами.

— Я танцевал, — кивнул Роланд. — Танцевал каммалу.

«Да», — беззвучно произнес Эдди, опять долго, с хрипами, вдохнул. В последний раз.

— Благодарю тебя за мой второй шанс. Спасибо тебе… отец.

На том жизнь Эдди оборвалась. Его глаза по-прежнему смотрели на них, смотрели осмысленно, но воздух более не вошел в легкие, на смену тому, что вышел с его последним словом: «Отец». Свет лампы превращал волосы на его голых руках в золото. Вдалеке погромыхивало. Потом глаза Эдди закрылись, голова привалилась щекой к подушке. Его работа закончилась. Он покинул тропу, ступил на пустошь. Они сидели вокруг него кружком, но более не ка-тет.

12.

Тридцатью минутами позже Роланд, Джейк, Тед, Динки и Шими сидели на скамье в центре Молла. Дани Ростова и мужчина, выглядевший, как банкир, стояли неподалеку. Сюзанна осталась в спальне проктора, омывая тело мужа перед погребением. Они слышали ее голос. Она пела. Те самые песни, которые пел Эдди, пока они шли по тропе. Одна называлась «Рожденный бежать» note 80, другая — «Песня риса», из Калья Брин Стерджис.

— Мы должны отправлять в путь, и немедленно, говорил Роланд. Рукой он потирал и потирал бедро. Чуть раньше Джейк увидел, как стрелок достал бутылочку с таблетками аспирина (где он ее взял, знал, должно быть, только Господь Бог) и проглотил, не запивая, три таблетки. — Шими, ты можешь отправить нас?

Шими кивнул. Он дохромал до скамьи, опираясь на руку Динки, но до сих пор никто не удосужился взглянуть на его рану. Хромота казалась пустяком в сравнении с их остальными проблемами. И если бы Шими Руис умер в ту ночь, все бы решили, что причина его смерти — создание двери между Тандерклепом и Америкой. Напряжение, вызванное еще одной телепортацией, могло оказаться для него фатальным… что в сравнении с этим рана на стопе?

— Я попробую, — ответил он. — Я попробую и буду стараться изо всех сил.

— Те, кто помогал нам заглянуть в Нью-Йорк, помогут и в этом, — вставил Тед.

Именно Тед придумал, как определить время на американской стороне в Ключевом мире. Он, Динки, Фред Уортингтон (мужчина с внешностью банкира) и Дани Ростова бывали в Нью-Йорке и могли представить себе Таймс-сквер: яркие огни, толпы людей, афиши кинофильмов… и, что самое важное, гигантскую бегущую строку, сообщающую последние новости. Пока дыра между мирами оставалось открытой, они узнали о то, что эксперты ООН обследуют предполагаемые места массовых захоронений в Косово, вице-президент Гор провел день в Нью-Йорке в рамках предвыборной кампании, а Роджер Клементс вывел из игры тринадцать «Техасских рейнджеров», но «Янки» все равно проиграли.

С помощью остальных Шими мог бы держать дыру открытой и дольше (остальные с изумлением смотрели на яркие огни Нью-Йорка, уже не разрушая, а открывая, наблюдая), но необходимости в этом не было. За бейсбольными новостями по строке побежали огромные, в этаж высокой желто-зеленые буквы и цифры, сложившиеся в дату и время: «18 ИЮНЯ 1999 Г. 9:19 ПОПОЛУДНИ».

Джейк уже открыл рот, чтобы спросить, откуда уверенность, что они попали в Ключевой мир, в котором Стивену Кингу осталось жить один день, но тут же закрыл его. Ответ — во времени, глупенький, такой же ответ, как и всегда: цифры, составляющие 9:19, в сумме равнялись девятнадцати.

13.

— Как давно вы все это видели? — спросил Роланд. Динки прикинул.

— Как минимум, прошло часов пять. Если судить по тому, когда прозвучал горн и погасло солнце.

«Следовательно, на той стороне сейчас половина третьего утра, — подсчитал Джейк. Загибая по пальцу на каждый час. Думалось с трудом, мысли об Эдди затрудняли даже самый простой математический подсчет, однако, он понял, что сможет заставить голову работать, если очень захочет. — Только нельзя полагаться на то, что там прошли те же пять часов, потому что на американской стороне время течет быстрее. Такое положение теперь может измениться, после того, как Разрушители перестали разрушать Луч, но, скорее всего, позже. А пока время там по — прежнему течет быстрее».

А ведь оно может и соскользнуть.

В эту минуту Стивен Кинг может сидеть за пишущей машинкой в своем кабинете утром 19 июня, здоровый и невредимый, а в следующую… бах! Вечером лежать в ближайшем похоронном бюро, потому что восемь или двенадцать часов пронеслись мгновенно, в окружении ближайших родственников, сидящих в своем круге света и пытающихся решить, какими должны быть похороны, исходя из того, что в завещании об этом ничего не сказано; может, даже стараясь решить, где его хоронить. А Темная Башня? Кинговская версия Темной Башни? Или версия Гана, или версия Прима? Все они будут потеряны навсегда. И что это звуки вы слышите? Должно быть, Алый Король смеется, смеется, и смеется в глубинах Дискордии. А может, и Мордред, Паук-Мальчик, смеется вместе с ним.

Впервые после смерти Эдди, что-то еще, помимо горя, вышло на передний план в голове Джейка. Что-то, напоминающее тиканье, которое слышалось из снитчей, когда Роланд и Эдди программировали их. До того, как снитчи перекочевали в корзинку Хайлиса, который и отправился с ними в Алгул Сьенто. То был звук времени, и время не числилось среди их друзей.

— Он прав, — кивнул Джейк. — Мы должны отправиться туда, пока есть возможность хоть что-то сделать.

— А Сюзанна… — начал Тед.

— Нет, — оборвал его Роланд. — Сюзанна останется здесь, и вы поможете ей похоронить Эдди. Вы согласны?

— Да, — ответил Тед. — Разумеется, если вам так угодно.

— Если мы не вернемся… — Роланд что-то подсчитал в уме, закрыв один глаз, вторым уставившись в темноту. — Если мы не вернемся к этому времени через одну ночь, считайте, что мы вернулись в Крайний мир через Федик.

«Да, считайте, что мы уже в Федике, — подумал Джейк. — Естественно. Потому что, какой смысл выдвигать другую, более логичную версию, скажем, предполагать, что мы погибли или затерялись между мирами, в вечной черноте Прыжка, тодэшной тьме, как ни назови?».

— Вы знаете Федик? — спрашивал Роланд.

— К югу от Алгул Сьенто, не так ли? — ответил вопросом Уортингтон. Он уже подошел к скамье вместе с Дани, девочкой-подростком. — Хотя, где тут юг? Трампас и некоторые другие кан-тои говорили, что там обитают призраки.

— Призраков там хватает, это точно, — Роланд помрачнел. — Вы сможете посадить Сюзанну на поезд в том случае, если мы вернемся сюда? Я знаю, некоторые поезда еще должны ходить, они используются для перевозки…

— Зеленых плащей? — договорил за него Динки. — Или Волков, как вы о них думаете. Все поезда линии Д на ходу. Они — автоматы.

— Это моно? Они говорящие? — спросил он. Думал он о Блейне.

Динки и Тед с сомнением переглянулись, потом Динки повернулся к Джейку и пожал плечами.

— Откуда нам знать? Мне об этих поездах ничего не известно. Думаю, остальным Разрушителям тоже. Полагаю, некоторые из охранников что-то и знал. Или тот парень, -он указал на Тассу, который по-прежнему сидел на крыльце Шэпли-Хауз, закрыв лицо руками.

— В любом случае, мы скажем Сюзанне, что осторожность не помешает, — прошептал Роланд Джейку. Мальчик кивнул. Он полагал, что ничего другого они сделать не могут, но у него возник еще один вопрос. Он бы хотел задать этот вопрос Теду или Динки, но при условии, что Роланд не сможет его услышать. Ему не нравилось, что им придется оставить Сюзанну одну, все его существо противилось этой идеи, но он знал, что она не покинет Эдди, не похоронив его. Знал это и Роланд. Они могли заставить ее отправиться вместе с ними в Америку, связав и сунув в рот кляп, но кому такое пошло бы на пользу?

— Возможно, некоторые Разрушители захотят проехаться на поезде на юг вместе с Сюзанной, — заметил Тед.

Дани кивнула.

— Нас не очень-то здесь жалуют за то, что мы помогали вам. Больше всех, конечно, достается Теду и Динки, но полчаса тому назад в меня плюнули, когда я вернулась в свою комнату за этим, — она показала потрепанного, но, несомненно, горячо любимого плюшевого медвежонка. — Не думаю, что они на что-то решаться, пока вы здесь, но, после того, как вы уйдете… — она пожала плечами.

— Слушай, я тебя не понимаю, — воскликнул Джейк. — Они же свободны.

— Свободны делать что? — спросил Динки. — Подумай об этом. На американской стороне большинство из них были изгоями. Пятым колесом в телеге. Здесь же к нам относились как к ОВП, мы получали все самое лучшее. А теперь это в прошлом. Если взглянуть на ситуацию с этих позиций, трудно, знаешь ли, понять, что так надо.

— Пожалуй, — согласился Джейк. И решил, что не хочет смотреть на ситуацию с позиции Разрушителей.

— Они потеряли и кое-что еще, — добавил Тед. — У Рэя Брэдбери есть роман «451 градус по Фаренгейту». «Жечь было наслаждением» — первая фраза романа. Так вот, разрушать тоже было наслаждением.

Динки кивал. Как и Уортингтон, и Дани Ростова. Даже Шими, и тот кивал.

14.

Эдди лежал во все том же круге света, но теперь лицо его стало чистым, а простыня укрывала его только до пояса. Сюзанна одела его в чистую белую рубашку, которую сумела где-то найти (Джейк предполагал, что в стенном шкафу проктора), раздобыла и бритву, потому что от щетины на щеках и подбородке Эдди не осталось и следа. Джейк попытался представить себе, как она сидит и бреет лицо мужа, и поет при этом «каммала-кам-кам», но поначалу не смог. А потом, внезапно, образ этот возник перед ним, ясный и четкий, и Джейку пришлось собрать волю в кулак, чтобы не расплакатьсяю.

Сюзанна спокойно выслушала все, что сказал ей Роланд, сидя на кровати, положив руки на колени, опустив глаза.

Стрелку она казалась застенчивой девой, которой предлагают выйти замуж.

Когда он закончил, она не произнесла ни слова.

— Ты все поняла, Сюзанна?

— Да, — ответила она, не поднимая головы. — Я похороню моего мужа, Тед и Динки помогут мне, если только смогут удержать своих друзей… — сарказм, прозвучавший в ее последнем слове порадовал Роланда, указывал на то, что она таки его слушала, — …не дадут им забрать у меня его тело и подвесить на суку старой яблони.

— А потом?

— Или вы сможете вернуться сюда и тогда мы вместе поедем в Федик, или Тед и Динки посадят меня на поезд и я доберусь туда сама.

Джейк не просто ненавидел холодную отстраненность ее голоса, она его ужасала.

— Ты знаешь, почему мы должны вернуться на ту сторону, не так ли? — озабоченно спросил он. — Знаешь, не так ли?

— Чтобы спасти писателя, пока еще есть время, — она подняла одну из рук Эдди, и Джейк с изумлением отметил, какие чистые у него ногти. «Как она вычистила из-под них грязь?» — задался он вопросом. Или у проктора нашлось маленькое приспособление для чистки ногтей, вроде того, что отец носил в кармане на цепочке для ключей? — Шими говорит, что мы спасли Луч Медведя и Черепахи. Мы думаем, что спасли розу. Но у нас есть, как минимум, еще одна работенка. Спасти писателя. Ленивого писателя, вот тут она подняла голову, ее глаза сверкнули. Джейк вдруг подумал, может, и к лучшему, что Сюзанны не будет с ними, когда… если… они встретят сэя Стивена Кинга.

— Вам лучше его спасти, — вот тут и Роланд, и Джейк уловили в ее голосе интонации Детты. После того, что сегодня произошло, вам бы лучшеего спасти. И на этот раз, Роланд, ты скажешь ему, что он должен продолжать писать. Не думая о том, что разверзнется ад, начнется потоп, у него обнаружат рак или гангрену члена. И путь не волнуется из-за Пулитцеровской премии. Ты должен сказать ему, что должен дописать до конца свою гребаную историю.

— Я передам ему твои пожелания, — ответил Роланд. Сюзанна кивнула.

— Ты придешь к нам после того, как закончишь эту работу, — к концу предложения Роланд чуть возвысил голос, чуть ли не превратив его в вопрос. — А потом мы вместе закончим последнюю работу, не так ли?

— Да, — ответила она. — Не потому, что я хочу… запал был, да весь вышел… но потому что он этого от меня хотел, — нежно, очень нежно, она вернула руку Эдди на его грудь, ко второй руке. Затем нацелила палец на Роланда. Кончик заметно дрожал. — Только не начинай говорить, что мы — ка-тет, единство из множества. Потому что эти дни ушли. Не так ли?

— Да, — кивнул Роланд. — Но Башня по-прежнему стоит. И ждет.

— И к ней интерес у меня пропал, большой мальчик, вновь в голосе зазвучали интонации Детты. — По правде говоря.

Но Джейк понимал, что не говорит она правду. Не потеряла она желания увидеть Темную Башню. В этом ничуть не уступала Роланду. Хотела увидеть ее даже больше, чем Джейк. Их тет, возможно, распался, но ка осталась. И Сюзанна это чувствовала, в той же степени, что и они.

15.

Перед уходом они поцеловали ее (Ыш облизал лицо).

— Будь осторожен, Джейк, — напутствовала его Сюзанна. — Возвращайся живым и невредимым, слышишь? Эдди сказал бы тебе тоже самое.

— Я знаю, — и Джейк снова поцеловал ее. Он улыбнулся, потому что услышал, как Эдди говорит ему: «Береги свой зад, он уже треснул», — и по той же причине вновь заплакал. Сюзанна какие-то мгновения еще прижимала его к себе, потом отпустила и опять повернулась к своему мужу, который, такой недвижный и холодный, лежал на кровати проктора. Джейк понимал, что нет у нее сейчас времени на Джейка Чеймберза или переживания Джейка Чеймберза. У нее было свое, очень большое, горе.

16.

Динки дожидался Джейка у двери апартаментов проктора. Роланд ушел с Тедом, они уже добрались до конца коридора, что-то увлеченно обсуждая. Джейк предположил, что идут они на Молл, где Шими (с помощью остальных) попытается отправить их на американскую сторону. И тут он вспомнил о своем вопросе.

— Поезда линии Д ходят на юг. Или туда, где вроде бы юг, не так ли?

— Более-менее, партнер. — Некоторые имеют названия, вроде «Восхитительный дождь» или «Душа Снежной страны», но все имеют индекс, из букв и цифр.

— Д — сокращение от Дандело? — спросил Джейк. Динки остановился, в недоумении посмотрел на Джейка.

— Дандело? Это еще кто или что?

Джейк покачал головой. Он даже не хотел говорить Динки, где слышал это слово.

— Ну, я не знаю, во всяком случае, наверняка, заговорил Динки, когда они зашагали дальше. — Я всегда думал, что Д — это сокращение от Дискордии. Потому что именно там находится конечная станция всех поездов, ты знаешь… где в глубине бесплоднейших из Бесплодных земель.

Джейк кивнул. Д — сокращение от Дискордии. Вроде бы логично. В каком-то смысле.

— Ты не ответил на мой вопрос? Дандело, это что?

— Слово, которое я увидел на стене на станции «Тандерклеп». Возможно, оно ничего и не означает.

17.

За дверью Корбетт-Холл толпились Разрушители. Мрачные и испуганные. «Д — сокращение от Дандело, — подумал Джейк. — Д — сокращение от Дискордии, Д — сокращение от доведенный до отчаяния».

Роланд стоял перед ними, сложив руки на груди.

— Кто говорит за вас? — спросил он. — Если есть тот, кто говорит, пусть выйдет вперед, потому что наше время здесь подходит к концу.

Седовласый господин, внешностью тоже напоминающий банкира, выступил вперед. В серых брюках от костюма, белой рубашке с расстегнутой верхней пуговичкой, в серой жилетке, также расстегнутой. Жилетка висела мешком. У мужчины явно тряслись поджилки.

— Вы отняли у нас нашу жизнь, — говорил он с мрачной удовлетворенностью, словно всегда знал, что все к этому и придет (или к чему-то подобному). — Ту жизнь, которую мы знали. Что вы дадите нам взамен, мистер Гилеад?

По толпе пробежал одобрительный гул. Джейк Чеймберз услышал его и внезапно понял, что зол, как никогда в жизни. Рука мальчика, сама по себе, скользнула к рукоятке пистолета-пулемета «Койот», погладила ее, нашла успокоение в ее прохладе. На какие-то мгновения он даже забыл о горе. И Роланд это понял, потому что, не оглядываясь, накрыл руку Джейка своей. И не отпускал, пока Джейк не убрал ее с рукоятки «Койота».

— Раз уж вы спрашиваете, я скажу, что я вам дам, ответил Роланд. — Я хотел сжечь дотла это место, где вас кормили мозгами беспомощных детей, чтобы вы могли уничтожить вселенную. Я собирался использовать некие летающие шары, которые попали мне в руки, чтобы взорвать все то, что останется несгоревшим. Я собирался показать вам путь к реке Уайе и городкам на другом берегу, в которых живут люди, и отправить вас туда с проклятьем, которому меня научил отец: живите долго, но не в добром здравии.

Разрушители недовольно зароптали, но никто не решился встретиться с Роландом взглядом. Мужчина, который вызвался говорить за всех (даже охваченный яростью, Джейк отдал должное его мужеству) покачивался из стороны в сторону, словно в любой момент мог лишиться чувств.

— Городки по-прежнему находятся в том направлении, Роланд указал, где. — Если вы пойдете туда, некоторые… даже многие… могут умереть в пути, потому что там живут дикие звери, которые голодны, а вода, скорее всего, отравлена. Я уверен, что жители городков узнают, кто вы и чем занимались, даже если вы попытаетесь солгать, потому что среди них есть Мэнни, а от Мэнни ничего не скроется. Однако, вас скорее простят, чем убьют. Вы просто не способны понять, сколь многое они могут простить. Если на то пошло, я тоже этого не понимаю.

— А потом они дали бы вам работу, и остаток вашей жизни вы провели бы не в комфорте, к которому привыкли, а в грязи и поту, но я все-таки советую вам пойти туда, чтобы хоть как-то искупить вину за содеянное вами.

— Мы не знали, что делали, ты, человек-смерть! — яростно выкрикнула из толпы какая-то женщина.

— ВЫ ЗНАЛИ! — ответил ей Джейк, закричал так громко, что перед глазами вспыхнули искры, и вновь Роланд накрыл его руку своей, чтобы не дать вытащить оружие. Неужто он действительно смог бы расстрелять толпу из «Койота», вновь призвав смерть в это ужасное место? Он не знал. Зато знал другое: руки стрелка иной раз выходят из-под его контроля, если в них оказывается оружие. — Не смейте говорить, что вы не знали! Вы знали!

— Я больше не буду этого касаться, надеюсь, вас это устроит, — продолжил Роланд. — Мои друзья и я, те, кто остался в живых, хотя я уверен, что тот, кто умер, согласился бы со мной, поэтому я и разговариваю сейчас с вами, оставим это место, каким оно есть. Еды и питья здесь хватит до конца ваших жизней, я в этом уверен, роботы будут готовить вам, стирать одежду, даже подтирать задницу, если вы решите, что вам это нужно. Если вы предпочитаете чистилище искуплению грехов, тогда оставайтесь здесь. Но на вашем месте я пошел бы к людям на другом берегу Уайе. Идите по железной дороге, что выходит из тени. Расскажите им, что вы делали, прежде чем они сами скажут вам, встаньте на колени, обнажив головы, и молите о прощении.

— Никогда! — закричал кто-то, но Джейк отметил в некоторых лицах неуверенность.

— Дело ваше. Я сказал свое последнее слово, и тот, кто вновь заговорит со мной, скорее всего, замолкнет навеки, ибо моя подруга готовит к погребению своего мужа, моего друга, и меня переполняют скорбь и ярость. Кто-нибудь хочет что-то сказать? Кто-нибудь посмеет испытать мою ярость? Если так, то давайте, — он вытащил из кобуры револьвер, упер ствол в ложбинку над ключицей. Джейк встал с ним бок о бок, выхватил «Койот».

В полной тишине мужчина, который говорил от имени всех, повернулся к Роланду спиной.

— Не стреляйте в нас, мистер, вы сделали достаточно, — жалобно выкрикнули из толпы.

Роланд не ответил, и толпа начала редеть. Некоторые побежали, остальные бросились вслед. Они убегали в молчании, разве что некоторые плакали, и скоро темнота поглотила Разрушителей.

— Вау, — в тихом голосе Динки слышалось уважение.

— Роланд, содеянное ими — не совсем их вина, заговорил Тед. — Я думал, что мне удалось это объяснить, но, должно быть, получилось не очень.

Роланд сунул револьвер в кобуру.

— Наоборот, очень даже получилось, — ответил он. — Потому-то они и живы.

Теперь на той части Молла, что примыкала в Дамли-Хауз, они остались одни, и Шими, хромая, приблизился к Роланду. С широко раскрытыми, серьезными глазами.

— Ты покажешь мне, куда хочешь попасть, дорогой? — спросил он. — Сможешь показать мне это место?

Место. Роланд думал исключительно о когда, и совсем упустил из виду где. А воспоминания о дороге, по которой они ехали, были очень отрывочными. Автомобиль Джона Каллема вел Эдди, а Роланда занимали мысли о том, что им нужно сказать Джону, чтобы он им помог.

— Тед показывал тебе место, куда ты его отправил? — спросил он Шими.

— Да, показывал. Только не знал, что показывает. Это была детская картинка… Не знаю, как сказать… глупая голова! Набита паутиной! — Шими сжал пальцы в кулак и стукнул себя по лбу.

Роланд перехватил его руку до того, как он нанес второй удар, и разжал ему пальцы. На удивление нежно и осторожно.

— Нет, Шими. Думаю, я понимаю. Ты нашел мысль… воспоминание, о месте, где он был мальчиком.

Тед подошел к ним.

— Разумеется, так оно и было, — воскликнул он. — Не знаю, почему я не понял этого раньше. Наверное, слишком просто. Я же вырос в Милфорде, а место, где я появился в 1960 году, находилось буквально в шаге оттуда. Должно быть, Шими нашел воспоминание о поездке к моим дяде Джиму и тете Молли, которые жили в Бриджпорте. Что-то из моего подсознания, — он покачал головой. — Я знал, что место, где я появился на американской стороне, выглядело знакомым, но ведь прошло столько лет. Когда я был мальчиком, Меррит-паркуэй еще не построили.

— Сможешь ты показать мне такую картинку? — с надеждой спросил Шими Роланда.

Роланд вновь подумал о шоссе 7 в Лоувелле, где они остановились на обочине, месте, где он заставил Чевина из Чайвена выйти из леса, но полной уверенности у него не было. Не было там ни одного ориентира, который сделал бы это место непохожим на любое другое. Во всяком случае, он такого ориентира не помнил.

И тут в голове сверкнула идея. Связанная с Эдди.

— Шими!

— Да, Роланд из Гилеада, который был Уиллом Диаборном.

Роланд поднял руки, сжал ими виски Шими.

— Закрой глаза, Шими, сын Стенли.

Шими подчинился, потом своими руками сжал виски Роланда. Стрелок закрыл глаза.

— Смотри на то, что вижу я, Шими, — сказал он. — Смотри, куда мы пойдем. Смотри очень хорошо.

И Шими посмотрел.

18.

Пока они стояли, Роланд показывал, а Шими смотрел, Дани Ростова тихонько позвала Джейка.

Как только он подошел к ней, она замялась, словно не зная, что ей нужно сделать или сказать. Он уже собрался спросить ее, но прежде чем успел, она остановила его вопрос поцелуем. Губы у нее были удивительно мягкими.

— Удачи вам, — сказала она, а когда увидела изумление в его глазах и поняла могущество того, что сделала, застенчивости у нее поубавилось. Руками она обхватила его за шею (по-прежнему держа в одной плюшевого медвежонка, Джейк почувствовал, как он ткнулся ему в спину) и поцеловала снова. Он почувствовал ее маленькие, твердые грудки, и ощущение это осталось с ним до конца его жизни. Более того, до конца жизни он помнил и Дани.

— И удачи мне, — она отошла в Бротигэну, опустив глаза, залившись краской, до того, как он успел вымолвить хоть слово. Пожалуй, и не смог бы, даже если бы от этого зависела его жизнь. У него намертво перехватило горло.

Тед посмотрел на него и улыбнулся.

— Ты будешь судить обо всех остальных по первому, сказал он. — Поверь мне. Уж я-то знаю.

Джейк по-прежнему молчал. Словно Дани ударила его по голове, а не поцеловала в губы. До того его поразило случившееся.

19.

Четверть часа спустя четверо мужчин, одна девочка, один ушастик-путаник и один изумленный, потрясенный (и очень уставший) мальчик стояли на Молле. Травяной прямоугольник принадлежал только им, остальные Разрушители давно уже разошлись. Джейк видел освещенное окно на первом этаже Корбетт-Холл, где Сюзанна готовила мужа к похоронам. Погромыхивал гром. Тед произнес те же слова, что и в стенном шкафу на станции «Тандерклеп», где висел красный блейзер с бляхой «НАЧАЛЬНИК ТРАНСПОРТНОЙ КОНТОРЫ» на нагрудном кармане: «Беремся за руки. Сосредотачиваемся».

Джейк потянулся к руке Дани Ростовой, но Динки покачал головой, чуть улыбаясь.

— Может, тебе еще удастся подержаться с ней за руку, герой, но сегодня твое место в круге. Как и твоего дина.

— Вы тоже возьмитесь за руки, — добавил Шими. Ту спокойную уверенность, что появилась в его голосе, Джейк раньше не слышал. — Это поможет. Джейк затолкал Ыша за пазуху.

— Роланд, ты смог показать Шими…

— Смотри, — Роланд взял его за руки. Остальные уже образовали вокруг них тесный кружок. — Смотри. Думаю, ты увидишь.

Яркая щель разорвала темноту, скрыв от Джейка Шими и Теда. На мгновение задрожала, потемнела, Джейк уже решил, что щель сейчас исчезнет, но яркость вернулась к ней и она начала расширяться. Он услышал, едва-едва (словно находился под водой) звук грузовика, проехавшего в другом мире. И увидел здание с небольшой асфальтовой площадкой перед ним. На площадке стояли три легковушки и пикап.

«День! — подумал он в испуге. Потому что, раз время никогда не текло вспять в Ключевом мире, получалось, что оно соскользнуло, прыгнуло вперед. И, если он видел перед собой Ключевой мир, там ночь с пятницы на субботу уже уступила место дню, 19 июня, одна тысяча девятьсот…

— Быстро! — прокричал Тед с другой стороны этой яркой дыры в реальности. — Если вы идете, пора! Он сейчас лишится чувств. Если вы идете…

Роланд рванул Джейка за собой. Его заплечный мешок подпрыгнул на спине.

«Подожди! — хотел крикнуть Джейк. — Подожди, я забыл свои вещи!».

Но опоздал. Возникло ощущение, что большие руки сжали ему грудь, он почувствовал, как весь воздух вышел из легких. Успел подумать: «Изменение давления». Потом ему показалось, что он падает вверх, а в следующее мгновение уже стоял, пошатываясь, на асфальте автостоянки, с привязанной к каблукам тенью, щурясь и гримасничая, а где-то в глубинах сознания задаваясь вопросом, а как давно он не видел естественного дневного света. Наверное, с того самого момента, как вошел в Пещеру двери, чтобы отправиться на поиски Сюзанны.

Из далекого далека донесся крик: «Удачи», — он подумал, что кричала девочка, которая поцеловала его, а потом смолк и он. Тандерклеп, Девар-тои и темнота исчезли вместе с ним. Они находились на американской стороне, на автостоянке, в том самом месте, куда перенесли их память Роланда и мощь Шими, усиленная четырьмя Разрушителями. Это был универсальный магазин в Ист-Стоунэме, где на Эдди и Роланда напали люди Джека Андолини. Только, если не произошло какой-то ужасной ошибки, нападение это произошло двадцатью годами раньше. А Роланд и Джейк попади на автостоянку перед магазином 19 июня 1999 года, и если верить часам в витрине (по циферблату тянулась надпись: «ВСЕГДА ЕСТЬ ВРЕМЯ ДЛЯ ХОРОШЕГО МЯСА») до четырех пополудни осталось девятнадцать минут.

Отпущенное им время практически истекло.