Европейские поэты Возрождения.

ХОРХЕ МАНРИКЕ.

СТАНСЫ НА СМЕРТЬ ОТЦА.

(На смерть магистра ордена Сантьяго дона Родриго Манрике, его отца).

Душа, очнись от забвенья, И встанет воспоминанье Пред тобою, Как жизни бегут мгновенья, Как смерти грядет молчанье Чередою; Как счастье летит стрелой, И давит потом, как бремя, Мысль о нем, И кажется день былой Лучше, чем это время, Когда живем.
И раз настоящее судим, Едва мгновенье промчится, Промелькнувшим, — То, право, мудрее будем, Сочтя не смевшее сбыться Уже минувшим. Да не впадет в обман Счётший, что длиться должно Чего ожидает Дольше мига, что дан, Ибо на свете равно Все исчезает.
Наши жизни — это реки, Что в море текут, И смерть оно; Там все величья навеки Конец свой найдут, Истлев равно; Туда — потоки-стремнины, Туда — ручьи покрупнее И ручейки; Прибывши, станут едины Вчерашние богатеи И батраки.

ВОЗЗВАНИЕ.

К поэтам не обращаюсь, К ораторам не взываю Знаменитым; Их выдумкой не прельщаюсь, Как тайных я трав не знаю С соком скрытым. Лишь пред одним в ответе, Одного только я сейчас Здесь призвал, Кто жил меж нами на свете И в ком бога никто из нас Не узнал.
Мир этот — лишь дорога К иному, где без страданья Приют для всех; И надобно смыслить много, Чтоб это пройти расстоянье Без помех. Вступаем вместе с рожденьем, Покуда живем — блуждаем, А приходим Лишь с вечным успокоеньем; Так что, когда умираем, Покой находим.
Мир этот будет хорош, Коль в нем сумеем прожить, Как должны мы, Ибо он, как поймешь, Дан лишь, чтоб заслужить Тот, незримый. Даже ведь Божий Сын, Чтобы поднять нас к небу, Снизошел Родиться средь нас один И жить на земле, где требу И смерть нашел.
Дешево стоит мечта, За коею мы стремимся И поспешаем: В мире, где все суета, Раньше всего лишимся, Чем умираем. Одно у нас старость берет, Другое берется бедою, Что настигает, От нее не спасся и тот, Кто силой самой большою Обладает.
Скажите мне: красота, Нежная свежесть щек, Гладкая кожа Кем бывает взята, Как старости придет срок,— На что похожа? Юности пыл молодой, Удаль и стройный вид, Силы много, Немощью станет самой, Коль старость уже стоит У порога.
Готов знатная кровь, Гордость их и величье, Что воспеты, Теряются вновь и вновь Кто знает в каком обличье Жизни этой! В одних — затем, что гнусны, Что гордость и честь во всем Унижают, В других — затем, что бедны И хлеб нечистым путем Добывают.
Богатство и положенье — Проходит все и минует Так нежданно, Не будем ждать снисхожденья: Госпожа, что нам их дарует, Непостоянна. Это — Фортуны даянья, Чье колесо вертйтся За часом час, Не знает оно колебанья, Не может остановиться Хотя бы раз.
Но знайте: следом за нею Путь наш до самой гробницы Определен; И нет ничего вернее, Ибо и жизнь промчится, Словно сон: Все наслажденья тут — То, чем мы насладимся В миге кратком, А там нас мученья ждут, Коим навек предадимся Своим порядком.
Радости и невзгоды, Что в жизни этой встречаем, Уж поверьте: Что, как не переходы, По коим мы попадаем В яму смерти? По переходам этим Без устали мы стремимся, Не чуя бед; Когда же обман заметим И думаем: воротимся, Пути уж нет.
Если бы мы могли Править своей красотою Телесной, Как силу мы обрели Править своей душою Небесной, Какое бы тогда уменье Всечасно не уставали Мы являть, Творя рабе облаченье, А госпожу бы стали Разоблачать!
Про королей великих Подробно вещают древние Нам скрижали, А сколько случаев диких, Какие дела плачевные При них бывали! Так что ничто не прочно: Император ли, Папа — с дороги Смерть сметет И поступит с ним так же точно, Как с пастухом убогим, Пасущим скот.
Оставим теперь троянцев, Мы славы их не видали, Ни лишений, Оставим римлян, спартанцев, Хоть истории их узнали Из многих чтений. Не будем тщиться узнать, Как было то, что давно Совершилось; Попробуем лучше понять То, что вчера свершено И уж забылось.
Где ныне король Дон Хуан? Инфанты из Арагона Куда пропали? Где рыцарей гордый сан, Умы, что во время оно Так блистали? Шитье, наряды, плюмажи, Игры, турниры, забавы Храбрецов — Иль были только миражи? Только зеленые травы Средь лугов?
Где те прекрасные дамы, Их прически, уборы, Одеянья? Где тех рыцарей драмы, Их горящие взоры, Их страданья? Где те певцы-хугляры, Песни струн позабытых, Что стонали? Где те веселые пары В платьях, кожей расшитых, Что плясали?
Ну а наследник, другой, Дон Энрике? Какой же власти Достигал он! Нежностью, лестью какой Тешить себя в сладострастье Разрешал он! Но сколько непримиримых Противников, интриганов Вдруг открылось Среди друзей любимых! Как счастье ушло нежданно, Как мало длилось!
Невиданные щедроты, Дворцов королевских залы Полны злата, Вазы чеканной работы, Казна — дублоны, реалы,— Что так богата; Кони в узорной сбруе, Пышные ткани горою, Наряд людей — Иль все погибло всуе? Иль было только росою Средь полей?
А брат, кого в малые лета Преемником при живом Нарекли? Гранды высшего света Признали его королем, За ним пошли. Но смертен он был, и тут Смерть его вдруг бросает В горн свой! Таков божественный суд: Пламя, что ярче пылает, Зальет водой.
А Коннетабль со званьем Магистра, что королем Так прославлен? Его обойдем молчаньем И только скажем о нем, Что обезглавлен. Селенья его с городами, Богатство его, раздолье И влиянье — Иль были только слезами? Иль были только лишь болью Расставанья?
Ну а других два брата, Магистры, что процветали, Как на троне, Что высшую знать когда-то Властно себе подчиняли В своем законе; Пора их былого расцвета, Бывшая столь громогласно Возглашена,— Иль только полоска света, Что, проявившись ясно, Затемнена?
Все эти графы, бароны, Герцоги все сановиты И вельможи, Что встарь окружали троны, Смерть, скажи, куда они скрыты? Где их ложе? А славные их дела, Что на войне вершились И в мира дни? Когда ты во гнев вошла, Рассеялись, обратились В прах они.
Стяги, хоругви, знамена, Войско, которому счета И не знают, Крепости, бастионы, Глубокие рвы, ворота, Чем помогают? Замки, что не возьмешь, Высокой защищены Стеною, Когда ты, злая, придешь, Бывают сокрушены Твоей стрелою.
Был для честных радетель, Делами велик и быстр И по праву Чтимый за добродетель, Родриго Манрике, магистр, Знал славу. Мне о нем говорить, Поступки его хваля, Не подобает; Зачем их превозносить. Коли их вся земля И так знает?
Какой для друзей друг! Какой пример для лихих Храбрецов! Какой господин для слуг! Враг какой для своих Врагов! Как умен для пытливых! Как чуток для подопечных, Их призрев! Как остер для сметливых! Для злых же и бессердечных — Сущий лев!
Удачею Октавиан, Юлий Цезарь, когда побеждал На поле брани; По доброте Траян, В труде же был Ганнибал И в знанье; Мощью был Архидан, Доблестью как Сципион Обладал; Щедротой как Тит воздан; Истину как Цицерон Всем являл.
Антонин был мягкосердечием, Марк Аврелий — осанкою равною И красотою; Адриан — своим красноречием; Теодосий — своей благонравною Простотою. Александром Аврелием был, Строго строй соблюдая Боевой; Константином вере служил; Камиллом любовь стяжая Земли родной.
По себе не оставил казну, Не было в нем гордыни И следа, Но с маврами вел войну, Завоевывая твердыни И города; И в битвах, где побеждал, Рыцарей много с конями Взято в полон; Так что себе добывал Подданных с податями В сраженьях он.
При всей его чести, скоро С иными он временами Повстречался: Оставшися без опоры, Лишь братьями да слугами Продержался. После ж подвигов, всем известных, И всего, что им совершалось В той войне, Путем договоров честных Земли уж ему досталось Почти вдвойне.
Истории эти былые Начертал он своею десницей Еще молодым, А будучи старым, другие Новых побед страницы Прибавил к ним. За ловкость свою и уменье. За старость, когда примером Для многих был, Высокое посвященье В Орден Меча кавалером Заслужил.
Земли свои с городами Потом под тиранской пятою Он нашел, Но осадами да боями И мощной своей рукою Вновь обрел. А что исконному дали Королю дела и усилия, Что он явил, Пусть скажет король Португалии И кто в его стане в Кастилии В то время был.
После того как стократно Жизиь он на карту ставил По закону, И ревностной службой ратной Своего короля прославил Корону; После стольких на поле брани Дел, что уж им, признаться, Счет потерян, К дому его в Оканье Смерть пришла постучаться В двери.

(говорит смерть).

И сказала: «Рыцарь, прошу Оставь этот мир мечтанья И суеты; В трудный миг испытанья Волю свою стальную Покажешь ты; И раз для славного дела Ты жизни своей и счастья Не жалел, Хочу я, чтоб дух твой смелый И эту минуту ненастья Преодолел.
И пусть не будет горька Битва, что столь ужасною Ожидаешь, Ибо жить на века Ты славу свою прекрасную Оставляешь. И хоть эта жизнь почетная Тоже не бесконечна, Не настояща, Все ж она боле добротная, Чем та, что недолговечна, Преходяща.
Жизни искать искупленье Средь дел мирских и утех Не надо, Ни через все наслажденья, В коих таится грех Ада; Монахи его в молитвах, В слезах своих заслужили, Не зная лавров; А рыцари — в жарких битвах, В трудных делах, что вершили Против мавров.
Поскольку, доблестный воин Ты столько крови неверной Проливал, То ждать награды достоин, Что в мире жизнью примерной Завоевал; И так, с надеждой простой, С крепкою верой, какая В тебе есть, Отправься навстречу той, Третьей жизни, что ожидает Тебя днесь».

(отвечает магистр).

«Не станем таким путем В той жизни терять мгновенья, Что скудна, Ибо воля моя во всем Небесному изволенью Подчинена; Я смерть свою согласить С благою волей решил, Чистой, ясной. Хотеть человеку жить, Когда бог ему смерть сулил,— Бред напрасный».

МОЛИТВА.

Ты, что погиб на кресте, Принявши имя мирское И облик бренный; Ты, что в своей чистоте Не погнушался людскою Плотью презренной; Ты, что такие мученья Принял без содрогания На пути, Хоть я недостоин прощенья, Но только из сострадания Меня прости.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Так выразив мысли свои, Сохранив как нельзя ясней Свой дух, В окружении всей семьи — Братьев, жены, и детей, И слуг, Отдал душу тому, кем дана (Кто ее поместит со хвалением В небе своем), И хоть жизнь его прервана, Послужит нам утешением Память о нем.