Темная Башня.

6.

На полу гостиной лежал ковер, сплетенный из лоскутов, который бы неплохо смотрелся в доме бабушки Холмс, а рядом со столом стояло раскладное кресло, изготовленное компанией «Лей-зи-бой чэр». На столе лежали журналы, книги в обложке, очки, стояла коричневая бутылочка с Бог знает каким лекарством. Был и телевизор, хотя Сюзанна и представить себе не могла, какие же программы смотрит старина Джо (Эдди и Джейк, конечно же, сразу узнали бы видеомагнитофон, который стоял на полке под телевизором). Но что сразу привлекло внимание Сюзанны, да и Роланда тоже, так это фотография на одной из стен.

Она висела, чуть скособочась, и столь небрежное отношение к ней Сюзанна восприняла, как святотатство.

Потому что на фотографии запечатлели Темную Башню.

У Сюзанны перехватила дыхание. Она добралась до нее, не чувствуя узлов и утолщений ковра под ладонями, потом вскинула руки.

— Роланд, подними меня!

Он поднял, и Сюзанна увидела, что лицо у него смертельно бледное, за исключением двух ярко-красных кругов, которые горели на запавших щеках. Глаза Роланда сверкали. Башня стояла на фоне темнеющего неба, заходящее солнце окрашивало лежащие за ней холмы в оранжевый свет, окна-щели поднимались по бесконечной спирали. Из некоторых окон вырывался тусклый, загадочный свет. Она видела балконы, выступающие из темных стен через каждые два или три этажа, квадратные двери, которые вели на них, все закрытые. И запертые, она в этом не сомневалась. Перед Башней расстилалось поле роз, Кан'-Ка Ноу Рей, лежащее в тени, но все равно прекрасное. Большинство роз уже закрылись, приготовившись к встрече с ночью, но некоторые еще поглядывали на окружающий мир, словно сонные глаза.

— Джо! — голос Сюзанны громкостью чуть превосходил шепот. Она боялась, что вот-вот лишится чувств, ей казалось, что она слышит поющие голоса, тихие, едва доносящиеся до ее ушей. — Ох, Джо! Эта фотография…

— Да, мэм, — его определенно радовала ее реакция. — Хороший снимок, не так ли? Вот почему я и повесил его на стену. У меня есть и другие, но этот лучший. Сделан на закате, и тени словно тянутся вдоль Тропы Луча. В определенном смысле так оно и есть, о чем вы, я уверен, знаете.

У ее правого уха слышалось быстрое, натужное дыхание Роланда, словно он только что пробежал немалую дистанцию, но Сюзанна этого и не замечала. Потому что не только запечатленная на фотографии Башня наполнила ее благоговейным трепетом.

— Это же «Полароид» note 108!

— Ну… да, — Джо явно не понимал, чем вызвано ее волнение. — Полагаю, Запинающийся Билли принес бы мне и «Кодак», если бы я его попросил, но как бы мне удалось проявить пленку? А когда я подумал о видеокамере, вон то устройство под телевизором позволяет показывать отснятые пленки, я был слишком стар, чтобы сходить туда вновь, а моя кобыла стала слишком стара, чтобы везти меня. И все-таки я бы пошел, если бы смог, потому что это чудесное место, где живут призраки с добрыми сердцами. Я слышал поющие голоса давно ушедших друзей, отца и матери. Я…

Роланд застыл. Сюзанна почувствовала, как окаменели его мышцы. А потом отвернулся от фотографии так быстро, что у Сюзанны закружилась голова.

— Ты там был? — спросил он. — Ты побывал у Темной Башни?

— Действительно, побывал, — кивнул старик. — А кто еще мог сделать эту фотографию? Ансель гребаный Адаме?

— И когда ты ее сделал?

— В мою последнюю поездку туда. Два года тому назад, летом… хотя это низкие земли, вы, должно быть, знаете, и если снег когда-нибудь там выпадает, я его не видел.

— Как далеко отсюда?

Джо закрыл незрячий глаз, занялся подсчетами. Много времени на это у него не ушло, но Роланду и Сюзанне показалось, что он считает долго, очень долго. Снаружи завывал ветер. Старая лошадь заржала, словно возмущаясь этим воем. За стеклом в морозных узорах начал танцевать и кружиться падающий снег.

— Ну, идти вам теперь вниз по склону, а Запинающийся Билл чистит дорогу до самого конца; что еще делать этой старой железяке со своим временем? Конечно, вам придется подождать здесь, пока уляжется этот северо-восточный ветер…

— Сколько времени займет у нас сам путь? — спросил Роланд.

— Не терпится попасть туда, не так ли? Ага, просто не терпится, и почему нет, Внутренний мир вы, должно быть, покинули много лет тому назад, чтобы забраться так далеко. Даже не хочется думать, как много, вот я и не думаю. Я могу сказать, что у вас уйдет шесть дней, чтобы дойти до края Белых Земель, может семь…

— Вы называете эти земли Эмпатикой? — спросила Сюзанна.

Он моргнул, в недоумении посмотрел на нее.

— Да нет же, мэм… никогда не слышал, чтобы эту часть сотворенного мира называли иначе, чем Белыми землями.

Недоумение было фальшивым. Сюзанна в этом практически не сомневалась. Старый Джо Коллинз, веселый, как Санта-Клаус на детском утреннике, только что ей солгал. Она не понимала почему, но, прежде чем успела развить тему, Роланд поставил на ее планах крест.

— Может, не будем сейчас об этом? Угомонись, ради твоего отца.

— Да, Роланд, — кротко ответила она. — Разумеется. Роланд вновь повернулся к Джо, по-прежнему с Сюзанной на руках.

— Полагаю, у вас может уйти и девять дней, — Джо почесал подбородок, — потому что дорога бывает скользкой, особенно после того, как Билл прикатает снег, но вы не сможете заставить его остановиться. Он выполняет приказ. Свою программу, как он говорит, — старик увидел, что Роланд хочет что-то сказать, и предупреждающе поднял руку. — Нет, нет, я не ухожу в сторону, чтобы досадить вам, чер, сэр, сэй или что там вы предпочитаете, просто не привык к компании.

Как только снег останется позади, вам придется идти еще десять или двенадцать дней, но идти на своих двоих вовсе не обязательно, если, конечно, вы не будете на этом настаивать. Там есть еще один из ангаров «Позитроникс», в котором стоят колесные транспортные средства. Они похоже на тележки для гольфа, да, похожи. Аккумуляторы, конечно, сели, это естественно, разряжены полностью, но в ангаре есть гении, изготовленный «Хондой», как и мой, и он работал, когда я побывал там в последний раз, потому что Билл старается поддерживать всю вверенную ему технику в рабочем состоянии. Если вы сможете зарядить аккумуляторы одной из тележек, пожалуй, вам удастся добраться до Башни за какие-то четыре дня. Вот что я думаю: если вам придется идти всю дорогу, вы доберетесь до Башни за девятнадцать дней. Если сможете последний участок пути проехать на жужжалке, так я их называю, жужжалками, за звук, который они издают на ходу, то, я бы сказал, уложитесь в десять. Может, в одиннадцать.

В комнате повисла тишина. Взвыл ветер, бросая снег в стену дома, и вновь Сюзанна отметила, что вой этот очень напомнил человеческий крик. Несомненно, из-за формы карнизов.

— Меньше трех недель, даже если нам придется идти, — Роланд наклонился к полароидной фотографии темной каменной башни, на фоне закатного неба, но не прикоснулся к ней. Словно, подумала Сюзанна, боялся прикоснуться. — После стольких лет и стольких миль.

«Не говоря уже о галлонах пролитой крови», — добавила про себя Сюзанна, но не произнесла бы эти слова, даже если бы они были вдвоем. А чего произносить, он не хуже ее знал, сколь много пролилось крови. Но что-то здесь не складывалось. Что-то не складывалось или было не так. А стрелок, похоже, совершенно этого не чувствовал.

Сочувствие — уважение чувств другого. Эмпатия — умение разделить эти чувства. Так почему люди могут назвать какую-либо страну Эмпатикой?

И почему этот милый старикан солгал насчет названия?

— Ответь на мой вопрос, Джо Коллинз, — обратился к старику Роланд.

— Да, стрелок, отвечу, если смогу.

— Ты подходил к самой Башне? Прикоснулся рукой к ее каменной стене?

Старик сначала посмотрел на Роланда, чтобы убедиться, не подкалывает ли тот его. Когда понял, что об этом нет и речи, даже отпрянул.

— Нет, — впервые, пожалуй, Сюзанна услышала в его голосе чисто американские интонации. — Я сделал эту фотографию с самого близкого расстояния, на которое решился подойти. С границы поля роз. Где-то с двухсот, двухсот пятидесяти ярдов. Как сказал бы робот, с пятисот оборотов колеса.

Роланд кивнул.

— И почему не подошел?

— Потому что подумал, что она сможет меня убить, если я подойду ближе, а мне не удастся остановиться. Голоса притянут меня к ней. Так я подумал тогда, так думаю и теперь, даже сегодня.