Под Куполом.

Ракетный удар.

1.

— ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ ЧЕСТЕРС-МИЛЛА! НА ЭТОЙ ТЕРРИТОРИИ ПРОВОДИТСЯ ЭВАКУАЦИЯ! ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ, ИДИТЕ НА МОЙ ГОЛОС! НА ЭТОЙ ТЕРРИТОРИИ ПРОВОДИТСЯ ЭВАКУАЦИЯ!

Терстон Маршалл и Каролин Стерджес сидели на кровати, слушая эти странные слова и перепуганно глядя друг на друга. Оба преподавали в бостонском Эмерсон-колледже: Терстон — профессор кафедры английского языка и литературы (и приглашенный редактор текущего номера журнала «Плуги»), Каролин — аспирантка-ассистентка той же кафедры. Любовниками они стали шестью месяцами раньше, и пыл страсти еще совсем не угас. Находились они в небольшом коттедже Терстона на берегу Честерского пруда, расположенного невдалеке от Литл-Битч-роуд. Они приехали сюда на длинный листопадный уик-энд, но со второй половины пятницы лицезрели преимущественно растительность не лесную, а лобковую. Телевизор Терстон Маршалл в коттедже не держал: ненавидел телевидение. Радиоприемник имелся, но они его не включали. Был понедельник, двадцать третьего октября, половина девятого утра. До того как их разбудил этот усиленный мегафоном голос, они понятия не имели, что совсем рядом что-то не так.

— ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ ЧЕСТЕРС-МИЛЛА! НА ЭТОЙ…

Голос становился все ближе.

— Терстон! Трава! Где ты оставил траву?

— Не волнуйся. — Но дрожь в его голосе показывала, что он не способен последовать собственному совету. Высокий и худощавый, с густыми длинными седеющими волосами — обычно завязанными в конский хвост, но сейчас падающими на плечи, — Терстон только-только разменял седьмой десяток; Каролин шел двадцать четвертый год. — В это время года в здешних коттеджах никто не живет. Они просто проедут мимо, а потом вернутся на Литл-Битч-ро…

Она ударила его по плечу — кулаком.

— Машина на подъездной дорожке! Они увидят машину!

Твою мать! — отразилось на его лице.

— …ЭВАКУАЦИЯ! ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ, ИДИТЕ НА МОЙ ГОЛОС! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! НА ЭТОЙ ТЕРРИТОРИИ ПРОВОДИТСЯ ЭВАКУАЦИЯ! — Совсем близко. Терстон слышал и другие усиленные голоса — люди пользовались мегафонами, копы пользовались мегафонами — но этот голос раздавался у самого коттеджа. — НА ЭТОЙ ТЕРРИТОРИИ ПРОВОДИТСЯ ЭВАКУ… — Короткая пауза. — ЭЙ, В КОТТЕДЖЕ! ВЫХОДИТЕ СЮДА! БЫСТРО!

Ох, кошмар, да и только!

— Где ты оставил траву? — Она вновь стукнула его в плечо.

Трава осталась в другой комнате. В багги, который уже наполовину опустел, рядом с тарелкой с вчерашним сыром и крекерами. Если бы кто вошел, то сразу бы и увидел пластиковый мешочек на одну кварту.

— ЭТО ПОЛИЦИЯ! МЫ ТУТ НЕ ДУРАКА ВАЛЯЕМ! НА ТЕРРИТОРИИ ПРОВОДИТСЯ ЭВАКУАЦИЯ! ЕСЛИ ВЫ ЗДЕСЬ, ВЫХОДИТЕ САМИ, А НЕ ТО НАМ ПРИДЕТСЯ ВАС ВЫТАЩИТЬ!

Свиньи! Свиньи из маленького городка, с захолустными свинячьими мозгами.

Терстон выпрыгнул из кровати, побежал через комнату, с летящими волосами, сверкая поджарыми ягодицами.

Его дед построил этот двухкомнатный коттедж после Второй мировой войны. Большая спальня окнами выходила на пруд, гостиная служила и кухней. Электричество вырабатывал старенький генератор «Хенске», который Терстон выключил перед тем, как они легли спать; его грохочущий треск едва ли кто назвал бы романтичным. Угли от сгоревших в камине дров — они могли бы их и не жечь, но это же tres[82] романтично — еще сонно перемигивались в камине.

Может, я ошибся, может, я положил траву в «дипломат»?

К сожалению, не ошибся. Багги лежал рядом с остатками сыра бри, который они ели перед тем, как приступить к секс-марафону прошлой ночи.

Он побежал к пластиковому мешочку, и тут же раздался стук в дверь. Нет, в дверь забарабанили.

— Одну минуту! — прокричал Терстон безумно-веселым голосом. Каролин уже стояла в дверях спальни, завернутая в простыню, но он ее не замечал. Разум Терстона — страдающий от паранойи, вызванной вчерашними излишествами — заполняли спутанные мысли: расторжение контракта с колледжем, полиция мыслей из «1984», расторжение контракта с колледжем, негативная реакция его троих детей (от двух прежних жен) и, разумеется, расторжение контракта с колледжем. — Одну минуту, одну секунду, дайте мне одеться…

Но дверь распахнулась, и — с прямым нарушением девяти конституционных гарантий — в дом вошли два молодых человека. Один держал в руке мегафон. Оба в джинсах и синих рубашках. Джинсы почти успокоили, да только на рубашках он увидел нарукавные нашивки и полицейские жетоны.

Не нужны нам ваши вонючие жетоны,[83] тупо подумал Терстон.

— Убирайтесь отсюда! — завизжала Каролин.

— Ты только посмотри, дружище. — Френки Дилессепс покачал головой. — У нас тут «Когда Озабоченный встретил Блядливую».[84].

Терстон схватил пластиковый пакет, убрал за спину, уронил в раковину.

Младший посмотрел на хозяйство мужчины, открывшееся при этом движении.

— Никогда не видел такого длинного и тонкого шланга, — прокомментировал он. Выглядел Младший уставшим, и немудрено: спал-то всего два часа, но чувствовал себя прекрасно, просто бесподобно. И никаких намеков на головную боль.

Эта работа подходила ему на все сто.

— Убирайтесь! — прокричала Каролин.

— Закрой рот, голуба, и оденься. Из этой части города все эвакуируются.

— Это наш дом! Убирайтесь, на хрен, отсюда!

Раньше Френки улыбался. Теперь перестал. Прошел мимо костлявого голого мужчины, стоявшего у раковины (трясущегося от страха у раковины, если точнее), и схватил Каролин за плечи. Тряхнул ее.

— Не груби мне, голуба, я лишь хочу, чтобы тебе не поджарили задницу. Тебе и твоему бойфрен…

— Убери руки! Ты сядешь за это в тюрьму! Мой отец — адвокат!

Она попыталась влепить ему пощечину. Френки — не жаворонок, никогда им не был, а потому пребывал не в самом радужном настроении. Он перехватил руку женщины и завернул ей за спину. Не так чтобы сильно, но Каролин закричала. И простыня упала на пол.

— Ух ты! Кобылка серьезная. — Младший поделился своими наблюдениями с Терстоном Маршаллом, у которого от неожиданности отпала челюсть. — И ты от нее не отстаешь, старичок?

— Одевайтесь, вы оба! — бросил Френки. — Не знаю, насколько вы тупые, но догадываюсь, очень даже, раз вы по-прежнему здесь. Или вы не знаете… — Он замолчал. Перевел взгляд с женщины на мужчину. На обоих лицах читался ужас. И полнейшее непонимание. — Младший!

— Что?

— Эта Титси Макги[85] и ее морщинистый дружок не знают, что происходит.

— Не смей обзывать меня сексистскими прозви…

— Мэм, одевайтесь, — перебил ее Младший. — Вы должны отсюда уехать. Военно-воздушные силы США собираются нанести удар крылатой ракетой по этой части города… — он посмотрел на часы, — менее чем через пять часов.

— Вы сошли с ума? — проорала Каролин.

Младший тяжело вздохнул, потом продолжил. Он уже лучше понимал, в чем заключается работа полицейского. Работа хорошая, но иногда люди могут быть такими глупыми.

— Если она отскочит, мы услышим только грохот. Возможно, такой сильный, что вы наложите в штаны — если на вас будут штаны, — но вреда ракета не причинит. А если она пробьет дыру, то от вас скорее всего останутся только обгорелые скелеты, потому что боеголовка действительно мощная, а вы находитесь менее чем в двух милях от места удара.

— Отскочит от чего, недоумок? — осведомился Терстон, осмелев от того, что пластиковый мешок с травкой уже лежал в раковине. Одной рукой он прикрывал свой детородный орган… или по крайней мере пытался; орган действительно был необычайно длинный и тонкий.

— От Купола, — ответил Френки. — И мне не нравится твой тон.

Он шагнул к Маршаллу и ударил приглашенного редактора текущего номера журнала «Плуги» в живот. Воздух с хрипом вышел из Терстона, он согнулся пополам, качнулся, вроде бы удержался на ногах, но нет, упал на колени и выблевал примерно с чашку жидкой белой кашицы, от которой еще пахло сыром бри.

Каролин подняла руку с опухшим запястьем.

— За это вы сядете в тюрьму, — пообещала она Младшему низким дрожащим голосом. — Буша и Чейни давно нет. У нас более не Соединенные Штаты Северной Кореи.

— Я это знаю, — ответил Младший, с восхитительным терпением для человека, который думал, что неплохо бы ему еще кого-нибудь придушить: в его мозгу поселился маленький черный ящер, не сомневавшийся в том, что задушить кого-то ранним утром — самое лучшее начало дня. Но нет. Нет. Сначала следовало довести до конца эвакуацию. Они принесли присягу, или как там, твою мать, она называлась. — Я это знаю, — повторил он. — А вы, масснюки,[86] настолько тупы, что не можете понять простой истины — вы больше не в Соединенных Штатах Америки. Вы теперь в королевстве Честер, и если не будете вести себя как должно, то прямиком отправитесь в темницу Честера. Это я вам обещаю. И никакого телефонного звонка, никакого адвоката, никакого судебного разбирательства. Мы пытаемся спасти ваши жизни. Неужели вы так перетрахались, что не способны это понять?

Женщина ошеломленно смотрела на него. Терстон попытался встать, не смог, пополз к ней. Френки помог ему, пнув под зад. Терстон вскрикнул от ужаса и боли.

— Это за то, что задерживаешь нас, дедуля. Я восхищен твоей разборчивостью в телках, но у нас полно дел.

Младший оглядел молодую женщину. Роскошный рот. Губы Анджелины Джоли. Он мог поспорить, что ей не составит труда, как о таких говорили, обсосать весь хром с ручника восемнадцатиколесника.

— Если он не может одеться сам, помоги ему, — предложил Младший. — Нам нужно проверить еще четыре коттеджа, и, когда мы вернемся, вы уже должны сидеть в вашем «вольво» и ехать к городу.

— Я ничего не понимаю! — воскликнула Каролин.

— Неудивительно. — Френки достал из раковины багги с травкой. — Ты не знаешь, что от этого дерьма тупеют?

Она заплакала.

— Не волнуйся, — продолжил Френки. — Я это конфискую, а через пару дней ума у вас прибавится, и вы сообразите, что к чему.

— Вы не зачитали нам наши права, — сквозь слезы пробормотала Каролин.

На лице Младшего отразилось удивление. Потом он рассмеялся.

— Вы имеете право выметаться, на хрен, отсюда и, на хрен, замолчать, понятно? В сложившейся ситуации это единственные права, которые у вас есть. Вы меня поняли?

Френки осмотрел конфискованную травку:

— Младший, в ней же совсем нет семян. Это высший сорт.

Терстон дополз до Каролин. Поднялся, при этом громко выпустив газы. Младший и Френки переглянулись. Пытались сохранить серьезность — все-таки полицейские, слуги закона — и не смогли. Загоготали одновременно.

— Тромбон Чарли снова в городе! — прокричал Френки, и они, подняв правые руки, звонко хлопнули ладонью об ладонь.

Терстон и Каролин стояли в дверном проеме, прикрыв наготу друг друга в объятиях, и смотрели на гогочущих незваных гостей. Снаружи, как крики в дурном сне, продолжали доноситься громогласные объявления о том, что всем, кто находится на этой территории, надлежит эвакуироваться. Большинство усиленных мегафонами голосов теперь смещались в сторону Литл-Битч.

— Я хочу, чтобы к нашему возвращению вашего автомобиля тут не было, — предупредил Младший. — Или вам не поздоровится.

Они ушли. Каролин оделась сама, помогла одеться Терстону — его живот так болел, что он не мог нагнуться и надеть обувь. К тому моменту, когда они оделись, оба плакали. В автомобиле на однополосной проселочной дороге, которая вела к Литл-Битч-роуд, Каролин попыталась дозвониться до отца по мобильнику. Услышала в трубке только тишину.

На пересечении Литл-Битч с шоссе номер 119 патрульный автомобиль городской полиции стоял поперек проезжей части. Коренастая девица в форме указала на обочину и помахала рукой, предлагая объехать по ней. Каролин вместо этого остановила машину и вылезла из-за руля. Подняла руку с опухшим запястьем:

— На нас напали. Двое парней, которые называли себя копами! Одного звали Младший, а второго Френки! Они…

— Вали отсюда, а не то на тебя нападу я! — прорычала Джорджия Ру. — И я не шучу, сладкая моя.

Каролин в изумлении вытаращилась на нее. Пока она спала, весь мир, похоже, наклонился и сполз в одну из серий «Сумеречной зоны». Именно так, и не иначе. Другого объяснения просто не находилось. И они вот-вот услышат голос Рода Серлинга.[87].

Она вернулась, села за руль «вольво» (наклейка на бампере, выцветшая, но с различимыми буквами, гласила: «ОБАМА-2012! ДА, МЫ ЕЩЕ МОЖЕМ») и объехала патрульный автомобиль. Другой коп, старше возрастом, сидел внутри, что-то проверял по листку, лежащему на планшете с зажимом. Она подумала, не обратиться ли к нему, но отказалась от этой мысли.

— Включи радио. Давай выясним, что происходит.

Терстон включил, но они услышали только Элвиса Пресли и «Джорданейрс», голоса которых едва прорывались сквозь «Как велик Ты».

Каролин выключила приемник, уже собралась сказать: Кошмар официально завершен, но передумала. Она хотела выбраться из этого Жутковилла как можно скорее.

2.

На карте проселочная дорога к Честерскому пруду напоминала тоненькую, почти невидимую нитку, изогнутую, как крючок. Выйдя из коттеджа Маршалла, Младший и Френки какое-то время посидели в машине последнего, изучая карту.

— Дальше никто жить не может, — заявил Френки. — В это время года точно не может. Ты что думаешь? Скажем «на фиг» и поедем обратно в город? — Он показал большим пальцем на коттедж: — Эти уедут следом. А если нет, невелика беда.

Младший обдумал его слова, потом покачал головой. Они дали присягу. А кроме того, не хотелось ему возвращаться и встречаться с отцом, который принялся бы доставать его вопросами о том, что он сделал с телом преподобного. Коггинс теперь водил компанию с его подружками в кладовой дома Маккейнов, но его отцу знать об этом не следовало. Во всяком случае, пока Большой Джим не решит, как подставить Барбару. И Младший не сомневался, что его отец найдет способ. Если Большой Джим Ренни что-то и умел, так это подставлять людей.

Теперь не важно, узнает он, что я бросил колледж, или нет, потому что я знаю о нем кое-что похуже. Гораздо хуже.

Да и вообще уход из колледжа не казался таким уж важным — сущие пустяки в сравнении с тем, что происходило в Милле. Но все равно следовало соблюдать осторожность. Потому что, если ситуация того потребует, отец может упечь его за решетку.

— Младший! Земля вызывает Младшего.

— Здесь я. — В голосе Младшего слышались нотки раздражения.

— Обратно в город?

— Давай проверим остальные коттеджи. Ехать-то всего четверть мили. А если сразу вернемся, Рэндолф найдет нам еще какое-нибудь дело.

— Хочется чего-нибудь пожевать.

— Где? В «Эглантерии»? Хочешь, чтобы тебе в яичницу сыпанули крысиного яда с наилучшими пожеланиями от Дейла Барбары?

— Он не решится.

— Ты уверен?

— Ладно, ладно. — Френки завел двигатель и выехал с короткой подъездной дорожки. Ярко раскрашенные листья не шевелились, в воздухе чувствовалась духота. Погода больше соответствовала июлю, а не октябрю. — Но этим масснюкам лучше убраться к нашему возвращению, а не то мне придется познакомить Титси Макги с моим мстителем в каске.

— Я с радостью ее подержу. Чтоб мало не показалось.

3.

Первые три коттеджа пустовали; они даже не вылезли из машины. Дорога уже превратилась в две колеи, между которыми росла трава. Кроны деревьев нависали с обеих сторон, кое-где нижние ветви почти скребли по крыше.

— Я думаю, последний коттедж за поворотом. Дорога заканчивается у какого-то говенного лодочного причала…

— Осторожно! — крикнул Младший.

Они миновали слепой поворот, и на дороге перед ними возникли двое детей, мальчик и девочка. Они не попытались отскочить в сторону. Застыли с изумленными лицами. Если бы Френк не боялся разбить выхлопную систему «тойоты» о выступ между колеями (а потому ехал крайне медленно), он бы их сшиб. Вместо этого нажал на педаль тормоза и остановил машину в каких-то двух футах от детей.

— Господи, чуть в них не въехал, — выдохнул Френки. — Думаю, у меня инфаркт.

— Если у моего отца его не случилось, то у тебя тем более не будет.

— Что?

— Не важно. — Младший вылез из машины.

Дети не сдвинулись с места. Девочка, более высокая и постарше, выглядела лет на девять, мальчик — на пять, не больше. Бледные лица обоих перепачкала грязь. Девочка держала мальчика за руку. Она снизу вверх смотрела на Младшего, тогда как мальчик — прямо перед собой, как будто его что-то заинтересовало в фаре «тойоты» со стороны водителя.

Младший увидел ужас на лице девочки и опустился перед ней на колено.

— Маленькая, ты в порядке?

Ответил мальчик. Не отрывая глаз от фары.

— Я хочу к маме. И я хочу зафтак.

Френки присоединился к Младшему.

— Они настоящие? — По тону чувствовалось: Я шучу, но не так чтобы очень. Он протянул руку, коснулся пальцами предплечья девочки.

Она подпрыгнула, потом посмотрела на него.

— Мама не вернулась, — чуть ли не шепотом.

— Как тебя зовут, цыпленок? — спросил Младший. — И кто твоя мама?

— Я — Элис Ракель Эпплтон. Это — Эйден Патрик Эпплтон. Наша мама — Вера Эпплтон. Наш отец Эдуард Эпплтон, но он и мама развелись в прошлом году, и теперь он живет в Плано, штат Техас. Мы живем в Уэстоне, штат Массачусетс, в доме шестнадцать по Дубовому проезду. Наш телефонный номер… — Бесстрастным голосом, как автомат справочной, она повторила номер наизусть.

Черт, опять масснюки, подумал Младший. Но ведь было логично. Кто еще будет жечь дорогой бензин, чтобы посмотреть, как злогребучие листья падают со злогребучих деревьев?

Френки опустился на колено:

— Элис, послушай меня, сладенькая. Где теперь твоя мама?

— Не знаю. — Слезы, большие прозрачные шары, покатились по щекам. — Мы приехали, чтобы посмотреть на листья. И еще собирались поплавать на каяке. Нам нравится каяк, правда, Эйди?

— Я хочу есть, — печально ответил Эйден и тоже начал плакать.

От их вида захотелось плакать и Младшему. Пришлось ему напомнить себе, что он — коп. Копы не плачут. Во всяком случае, при исполнении. Он вновь спросил девочку, где их мама, но ответил маленький мальчик:

— Она поехала купить вупы.

— Он говорит про вупи-пай, — пояснила Элис. — Но она поехала и за многим другим. Потому что мистер Кильян не содержал коттедж в надлежащем виде. Мама сказала, что я смогу приглядеть за Эйденом, так как я большая девочка, а она быстро вернется, потому что ехать ей только до «Йодерса» и обратно. Она велела не подпускать Эйди к пруду.

Младший начал соображать, что к чему. Вероятно, женщина рассчитывала найти в коттедже еду — как минимум основные продукты питания, — но, если б она достаточно хорошо знала Роджера Кильяна, такие мысли просто не пришли бы ей в голову. Подобных дундуков еще следовало поискать, и весь его выводок тоже не мог похвастаться умом. «Йодере», маленький магазинчик в Таркерс-Миллсе, где продавали пиво, кофейный бренди и банки со спагетти, находился в двадцати одной минуте езды. Еще двадцать ушло бы на обратную дорогу. Только Вера Эпплтон не вернулась, и Младший знал почему.

— Она уехала в субботу утром? — спросил он. — Так?

— Мне нужна мама! — воскликнул Эйден. — И мне нужен зафтак! У меня болит живот!

— Да, — ответила девочка Младшему. — В субботу утром. Мы смотрели мультики, только теперь мы ничего не можем смотреть, потому что электричество отключилось.

Младший и Френки переглянулись. Две ночи в темноте. Девочке, возможно, девять, мальчику, возможно, пять. Младшему не хотелось об этом думать.

— У вас было что-нибудь из еды? — спросил Френки девочку. — Сладенькая? Хоть что-нибудь?

— Мы нашли луковицу в ларе для овощей, — прошептала она. — Съели по половинке. С сахаром.

— Ох, твою мать! — вырвалось у Френки. И он тут же добавил: — Я этого не говорил. Вы не слышали. Секундочку. — Он вернулся к машине, открыл пассажирскую дверцу, начал рыться в бардачке.

— И куда вы шли, Элис? — спросил Младший.

— В город. Чтобы поискать мамочку и найти что-нибудь из еды. Мы собирались дойти до коттеджей. А дальше пойти через лес. — Она указала куда-то на север. — Я подумала, что так будет быстрее.

Младший улыбнулся, но внутри у него все похолодело. Она указывала в сторону от Честерс-Милла. Там они могли найти только лес, выросший на прежних вырубках, да болота. Плюс, само собой, Купол. Элис и Эйден почти наверняка умерли бы от голода. Гензель и Гретель, только без счастливого конца.

И мы уже собирались повернуть назад. Господи!

Френки вернулся. С батончиком «Милкивей». Старым, помятым, но в целой упаковке. Дети так уставились на этот батончик, что Младшему вспомнились другие дети, которых он иногда видел в выпусках новостей. На американских лицах такое казалось нереальным, ужасным.

— Это все, что я нашел. — Френки уже разрывал обертку. — В городе мы найдем вам что-нибудь получше.

Он разломил батончик пополам, протянул половинки детям. Батончик исчез в пять секунд. Покончив со своей частью, мальчик сунул пальцы в рот. Его щеки ритмично сдувались и раздувались, пока он их обсасывал.

Как собака, слизывающая жир с кости, подумалось Младшему.

Он повернулся к Френки.

— Нечего ждать до возвращения в город. Заедем в коттедж, где жили старик и телка. Дадим детям то, что у них есть. — Френки кивнул и поднял мальчика на руки. Младший поднял девочку. В ноздри ударил ее пот, страх. Младший провел рукой по ее волосам, словно мог отогнать эту маслянистую вонь. — Теперь все хорошо, сладенькая. И для тебя, и для твоего брата. Все хорошо. Вы в безопасности.

— Ты обещаешь?

— Да.

Ее ручонки крепче сжались вокруг его шеи. И это мгновение стало одним из лучших в жизни Младшего.

4.

Западная часть Честерс-Милла по праву считалась самой малонаселенной, и уже без четверти десять утра ее практически полностью очистили. На Литл-Битч оставался только один патрульный автомобиль, номер Два. Джекки Уэттингтон сидела за рулем, Линда Эверетт — рядом с ней. Чиф Перкинс, коп старой школы из маленького городка, никогда не отправил бы двух женщин в одном патрульном автомобиле, но, разумеется, чиф Перкинс больше здесь не командовал. Так что женщины наслаждались новизной ситуации. Мужчины, особенно мужчины-копы, бесконечно чем-то похвалялись, что утомляло.

— Едем в город? — спросила Джекки. — «Эглантерия» уже закроется, но, возможно, нам удастся вымолить чашку кофе.

Линда не ответила. Думала о том месте, где Купол пересекал Литл-Битч. Она еще не могла прийти в себя, и не только потому, что часовые стояли спинами к городу и не повернулись, когда она пожелала им доброго утра через установленные на патрульном автомобиле громкоговорители. Не выходила из памяти буква «X», большая, красная, нарисованная на Куполе спреем, висящая в воздухе, словно какая-то фантастическая голограмма. Предполагаемое место удара. Просто не верилось, что ракета, выпущенная с расстояния в триста миль, сможет попасть в такую буковку, но Расти убедил ее, что такое возможно.

— Лин?

Она вернулась в здесь и сейчас.

— Да, конечно, если ты считаешь, что пора.

Затрещало радио:

— Номер Два, номер Два, как слышите, прием?

Линда сняла с подставки микрофон:

— База, это Второй. Мы тебя слышим, Стейси, но слышимость здесь не очень хорошая, прием.

— Все говорят то же самое, — ответила Стейси Моггин. — У Купола совсем плохая, ближе к городу получше. Вы все еще на Литл-Битч, так? Прием.

— Да. Мы проверили Кильянов и Бучеров. Все уехали. Если ракета пробьет Купол, у Роджера Кильяна появится много жареной курятины.

— Мы устроим пикник. Пит хочет поговорить с вами. Я хочу сказать — чиф Рэндолф. Прием.

Джекки свернула на обочину. Последовала пауза, заполненная статическими помехами, потом послышался голос Рэндолфа. Он обходился без «приема», как и всегда.

— Вы проверили церковь, номер Два?

— Святого Искупителя? — уточнила Линда. — Прием.

— Насколько мне известно, там только одна церковь, патрульная Эверетт. Если только за ночь не появилась индусская мечеть.

Линда не думала, что в мечетях молятся индусы, но, наверное, не стоило сейчас поправлять чифа. Усталый и недовольный голос Рэндолфа к этому не располагал.

— Церковь Святого Искупителя не в нашем секторе, — ответила она. — Тот отвели паре новых копов. Вроде бы Тибодо и Сирлсу. Прием.

— Проверьте еще раз. — В голосе Рэндолфа добавилось раздражения. — Никто не видел Коггинса, и пара его прихожан хочет обняться с ним, или как там они это называют.

— Приказ принят, чиф. Будет исполнено. Прием.

— Проверьте и дом пастора. — Пауза. — А также радиостанцию. Эта хреновина продолжает трансляцию, значит, там кто-то есть.

— Будет исполнено. — Она уже было сказала: Конец связи, когда в голову пришла новая мысль. — Чиф, по телику ничего нового? Президент ничего не сказал? Прием.

— У меня нет времени слушать каждое слово, которое этот парень роняет из своего глупого рта. Отыщите падре и скажите ему, чтобы притаскивал свою задницу сюда. И сами притаскивайте свои задницы. Конец связи.

Линда вернула микрофон на стойку, посмотрела на Джекки.

— Притаскивать к нему свои задницы? — уточнила Джекки. — Наши задницы?

— Это он — задница.

Вроде бы Линда пошутила, но ни одна из них не улыбнулась. Какое-то время они молча посидели в автомобиле. Тишина нарушалась только шумом работающего на холостых оборотах двигателя. Наконец Джекки заговорила, но так тихо, что Линда едва ее расслышала:

— Все это так плохо.

— Ты про Рэндолфа на месте Перкинса?

— И это, и новые копы. — Последнее слово она как бы взяла в кавычки. — Этот молодняк. И знаешь что? Когда я пришла в участок, Генри Моррисон сказал мне, что Рэндолф нанял еще двоих. Они пришли с улицы вместе с Картером Тибодо, и Пит тут же привел их к присяге, не задав ни единого вопроса.

Линда знала, какие парни общаются с Картером и в «Дипперсе», и на бензозаправочной станции, где они использовали гараж, чтобы регулировать свои мотоциклы.

— Еще двоих? Почему?

— Пит сказал Генри, что они нам понадобятся, если с ракетой не получится. «Чтобы гарантировать, что ситуация не выйдет из-под контроля», — сказал он. И ты знаешь, кто подбросил ему такую идею.

Линда, конечно же, знала.

— Хорошо хоть они без оружия.

— Парочка с оружием. Не с выданным в участке — с личным. Но завтра — если уже не к сегодняшнему вечеру — оружие они получат. Этим утром Пит позволил им ездить самим, не поставил в пары с настоящими копами. Тот еще тренировочный период, а? Двадцать четыре часа, плюс-минус. Ты понимаешь, что числом эти ребята уже превосходят нас? — Пока Линда обдумывала ее слова, Джекки продолжила: — Гитлерюгенд. Вот какое слово не выходит из головы. Вероятно, я принимаю все слишком уж близко к сердцу, но молю Бога, чтобы этот кошмар сегодня закончился.

— Не могу представить себе Питера Рэндолфа Гитлером.

— Я тоже. По мне, он скорее Герман Геринг. А Гитлер для меня Ренни. — Джекки включила передачу, развернулась и поехала к церкви Христа Святого Искупителя.

5.

Церковь они нашли открытой и пустой, с выключенным генератором. Дом священника встретил их тишиной, но «шевроле» преподобного Коггинса стоял в маленьком гараже. Заглянув в него, Линда смогла прочитать две наклейки на бампере. Справа: «ЕСЛИ ВОЗНЕСЕНИЕ ПРОИЗОЙДЕТ СЕГОДНЯ, ПУСТЬ КТО-НИБУДЬ УХВАТИТСЯ ЗА МОЕ РУЛЕВОЕ КОЛЕСО». Слева наклейка похвалялась: «МОЯ ДРУГАЯ МАШИНА 10-СКОРОСТНИК».

Линда обратила внимание Джекки на вторую наклейку.

— У него действительно есть велосипед — я видела, как он на нем ездил. Но я не вижу его в гараже. Он мог уехать на нем в город, чтобы сэкономить бензин.

— Мог. Но мы все равно должны проверить дом, чтобы убедиться, что он не поскользнулся в душе и не сломал шею.

— Это означает, что нам придется смотреть на него голого?

— Никто не говорил, что полицейская работа всегда в радость. Пошли.

Их встретила запертая дверь, но в городах, где сезонные приезжие составляют большую часть населения, полиция всегда находит способ войти. Они проверили места, где обычно прятали запасной ключ. Его нашла Джекки — висящим на гвоздике за ставней кухонного окошка. Он подошел к замку двери черного хода.

— Преподобный Коггинс! — позвала Линда, всунувшись в дом. — Это полиция, преподобный Коггинс. Вы здесь?

Ответа не последовало. Они переступили порог. И пусть на первом этаже царил идеальный порядок, но Линде стало как-то не по себе. Она решила, что причина проста — они в чужом доме. В доме священника, куда вошли без приглашения.

Джекки поднялась наверх.

— Преподобный Коггинс! Полиция. Если вы здесь, пожалуйста, отзовитесь.

Линда стояла у лестницы, глядя наверх. С домом что-то было не так. Он заставил ее подумать о Джанель, трясущейся в припадке. Тогда у Линды возникли такие же ощущения. Внезапно пришла уверенность: попади сейчас Джанель в этот дом, у нее случился бы новый припадок. Да, и она начала бы произносить странные фразы. Возможно, о Хэллоуине и Большой Тыкве.

Вроде бы Линда видела перед собой совершенно обычную лестницу, но подниматься ей совершенно не хотелось. Она мечтала о том, что Джекки найдет второй этаж пустым и они смогут поехать на радиостанцию. Но когда напарница позвала, Линде пришлось подняться.

6.

Джекки стояла посреди спальни Коггинса. На одной стене висел простой деревянный крест, на другой — табличка с надписью: «ВОРОБЕЙ ПОД ВЗГЛЯДОМ ЕГО». Покрывало с кровати снято. На простыне краснели следы крови.

— И это. — Джекки указала на пол. — Подойди сюда.

С неохотой Линда подошла. На натертом до блеска деревянном полулежала веревка с завязанными на ней узлами. Окровавленными узлами.

— Похоже, кто-то его бил, — мрачно изрекла Джекки. — Возможно, достаточно сильно, чтобы он лишился чувств. Потом они положили его на… — Она посмотрела на Линду. — Нет?

— Как я понимаю, ты выросла не в религиозной семье.

— Очень даже религиозной. Мы поклонялись Святой Троице: Санта-Клаусу, Пасхальному Кролику и Зубной Фее. А как насчет тебя?

— Мы — обычные богобоязненные баптисты, но я о таком слышала. Думаю, он бичевал себя.

— Перестань! Люди такое делали за грехи, так?

— Да. И насколько я понимаю, это совсем не вышло из моды.

— Тогда понятно. В каком-то смысле. Зайди в ванную и посмотри на туалетный бачок.

Линда не сдвинулась с места. Ей хватило и завязанной узлами веревки. Атмосфера дома — его пустота — давила все сильнее.

— Иди. Там тебя не укусят, и я готова поставить доллар против десятицентовика, ты видала кое-что и похуже.

Линда прошла в ванную комнату. На туалетном бачке лежали два журнала. Один религиозный — «Аппер рум». Второй назывался «Юные азиатские щелки». Линда сомневалась, что его продавали во многих магазинах религиозной литературы.

— Итак, — произнесла Джекки, — что мы имеем? Он сидит на унитазе, мечет трюфели…

— Мечет трюфели? — Линда засмеялась, несмотря на нервное напряжение. А может, благодаря ему.

— Так это называла моя мать. В любом случае, покончив с этим, он устраивает себе бичевание, чтобы искупить грехи, а потом укладывается в постель и видит счастливые азиатские сны. Утром встает, бодрый и очищенный от грехов, молится, потом садится на велосипед и едет в город. Логично?

Линда подумала, что скорее да, чем нет. Правда, эта версия не объясняла, почему в доме ей было не по себе.

— Давай проверим радиостанцию, — предложила она. — Потом поедем в город и выпьем кофе. Я угощаю.

— Хорошо. Мне черный. И желательно внутривенно.

7.

Дверь в низкое, главным образом из стекла, здание студии ХНВ они тоже нашли запертой, но из динамиков, закрепленных на свесах, лился псалом «Доброй ночи, дорогой Иисус» в интерпретации Перри Комо, известного исполнителя соула. За студией высилась радиовышка, с едва видимыми в ярком утреннем свете мерцающими красными сигнальными огнями на вершине. Около вышки находилось длинное, похожее на большой сарай, строение. Линда предположила, что в нем генератор и все необходимое для того, чтобы по-прежнему рассказывать о чуде любви Божьей Западному Мэну, Восточному Нью-Хэмпширу и, возможно, планетам Солнечной системы.

Джекки постучала, потом забарабанила.

— Не думаю, что здесь кто-то есть, — сказала Линда.

Это место совершенно ей не нравилось. И в воздухе стоял какой-то странный запах, затхлый и неприятный. Запах этот напомнил ей о кухне матери, даже после интенсивного проветривания, потому что ее мать курила как паровоз и точно знала: есть можно только то, что хорошенько прожарено на раскаленной сковороде, от души смазанной свиным жиром.

Джекки покачала головой.

— Мы кого-то слышали, так?

Линда не ответила, но так оно и было. Они настроились на волну радиостанции, когда ехали от дома пастора, и услышали голос диджея, объявившего, что сейчас прозвучит «еще одно выраженное песней послание Божьей любви».

На этот раз поиски ключа заняли больше времени, но Джекки в конце концов нашла его в конверте, закрепленном липкой лентой на дне почтового ящика. Лежал в конверте и клочок бумаги, на котором кто-то нацарапал четыре цифры: 1 6 9 3.

С ключом пришлось повозиться, поначалу ничего не получалось, но он все-таки повернулся в замке. Едва они переступили порог, послышались короткие гудки охранной сигнализации. Пульт крепился к стене. Как только Джекки набрала вышеуказанные цифры, гудки смолкли. Осталась только музыка. Перри Комо сменила какая-то инструментальная композиция. Линде показалось, что она слышит органное соло из «Ин-а-Гадда-давита».[88] Динамики в студии по качеству в тысячу раз превосходили те, что стояли снаружи, музыка звучала громче, и создавалось ощущение, что она живая.

Неужели люди могут работать в таком святее-чем-ты грохоте? — спросила себя Линда. Отвечать на телефонные звонки? Заниматься делами? Как такое возможно?

И здесь тоже что-то было не так. Линда это ощущала. У нее не просто бежали по коже мурашки, она чувствовала нарастающий страх. И когда увидела, как Джекки расстегнула ремешок, удерживающий служебный автоматический пистолет в кобуре, сделала то же самое. Ощущение рукоятки под рукой придавало смелости. Твой жезл и твоя рукоятка, они успокаивают меня, подумала Линда.

— Эй! — позвала Джекки. — Преподобный Коггинс! Кто-нибудь!

Ответа не последовало. Стол секретарши пустовал. Слева находились две закрытые двери. За стеклянной стеной прямо перед женщинами перемигивались огоньки. Линда предположила, что там находится студия, откуда шли передачи.

Закрытые двери Джекки распахнула ногой, держась на расстоянии. За одной находился кабинет, за другой они увидели роскошно обставленный конференц-зал, в котором стоял телевизор с огромным плоским экраном. Он работал, но без звука. Андерсон Купер, чуть ли не в натуральную величину, вел комментарий с Главной улицы Касл-Рока. Дома занавесили флагами и желтыми лентами. Линда увидела плакат на магазине скобяных товаров: «ОСВОБОДИТЕ ИХ». От его вида Линде стало совсем жутко. Бегущая строка в нижней части экрана сообщала: «ИСТОЧНИКИ В МИНИСТЕРСТВЕ ОБОРОНЫ ГОВОРЯТ О НЕИЗБЕЖНОСТИ РАКЕТНОГО УДАРА».

— Почему телевизор работает? — удивилась Джекки.

— Потому что тот, кто здесь хозяйничает, посчитал…

Ее прервал громовой голос:

— Вы слушали «Христос — мой господин и правитель» в версии Раймонда Хоуэлла.

Обе женщины так и подпрыгнули.

— А это уже Норман Дрейк, напоминающий вам о трех важных моментах: вы слушаете программу «Час интерпретаций» на ХНВ, Бог любит вас, и Он послал Сына, чтобы Он умер за вас на кресте. Сейчас девять двадцать пять утра, и, как мы всегда напоминаем вам, время дорого. Вы уже отдали сердце Господу? Вернусь после этого.

Норман Дрейк уступил место сладкоголосому дьяволу, который принялся втюхивать Библию на ди-ви-ди, особенно упирая на то, что покупку можно сделать в рассрочку, месячными платежами, и вернуть товар, если он не доставит радости, сравнимой с той, что получает свинья, дорвавшаяся до грязи.

Линда и Джекки подошли к стеклянной стене, отделявшей их от студии. Ни Нормана Дрейка, ни сладкоголосого дьявола в ней не увидели, но, как только рекламная пауза закончилась, диджей вернулся, чтобы объявить новую песню, восхваляющую Господа: зеленая лампочка сменилась красной, красная — зеленой. Когда зазвучала музыка, еще одна красная лампа сменила цвет на зеленый.

— Все автоматизировано! — воскликнула Джекки. — Эта долбаная студия полностью автоматизирована!

— Тогда почему мы чувствуем чье-то присутствие? И не говори, что ты не чувствуешь.

— Потому что здесь жутко. Этот автомат даже сверяется со временем. Милая, такая установка стоит целое состояние! Прямо-таки призрак в машине… И сколь долго, по-твоему, все это будет работать?

— Наверное, пока не закончится пропан и не остановится генератор. — Линда заметила еще одну дверь и распахнула ее ногой, как Джекки… только в отличие от нее вытащила пистолет и держала его у бедра, на предохранителе и стволом вниз.

За дверью находилась ванная комната, пустая. На стене висела картина, изображающая очень белокожего Христа.

— Я не религиозна, — заметила Джекки, — поэтому ты должна объяснить мне, почему люди хотят, чтобы Иисус наблюдал, как они справляют нужду.

Линда покачала головой.

— Давай уйдем отсюда, прежде чем у меня поедет крыша. Эта радиостудия — та же «Мария Целеста», только на суше.

Джекки тревожно огляделась.

— Да уж, страшновато тут, доложу я тебе. — И внезапно она возвысила голос до крика, заставив Линду вздрогнуть. Та подумала, что зря Джекки так кричит. Потому что кто-то мог услышать ее и прийти. Или что-то. — Эй! Есть тут кто-нибудь?! Последний шанс!

Ничего. Никого.

Когда они вышли, Линда глубоко вздохнула.

— Однажды в молодости мы с друзьями поехали в Бар-Харбор. Остановились на пикник в живописном местечке. Нас было человек шесть. День выдался таким ясным, что можно было увидеть Ирландию. Когда мы поели, я сказала, что хочу всех сфотографировать. Народ начал валять дурака, принимать забавные позы, а я отходила и отходила, чтобы поймать в кадр всех. А потом одна девушка, Арабелла, тогда моя лучшая подруга, перестала натягивать другой девушке трусы чуть ли не до пупа и крикнула: «Стой, Линда, стой!» Я остановилась, оглянулась. И знаешь, что я увидела?

Джекки покачала головой.

— Атлантический океан. Я стояла на самом краю обрыва и площадки для пикника. Предупреждающая табличка там была, но ни перил, ни ограждения. Еще шаг, и я свалилась бы вниз. То же самое я почувствовала и там.

— Лин, радиостудия пустая.

— Я так не думаю. Да и ты тоже.

— Там страшновато, это точно. Но мы проверили все комнаты…

— Но не саму студию. Плюс работал телевизор, и радио гремело слишком уж громко. Ты же не думаешь, что оно всегда так гремит, правда?

— Откуда мне знать, что обычно делают эти святоши? Может, они ждали Апоколика.

— Апокалипсиса.

— Как ни назови. Хочешь проверить этот сарай?

— Ни за что! — ответила Линда, заставив Джекки рассмеяться.

— Ладно. Доложим, что преподобного не нашли, верно?

— Верно.

— Тогда поехали в город. К кофе.

Прежде чем занять переднее сиденье патрульного автомобиля номер Два, Линда еще раз взглянула на здание радиостудии, которое стояло, окутанное музыкой. Все прочие звуки отсутствовали напрочь; она осознала, что не слышала ни единой птичьей трели, и задалась вопросом: не расшиблись ли все птицы о Купол? Конечно же, такого быть не могло. Или могло.

Джекки указала на микрофон:

— Хочешь, чтобы я воспользовалась громкоговорителем? Объявила всем, кто прячется, что им надо бежать в город? Потому что — я только сейчас об этом подумала — они, возможно, нас боятся.

— Я хочу одного: побыстрее закруглиться и смотаться отсюда.

Джекки не стала спорить. Задним ходом проехала короткую подъездную дорожку до Литл-Битч-роуд и там развернула патрульный автомобиль к Миллу.

8.

Время шло. Религиозная музыка играла. Норман Дрейк вернулся и объявил, что уже девять тридцать четыре по Восточному утреннему, от любящего вас Бога, времени. Потом последовало рекламное объявление «Салона подержанных автомобилей Джима Ренни», которое зачитал сам второй член городского управления, печальным голосом остающегося в дураках:

«У нас есть «форды», «шеви», «плимуты»! У нас есть «доджрэм», который так трудно достать, и «мустанг», который достать еще труднее! У меня не один, не два, а целых три «мустанга», все как новенькие, один из них знаменитый «ви-шесть-кабриолет», и каждый со знаменитой христианской гарантией Джима Ренни. Мы обслуживаем автомобили, которые продаем, мы выдаем ссуды и делаем все это при низких-низких ценах. И прямо сейчас, — он издал еще более печальный смешок, — все со ДВОРА продать ПОРА! Так что подъезжайте. Кофеварка всегда полная, сосед, и вам ни в чем не будет отказу, Большой Джим поможет сразу».

Дверь, которую не заметила ни одна из женщин, открылась в глубине студии. За ней мерцало еще больше огней — целая галактика. Комнатушку размером с чулан заполняли провода, распределительные устройства, коммуникаторы и электронные блоки. Вроде бы для человека места там и не было, но для Шефа, не просто худого, а истощенного до предела, хватило. Его глаза блестели из глубин черепа. Бледную кожу покрывали угри. Губы обнажали десны, потерявшие большую часть зубов. Одет он был в грязные рубашку и штаны, в которых болтались голые худые ноги: нижнее белье Шефа давно уже кануло в Лету. Скорее всего Саманта Буши не узнала бы своего мужа. В одной руке он держал сандвич с ореховым маслом и джемом (теперь мог есть только мягкую пищу), в другой «Глок-9».

Он подошел к окну, выходящему на автомобильную стоянку, с намерением выскочить из студии и убить незваных гостей, если они еще там; он практически сделал это, когда они находились в студии. Да только испугался. Потому что демонов убить нельзя. Когда их человеческие тела умирали, демоны просто перебирались в других хозяев. А пребывая между телами, демоны выглядели как черные дрозды. Шеф видел демонов в ярких снах, которые приходили, когда он засыпал, а случалось такое все реже и реже.

Они, однако, уехали. Его атман[89] оказался им не по зубам.

Ренни велел прекратить всю работу в сарае, и Шеф Буши прекратил, но в самом скором времени предстояло вновь запустить несколько горелок. Потому что неделей раньше в Бостон была отправлена большая партия товара, и у него остались сущие крохи. А он не мог не курить. Только этим нынче его атман и питался. Но пока курева хватало.

Он отвернулся от блюза, который когда-то казался ему таким важным в жизни — от Би-Би Кинга, Коко[90] и Бабника[91] Тейлор, Мадди[92] и Воющего Волка,[93] даже бессмертного Литл Уолтера, — и он больше не трахался. Он практически перестал справлять большую нужду — его заперло с июля. Но его это устраивало. Что унижало тело, то служило пищей атману.

Он еще раз проверил автостоянку и дорогу за ней, убедился, что демоны там не шастают, заткнул автоматический пистолет за ремень на пояснице и направился к сараю-складу, ставшему фабрикой. Фабрику, правда, пришлось закрыть, но это он мог исправить в любую минуту.

Шеф пошел за своей трубкой.

9.

Луч фонаря Расти Эверетта гулял по складу, где хранился пропан. Потому что он и Джинни Томлинсон — теперь главный администратор медицинской службы Честерс-Милла — решили оставить электропитание только в тех частях больницы, которые не могли обесточить ни при каких обстоятельствах. Слева от него, в отдельной пристройке, ревел их большой генератор, с каждым мгновением уменьшая количество остающегося в контейнере пропана.

Большинства контейнеров нет, сказал ему Твитч и не погрешил против истины. По описи, что висит на двери, на складе должно быть семь контейнеров, а их только два. В этом как раз ошибся. На складе стоял только один контейнер. Расти прошелся лучом по синей надписи «БОЛЬНИЦА КР» на серебристой боковой стенке контейнера под логотипом компании поставщика «Мертвая река».

— Я же тебе говорил, — раздался за спиной голос Твитча, и Расти от неожиданности вздрогнул.

— Ты говорил неправильно. Контейнер только один.

— Чушь! — Твитч прошел на склад. Оглядел обширную — по большей части пустую — центральную часть склада, тогда как луч фонаря Расти освещал коробки на полках у стен. — Нет, не чушь.

— Согласен.

— Бесстрашный лидер, кто-то крадет наш пропан.

Расти не хотелось в это верить, но и другого объяснения он найти не мог.

Твитч присел.

— Посмотри сюда.

Расти опустился на колено. Участок в четверть акра за больницей заасфальтировали прошедшим летом, и, поскольку холода еще не наступили, асфальт нигде не треснул и не вздыбился, площадка оставалась ровной и темной. Поэтому не составляло труда разглядеть следы от колес грузовика перед сдвижными дверьми склада.

— Похоже, приезжал муниципальный грузовик, — заметил Твитч.

— Или любой другой большой грузовик.

— Тем не менее отчего бы тебе не проверить сарай за муниципалитетом. Твитч не доверять Большой Вождь Ренни. Нехороший человека.

— Зачем ему брать наш пропан? У членов городского управления достаточно своего.

Они направились к двери в прачечную больницы — тоже прекратившую работу, во всяком случае, пока. Около двери стояла скамья. К кирпичной стене крепилась табличка с надписью: «КУРЕНИЕ ЗДЕСЬ БУДЕТ ЗАПРЕЩЕНО С ПЕРВОГО ЯНВАРЯ. БРОСАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО, ЧТОБЫ ИЗБЕЖАТЬ ПРОБЛЕМ».

Твитч достал пачку «Мальборо», предложил Расти. Тот помахал рукой, потом передумал, взял одну. Твитч дал ему прикурить, прикурил сам.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю что?

— Что у них достаточно своего пропана. Ты проверял?

— Нет. Но если уж они решили браконьерствовать, почему на нашей территории? Грабить местную больницу обычно считается дурным тоном у более-менее приличных людей, да и почта находится рядом. У них наверняка есть пропан.

— Может, Ренни и его друзья уже оприходовали пропан с почты. Да и сколько там могло быть? Один контейнер? Два? Семечки.

— Я не понимаю, зачем им пропан. Это же не имеет смысла.

— Тут ничего не имеет смысла. — Твитч так яростно зевнул, что Расти услышал хруст суставов.

— Как я понимаю, ты закончил обход? — Расти не мог не оценить сюрреалистичность своего вопроса. После смерти Хаскела он стал главным врачом больницы, а Твитч — тремя днями ранее медбрат — занял его прежнюю должность: фельдшера.

— Да. — Твитч вздохнул. — Мистер Кэрти этот день не протянет.

Насчет Эда Кэрти Расти придерживался того же мнения. У него выявили последнюю стадию рака желудка, и Расти думал, что старик умрет неделей раньше, но он еще цеплялся за жизнь.

— Без сознания?

— Так точно, сэнсэй. — Остальных пациентов Твитч мог сосчитать по пальцам одной руки, и Расти полагал, что в этом им невероятно повезло. Он подумал, что даже мог бы почувствовать себя счастливчиком, если бы не такая сильная усталость и тревога. — Состояние Джорджа Уэрнера можно считать стабильным. — У Уэрнера, шестидесятилетнего толстяка, проживающего в Истчестере, в День Купола случился инфаркт миокарда. Расти склонялся к тому, что тот выкарабкается… на этот раз. — Что же касается Эмили Уайтхаус… — Твитч пожал плечами. — Тут все гораздо хуже, сэнсэй. — Эмми Уайтхаус, сорокалетняя и без единой унции жира, тоже лежала с инфарктом миокарда, который свалил ее примерно через час после инцидента с Рори Динсмором. Только у нее инфаркт был куда обширнее, чем у Джорджа Уэрнера: сдвинутая на физических упражнениях, она заполучила его во время занятий в тренажерном зале. «Спортзальный удар», так это называл доктор Хаскел. — Фримен поправляется, Джимми Сируа держится, а Нора Коувленд уже в полном порядке. Выписка после ленча. В целом все не так плохо.

— Да, — кивнул Расти, — но будет хуже. Это я тебе гарантирую. И… если тебе раздробит череп, ты бы хотел, чтобы я тебя прооперировал?

— Пожалуй, что нет. Я продолжаю надеяться, что появится Грегори Хаус.

Расти бросил окурок в урну и посмотрел на практически пустой склад. Может, действительно стоило заглянуть в пристройку за муниципалитетом, где стоял генератор… Кому это могло повредить?

На этот раз зевнул он сам.

— Как долго ты сможешь это выдерживать? — спросил Твитч. Веселое добродушие ушло из голоса. — Я спрашиваю только потому, что сейчас, кроме тебя, у города никого нет.

— Сколько придется. Но от слишком уж сильной усталости могу где-то напортачить, и это меня тревожит. Или я могу столкнуться с тем, что мне не под силу. — Он подумал о Рори Динсморе… и Джимми Сируа. С последним дело обстояло похуже, потому что Рори врачебная ошибка уже не могла повредить. А вот Джимми…

Расти увидел себя в операционной, вслушивающимся в мягкое пиканье оборудования. Увидел, как смотрит на белокожую голую ногу Джимми с черной линией, показывающей, где должен пройти разрез. Подумал о Дуги Твитчеле, демонстрирующем навыки анестезиолога. Почувствовал, как Джинни Томлинсон вкладывает скальпель в его затянутую в перчатку руку, а потом смотрит на него поверх маски холодными синими глазами.

Боже, убереги меня от этого!

Твитч коснулся руки Расти.

— Не бери в голову. Живи сегодняшним днем.

— Хрена с два, сегодняшним часом. — Расти поднялся. — Мне надо пойти в Центр здоровья, посмотреть, что там. Слава Богу, это произошло не летом. Иначе нам пришлось бы иметь дело с тремя тысячами туристов и семью сотнями детей в летних лагерях.

— Составить тебе компанию?

Расти покачал головой.

— Лучше загляни к Эду Кэрти. Выясни, по-прежнему ли он в стране живых.

Расти еще раз взглянул на склад, где хранился пропан, обогнул угол больницы и по диагонали направился к Центру здоровья на другой стороне Кэтрин-Рассел-драйв.

10.

Джинни, разумеется, находилась в больнице; собиралась доставить миссис Коувленд маленькую радость — взвесить перед тем, как отправить домой. За столом регистратора в Центре здоровья сидела семнадцатилетняя Джина Буффалино, медицинский опыт которой составлял ровно шесть недель, проведенных на курсах медсестер-волонтеров. Когда Расти вошел, Джина одарила его испуганным взглядом оленихи, внезапно освещенной фарами, и сердце Расти упало, но приемная пустовала, и он расценил это как добрый знак. Очень даже добрый знак.

— Кто-нибудь звонил?

— Только миссис Вендзино с Блэк-Ридж-роуд. Ее малыш просунул голову между стойками манежа. Она хотела, чтобы прислали «скорую». Я… я посоветовала ей смазать голову ребенка оливковым маслом и посмотреть, не удастся ли вытащить ее из ловушки. Сработало.

Расти улыбнулся. Может, от девочки будет прок. Джина, на лице которой отразилось облегчение, тоже улыбнулась.

— Здесь по крайней мере никого, — отметил Расти. — И это отлично.

— Не совсем. Пришла Андреа Гриннел. Я отправила ее в третью. — Джина замялась. — Она чем-то очень расстроена.

Настроение Расти, уже начавшее подниматься, резко пошло вниз. Андреа Гриннел. И расстроенная. Сие означало, что она хотела увеличить прописанную ей дозу оксиконтина. Чего он, при всем желании, сделать не мог, пусть даже в «Аптечном магазине Энди Сандерса» этого препарата хватало.

— Ладно. — Он двинулся по коридору к смотровой номер три, остановился, посмотрел на Джину: — Но ты не сбросила мне сообщение на пейджер.

Джина покраснела:

— Она попросила меня этого не делать.

Удивление Расти длилось не больше секунды. У Андреа могла быть лекарственная зависимость, но на отсутствие ума она пожаловаться не могла. И понимала, если Расти в больнице, то почти наверняка с Твитчем. А Дуги Твитчела, ее младшего братика, даже в возрасте тридцати девяти лет следовало оберегать от некоторых нелицеприятных фактов жизни.

Расти постоял перед дверью с черной цифрой «3», стараясь собраться с мыслями. Дело предстояло сложное. Андреа не относилась к воинственным алкоголикам, громогласно заявляющим, что выпивка не имеет никакого отношения к их проблемам; и не имела ничего общего с наркоманами, подсевшими на мет, которых за последний год все прибавлялось и прибавлялось. По существу, Андреа не несла ответственности за случившееся с ней, что только усложняло ситуацию. Конечно же, после падения боль мучила ее. И окси представлялся наиболее оптимальным вариантом, позволившим ей спать и начать лечение. И не было ее вины в том, что препарат, столь ей необходимый, является «деревенским героином», как его прозвали врачи.

Он открыл дверь и вошел, репетируя свой отказ. Вежливо, но твердо, говорил он себе. Вежливо, но твердо.

Она сидела в углу, под плакатом, предупреждающим о вреде избытка холестерина, склонив голову над лежащей на коленях сумочкой. Крупная женщина, которая теперь выглядела совсем маленькой. Каким-то образом сжавшейся. А когда она подняла голову, чтобы взглянуть на него, и Расти увидел, как осунулось ее лицо — глубокие морщины у рта, почти черная кожа под глазами, он передумал и решил, что все-таки выпишет лекарство на одном из розовых рецептурных бланков доктора Хаскела. А после завершения купольного кризиса, возможно, уговорит ее провести курс детоксикации, пригрозив, что поставит в известность брата. Но теперь он собирался выписать ей лекарство. Потому что редко видел человека, которому оно так требовалось.

— Эрик… Расти… у меня беда.

— Я знаю. Вижу. Я выпишу…

— Нет! — Она в ужасе посмотрела на него. — Нет, даже если я буду молить об этом! Я — наркоманка и должна избавиться от зависимости! Я — чертова старая наркоманка! — Ее лицо перекосилось. Она попыталась справиться с этим, но не смогла и закрыла его руками. Рыдания, которые рвали сердце, прорывались сквозь пальцы.

Расти подошел, опустился на колено, обнял ее:

— Андреа, это хорошо, что ты хочешь остановиться… прекрасно… но, возможно, сейчас не самое лучшее время…

Она посмотрела на него мокрыми от слез, покрасневшими глазами.

— Ты совершенно прав, хуже времени не найти, но мне это надо сделать сейчас. И ты не должен говорить ни Дуги, ни Роуз. Ты сможешь мне помочь? Это возможно? Потому что я не смогу, одна — не смогу. Эти ненавистные розовые таблетки! Я кладу их в аптечный шкафчик и говорю себе: «На сегодня — все», а часом позже снова их достаю! Никогда не попадала в такую передрягу, никогда в жизни! — Она понизила голос, словно делясь важным секретом: — Теперь я не думаю, что причина в спине, я думаю, моя голова велит спине болеть, чтобы я могла принять эти чертовы пилюли.

— Почему именно сейчас, Андреа?

Она только покачала головой.

— Сможешь ты мне помочь или нет?

— Смогу. Но если ты думаешь, что будет легко, не обольщайся. Во-первых, у тебя… — На мгновение он увидел Джанни, ее всю трясло, она что-то бормотала о Большой Тыкве. — У тебя начнутся судороги.

Она то ли не поняла, то ли пропустила мимо ушей.

— Как долго?

— Чтобы снять физическую зависимость? Две недели. Может, и три. — И то при благоприятном раскладе, подумал он, но оставил эту мысль при себе.

Она схватила его за руку ледяными пальцами.

— Слишком долго.

Крайне неприятная мысль сверкнула в голове Расти. Возможно, из-за постоянного стресса у него возникла паранойя, но логике бытия мысль эта не противоречила.

— Андреа, тебя кто-нибудь шантажирует?

— Ты шутишь? Все знают, что я принимаю эти таблетки, городок-то маленький. — Но по мнению Расти, она ушла от ответа на его вопрос. — А какой максимально быстрый срок?

— С уколами витамина В₁₂, плюс тиамин и другие витамины, возможно, хватит и десяти дней. Но для тебя это будут ужасные дни. Ты практически не сможешь спать. Конечности, особенно ноги, будут постоянно дергаться в конвульсиях. Причем сильных. Не зря это называется «дать пинка зависимости». И тебе нужен человек, который будет постоянно снижать дозу. Человек, который будет держать таблетки при себе и не давать тебе лишнего, как бы ты ни просила. Потому что просить ты станешь.

— Десять дней? — с надеждой переспросила Андреа. — К тому времени и с этим все закончится, так? С Куполом?

— Может, уже и сегодня. На это мы все надеемся.

— Десять дней, — повторила она.

— Десять дней, — кивнул он.

Но желание принимать эти чертовы таблетки останется у тебя до конца твоих дней. Но Расти не озвучил эту мысль.

11.

В понедельник с утра народ валил в «Эглантерию», как никогда раньше… но, разумеется, в истории города еще не было такого понедельника. Однако многие посетители без особых протестов разошлись, когда Роуз объявила, что гриль закрыт и не откроется до пяти вечера.

— И к тому времени, возможно, вы сможете добраться до «Моксис» в Касл-Роке и поесть там! — закончила она.

Ее слова вызвали аплодисменты, пусть даже та забегаловка славилась отвратительным качеством еды и грязью на столиках.

— Никакого ленча? — спросил Эрни Кэлверт.

Роуз посмотрела на Барби, тот поднял руки, как бы говоря: «Меня не спрашивай».

— Сандвичи, — ответила Роуз. — Пока они не закончатся.

Вновь раздались аплодисменты. В это утро люди излучали оптимизм: повсюду слышались смех и добродушные шутки. Возможно, самым точным показателем улучшения духовного состояния города служил базарный стол в глубине ресторана: там возобновилась привычная дискуссия.

В немалой степени способствовал тому и работавший над стойкой телевизор, настроенный на канал Си-эн-эн. Говорящие головы распространяли по большей части слухи, но они обнадеживали. Несколько ученых, у которых взяли интервью, заявляли, что у крылатой ракеты большие шансы пробить Купол и положить конец кризису. Один рассчитал, что шансы на успех «выше восьмидесяти процентов». Но разумеется, он из кембриджского МТИ,[94] подумал Барбара. Там можно позволить себе оптимизм.

Когда он отчищал гриль, в дверь постучали. Барби оглянулся и увидел Джулию Шамуэй в окружении троих подростков. В такой компании она выглядела школьной учительницей на экскурсии. Барби направился к двери, вытирая руки о фартук.

— Если мы будем кормить всех, кто хочет есть, то очень скоро останемся без продуктов, — раздраженно бросил Энсон, вытирая столы. Роуз вновь отправилась в «Мир еды», чтобы купить мясо.

— Не думаю, что она хочет есть, — ответил Барби и не ошибся.

— Доброе утро, полковник Барбара. — На губах Джулии играла улыбка Моны Лизы. — Правда, мне хочется называть тебя майор Барбара. Как в…

— …В пьесе,[95] я знаю. — Барбаре и прежде доводилось слышать эту фразу несколько раз. Порядка десяти тысяч. — Это твоя команда?

Команду составляли один очень уж высокий, очень уж тощий подросток с копной каштановых волос, один коренастый паренек в мешковатых шортах и вылинявшей футболке с надписью «50 Центов»[96] и одна симпатичная миниатюрная девушка с молнией на щеке. Не татуировка — переводная картинка, молния тем не менее придавала ей бесшабашности. Барбара подумал, что девушка не поняла бы, о ком речь, если бы он ей сказал, что она напоминает ему Джоан Джетт,[97] какой та была в старшей школе.

— Норри Кэлверт. — Джулия коснулась плеча девушки. — Бенни Дрейк. А этот верзила — Джозеф Макклэтчи. Вчерашняя демонстрация протеста — его идея.

— Но я представить себе не мог, что кто-то получит травму.

— Если кто-то и получил, твоей вины в этом нет, — заверил его Барби. — Так что расслабься.

— Вы действительно Главный? — спросил Бенни, окинув Барбару взглядом.

Тот засмеялся:

— Нет. Я даже и пытаться не буду стать Главным без крайней на то необходимости.

— Но вы знаете солдат, которые там стоят? — спросила Норри.

— Лично — нет. Во-первых, они — морпехи. Я служил в армии.

— Ты по-прежнему в армии, если верить полковнику Коксу, — поправила его Джулия. Губы изгибала холодная улыбка, но глаза возбужденно поблескивали. — Можем мы поговорить с тобой? У юного мистера Макклэтчи есть идея, и я думаю, что она — совершенно блестящая. Если ее удастся реализовать.

— Удастся, — уверенно заявил Джо. — Когда речь идет о компьютерной хре… о компьютерах, я — Главный.

— Прошу в мой кабинет. — И Барби повел их к стойке.

12.

Идея действительно оказалась блестящей, но до половины одиннадцатого оставалось совсем ничего, и если они хотели ее реализовать, то следовало поторопиться.

Барбара повернулся к Джулии:

— Мобильник при…

Джулия припечатала мобильник к его ладони, прежде чем он успел закончить фразу.

— Телефон Кокса в записной книжке.

— Отлично. Если б я знал, как добраться до записной книжки.

Джо взял телефон.

— Вы откуда, из Средневековья?

— Да! — воскликнул Барбара. — В ту пору бесстрашными рыцари были, а девы под платьем белья не носили.

Норри громко рассмеялась, а когда подняла маленький кулачок, Барби стукнул по нему своим большим.

Джо нажал пару кнопок на маленькой клавиатуре. Послушал, потом протянул мобильник Барби.

Кокс, должно быть, все еще держал руку на телефоне, потому что уже говорил, когда Барби поднес трубку к уху.

— Как дела, полковник? — спросил Кокс.

— В принципе у нас порядок.

— И это только начало.

Легко вам так говорить, подумал Барбара.

— Как я понимаю, ничего не изменится, пока ракета не отскочит от Купола или не пробьет его, нанеся при этом существенный урон лесам и фермам на нашей стороне. Чему горожане Честерс-Милла сильно порадуются. Что говорят ваши люди?

— Немного. Никто ничего не предсказывает.

— По телевизору я слышу другое.

— У меня нет времени следить за говорящими головами. — Барби почувствовал, что у Кокса все эти прогнозы доверия не вызывают. — Мы надеемся. Думаем, что попали в десятку. Образно говоря.

Джулия сводила и разводила ладони, как бы говоря: «Чего ждем?».

— Полковник Кокс, я сижу с четырьмя друзьями. Один из них — молодой человек, которого зовут Джо Макклэтчи, и у него очень даже клевая идея. Я прямо сейчас передаю ему мобильник… — Джо так замотал головой, что волосы едва от нее не оторвались. Барби на это внимания не обратил. — …чтобы он ее изложил. — И протянул мобильник Джо: — Излагай.

— Но…

— Не спорь с Главным, сынок. Излагай.

Джо начал неуверенно, со множеством «э», «ну», «вы понимаете», но идея его захлестнула, он разошелся, заговорил грамотно, стал четко излагать мысли. Потом стал слушать. Через какое-то время заулыбался. Несколькими мгновениями позже воскликнул:

— Да, сэр! Благодарю, сэр! — и протянул мобильник Барби. — Они все проверят и попытаются разогнать наш вай-фай до того, как запустят ракету! Это просто офигительно! — Взглянув на Джулию, он тут же поправился: — Извините, миз Шамуэй, я хотел сказать, не слабо!

— Не важно. Ты действительно сможешь это сделать?

— Вы шутите? Никаких проблем.

— Полковник Кокс! Насчет вай-фая это правда? — спросил Барби.

— Мы не можем остановить то, что вы пытаетесь сделать. Я думаю, ты сам изначально мне на это указал. Вот мы и пытаемся помочь. У вас будет самый быстрый Интернет в мире, во всяком случае, на сегодняшний день. Между прочим, у вас там умный парнишка.

— Да, сэр, и у меня такие же впечатления. — Барби посмотрел на Джо и поднял руку, оттопырив большой палец. Парнишка сиял.

— Если идея парня сработает и вы все запишете, позаботься о том, чтобы мы получили копию. Мы тут тоже все запишем, но ученые, которые занимаются Куполом, захотят увидеть, как это выглядит с вашей стороны Купола.

— Я думаю, у нас получится даже лучше, — ответил Барби. — Если Джо сможет все связать, большая часть населения города будет наблюдать за происходящим вживую.

На этот раз Джулия подняла кулак. Улыбаясь, Барби стукнул по нему.

13.

— Вот дерьмо! — воскликнул Джо. Благоговение, отразившееся на лице, скинуло ему пять лет, превратив в восьмилетнего. Они с Барби стояли примерно в тридцати ярдах от того места, где Купол пересекал Литл-Битч-роуд. И взгляд Джо был обращен не на солдат, которые повернулись к ним лицом, чтобы посмотреть, что они будут делать. Его зачаровала предупредительная полоса, которая тянулась по Куполу, и большая красная буква «X».

— Военные сворачивают лагерь, — заметила Джулия, обращаясь к Барби. — Палаток уже нет.

— Это точно. Примерно… — Барби посмотрел на часы, — через девяносто минут тут станет очень жарко. Сынок, тебе лучше приступить к делу. — Но теперь, стоя на этой пустынной дороге, он засомневался: а сможет ли Джо сделать что обещал?

— Да, но… вы видите деревья?

Барби поначалу не понял. Посмотрел на Джулию, которая пожала плечами. Потом Джо подсказал, и он увидел. Ветви деревьев на стороне Таркерса гнулись под достаточно сильным осенним ветром, осыпая стоящих на земле морпехов дождем разноцветных листьев. На стороне Милла ветви едва двигались, и большинство деревьев еще не начали сбрасывать листву. Барби знал, что воздух проходит через барьер, но, судя по всему, ему приходилось просачиваться кое-как. А ветер Купол полностью нивелировал. Он вспомнил, как на пару с Полом Гендроном, парнем в бейсболке Тюленей, набрел на маленький ручеек и увидел, что барьер служит плотиной.

— Листья на нашей стороне, — подала голос Джулия, — ну, не знаю… какие-то вялые. Поникшие.

— Все потому, что на их стороне ветер, а на нашей только легкое дуновение, — ответил Барби, а потом подумал: так ли это? И только ли в отсутствии ветра дело? Но стоило ли гадать о текущем состоянии воздуха в Честерс-Милле, если с этим они ничего не могли поделать? — Давай, Джо. Делай что собирался.

По пути на «приусе» Джулии они завернули в дом Макклэтчи, чтобы взять «пауэрбук» Джо. (Миссис Макклэтчи заставила Барби поклясться, что ее сын будет в полной безопасности, и Барби поклялся.) Теперь Джо указал на дорогу:

— Здесь?

Барби поднял руки к лицу, посмотрел на красную «X».

— Чуть левее. Можем мы попробовать? Посмотреть, как это будет выглядеть?

— Да. — Джо открыл «пауэрбук», включил. «Мак», как и всегда, мелодично звякнул, но Барби подумал, что никогда не видел ничего более сюрреалистичного, чем серебристый компьютер с поднятым экраном, стоящий на неровном асфальте Литл-Битч-роуд. Он как будто олицетворял собой события трех последних дней. — Аккумулятор новый, заряжен полностью, проработает не меньше шести часов.

— Он не перейдет в спящий режим? — спросила Джулия.

Джо одарил ее снисходительным взглядом: Мама, пожалуйста, не надо. Вновь повернулся к Барби:

— Если ракета сожжет мой комп, вы обещаете купить мне новый?

— Новый тебе купит Дядя Сэм. Я лично напишу заявку.

— Класс!

Джо склонился над «пауэрбуком». Над экраном располагался маленький серебряный бочонок. Одно из современных компьютерных чудес под названием айсайт, объяснил им Джо. Он прошелся пальцем по сенсорной панели, нажал на клавишу «ВВОД», и внезапно экран заполнил яркий кусочек Литл-Битч-роуд. С такого расстояния каждый бугорок на асфальте казался горой. Вдали Барби увидел отрезанные по колено ноги морпехов.

— Сэр! Есть картинка, сэр? — спросил один из них.

Барби поднял голову.

— Вот что я тебе скажу, морпех: если бы я проводил проверку, ты бы сейчас отжимался, а моя нога стояла бы на твоей заднице. На твоем левом ботинке царапина. И это недопустимо при выполнении небоевого задания.

Морпех посмотрел на свой левый ботинок с царапиной на нем. Джулия рассмеялась. Джо — нет. Он увлекся.

— Слишком низко. Миз Шамуэй, есть у вас в машине что-нибудь такое, чтобы мы смогли?.. — Он поднял руку на три фута над асфальтом.

— Есть.

— И принесите мою спортивную сумку. — Он проделал еще какие-то манипуляции с «пауэрбуком», протянул руку: — Мобильник! — Барби передал. Джо нажимал на крошечные кнопки с невероятной скоростью. — Бенни? Ох, Норри, ладно. Вы уже там?.. Отлично. Готов спорить, никогда не бывали в пивной. Вы готовы?.. Отлично. Ждите! — Он послушал, потом улыбнулся. — Ты шутишь? Чувиха, если исходить из того, что я вижу, штучка что надо. Они ускоряют вай-фай. Пока. — Джо выключил мобильник, вернул Барбаре.

Джулия принесла спортивную сумку Джо и картонную коробку, в которой лежали оставшиеся экземпляры воскресного экстренного выпуска «Демократа». Джо поставил «пауэрбук» на картонную коробку (картинка на экране мгновенно устремилась вверх, отчего Барби почувствовал легкое головокружение), проверил его и объявил, что все тип-топ. Порылся в спортивной сумке, достал черную коробочку с антенной, подсоединил к компьютеру. Солдаты, собравшиеся по ту сторону Купола, с интересом наблюдали. Теперь я знаю, что чувствуют рыбы в аквариуме, подумал Барби.

— Вроде нормально, — пробормотал Джо. Загорелась зеленая лампочка.

— Не позвонить ли тебе…

— Если все работает, они позвонят мне, — ответил Джо. Потом добавил: — Ох, а вот это, похоже, беда.

Барби подумал, что речь идет о компьютере, но подросток смотрел совсем в другую сторону. Проследив за его взглядом, Барби увидел зеленый автомобиль начальника полиции. Ехал он не торопясь, но с включенными мигалками. Когда остановился, из-за руля вылез Пит Рэндолф. А со стороны пассажирского сиденья (патрульный автомобиль качнуло, когда оно освободилось от придавливающей его массы) появился Большой Джим Ренни.

— И что, по-вашему, вы тут делаете? — спросил он.

В руке Барби зажужжал мобильник. Он протянул его Джо, не отрывая глаз от приближающихся члена городского управления и начальника полиции.

14.

Над дверью «Дипперса» висела вывеска с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА САМУЮ БОЛЬШУЮ ТАНЦПЛОЩАДКУ В МЭНЕ», и впервые в истории ночного клуба народ толпился на этой танцплощадке в 11.45 утра. Томми и Уиллоу Андерсоны приветствовали приезжающих у двери примерно так же, как священники приветствуют прихожан в церкви. В данном случае Первой церкви рок-групп из Бостона.

Поначалу люди стояли спокойно, потому что на большом экране они могли увидеть только одно синее слово «ПОДОЖДИТЕ». Бенни и Норри подключили свое оборудование и настроили телевизор на четвертый канал. Потом внезапно на экране появился кусок Литл-Битч-роуд в цвете, даже с яркими осенними листьями, кружащимися у ног часовых-морпехов.

Толпа отреагировала аплодисментами и радостными криками.

Бенни вскинул руку, ладонью шлепнул по ладони Норри, чего той, однако, показалось недостаточно, и она поцеловала его в губы, поцеловала крепко. И этот момент стал самым счастливым в жизни Бенни, даже лучше тех мгновений, когда он в полный рост мчался по фулл-пайпу.

— Позвони ему! — потребовала Норри.

— Будет исполнено. — Лицо у Бенни пылало, но он улыбался. Нажал на кнопку повторного вызова и приложил мобильник к уху. — Чувак, мы все получили. Картинка такая великолепная, что…

Джо оборвал его:

— Хьюстон, у нас проблема.[98].

15.

— Я не знаю, что вы тут делаете, — поддержал его чиф Рэндолф, — но я хочу получить объяснения, а пока я их не получил, эту штуковину надо выключить. — И он указал на «пауэрбук».

— Простите, сэр, — подал голос один из морпехов, с нашивками второго лейтенанта. — Это полковник Барбара, и в проводимой операции право официального разрешения принадлежит ему.

Большой Джим одарил его самой саркастической из своих улыбок. На шее пульсировала вена.

— Этот человек если и полковник, то смутьянов. Он кашеварит в местном ресторане.

— Сэр, у меня приказ…

Большой Джим потряс пальцем.

— В Честерс-Милле единственное официальное правительство, которое мы признаем, наше собственное, солдат, и я его представитель. — Он повернулся к Рэндолфу: — Чиф, если этот мальчишка не собирается выключать его, вытащи штепсель.

— Насколько я вижу, никакого штепселя нет. — Рэндолф переводил взгляд с Барби на второго лейтенанта морпехов и Большого Джима. Начал потеть.

— Тогда двинь сапогом по этому чертову экрану! Разломай его!

Рэндолф шагнул к компьютеру. Джо, испуганный, но решительный, заслонил собой «пауэрбук» и картонную коробку. В руке он по-прежнему держал мобильник.

— Вам этого лучше не делать. Компьютер мой, и я не нарушаю никакие законы!

— Назад, чиф! — подал голос Барбара. — Это приказ. Если вы по-прежнему признаете правительство страны, в которой живете, вы его исполните.

Рэндолф оглянулся:

— Джим, может…

— Никаких «может»! — отрезал Большой Джим. — В данный момент страна, в которой ты живешь, здесь. Разломай этот ёханый компьютер!

Джулия выступила вперед, схватила «пауэрбук», развернула его так, чтобы камера смотрела на вновь прибывших. Пряди волос вырвались из собранного на затылке пучка и обрамляли розовые щеки. Барби подумал, что она удивительно красива.

— Спроси Норри, видят ли они! — велела она Джо.

Улыбка Большого Джима застыла гримасой.

— Женщина, поставь это на место!

— Спроси, видят ли они!

Джо заговорил в мобильник. Послушал. Потом ответил:

— Видят. Видят мистера Ренни и патрульного Рэндолфа. Норри говорит: они хотят знать, что происходит.

На лице Рэндолфа отразился страх, на лице Ренни — ярость.

— Кто хочет знать? — спросил Рэндолф.

— Мы ведем прямую трансляцию в «Дипперсе»…

— Этой яме греха! — Большой Джим сжал кулаки.

Барби прикинул, что мужчина весит фунтов на сто больше положенного, и он скорчил гримасу, когда шевельнул правой рукой, будто потянул ее, — но выглядел так, что может ударить. Да, в тот момент Ренни выглядел таким обезумевшим, что вполне мог ударить… хотя Барбара не знал, кому достанется этот удар. Ему, женщине или подростку. Возможно, не знал и сам Ренни.

— Люди начали собираться там без четверти одиннадцать, — продолжила Джулия. — Новости распространяются быстро. — Она улыбнулась, склонила голову набок. — Хочешь помахать рукой своим избирателям, Большой Джим?

— Это блеф! — фыркнул тот.

— С чего мне блефовать, если это так легко проверить? — Джулия повернулась к Рэндолфу: — Позвони кому-нибудь из своих копов и спроси, где в это утро собирается народ. — Она вновь посмотрела на Джима: — Если ты разобьешь этот компьютер, сотни людей узнают, что именно ты не дал им стать свидетелями события, которое напрямую их касается. От которого, возможно, зависит их жизнь.

— У вас нет разрешения!

Барбара, который обычно умел держать себя в руках, почувствовал закипающую злость. Ренни не был глупцом; определенно не был. И именно это особенно выводило Барбару из себя.

— А в чем, собственно, проблема? Вы видите здесь какую-то опасность? Я вот не вижу. Мы просто хотим настроить компьютер, организовать трансляцию, потом уехать.

— Если ракета не принесет желаемого результата, может начаться паника. Узнать о неудаче — это одно, увидеть своими глазами — совсем другое. Люди могут наломать дров.

— Вы очень низкого мнения о людях, которыми руководите.

Большой Джим открыл рот, чтобы ответить (Что-то вроде «И они подтверждают это мнение, снова и снова», как подумал Барби), но вспомнил, что немалая часть населения города видит эту самую стычку на экране большого телевизора. Возможно, с высоким разрешением.

— Советую тебе стереть с лица эту свою улыбочку, Барбара.

— Полиция у нас обеспечивает порядок и в выражениях лиц? — полюбопытствовала Джулия.

Пугало Джо прикрыл рукой рот, но лишь после того, как Рэндолф и Большой Джим увидели его ухмылку. И услышали смешок, прорвавшийся между пальцами.

— Люди, вам бы лучше очистить территорию, — посоветовал второй лейтенант.

— Джулия, направь камеру на меня, — распорядился Барби.

Она так и поступила.

16.

В «Дипперсе» никогда не собиралось так много народу, даже на знаменательное шоу по случаю наступления нового, 2010 года, в котором участвовали «Ватикан секс киттенс».[99] Более пятисот человек стояли плечом к плечу, ногой к ноге, наблюдая, как «пауэрбук-про» Джо Макклэтчи совершает головокружительный разворот на сто восемьдесят градусов и нацеливается на Дейла Барбару.

— А вот и мой молодец, — пробормотала Роуз Твитчел и улыбнулась.

— Всем привет! — поздоровался Барби, и картинка была так хороша, что несколько человек крикнули: «Привет!» — Я Дейл Барбара, и меня восстановили на службе, присвоив звание полковника армии Соединенных Штатов. — Последнее встретили удивленными криками. — Я целиком и полностью несу ответственность за эту видеотрансляцию с Литл-Битч-роуд, и, как вы могли заметить, я и член городского управления Ренни не сошлись во мнениях на предмет продолжения этой трансляции. — На этот раз крики прозвучали более громкие и уже не радостные. — В это утро у нас нет времени спорить, кто здесь главный. Мы собираемся нацелить камеру на то место, куда должна ударить ракета. Будет трансляция продолжена или нет, целиком и полностью зависит от вашего второго члена городского управления. Если он прекратит передачу, со всеми вопросами, пожалуйста, к нему. Благодарю за внимание.

И Барбара вышел из картинки. Какое-то время собравшиеся на танцплощадке видели только деревья, но картинка повернулась, сместилась, и камера нацелилась на зависшую в воздухе букву «X». За ней часовые укладывали еще остававшееся снаряжение в два больших грузовика.

Уилл Фримен, владелец местного салона «Тойоты» (и не друг Джеймсу Ренни), сказал прямо в телевизор:

— Оставь компьютер в покое, Джимми, а не то к концу этой недели в Милле появится новый член городского управления.

Толпа одобрительно загудела. Горожане спокойно стояли, не отрывая глаз от экрана и ожидая, продолжится ли текущая программа — и скучная, и невероятно волнительная — или трансляцию оборвут.

17.

— Так что мне делать, Большой Джим? — Рэндолф достал из кармана носовой платок и вытер шею под затылком.

— А что ты хочешь сделать? — ответил Большой Джим вопросом.

И впервые с того момента, как он заполучил ключи от зеленого патрульного автомобиля начальника полиции, Пит Рэндолф подумал, что готов отдать их кому-то еще. Вздохнул.

— Я хочу оставить все, как есть.

Большой Джим кивнул, как бы говоря: «Что ж, решать тебе». Потом улыбнулся, если, конечно, оттянутые назад губы могли сойти за улыбку.

— Что ж, ты начальник полиции. — Он повернулся к Барби, Джулии и Пугалу Джо. — Нас перехитрили. Не так ли, мистер Барбара?

— Заверяю вас, у нас и в мыслях такого не было, сэр.

— Собачье… экскременты. Это попытка захватить власть, чистая и неприкрытая. Я видел, как такие попытки приносили успех… и как они проваливались. — Он шагнул к Барбаре, потирая правую руку, которая доставляла ему беспокойство. С такого расстояния до Барби долетали запахи одеколона и пота Ренни. Возможно, Джулия не услышала последующей тирады. Но Барби услышал. — Ты все поставил на кон, сынок. До последнего цента. Если ракета пробьет Купол, ты победил. Если отскочит… берегись меня. — На мгновение его глаза, прячущиеся в складках плоти, но светящиеся холодным, безжалостным умом, поймали взгляд Барбары и уже не отпускали его. Потом он отвернулся. — Поехали, чиф Рэндолф. Ситуация еще больше усложнилась, спасибо мистеру Барбаре и его друзьям. Нам надо вернуться в город. И собрать наши войска на случай бунта.

— Ничего более нелепого я не слышала за всю свою жизнь! — воскликнула Джулия.

Большой Джим отмахнулся от нее, не оборачиваясь.

— Хочешь поехать в «Дипперс», Джим? — спросил Рэндолф. — Время у нас есть.

— Ноги моей не будет в этом гнезде блуда! — Большой Джим открыл пассажирскую дверцу патрульного автомобиля. — Что я хочу, так это лечь и поспать. Но я не лягу, потому что полно дел. На мне лежит огромная ответственность. Я на нее не напрашивался, но она на мне.

— Некоторые люди просто великие, а на некоторых величие валят лопатой, не правда ли, Джим? — Джулия холодно улыбнулась.

Ренни повернулся к ней, и откровенная ненависть, проступившая на его лице, заставила ее отступить на шаг. Но он не сказал Джулии ни слова.

— Поехали, чиф.

Патрульный автомобиль покатил к Миллу, не выключая мигалок. Они вспыхивали и гасли в подернутом дымкой летнем свете.

— Вау, — покачал головой Джо. — Страшный чувак.

— И я того же мнения, — кивнул Барби.

Джулия посмотрела на него, улыбка исчезла бесследно:

— У тебя был враг. Теперь появился смертельный враг.

— Думаю, у тебя тоже.

Она кивнула:

— Ради нашего спасения всего лишь нужно, чтобы ракетный удар принес требуемый результат.

— Полковник Барбара! — позвал его второй лейтенант. — Мы уходим. И у меня на душе будет спокойнее, если вы трое сделаете то же самое.

Барби кивнул и впервые за несколько лет отдал честь.

18.

Ранним утром того понедельника «В-52» поднялся с военно-воздушной базы в Карсуэлле и кружил в зоне ожидания над Берлингтоном, штат Вермонт, с 10.40 (в ВВС твердо убеждены, что прилетать в нужное место лучше пораньше). Миссия получила кодовое название «БОЛЬШОЙ ОСТРОВ». Командовал экипажем майор Джин Рей, который участвовал в двух войнах — в Заливе и Ираке (в частных разговорах последнюю он называл не иначе как «гребаное шоу Большого Дабьи»[100]). В бомбовом отсеке находились две крылатые ракеты «фастхок». Эти ракеты отличались повышенной надежностью и мощью в сравнении со старым, проверенным «томагавком», но майор никак не мог свыкнуться с мыслью, что боевой ракетой придется стрелять по американской цели.

В 12.53 красная лампочка на приборной панели стала янтарной. «КОМКОМ» принял управление самолетом на себя и начал выводить его на исходную позицию. Лежащий внизу Берлингтон ушел под крылья.

— Время близится, сэр, — доложил Рей.

В Вашингтоне ему ответил полковник Кокс:

— Вас понял, майор. Удачи вам. Взорвите ублюдка.

— Так и будет.

В 12.54 янтарная лампочка замигала. В 12.54.55 стала зеленой. Рей щелкнул выключателем с цифрой «1». Бомбардировщик никак не отреагировал, только снизу донесся едва слышный свист, но на экране майор увидел, как «фастхок» начал полет. Быстро разогнался до максимальной скорости и умчался, оставляя инверсионный след, словно кто-то прочертил ногтем по небу.

Джин Рей перекрестился, поцеловал большой палец у основания.

— Лети с Богом, сын мой.

Максимальная скорость «фастхока» равнялась трем с половиной тысячам миль в час. В пятидесяти милях от цели — примерно в тридцати милях от Конуэя, штат Нью-Хэмпшир, и уже на восточной стороне Белых гор — компьютер ракеты сначала рассчитал, а потом утвердил завершающий этап полета. Скорость «фастхока» упала с трех с половиной тысяч до тысячи восьмисот пятидесяти миль в час при одновременном снижении. Ракета уже летела вдоль шоссе номер 302, участок которого составлял Главную улицу Норт-Конуэя. Пешеходы поднимали головы, с тревогой глядя на пролетающий «фастхок».

— Не слишком ли низко летит этот самолет? — спросила какая-то женщина на парковке торгового комплекса «Сеттлерс грин аутлет вилидж» у подруги, с которой приехала за покупками. Если бы компьютер системы наведения «фастхока» мог говорить, он бы ответил: «Ты видела еще далеко не все, сладенькая».

Ракета миновала границу Нью-Хэмпшира и Мэна на высоте трех тысяч футов, от ударной волны на земле у людей стучали зубы и разбивались окна. Когда система наведения нашла шоссе номер 119, ракета спустилась сначала до тысячи футов, потом до пятисот. Теперь компьютер работал на полную мощность, обрабатывая данные системы наведения и проводя коррекцию курса до тысячи раз в минуту.

В Вашингтоне полковник Джеймс Оу Кокс сказал:

— Народ, последний этап. Затаили дыхание.

«Фастхок» нашел Литл-Битч-роуд и спустился практически до уровня земли, а его скорость чуть ли не в два раза превышала скорость звука. Компьютер системы наведения просчитывал каждый подъем и поворот, хвостовая часть раскалилась добела, оставляя за собой шлейф вони несгоревшего горючего. Ракета срывала листья с деревьев, некоторые даже поджигала. Она разнесла придорожный киоск в Таркерсе. Доски и разбитые тыквы взлетели к небу. Грохот заставил людей упасть на пол, зажимая уши руками.

Сработает, подумал Кокс. Не может не сработать.

19.

В «Дипперс» набилось уже человек восемьсот. Никто ничего не говорил, хотя губы Лиссы Джеймисон двигались, словно она молилась той сверхдуше Новой эры,[101] которая на текущий момент привлекала ее внимание. В одной руке она держала магический кристалл. Преподобная Пайпер Либби прижимала к губам материнский крест.

— Летит, — подал голос Эрни Кэлверт.

— Где? — пожелал знать Марти Арсено.

— Слушайте! — воскликнула Бренда Перкинс.

И они услышали приближение ракеты: нарастающий рев, доносящийся с западной части города, «р-р-р-р» в считанные секунды усилившийся до «Р-Р-Р-Р». На большом экране телевизора практически ничего не было видно. Только потом, где-то через полчаса после неудачной ракетной атаки, для тех, кто остался в ночном клубе, Бенни Дрейк смог замедлить показ записи до такой степени, что на экран выводились отдельные кадры. Они увидели ракету, появившуюся из-за поворота, известного как Литл-Битч-бенд. Она летела в четырех футах от земли, едва ли не соприкасаясь с собственной чуть смазанной тенью. На следующем кадре «фастхок», оснащенный осколочно-фугасной боеголовкой, взрывающейся при контакте, завис в воздухе над тем местом, где морпехи разбили лагерь.

На нескольких последующих кадрах экран заполняла белизна, такая яркая, что зрителям пришлось прикрывать глаза. Потом, по мере того как яркость белизны начала тускнеть, они увидели осколки ракеты — великое множество черных кусочков, отлетающих в противоположную сторону — и огромное черное пятно на том месте, где была нарисована красная буква «X». Ракета попала точно в цель.

После этого люди в «Дипперсе» наблюдали, как вспыхнули леса на стороне Таркерса. Наблюдали, как асфальт на той стороне сначала выгнулся, а потом начал плавиться.

20.

— Выстрелите второй, — сухо приказал Кокс, и Джин Рей выстрелил.

Ракета вышибла новые окна и напугала еще больше людей в Восточном Нью-Хэмпшире и Западном Мэне.

Во всем остальном результат остался прежним.