Под Куполом.

Избит и арестован.

1.

«Эглантерия» закрылась до пяти вечера, когда Роуз намеревалась предложить посетителям легкий ужин, в основном то, что оставалось после обеда. Она готовила картофельный салат и одним глазом смотрела телевизор, когда в дверь постучали. Пришли Джекки Уэттингтон, Эрни Кэлверт и Джулия Шамуэй. Роуз пересекла пустой зал, вытирая руки о фартук, открыла дверь. Корги Горас трусил у ноги Джулии, с ушками торчком, дружески улыбаясь. Роуз пригласила их войти, убедилась, что табличка «ЗАКРЫТО» на месте, потом заперла за ними дверь.

— Спасибо, — поблагодарила ее Джекки.

— Не за что. Я, кстати, хотела повидаться с тобой.

— Мы пришли ради этого, — указала Джекки на телевизор. — Я была у Эрни, а Джулию мы встретили по пути. Она сидела напротив пожарища, скорбела об утрате.

— Я не скорбела, — покачала головой Джулия. — Мы с Горасом думали, как выпустить газету после городского собрания. Она будет маленькая, в две странички, но все равно газета. Я решила, что обязательно ее выпущу.

Роуз глянула на телевизор. На экране красивая молодая женщина смотрела прямо в объектив. Под ней на бегущей строке повторялась фраза: «СЕГОДНЯШНЯЯ СЪЕМКА, С РАЗРЕШЕНИЯ ЭЙ-БИ-СИ». Тут же что-то грохнуло, в небе расцвел огненный шар. К этому моменту камера уже не смотрела на женщину Оператор снимал падающие на землю обломки авиалайнера «Эр Айленд».

— Это всего лишь повтор съемки катастрофы. — На лице Роуз не читалось никакого интереса. — Если вы не видели раньше, конечно же, посмотрите. Джекки, утром я виделась с Барбарой. Отнесла ему сандвичи, и мне разрешили спуститься в подвал, где камеры. Меня сопровождал Мелвин Сирлс.

— Тебе повезло, — фыркнула Джекки.

— Как он? — спросила Джулия. — В порядке?

— Выглядит как страх Господний, но, думаю, да. Он сказал… может, мне стоит передать это только тебе, Джекки?

— Что бы там ни было, думаю, ты можешь говорить в присутствии Эрни и Джулии.

Роуз задумалась над ее словами лишь на мгновение. Если она не могла доверять Эрни Кэлверту и Джулии Шамуэй, то кто вообще заслуживал доверия?

— Он сказал, что я должна поговорить с тобой. Помириться, как будто мы ссорились. Он просил передать тебе, что я хорошая.

Джекки повернулась к Эрни и Джулии. Роуз показалось, что она задала вопрос и получила ответ.

— Если Барби так говорит, значит, так оно и есть. — Эрни энергично кивнул. — Дорогая, вечером мы проводим небольшую встречу. В доме Пайпер. Это в каком-то смысле секрет…

— Во всех смыслах, — поправила его Джулия. — И с учетом того, как развиваются события в городе, ему бы лучше остаться секретом.

— Если я правильно понимаю, о чем пойдет речь, то я с вами. — Роуз понизила голос: — Но не Энсон. Он носит одну из этих чертовых синих нарукавных повязок.

В этот самый момент на экране появилась заставка «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК НОВОСТЕЙ СИ-ЭН-ЭН», сопровождаемая раздражающим музыкальным отрывком, которым канал предварял каждый новый материал о Куполе. Роуз ожидала увидеть Андерсона Купера или своего любимого Вольфи — оба теперь базировались в Касл-Роке, но на экране появилась Барбара Старр, пентагоновский корреспондент канала. Она стояла около палаточного городка передовой армейской базы в Харлоу.

— Дон, Кайра… полковник Джеймс Оу Кокс, специальный уполномоченный Пентагона с того самого момента, как в субботу возникла эта гигантская загадочная преграда, именуемая Куполом, собирается выступить перед прессой, всего лишь второй раз с начала кризиса. Тему репортерам объявили только что, и она, конечно же, привлечет внимание десятков тысяч американцев, близкие которых проживают в отрезанном городке Честерс-Милл. Нам сообщили… — Она послушала, что ей говорили по наушнику. — А вот и полковник Кокс.

Четверо в ресторане, которые смотрели телевизор, расположившись на высоких стульях у стойки, наблюдали за сменой картинки: включилась камера внутри большой палатки. Примерно сорок репортеров сидели на складных стульях, еще больше стояли за их спинами. Многие тихонько переговаривались между собой. В дальнем конце палатки находилось наскоро сооруженное возвышение. На нем стояла трибуна, уставленная микрофонами, с американскими флагами по бокам. За трибуной белел экран.

— Очень профессионально для полевых условий, — пробормотал Эрни.

— Я думаю, это домашняя заготовка, — заметила Джекки. Она вспоминала разговор с Коксом. «Мы, со своей стороны, приложим все силы для того, чтобы осложнить Ренни жизнь».

На левой стене палатки откинулся полог, и в нее вошел невысокий подтянутый мужчина с седеющими волосами. Пружинистым шагом направился к возвышению. Никто не удосужился снабдить платформу с трибуной парой ступеней или хотя бы ящиком, чтобы встать на него, но ожидаемый всеми оратор прекрасно без этого обошелся. Легко запрыгнул на возвышение, даже не сбавив шага. На пресс-конференцию он пришел в простой полевой форме цвета хаки. Если его и награждали государственными наградами, орденские планки отсутствовали. Имелась лишь нашивка с надписью «П-К ДЖ. КОКС». Никаких бумажек в руках он не держал. Репортеры разом притихли, и Кокс одарил их легкой улыбкой.

— Этому парню следует постоянно проводить конференции, — прокомментировала Джулия. — Он хорошо смотрится.

— Помолчи, Джулия, — вырвалось у Роуз.

— Дамы и господа, спасибо, что пришли, — начал Кокс. — Я сделаю короткое сообщение, а потом отвечу на несколько вопросов. Ситуация, связанная с городом Честерс-Милл и тем, что мы называем Куполом, такова: город по-прежнему отрезан, мы по-прежнему понятия не имеем, по какой причине возник Купол и каким образом, и пока нам не удалось пробить этот барьер. Вы бы обязательно узнали, если б удалось. Лучшие ученые Америки — лучшие во всем мире — занимаются этой проблемой, и мы рассматриваем несколько возможных вариантов ее решения. Не спрашивайте меня о них, потому что в этот раз никаких ответов вы не получите. — Репортеры недовольно загудели. Кокс им не мешал. Под ним Си-эн-эн высветила фразу: «НА ЭТОТ РАЗ НИКАКИХ ОТВЕТОВ». Когда ропот смолк, Кокс продолжил: — Как вам известно, мы ввели карантинную зону вокруг Купола, сначала в милю, в воскресенье расширили ее до двух миль, во вторник — до четырех. Для этого имелись веские причины, и самая важная из них состоит в том, что Купол опасен для людей с вживленными приборами, такими, скажем, как кардиостимулятор. Вторая причина — мы полагали, что энергетическое поле, создающее Купол, может оказывать на человека некое вредное воздействие, о котором нам пока неизвестно.

— Вы говорите о радиации, полковник? — спросил кто-то.

Кокс заморозил его взглядом, а когда посчитал, что репортер получил должную выволочку (не Вольфи, удовлетворенно отметила Роуз, а какой-то лысеющий япповатый парень из «Фокс ньюс»), продолжил:

— Теперь мы уверены, что вредного воздействия это силовое поле не оказывает, во всяком случае, за короткое время, а потому запланировали провести в пятницу, двадцать седьмого октября, послезавтра, День встреч у Купола.

После такого заявления Кокса, понятное дело, закидали вопросами. Полковник подождал, пока репортеры не выдохнутся, а когда их словесный напор ослабел, взял с полочки трибуны пульт дистанционного управления и нажал на кнопку. Фотография высокого разрешения (по мнению Джулии, гораздо лучшего качества, чем те, что загружались с сайта «Гугл-Земля») появилась на белом экране. Она показывала Милл и оба города, расположенных южнее, Моттон и Касл-Рок. Кокс отложил пульт и взял лазерную указку.

Строка под ним поменялась: «ПЯТНИЦА ОБЪЯВЛЕНА ДНЕМ ВСТРЕЧ У КУПАЛА».

Джулия улыбнулась. Кокс подловил Си-эн-эн: в спешке они забыли подключить к ленте опцию «Проверка орфографии».

— Мы уверены, что сможем принять и доставить к Куполу тысячу двести гостей, — продолжил Кокс твердым голосом. — Это будут только близкие родственники… и мы все надеемся и молимся, что второй такой встречи не потребуется. Места сбора — здесь, на территории ярмарки в Касл-Роке, и здесь, на автодроме «Оксфорд плейнс». — Луч высветил оба указанных места. — Мы предоставим две дюжины автобусов, по двенадцать там и там. Автобусы нам одолжат шесть близлежащих школьных округов, которые отменят в этот день занятия, чтобы помочь нам в организации Дня встреч, за что мы выражаем им искреннюю признательность. Двадцать пятый автобус, для прессы, будет стоять у магазина «Приманка и рыболовные снасти Шайнера» в Моттоне. — Сухо добавил: — Поскольку там продается и спиртное, большинство из вас, как я понимаю, знают, где он расположен. Сопровождать прессу будет одна, повторяю, только одна передвижная телевизионная станция. Так что картинка, дамы и господа, окажется у всех одинаковая, а того, кто будет ее предоставлять, определит лотерея.

Репортеры застонали, но не так чтобы громко.

— В автобусе для прессы сорок восемь мест, и, очевидно, здесь собрались сотни представителей средств массовой информации со всего мира…

— Тысячи! — крикнул седовласый мужчина, и репортеры рассмеялись.

— Я рад, что кому-то весело, — с горечью прокомментировал Эрни Кэлверт.

Кокс позволил себе улыбнуться.

— Поправка принимается, мистер Грегори. Места будут распределяться по новостным агентствам — телевизионные компании, Рейтер, ТАСС, АП и так далее, а агентства вольны сами выбирать своих представителей.

— Пусть от Си-эн-эн поедет Вольфи, это все, что мне нужно! — воскликнула Роуз.

Репортеры оживленно переговаривались.

— Позволите продолжить? — спросил Кокс. — И те из вас, кто посылает эсэмэски, будьте любезны это прекратить.

— О-о-о, — протянула Джекки. — Мне нравятся мужчины, которые умеют убеждать.

— Конечно же, вы помните, что привело вас сюда? Вели бы вы себя так, если б случился пожар на шахте или люди находились под обрушившимися после землетрясения домами?

В палатке воцарилась тишина, похожая на ту, что возникает на уроке четвертого класса, когда учитель наконец-то выходит из себя. Он действительно умеет убеждать, подумала Джулия, и всем сердцем пожелала, чтобы Кокс перенесся сюда, под Купол, и взял управление городом в свои руки. Но разумеется, если бы свиньи имели крылья, бекон мог бы летать.

— Ваша работа, дамы и господа, состоит из двух частей: во-первых, вы должны помочь нам донести до всех информацию о Дне встреч, а во-вторых, сделать все, чтобы День встреч у Купола прошел без инцидентов.

Си-эн-эн вновь сменила строку: «ПРЕССА ДОЛЖНА ПОМОЧЬ ГОСТЯМ В ПЯТНИЦУ».

— Меньше всего мы хотим, чтобы лавина родственников со всей страны хлынула в Мэн. В непосредственной близости от Купола сейчас находятся порядка десяти тысяч родственников тех, кого он отрезал. Отели, мотели и кемпинги забиты до отказа. Родственникам в других частях страны вы должны дать знать ясно и четко: «Если вы не здесь — не приезжайте». Тем, кто приедет, не только не дадут пропуск на День встреч, но и завернут на блокпостах, расположенных здесь, здесь, здесь и здесь. — Он высветил Льюистон, Обурн, Норт-Уиндэм и Конуэй, штат Нью-Хэмпшир. — Родственники, которые уже находятся в этих местах, должны зарегистрироваться у уполномоченных офицеров, которых они найдут на ярмарке и автодроме. Если вы собираетесь прямо сейчас прыгнуть в машину и мчаться туда, не делайте этого. У нас не белая распродажа[154] в универмаге «Файленс», и если вы окажетесь первыми в очереди, то ничего не выиграете. Участников будут выбирать с помощью лотереи, для которой вам следует зарегистрироваться. Те, кто хочет участвовать в Дне встреч, должны приехать к регистраторам с двумя фотографиями, такими же, как на удостоверении личности. Мы попытаемся отдавать преимущество тем, у кого в Честерс-Милле двое и более родственников, но я этого не гарантирую. И хочу сразу предупредить: если в пятницу вы появитесь, чтобы сесть в автобус без пропуска или с поддельным пропуском, если вы будете мешать проведению нашей операции, вас арестуют. Не заставляйте меня доказывать это на практике. Посадка в автобусы в пятницу утром начнется в восемь ноль-ноль. Если не возникнет никаких помех, вам удастся провести с вашими близкими как минимум четыре часа, может, и больше. Устроите затор, и процесс с нашей стороны Купола замедлится. Последние автобусы уедут от Купола в семнадцать ноль-ноль.

— Где будет происходить встреча?! — крикнула какая-то женщина.

— Я как раз подхожу к этому, Андреа. — Кокс взял пульт и увеличил шоссе номер 119 и прилегающую к нему территорию.

Джекки это место знала прекрасно. Именно здесь едва не сломала нос о Купол. Она видела крыши дома Динсморов, хозяйственных построек, коровников.

— Это блошиный рынок со стороны Моттона. — Кокс нацелил на карту огонек указки. — Автобусы припаркуются здесь. Родственники выйдут из автобусов и пешком направятся к Куполу. С обеих сторон шоссе — поле, места хватит для всех. Все обломки к пятнице уберут.

— Как близко к Куполу позволят подходить людям? — спросил мужской голос.

Кокс вновь повернулся лицом к камере, отвечая потенциальным участникам Дня встреч. Роуз могла представить себе надежду и страх, которые сейчас испытывали эти люди — они смотрели трансляцию в барах и мотелях, слушали по автомобильным радиоприемникам.

— Гостям будет разрешено находиться на расстоянии двух ярдов от Купола. Мы полагаем, что это безопасно, хотя не даем никаких гарантий. Это не аттракцион парка развлечений, безопасность которого можно проверить. Людям с вживленными электронными устройствами следует держаться подальше. И они сами должны позаботиться об этом. Мы не можем проверять каждого на предмет наличия шрама от установки кардиостимулятора. Гости также оставят в автобусах все электронные устройства, включая айподы, мобильники, коммуникаторы. Репортеры с микрофонами и камерами не должны подходить к Куполу. Там место только гостям, и то, что будет происходить между ними и их близкими по другую сторону Купола, никого не должно касаться. Я уверен, что все сработает, если вы нам в этом поможете. Выражаясь терминологией «Звездного пути», помогите нам это сделать. — Он опустил указку. — А теперь я отвечу на несколько вопросов. Только на несколько. Мистер Блитцер.

Роуз просияла. Подняла чашку с кофе и отсалютовала экрану телевизора:

— Хорошо выглядишь, Вольфи! Можешь есть крекеры в моей кровати, когда пожелаешь.

— Полковник Кокс, есть ли планы провести пресс-конференцию с городскими чиновниками? Как мы понимаем, сейчас там всем заправляет второй член городского управления Джеймс Ренни. Что делается в этом направлении?

— Мы прилагаем максимум усилий для того, чтобы провести такую пресс-конференцию с мистером Ренни и другими городскими чиновниками, которые захотят принять в ней участие. Если все пойдет по намеченному плану, она состоится в полдень.

Эти слова удостоились взрыва аплодисментов. Репортеры обожали пресс-конференции. Выше они ставили только одно: застукать высокопоставленного политика в постели с высокооплачиваемой проституткой.

— В идеале прессуху лучше всего провести прямо на шоссе, чтобы городские чиновники, кем бы они ни были, стояли со своей стороны Купола, а вы, дамы и господа, со своей.

Радостные крики. Журналистам нравились визуальные эффекты.

— Мистер Холт, — указал Кокс.

Лестер Холт[155] вскочил с места:

— Есть ли у вас уверенность, что мистер Ренни придет на пресс-конференцию? Я спрашиваю потому, что проходила информация о его финансовых махинациях, а также о том, что генеральный прокурор штата Мэн ведет расследование его преступной деятельности.

— Я об этом слышал. Но не готов комментировать данную информацию, хотя, возможно, у мистера Ренни такое желание и возникнет. — Кокс помолчал, губы чуть изогнулись в подобии улыбки. — У меня бы на его месте возникло.

— Рита Брейвер, Си-би-эс. Это правда, что Дейл Барбара, человек, которого вы рекомендовали в администраторы Честерс-Милла, арестован за убийство? Что полиция Честерс-Милла видит в нем серийного убийцу?

Полнейшее молчание прессы. Репортеры превратились в уши, ловящие каждый звук. Четыре человека, сидящие у стойки в «Эглантерии», — тоже.

— Это правда. — Репортеры зашептались. — Но у нас нет возможности удостовериться в справедливости обвинений или проверить улики, доказывающие вину Дейла Барбары. И располагаем мы только болтовней по телефону и Интернету, то есть пользуемся теми же источниками информации, что и вы, дамы и господа. Но Дейл Барбара — офицер-орденоносец. Его никогда ни за что не арестовывали. Я знаю его много лет и поручился за него перед президентом. Если исходить из того, что мне известно на текущий момент, у меня нет причин считать, что я допустил ошибку.

— Рей Суарес, Пи-би-эс. Вы верите, что обвинения против капитана Барбары, теперь полковника Барбары, могут быть политически мотивированы? Что Джеймс Ренни мог посадить его в тюрьму, чтобы не позволить взять власть в городе, как приказал президент?

А ведь все затеяно ради второй половины этого шоу, осознала Джулия. Кокс превратил новостную прессу в «Голос Америки», а мы — люди, отгороженные Берлинской стеной. И пришла в телячий восторг.

— Если в пятницу у вас появится шанс задать вопрос члену городского управления Ренни, конечно же, спросите его об этом. — Кокс говорил с ледяным спокойствием. — Дамы и господа, это все, что я хотел вам сказать.

Он вышел из палатки той же пружинистой походкой и скрылся за пологом, прежде чем собравшиеся журналисты начали выкрикивать вопросы.

— Супер, — пробормотал Эрни.

— Это точно, — согласилась Джулия.

Роуз выключила телевизор. Она просто сияла.

— А в котором часу встреча? Я только рада, что полковник Кокс все это сказал, но Барби не поздоровится.

2.

Барби узнал о пресс-конференции Кокса со слов спустившегося в подвал красномордого Мануэля Ортеги. Ортега, ранее наемный рабочий Олдена Динсмора, теперь носил синюю футболку с длинными рукавами, полицейский жетон, который выглядел самодельным, и револьвер сорок пятого калибра на втором ремне, застегнутом ниже на бедрах, что придавало Ортеге сходство с гангстером. Барби знал его как тихого парня, с редеющими волосами и обгоревшей на солнце кожей, предпочитающего заказывать завтрак в обед — оладьи, бекон, глазунья, которую незадолго до готовности переворачивают желтками вниз — и говорить о коровах. Особенно он сокрушался, что мистер Динсмор не хочет покупать коров «опоясанной» галловейской породы.[156] Мануэль Ортега был янки до мозга костей, несмотря на имя и фамилию, и его отличал суховатый юмор. Барби он всегда нравился.

Но в подвал спустился другой Мануэль, начисто лишенный привычного юмора. Последние новости, с которыми он пришел, Мануэль прокричал сквозь прутья решетки, разбавляя слова брызжущей слюной. Его лицо буквально излучало ярость.

— Ни слова о том, что твои армейские жетоны нашли в руке бедной девочки, ни единого гребаного слова! А потом этот солдафон принялся обвинять во всех смертных грехах Джима Ренни, который держит Милл на плаву после того, что произошло. Сам! Голыми руками и на живую нитку!

— Успокойся, Мануэль.

— Я тебе патрульный Ортега, гондон!

— Хорошо. Патрульный Ортега. — Барби сидел на койке и думал, как это просто для Ортеги достать из кобуры старенький «скофилд» и начать стрелять. — Я — здесь, Ренни — там. И я уверен: все у него хорошо.

— Заткнись! — заорал Мануэль. — Мы все здесь! Все под этим гребаным Куполом! Олден ничего не делает, только пьет, мальчик, который остался, ничего не ест: миссис Динсмор только оплакивает Рори. Джек Эванс вышиб себе мозги, ты это знаешь? А эти козлы-военные, которые там, не нашли лучшего занятия, чем бросаться грязью. Сплошная ложь и выдумки, тогда как ты устраиваешь продуктовые бунты и даже сжигаешь редакцию нашей газеты! Вероятно, для того, чтобы миз Шамуэй не смогла напечатать правду о тебе!

Барби молчал. Подумал, что даже одно слово в собственную защиту могло стоить ему жизни.

— Так они поступают с каждым политиком, который им не нравится. Они хотят, чтобы городом управлял убийца и насильник, который насилует мертвых, а не добропорядочный христианин? Это уже чересчур.

Мануэль вытащил револьвер, поднял, нацелил между прутьями. Для Барби дыра в дульном срезе казалась огромной, как железнодорожный тоннель.

— Если Купол исчезнет до того, как тебя поставят у ближайшей стены перед расстрельной командой и провентилируют, — продолжил Мануэль, — я выкрою минутку, чтобы сделать это самому. Я — первый в очереди, и она длинная, потому что сейчас в Милле очень много тех, кто ждет случая, чтобы посчитаться с тобой.

Барби молчал, не зная, умрет он сейчас или продолжит дышать. Принесенные Роуз Твитчел сандвичи с беконом, салатом и помидором пытались подобраться к горлу и задушить его.

— Мы пытаемся выжить, а они могут только одно — лить грязь на человека, который не дает воцариться хаосу. — Резким движением он убрал револьвер в кобуру: — Да пошел ты. Не хочу марать руки.

Ортега повернулся и широким шагом двинулся к лестнице, опустив голову, с поникшими плечами.

Барби привалился к стене, выдохнул. Лоб покрывал пот, рука, которую он поднял, чтобы вытереть его, тряслась.

3.

Когда фургон Ромео Берпи свернул на подъездную дорожку Макклэтчи, Клер выбежала из дома. Она плакала.

— Мама! — выкрикнул Джо и выскочил из салона даже до того, как фургон полностью остановился. Остальные последовали за ним. — Мама, что случилось?

— Ничего. — Клер рыдала, обнимая сына, прижимая его к себе. — У нас будет День встреч! В пятницу! Джо, я думаю, мы сможем повидаться с твоим папой!

Джо издал радостный вопль и заплясал вокруг Клер. Бенни обнял Норри и… воспользовался возможностью, чтобы сорвать поцелуй. «Ох, маленький хитрец», — подумал заметивший это Расти.

— Отвези меня в больницу, Ромми, — попросил он. Помахал рукой Клер и детям, когда они задним ходом выезжали на улицу. Расти радовался, что ему не пришлось говорить с миссис Макклэтчи. Материнская интуиция могла сработать и с фельдшером. — И сделай одолжение, говори по-английски, а не на этом parle[157] из комиксов.

— Не у всех имеется культурное наследие, на которое можно опереться, и тогда возникает зависть к тем, у кого оно есть.

— Да, и твоя мать носит галоши.

— Совершенно верно, но лишь когда идет дождь.

Звякнул мобильник Расти: пришло сообщение. Он откинул крышку и прочитал: «ВСТРЕЧА В 21.30 В ДОМЕ ПАЙПЕР ПРИХОДИ ТОЧНО ДЖУ».

— Ромми, — он закрыл мобильник, — при условии, что я переживу общение с обоими Ренни, как насчет того, чтобы этим вечером пойти со мной на одну встречу?

4.

В больнице Джинни встретила его в вестибюле.

— В «Кэтрин Рассел» сегодня день Ренни, — объявила она, не выказывая особого неудовольствия. — Терс Маршалл побывал у обоих. Расти, этот человек — дар Божий. Ему определенно не нравится Младший — тот вместе с Френки грубо обошлись с ним у пруда, — но Терс показал себя настоящим профессионалом. Этот человек зарывает свой талант на кафедре английского языка и литературы какого-то колледжа. Ему следовало бы работать в больнице. — Она понизила голос: — Он точно лучше меня. И возможно, лучше Твитча.

— Где он сейчас?

— Пошел в дом, где они живут, чтобы повидаться со своей молодой подругой и двумя детьми, которых они опекают. Похоже, он искренне привязался к ним.

— Господи, Джинни, ты влюбилась. — Расти широко улыбнулся.

— Что за бред! — вскипела Джинни.

— В каких палатах Ренни?

— Младший в седьмой, старший в девятнадцатой. Старший пришел сюда с Тибодо, но потом отправил того по каким-то делам, потому что к своему сыну заходил один. — Она с определенным злорадством улыбнулась. — Долго там не задержался. По большей части говорил по мобильнику. Младший просто сидит, хотя уже в своем уме. Таким не был, когда Моррисон привез его.

— У Большого Джима аритмия? И как наши успехи?

— Терстон вернул ритм в норму.

На время, подумал Расти, не без некоторого удовольствия. Когда прекратится действие валиума, сердце снова запрыгает.

— Первым осмотри Младшего. — В вестибюле они были вдвоем, но Джинни все равно говорила почти шепотом. — Мне он не нравится, никогда не нравился, но теперь мне его жалко. Не думаю, что он долго протянет.

— Терстон что-нибудь сказал Ренни о состоянии Младшего?

— Да, что проблема потенциально серьезная. Но очевидно, не столь серьезная, как все звонки Ренни по мобильному. Вероятно, кто-то сообщил ему о Дне встреч в пятницу. Ренни страшно из-за этого злится.

Расти подумал о коробочке на Блэк-Ридж, тонкой коробочке площадью в каких-то пятьдесят квадратных дюймов, которую он не смог поднять. Или даже шевельнуть. Он также подумал о смеющихся кожаных головах, которые видел считанные мгновения.

— Некоторые просто не любят гостей, — вздохнул Расти.

5.

— Как себя чувствуешь. Младший?

— Нормально. Лучше, — безжизненным голосом ответил тот. Его переодели в больничный халат, и он сидел у окна. Свет не щадил его осунувшееся лицо. Выглядел Младший сорокалетним мужчиной, которому пришлось много чего пережить.

— Скажи мне, что произошло перед тем, как ты потерял сознание.

— Я собирался в школу, но вместо этого пошел к дому Энджи. Хотел сказать, что она должна помириться с Френком. Он очень переживает.

Расти чуть не спросил, знает ли Младший о смерти Френки и Энджи, но в последний момент передумал: какой смысл? Задал другой вопрос:

— Ты собирался в школу? А как же Купол?

— Точно. — Все тот же безжизненный, лишенный эмоций голос. — Я про него забыл.

— Сколько тебе лет, сынок?

— Двадцать… один?

— Как звали твою мать?

Младший задумался.

— Джейсон Джамби,[158] — наконец ответил он, потом пронзительно рассмеялся. Но лицо осталось апатичным и осунувшимся.

— Когда появился Купол?

— В субботу.

— И как давно он стоит?

Младший нахмурился.

— Неделю? Две недели? Какое-то время он здесь, это точно. — Он взглянул в лицо Расти. Глаза блестели от валиума, который вколол ему Терс Маршалл. — Ты задаешь все эти вопросы с подачи Ба-а-арби? Он их убил, знаешь ли. — Младший кивнул. — Мы нашли его жентификационные идетоны. — Пауза. — Идентификационные жетоны.

— Барби не имеет к этим вопросам никакого отношения. Он в тюрьме.

— И очень скоро будет в аду. — Голос ровный, безо всяких эмоций. — Мы собираемся его судить, а потом казним. Так сказал мой отец. В штате Мэн нет смертной казни, но он говорит, что сейчас мы живем по условиям военного времени. В яичном салате слишком много калорий.

— Это точно. — Расти принес с собой стетоскоп, манжету для измерения давления, офтальмоскоп. И теперь обернул манжетой бицепс Младшего. — Ты можешь назвать трех последних президентов Америки, Младший?

— Конечно, Буш, Пуш и Туш. — Он вновь захохотал, но выражение лица не изменилось.

Давление у Младшего оказалось повышенным, 147 на 120, но Расти готовился к худшему.

— Ты помнишь, кто приходил к тебе до меня?

— Да. Старик, которого мы с Френки нашли у пруда перед тем, как нашли детей. Надеюсь, дети в порядке. Они такие милые.

— Ты помнишь, как их зовут?

— Эйден и Элис Эпплтон. Мы поехали в клуб, и та девица с рыжими волосами гоняла мне шкурку под столом. Думала, что этим отделается.

— Понятно. — Расти взялся за офтальмоскоп. С правым глазом полный порядок. Диск зрительного нерва левого глаза выпучился. Отек диска зрительного нерва, типичный симптом при запущенных опухолях мозга.

— Увидел что-нибудь интересное?

— Нет. — Расти положил офтальмоскоп, потом поднял руку с оттопыренным указательным пальцем. Палец оказался аккурат на уровне носа Младшего. — Коснись пальцем моего пальца, а потом своего носа. — Младший так и сделал. Расти медленно задвигал пальцем из стороны в сторону: — Продолжай.

Первый раз Младший коснулся и движущегося пальца, и своего носа. Второй — коснулся пальца, но потом попал в щеку. В третий — промахнулся мимо пальца и коснулся правой брови.

— Вау! Хочешь еще? Я могу заниматься этим целый день, знаешь ли.

Расти отодвинул стул и поднялся.

— Я пришлю к тебе Джинни Томлинсон с назначенными лекарствами.

— После этого я смогу отчалить? В смысле пойти домой?

— Ты останешься у нас на ночь, Младший. Для наблюдения.

— Но я же здоров, так? Утром у меня болела голова, жутко болела, но теперь боль ушла. Я в порядке, так?

— Сейчас я ничего тебе сказать не могу. Мне надо поговорить с Терстоном Маршаллом и заглянуть в пару-тройку книг.

— Чел, он же не доктор. Он учитель английского.

— Может, и так, но тебе он все сделал правильно. Как я понимаю, отнесся к тебе лучше, чем вы с Френки к нему.

Младший отмахнулся:

— Мы просто забавлялись. А кроме того, к детям мы отнеслись как положено, да?

— Насчет этого спорить не буду. Пока отдыхай, Младший. Если хочешь, посмотри телевизор.

Младший обдумал предложение, потом спросил:

— Что на ужин?

6.

При сложившихся обстоятельствах Расти мог подумать только об одном: уменьшить внутричерепное давление Джеймсу Ренни-младшему внутривенным вливанием маннитола. Он вытащил из ячейки на двери карту пациента и увидел прикрепленную к ней записку, написанную незнакомым почерком, округлыми буквами:

Расти написал дозу. Джинни не ошиблась: Терстон Маршалл многое знал и умел.

7.

Дверь в палату Большого Джима Расти нашел открытой, саму палату — пустой. Зато услышал его голос, доносящийся из комнаты, где любил подремать умерший доктор Хаскел. Расти направился туда, не удосужившись взять карту Большого Джима, и об этом просчете ему еще предстояло пожалеть.

Ренни, полностью одетый, сидел у окна, приложив мобильник к уху, хотя на стене висел постер с перечеркнутым изображением ярко-красного мобильника. Расти подумал, что получит безмерное удовольствие, запретив Большому Джиму использовать телефон. Возможно, не самое политически грамотное начало разговора, который мог превратиться в нечто среднее между допросом и дискуссией, но он собирался это сделать. Шагнул к Большому Джиму и остановился. Как вкопанный.

В голове сверкнуло яркое воспоминание: сон не идет, он встает с кровати, чтобы спуститься вниз и съесть кусок клюквенно-апельсинового хлеба, испеченного Линдой, слышит тихий вой Одри, доносящийся из комнаты девочек. Идет проверить, как там его малышки. Садится на кровать Дженни под Ханной Монтаной,[159] ее ангелом-хранителем.

Почему это воспоминание пришло только сейчас? Почему не при разговоре с Большим Джимом в его домашнем кабинете?

Потому что тогда я ничего не знал об убийствах; меня интересовал только пропан. И потому что у Джанель не было припадка, она просто находилась в фазе быстрого сна. Разговаривала во сне.

У него золотистый бейсбольный мяч, папочка. Это плохой бейсбольный мяч.

Даже прошлым вечером в похоронном бюро это воспоминание не проявило себя. Только теперь: возможно, уже слишком поздно.

Но подумай, что это означает: устройство на Блэк-Ридж, возможно, не только излучает радиацию определенного уровня, но и вызывает что-то еще. Назови это наведенным ясновидением, назови чем-то, не имеющим названия, но, как ни назови, это что-то имеет место быть. Если Джанни права насчет золоченого бейсбольного мяча, тогда все дети, предсказывавшие беду на Хэллоуин, возможно, тоже правы. Но случится ли беда именно в тот день? Или может прийти раньше?

Расти решил, что второй вариант более реален. Потому что для многих городских подростков, перевозбужденных по части сладости-или-гадости, Хэллоуин уже наступил.

— Мне без разницы, чем ты занят, Стюарт, — говорил Большой Джим. Три миллиграмма валиума, похоже, совершенно его не успокоили: он, как всегда, кипел. — Поезжай туда с Фернолдом и возьми Роджера с… Что?.. Я мог бы тебе этого и не говорить! Ты не смотрел этот ёханый телевизор? Если он будет пререкаться, ты… — Он поднял голову и увидел стоящего в дверях Расти. Только мгновение по лицу Большого Джима чувствовалось, что он лихорадочно вспоминает сказанное в последнюю минуту-другую, пытаясь понять, как много удалось услышать постороннему человеку. — Стюарт, сюда пришли. Я тебе перезвоню, а когда буду перезванивать, тебе лучше сказать мне то, что я хочу услышать. — Он разорвал связь, протянул мобильник Расти и оскалил в улыбке верхние зубы. — Я знаю, знаю, проявил непослушание, но городские дела не могут ждать. — Ренни вздохнул. — Не так просто быть человеком, от которого все зависит, особенно если сам неважно себя чувствуешь.

— Должно быть, трудно.

— Мне помогает Бог. Хочешь знать принцип, по которому я живу, дружище?

Нет.

— Конечно.

— Когда Бог закрывает дверь, Он открывает окно.

— Вы так думаете?

— Я это знаю. А еще всегда стараюсь помнить: когда ты молишься и просишь о том, чего ты хочешь, Бог поворачивается ухом, которое не слышит. А когда ты молишься о том, что тебе необходимо, Он не пропускает ни слова.

— Ну-ну. — Расти вошел в комнату отдыха. На стене работал телевизор: канал Си-эн-эн с приглушенным звуком. За говорящей головой висела фотография Джеймса Ренни-старшего, черно-белая, запечатлевшая его не в выигрышной позе. Большой Джимми стоял с одним вскинутым пальцем и поднявшейся верхней губой. Не в улыбке, а в мрачном зверином оскале. Строка в самом низу экрана вопрошала: «Город под Куполом был наркораем?» Говорящая голова и фотография уступили место рекламному ролику салона подержанных автомобилей, который всегда раздражал Расти, заканчиваясь крупным планом одного из продавцов (никогда — самого Ренни), кричащего в объектив: «С тачкой будет вам везуха, Большой Джим тому порука!».

Большой Джим указал на строку и печально улыбнулся:

— Видишь, что творят со мной друзья Барбары с той стороны? Черт, да разве это удивительно? Когда Христос пришел, чтобы спасти человечество, Его заставили нести собственный крест на Голгофу, где Он и умер в крови и пыли.

Расти отметил, уже не в первый раз, какой странный препарат этот валиум. Он не знал — действительно ли veritas in vino, но в валиуме истины точно хватало. Когда люди его получали, особенно внутривенно, зачастую они честно говорили, что о себе думали.

Расти пододвинул стул и приготовил стетоскоп.

— Поднимите рубашку. — И когда Большой Джим отложил мобильник, чтобы это сделать, взял его и сунул в нагрудный карман. — Я телефон возьму, хорошо? Оставлю на столе в вестибюле, откуда можно звонить по мобильнику. Стулья там не такие удобные, как здесь, но сидеть на них можно.

Он ожидал, что Большой Джим запротестует, может, взорвется, но тот даже не пикнул, обнажил толстенный живот и большую дряблую грудь. Расти наклонился вперед, начал слушать. Все оказалось не так плохо, как он ожидал. Его бы порадовали сто десять ударов в минуту с редкими нарушениями ритма, но сердце Большого Джима билось ровно и устойчиво девяносто раз в минуту.

— Я чувствую себя гораздо лучше, — сказал Ренни. — Все дело в стрессе. Напряжение жуткое. Я собираюсь отдохнуть здесь часок-другой — ты знаешь, что из этого окна виден весь деловой район, дружище? — а потом еще раз навещу Младшего. После этого ты еще раз померяешь мне давление и…

— Это не только стресс. У вас лишний вес, и вы не в форме.

Большой Джим обнажил верхние зубы в псевдоулыбке:

— Я, между прочим, тащу на себе и город, и бизнес, дружище. Поэтому у меня остается мало времени для беговых дорожек, велотренажеров и тому подобного.

— Вам уже два года как следовало поставить кардиостимулятор. У вас пароксизмальная тахиаритмия.

— Я знаю, что у меня. Я ездил в клинику, и мне сказали, что даже здоровые люди часто испытывают…

— Рон Хаскел прямо говорил вам, что надо сесть на диету и взять вес под контроль, что аритмию надо взять под контроль, подобрав препарат и дозу. А если медикаментозное лечение не поможет, обратиться к хирургии, чтобы решить имеющуюся проблему.

Большой Джим выглядел теперь, как опечаленный ребенок, который не может вылезти из высокого стульчика.

— Господь сказал мне не делать этого! Господь сказал: никаких кардиостимуляторов! И Господь оказался прав! Герцог Перкинс поставил кардиостимулятор, и посмотри, чем это для него закончилось.

— Не говоря уже про вдову, — мягко вставил Расти. — Ей тоже очень уж не повезло. Должно быть, оказалась не в том месте не в то время.

Большой Джим уставился на него маленькими свинячьими глазками. Потом перевел взгляд на потолок.

— Свет опять горит, так? Я вернул ваш пропан, как ты и просил. От некоторых благодарности не дождешься. Впрочем, я к этому уже привык.

— Завтра вечером пропан у нас снова закончится.

Большой Джим покачал головой:

— Завтра вечером у вас будет столько пропана, что его хватит до Рождества, если возникнет такая необходимость. Обещаю тебе, раз уж ты так хорошо заботишься о пациентах, да и вообще славный парень.

— Мне сложно кого-то благодарить за то, что с самого начала принадлежало мне. Такой уж я человек.

— Ага, так теперь ты равняешь себя с больницей? — фыркнул Большой Джим.

— Почему нет? Вы же равняете себя с Христом. Давайте вернемся к медицинским аспектам, хорошо?

Большой Джим пренебрежительно взмахнул большими, с толстыми пальцами, руками.

— Валиум аритмию не лечит. Если вы уйдете отсюда, то к пяти вечера у вас вновь появятся экстрасистолы. А это может привести к тромбоэмболии. Есть, конечно, и светлая сторона — возможно, вы встретитесь с нашим Спасителем еще до наступления темноты.

— И что ты порекомендуешь? — спокойным голосом спросил Ренни. Самообладание уже вернулось к нему.

— Я мог бы дать вам кое-что и, возможно, решить проблему. Это лекарство.

— Какое лекарство?

— Но вам придется заплатить.

— Я так и знал. — Голос Ренни стал вкрадчивым. — Я знал, что ты на стороне Барбары с того самого дня, как ты пришел в мой кабинет и принялся требовать то одно, то другое.

Тогда Расти требовал только пропан, но уточнять он не стал.

— А откуда вы знали, что у Барбары и тогда была своя сторона? Убийства еще не раскрыли, так откуда вы это знали?

Глазки Ренни заблестели весельем и паранойей, а может, и первым, и вторым.

— Есть у меня такие способы. Так какова цена? Что бы ты хотел получить в обмен на лекарство, которое излечит мою сердечную болезнь? — И прежде чем Расти ответил, продолжил: — Позволь догадаться. Ты хочешь, чтобы Барбара обрел свободу, так?

— Нет. Город линчует его, как только он выйдет из полицейского участка.

Большой Джим рассмеялся:

— Иной раз ты демонстрируешь зачатки здравого смысла.

— Я хочу, чтобы вы ушли в отставку. Вместе с Сандерсом. Передайте власть Андреа Гриннел. И пусть Джулия Шамуэй ей помогает. Пока Андреа полностью не избавится от лекарственной зависимости.

На этот раз Большой Джим рассмеялся громче, шлепнул себя по коленке.

— Я думал, что Кокс ничего не соображает — он хотел, чтобы Андреа помогала эта тетка с большими буферами, но ты гораздо хуже. Шамуэй! Эта ведьма-словоблудница не может управлять даже собой!

— Я знаю, что вы убили Коггинса.

Расти не собирался этого говорить, но фраза сорвалась с языка. Прежде чем он успел ее удержать. Да и почему нет? Они же сейчас только вдвоем, если не считать Джона Робертса из Си-эн-эн, который смотрел на них с экрана. А результат оказался удачным. Впервые с того момента, как Честерс-Милл накрыло Куполом, Большой Джим пропустил удар. Он предпринял немалые усилия для того, чтобы лицо осталось бесстрастным, но не вышло.

— Ты рехнулся.

— Вы знаете, что нет. Прошлой ночью я побывал в «Похоронном бюро Боуи» и осмотрел тела четырех жертв.

— Ты не имел права этого делать! Ты не патологоанатом! Ты даже не ёханый врач!

— Расслабьтесь, Ренни. Сосчитайте до десяти. Помните о сердце. — Расти помолчал. — С другой стороны, на хрен ваше сердце. После того, что вы уже натворили и продолжаете творить, на хрен ваше сердце. На лице и голове Коггинса шрамы. Очень нетипичные шрамы, но легко идентифицируемые. И у меня нет ни малейших сомнений, что они — от сувенирного бейсбольного мяча, который я видел у вас на письменном столе.

— Это ничего не значит. — Ренни посмотрел в сторону открытой двери в ванную.

— Это многое значит. Особенно если учесть, что все тела найдены в одном месте. Мне это говорит о том, что убийца Коггинса убил и остальных. Я думаю — вы. А может, вы и Младший. Как насчет отца и сына, работавших в тандеме? Как насчет этого?

— Я отказываюсь такое слушать. — Большой Джим начал подниматься. Расти тычком усадил его. Далось ему это на удивление легко. — Оставайся на месте! — прокричал Ренни. — Еж тебя побери, оставайся на месте!

— Почему вы его убили? Он угрожал, что расскажет всем о производстве наркотиков? Он в этом участвовал?

— Оставайся на месте! — повторил Большой Джим, хотя Расти уже сидел на стуле. Но ему и в голову не пришло, что Ренни мог обращаться к кому-то еще.

— Я могу никому об этом не говорить. И я могу дать вам лекарство, которое при аритмии помогает лучше, чем валиум. Цена — ваша отставка. Объявите, что вы уходите с должности по состоянию здоровья и передаете власть Андреа завтра вечером, на городском собрании. Тогда вы останетесь героем.

Большой Джим не может отказаться, подумал Расти. Он загнан в угол.

Ренни повернулся к открытой двери в ванную:

— Теперь можно выходить.

В комнате отдыха появился Картер Тибодо, а потом и Фредди Дентон: они прятались в ванной… и слушали.

8.

— Черт побери! — выругался Стюарт Боуи. Он и его брат работали в подвале похоронного бюро. Стюарт готовил к похоронам Арлетт Кумбс, последнюю самоубийцу Милла, только-только поступившую к братьям. — Этот паршивый, мерзкий, гребаный говнюк!

Он бросил мобильник на столик, из широкого нагрудного кармана фартука достал упаковку крекеров с арахисовым маслом «Ритц битс». Стюарт всегда ел, если расстраивался, и всегда неряшливо («Здесь ели свиньи», — обычно говорил его отец, глянув на то, что оставалось на столе после Стюарта). Теперь крошки посыпались на лицо Арлетт, которое выглядело далеко не умиротворенным: если она думала, что, выпив гель для прочистки засоров «Ликвид-пламр», — быстро и безболезненно сбежит из-под Купола, то сильно просчиталась. Едкое вещество разъело ей желудок и вышло через спину.

— Что не так? — спросил Ферн.

— Почему я только связался с этим злогребучим Ренни?

— Ради денег?

— Да какой сейчас прок от денег! — взвился Стюарт. — Что мне с ними делать, скупить весь «Универмаг Берпи»! — Он открыл рот пожилой вдовы и принялся заталкивать в него оставшиеся крекеры: — Жри, ведьма, пора тебе закусить.

Стюарт схватил мобильник, открыл телефонную книгу, выбрал нужный номер.

— Если он не ответит, — обращался Стюарт, возможно, к Ферну, но скорее к самому себе, — я поеду туда, найду его и засуну курицу в его гребаную жо…

Но Роджер Кильян ответил. И находился он, судя по фону, в курятнике. Стюарт слышал кудахтанье. И еще завывание скрипок оркестра Мантовани, доносящееся из развешанных по курятнику динамиков. Когда там работали сыновья, куры слушали «Металлику» или «Пантеру».

— Да?

— Роджер, это Стюи. Ты трезвый, брат?

— Само собой, — ответил Роджер. Что могло означать: он не пил, а всего лишь курил мет, но значения это не имело.

— Приезжай в город. Встретимся в городском гараже. Мы возьмем два больших грузовика — те, что с лебедками — и поедем на радиостанцию. Весь пропан необходимо перевезти обратно в город. Мы не сможем это сделать в один день, но Джим говорит, что начать нужно сегодня. Завтра я подберу еще шесть-семь парней, которым мы можем доверять — частично из чертовой армии Джима, если он отдаст их нам, — и все закончим.

— Стюарт, нет… я должен покормить кур! Мальчики, которые у меня оставались, теперь стали копами!

И это означает, подумал Стюарт, что ты хочешь сидеть в своем маленьком закутке-кабинете, курить мет, слушать эту говенную музыку и смотреть на компьютере видео с лесбиянками. Он не знал, как можно сексуально возбудиться, если запах куриного помета такой густой, что его, казалось, можно резать ножом, но Роджеру Кильяну это удавалось.

— Это не добровольная миссия, брат мой. Я получил приказ, а теперь приказываю тебе. Встречаемся через полчаса. И если увидишь кого-нибудь из своих сыновей, бери их с собой.

Он отключил связь, прежде чем Роджер успел что-то сказать, и несколько мгновений постоял, кипя от злости. Меньше всего ему хотелось до самого вечера перетаскивать контейнеры и баллоны с пропаном в грузовики… но, похоже, именно этим ему и предстояло заниматься. Да, да.

Он выхватил шланг из раковины, сунул конец между зубными протезами Арлетт Кумбс, открыл кран. Вода пошла под напором, так что труп подпрыгнул на столе.

— Надо вымыть крекеры, бабуля! — рявкнул он. — Нельзя допустить, чтобы они заткнули тебе глотку и ты задохнулась.

— Стой! — крикнул Ферн. — Она потечет из дыры в ее…

Он опоздал.

9.

Большой Джим улыбнулся Расти. Его улыбка говорила: «Видишь, чего ты добился». Потом повернулся к Картеру и Фредди Дентону:

— Вы слышали, к чему принуждал меня мистер Эверетт?

— Конечно, слышали, — ответил Фредди.

— Вы слышали, как он угрожал не дать мне лекарство, необходимое по жизненным показаниям, если я откажусь уйти в отставку?

— Да, — кивнул Картер и бросил на Расти суровый взгляд. Расти же задавался вопросом: ну как он мог так сглупить?

День выдался долгим — спиши на это.

— Речь идет о лекарстве, которое называется верапамил. Мне ввел его внутривенно тот мужчина с длинными волосами. — Большой Джим обнажил маленькие зубы еще в одной неприятной улыбке.

Верапамил. Расти отругал себя за то, что не достал медицинскую карту Большого Джима из ячейки на двери и не заглянул в нее.

— И как, по-вашему, о каком преступлении мы тут говорим? — продолжил Большой Джим. — Попытка добиться своего угрозами?

— Конечно, и принуждение, — поддакнул Фредди.

— Хрена с два! Это — покушение на убийство! — не согласился Картер.

— И кто, по-вашему, его на это подговорил?

— Барби, — ответил Картер и врезал Расти кулаком по лицу.

Тот совершенно такого не ожидал, даже не попытался уклониться от удара или подставить руку. Его отбросило назад, он споткнулся о стул, боком повалился на него, из разбитых губ потекла кровь.

— Губы тебе разбили при сопротивлении аресту, — заявил Большой Джим, — но этого недостаточно. Прижмите его к полу, ребята. Мне он нужен на полу.

Расти попытался убежать, но едва успел подняться со стула, как Картер схватил его руку и завернул за спину. Фредди сунул ногу между ног Расти. Картер толкнул. Как дети в школьном дворе, подумал Расти, валясь на пол.

Картер последовал за ним. Расти смог нанести удар. Попал по левой щеке Картера. Тот нетерпеливо отбросил его руку, словно отгоняя надоедливую муху. А мгновением позже уже сидел у Расти на груди, улыбаясь ему в лицо. Да, совсем как в школьном дворе, только никто не следил за происходящим по монитору, чтобы прекратить это безобразие.

Расти повернул голову к Ренни, который уже встал.

— Вы же не хотите этого делать, — выдохнул он. Сердце гулко билось. Воздуха не хватало. Очень уж много весил Тибодо. Фредди Дентон стоял на коленях рядом с ними. Расти он казался судьей борцовской схватки.

— Я хочу, Эверетт, — ответил ему Большой Джим. — Более того, да благословит тебя Бог, я должен. Фредди, возьми мой мобильник в его нагрудном кармане. Я не хочу, чтобы телефон разбился. Ёханый бабай украл его. Можешь добавить это в список преступлений, когда вы доставите его в участок.

— Другие люди знают. — Расти никогда не чувствовал себя таким беспомощным. И таким глупцом. Мысль о том, что он оказался не первым, кто недооценивал Джеймса Ренни, особо не помогала. — Другие люди знают о том, что вы сделали.

— Возможно, — пожал плечами Большой Джим. — Но кто они? Другие друзья Дейла Барбары, вот кто. Те, кто начал продовольственный бунт, те, кто поджег редакцию газеты. Те самые, усилиями которых здесь появился Купол, я в этом не сомневаюсь. Какой-то правительственный эксперимент, я думаю. Но мы не крысы в клетке, так? Так, Картер?

— Да.

— Фредди, чего ты ждешь?

Фредди слушал Большого Джима, и на его лице читалось: Теперь я все понял. Он вытащил мобильник Большого Джима из нагрудного кармана Расти, бросил на диван. Потом наклонился к Расти:

— Как давно вы это планировали? Как давно вы планировали запереть нас в городе, чтобы вы могли посмотреть, что мы будем делать?

— Фредди, ты послушай себя. — Расти с трудом удавалось шептать. Господи, какой же тяжелый этот Тибодо! — Это бред. Не имеет смысла. Разве ты не видишь…

— Прижми его руку к полу, — распорядился Большой Джим. — Левую…

Фредди выполнил приказ. Расти попытался воспротивиться, но Тибодо зажал его бицепсы, так что шансов не было.

— Сожалею, парень, что приходится делать это с тобой, но люди в нашем городе должны видеть, что террористы у нас под контролем.

Ренни мог бы говорить «сожалею» сколько хотел, но за мгновение перед тем, как он опустил каблук туфли — и все свои двести тридцать фунтов — на сжатую в кулак левую кисть Расти, тот увидел: габардиновые брюки второго члена городского управления вдруг встопорщились. Ренни получал удовольствие, и не в интеллектуальном смысле.

Потом каблук опустился и начал размалывать руку: сильно, сильнее, еще сильнее. Лицо Большого Джима закаменело. Капли пота выступили под глазами. Между зубами появился кончик языка.

Не кричи. На крик прибежит Джинни и тоже влипнет. Опять же он этого хочет. Не доставляй ему удовольствия.

Но, услышав хруст под каблуком Большого Джима, Расти закричал. Ничего не мог с собой поделать.

Второй хруст. Третий.

Ренни отступил на шаг, удовлетворенный.

— На ноги его — и в тюрьму. Пусть навестит своего дружка.

Фредди осмотрел кисть Расти, которая уже начала распухать. Три пальца торчали под неестественными углами.

— Сломаны, — вынес он вердикт с чувством глубокого удовлетворения.

В дверях комнаты отдыха появилась Джинни, глаза превратились в плошки.

— Что вы делаете?!

— Арестовываем мерзавца за преступную деятельность и попытку убийства, — ответил Фредди Дентон, тогда как Картер рывком поднял Расти на ноги. — И это только начало. Он сопротивлялся аресту, и нам пришлось его успокоить. Пожалуйста, отойдите в сторону, мэм.

— Вы рехнулись! — воскликнула Джинни. — Расти, твоя рука!

— Я в порядке. Позвони Линде. Скажи ей, эти бандиты…

Больше он ничего произнести не успел. Картер схватил его за шею и направил в дверь. На ухо прошептал:

— Если б я точно знал, что старик понимает в медицине не меньше твоего, я бы сам тебя убил.

И для всего этого хватило четырех дней, изумлялся Расти, в то время как Картер вел его по коридору, сжимая шею и заставив согнуться пополам. Левая рука перестала быть рукой, превратилась в колоду боли, начинающейся от запястья. Всего четыре дня.

Он задался вопросом: а наслаждались ли шоу кожеголовые, чем бы или кем бы они ни были?

10.

Уже далеко за полдень Линда наконец-то нашла библиотекаря Милла. Лисса ехала на велосипеде по шоссе номер 117, возвращалась в город. Сказала, что разговаривала с часовыми, стоявшими по периметру Купола, стараясь выяснить подробности о Дне встреч.

— Они не должны общаться с горожанами, но некоторые общаются. Особенно если оставляешь расстегнутыми три верхние пуговицы блузки. Это очень помогает завязать разговор. С солдатами, во всяком случае. А вот морпехи… Думаю, если б я разделась догола и начала танцевать макарену, они бы все равно не сказали ни слова. У этих ребят, похоже, прививка от полового влечения. — Она рассмеялась. — Правда, и меня не спутаешь с Кейт Уинслет.

— Узнала что-нибудь интересное?

— Нет. — Лисса не слезла с велосипеда, смотрела на Линду через окошко пассажирской дверцы. — Они ничего не знают. Но очень переживают за нас; меня это тронуло. И они слышали столько же слухов, что и мы. Один спросил: действительно ли уже больше ста человек покончили с собой?

— Ты можешь на минутку сесть ко мне в машину?

Улыбка Лиссы стала шире:

— Я арестована?

— Мне надо кое о чем с тобой поговорить.

Лисса поставила велосипед на откидную опору и села на переднее сиденье, отодвинув блокнот для выписки квитанций и отключенный радар. Линда рассказала ей о тайном визите в похоронное бюро, потом о намеченной встрече в доме Пайпер. Лисса отреагировала сразу же и с жаром:

— Я приду, только попробуйте меня не пустить.

Затрещала рация, послышался голос Стейси:

— Четвертый, Четвертый. Срочно, срочно, срочно.

Линда схватила микрофон. Подумала не о Расти, а о девочках.

— Четвертый слушает, Стейси. Говори.

От слов Стейси Моггин тревога Линды обратилась в ужас.

— У меня для тебя плохие новости, Лин. Я бы сказала, возьми себя в руки, но не думаю, что сейчас тебе это удастся. Расти арестовали.

— Что? — чуть ли не выкрикнула Линда, но забыла нажать на кнопку «Передавать» на боковой поверхности микрофона, так что услышала ее только Лисса.

— Его посадили в Курятник, к Барби. Он вроде бы ничего, но мне показалось, что у него сломана рука. Расти прижимал ее к груди, и она распухла. — Стейси понизила голос: — Они говорят, это случилось при сопротивлении аресту. Прием.

На этот раз Линда вспомнила про кнопку.

— Я сейчас приеду. Скажи Расти, я сейчас приеду. Прием.

— Не могу. Никому не разрешено спускаться вниз, за исключением патрульных из особого списка… и меня в нем нет. Целый букет обвинений, включая попытку убийства и пособничество убийству. В город не гони. Тебя все равно к нему не пустят, поэтому, если во что-то врежешься или слетишь с дороги, пользы не будет.

— Я с ним все равно повидаюсь, — упорствовала Линда.

Но не повидалась. Чиф Питер Рэндолф, выглядевший отдохнувшим, проспав чуть ли не весь день, встретил ее на верхней ступени лестницы, которая вела в полицейский участок, и велел сдать полицейский жетон и пистолет: как жена Расти, она тоже находилась под подозрением в подрывной деятельности против законного правительства города и разжигании мятежа.

Прекрасно, хотела она сказать ему. Арестуйте меня и отправьте вниз к моему мужу. Но потом подумала о девочках, которые сейчас находились у Марты и ждали, когда она за ними приедет, чтобы рассказать ей обо всем, что случилось за день в школе. Линда также подумала о встрече в доме Пайпер сегодняшним вечером. Она бы не могла там присутствовать, если б ее посадили в подвал, а теперь встреча эта приобретала еще более важное значение.

Потому что если завтра вечером они собирались освободить одного заключенного, то почему не могли освободить двух?

— Скажите ему, что я его люблю. — Линда расстегнула пряжку, сняла с ремня кобуру. Пистолетом она особо и не пользовалась. Переводить малышей через дорогу, потребовать от учеников средней школы затушить сигареты или прекратить сквернословить — в этом по большей части и заключалась ее работа.

— Я передам ему ваши слова, миссис Эверетт.

— Кто-нибудь посмотрел его руку? Я слышала, что она, возможно, сломана.

Рэндолф нахмурился:

— Кто вам это сказал?

— Я не знаю, кто связался со мной по рации. Он не назвался. Один из наших парней, думаю: связь на Сто семнадцатом шоссе не очень хорошая.

Рэндолф обдумал ее слова, решил не развивать тему:

— Рука Расти в полном порядке. И наши парни больше не ваши парни. Идите домой. Я уверен, у нас еще будут к вам вопросы.

Она почувствовала, как на глазах выступают слезы, но сдержала их.

— И что мне сказать моим девочкам? Что их папочка в тюрьме? Вы знаете, что Расти — хороший человек, вы это знаете. Господи, в прошлом году именно он диагностировал у вас камень в желчном пузыре!

— Здесь я ничем не могу вам помочь, миссис Эверетт. — Дни, когда он называл ее Линда, ушли в прошлое. — Но я предлагаю не говорить им, что их папочка участвовал вместе с Дейлом Барбарой в убийстве Бренды Перкинс и Лестера Коггинса. Насчет двух других мы пока не уверены, это наверняка преступления на сексуальной почве, и Расти мог о них не знать.

— Это же безумие!

Рэндолф словно и не слышал.

— Он также пытался убить члена городского управления Ренни, отказывая ему в жизненно необходимом лекарстве. К счастью, Большому Джиму хватило ума спрятать поблизости двух патрульных. — Начальник полиции покачал головой. — Угрожал не дать жизненно необходимое лекарство человеку, который не жалеет себя ради нашего города. И это ваш хороший парень; это ваш гребаный хороший парень.

Здесь ее едва терпели, о чем Линда знала. И она ушла, прежде чем терпение могло лопнуть. До встречи в доме Пайпер оставалось четыре часа, бесконечно долгий срок. Линда не знала, куда пойти, чем себя занять.

Потом нашла выход.

11.

Рука Расти была далеко не в порядке. Даже Барби это видел, а между ними находились три пустые камеры.

— Расти, могу я что-нибудь сделать?

Расти выдавил из себя улыбку.

— Нет, если не бросишь мне пару таблеток аспирина. Лучше дарвосета.

— Закончились. Они тебе ничего не дали?

— Нет, но боль уходит. Я выживу. — Слова мало соответствовали действительности. Рука болела ужасно, и то, что он задумал, только усилит боль. — Я должен кое-что сделать с пальцами.

— Удачи тебе.

Чудо, конечно, но Ренни не сломал ему ни один из пальцев, только кость в кисти. Одну из пястных, пятую. Тут он мог только нарвать полосок от футболки и использовать их как фиксатор. Но сначала…

Расти схватился за указательный палец, вывихнутый в проксимальном межфаланговом суставе. В фильмах такое происходило быстро. К сожалению, в реальной жизни быстрота могла не помочь, а только ухудшить дело. Он не торопился, не дергал, постепенно усиливая давление. Боль стала жуткой. Уже отдавалась в зубах. Расти чувствовал, что палец скрипит, как петли давно не открывавшейся двери. Где-то, достаточно близко и в другой стране, Барби — он это заметил — стоял у решетки своей камеры и наблюдал.

Потом внезапно палец магическим образом выпрямился, и боль ослабла. Во всяком случае, в этом пальце. Расти плюхнулся на койку, часто дыша, как бегун, только что пересекший финишную черту.

— Готово?

— Не совсем. Должен вправить тот палец, которым посылают на три буквы. Он может мне понадобиться.

Расти взялся за средний палец и начал проделывать с ним то же, что и с указательным. И вновь, когда боль стала уже совсем непереносимой, вывихнутый сустав занял положенное ему место. Теперь остался только мизинец, который торчал в сторону, словно Расти хотел произнести тост.

И я бы произнес, если б мог. За самый дерьмовый день в жизни. Во всяком случае, в жизни Расти Эверетта.

Он занялся мизинцем. И этот палец болел, а с ним быстро получиться не могло.

— Что ты такого сделал? — спросил Барби, потом дважды резко щелкнул пальцами, указал на потолок, приложил ладонь к уху.

Он действительно знал, что Курятник прослушивается, или только предполагал? Расти решил, что значения это не имеет. Лучше исходить из того, что прослушивается. Хотя с трудом верилось, что кто-то из этих остолопов мог до такого додуматься.

— Допустил ошибку, попытавшись заставить Большого Джима уйти в отставку. Я не сомневаюсь, что мне добавят еще с десяток обвинений, но в принципе меня посадили за то, что я посоветовал ему не гнать лошадей, а не то он свалится с инфарктом. — Конечно, Расти не упомянул про Коггинса, подумал, что этот момент лучше не затрагивать: может оказаться вредным для здоровья. — Как здесь с едой?

— Неплохо. Роза приносила мне ленч. С водой, впрочем, надо соблюдать осторожность. Могут и посолить.

Барби развел два пальца правой руки, нацелил на глаза, потом сложил и указал на рот: наблюдай.

Расти кивнул.

— Завтра вечером, — одними губами произнес Барби.

— Знаю, — так же ответил Расти. Губы у него треснули. Вновь потекла кровь.

Барби добавил:

— Нам… нужно… безопасное… место.

Расти подумал, что он такое знает: спасибо Джо Макклэтчи и его друзьям.

12.

У Энди Сандерса случился припадок.

Неизбежный: он только пристрастился к мету, но выкурил его очень уж много. Энди находился в студии ХНВ, слушал «Как велик Ты» в исполнении музыкальной группы «Хлеб наш насущный» и дирижировал невидимым оркестром. Потом увидел, как летит по скрипичным струнам вечности.

Шеф ушел куда-то с трубкой, но оставил Энди толстые сигареты-самокрутки, которые называл жарешками. «С ними будь осторожнее, Сандерс, — предупредил Шеф. — Это динамит. «Ибо тот, кто не привык пить вино, не должен на него налегать».[160] Первое послание Тимофею. Но относится также и к жарешкам».

Энди с умным видом кивнул, но задымил, как демон, едва только за Шефом закрылась дверь: выкурил две жарешки, одну за другой. И каждую — до крошечного бычка, обжигающего пальцы. Отдающий кошачьей мочой запах сгоревшего мета уже поднялся на первую строчку в его ароматическом хит-параде. Он выкурил половину третьей жарешки и дирижировал, как Леонард Бернстайн, когда особенно глубоко затянулся и мгновенно отключился. Упал на пол и лежал, дергаясь в реке церковной музыки. Пена пузырилась меж его сжатых зубов. Полузакрытые глаза вращались в глазницах, видя то, чего не произошло. Пока не произошло.

Десять минут спустя он очнулся, достаточно живой, чтобы вихрем пронестись по тропке между студией и длинным красным складским зданием, построенным позади нее.

— Шеф! — кричал он. — Шеф, ты где? Они едут!

Шеф Буши вышел из боковой двери складского здания. Волосы сальными иглами торчали во все стороны. На промежности грязных пижамных штанов виднелись пятна от мочи, сзади — от травы. Мультяшные лягушки, скакавшие по штанам, говорили: «Ква-ква-ква». Сами штаны едва не спадали с бедер, открывая часть лобковых волос спереди и начало расщелины между тощими ягодицами сзади. В одной руке Шеф держал АК-47 с аккуратно выведенными на прикладе словами: «БОЖИЙ ВОИН», в другой — пульт от гаража. «Божьего воина» поставил на землю, но «Божий пульт» из руки не выпустил. Схватил Энди за плечи и сильно тряхнул:

— Прекрати, Сандерс, у тебя истерика!

— Они едут! Горькие люди! Как ты и говорил!

Шеф задумался.

— Тебе кто-то позвонил и предупредил?

— Нет, мне было видение! Я отключился, и мне было видение!

Глаза Шефа широко раскрылись. Подозрительность уступила место уважению. С Энди он перевел взгляд на подъездную дорожку, ведущую к Литл-Битч-роуд, вновь посмотрел на Энди:

— Что ты видел? Как много? Они едут все или лишь несколько, как в прошлый раз?

— Я… я… я…

Шеф тряхнул его вновь, уже мягче:

— Успокойся, Сандерс. Ты теперь в Христовом воинстве и…

— Христов солдат!

— Да, да, да. И я — твой командир. Так что докладывай.

— Они едут на двух грузовиках.

— Только двух?

— Да.

— Оранжевых?

— Да!

Шеф подтянул пижамные штаны (они сразу же сползли на прежнее место) и кивнул:

— Городские грузовики. Вероятно, те же долдоны, братья Боуи и мистер Куриц.

— Мистер?..

— Кильян, Сандерс, кто же еще? Он курит мет, но не понимает предназначения мета. Он дурак. Они едут за пропаном.

— Мы спрячемся? Спрячемся и позволим им взять пропан?

— Это я делал раньше. Но не теперь. Больше не буду прятаться и позволять людям брать, что им хочется. Звезда Полынь уже просияла. Пора людям Божьим поднять флаг. Ты со мной?

И Энди, после появления Купола потерявший все, ради чего стоило жить, ответил без запинки:

— Да!

— До конца, Сандерс?

— До конца!

— И куда ты подевал свой автомат?

Энди смутно помнил, что оставил его в студии, прислонив к стене с постером Пэта Робертсона,[161] обнимающего ушедшего из этого мира Лестера Коггинса.

— Пошли за ним. — Шеф подхватил «Божьего воина», проверил рожок. — И отныне ты будешь всюду носить его с собой, понял?

— Да.

— Ящик с патронами там?

— Да. — Энди только часом раньше перенес в студию один ящик с рожками. По крайней мере он думал, что часом раньше. Эти жарешки сильно изменяли время.

— Одну минуту! — Шеф скрылся за углом складского здания, направившись к коробке с китайскими гранатами, и принес три, две отдал Энди, велел сунуть в карманы. Третью за кольцо чеки повесил на мушку «Божьего воина». — Сандерс, мне сказали, что есть семь секунд после того, как выдернешь чеку, чтобы избавиться от всяких членососок, но, когда я проверил одну в гравийном карьере неподалеку, получилось, что взрываются они секунды через четыре. Азиатам доверять нельзя. Запомни это.

Энди ответил, что запомнит.

— Хорошо, пошли. Возьмем твое оружие.

Помявшись, Энди спросил:

— Нам придется их убить?

На лице Шефа отразилось недоумение.

— Нет. Без крайней на то необходимости — нет.

— Хорошо. — Энди, несмотря ни на что, никому не хотелось причинять вреда.

— Но если они будут настаивать, переть напролом, нам не останется ничего другого. Ты это понимаешь?

— Да.

Шеф дружески хлопнул Энди по плечу.

13.

Джо спросил мать: смогут ли Бенни и Норри остаться на ночь? Клер ответила: пусть остаются, если их родители не будут возражать. Ее это устраивало. После их приключений на Блэк-Ридж пусть уж лучше будут на виду. На дровяной плите они приготовили себе поп-корн и продолжили шумную игру в «монополию». Слишком шумную, если на то пошло. Их пронзительные крики и смех звучали очень уж нервно.

Мать Бенни согласилась, как и — Клер это удивило — мать Норри.

— Отлично, — сказала Джоани Кэлверт. — Я хотела напиться с тех пор, как это случилось. Похоже, нынешним вечером у меня есть шанс. Клер, скажи Норри, чтобы завтра она нашла своего деда и поцеловала его от меня.

— А кто ее дед?

— Эрни. Ты знаешь Эрни, да? Все знают Эрни. Он очень о ней тревожится. Я тоже, иногда. Этот скейт… — В голосе Джоани послышалась дрожь.

— Я ей скажу.

Клер только положила трубку, как раздался стук в дверь. Поначалу она не узнала женщину средних лет с бледным, напряженным лицом. Потом поняла, что это Линда Эверетт, которая обычно переводила малышей через дорогу и штрафовала тех водителей, которые слишком уж надолго оставляли автомобили на парковочных зонах Главной улицы, где стоянка ограничивалась двумя часами. И она была совсем не средних лет, просто так выглядела.

— Линда! — воскликнула Клер. — Что случилось? Что-то с Расти? Что с ним? — Она подумала о радиации, во всяком случае, такая была первая мысль. За ней последовали другие, куда как хуже.

— Его арестовали.

В столовой игра в «монополию» прекратилась. Участники появились в дверном проеме между столовой и гостиной, не отрывая глаз от Линды.

— Ему предъявлен целый букет обвинений, включая соучастие в убийствах Лестера Коггинса и Бренды Перкинс.

— Нет! — воскликнул Бенни.

Клер подумала, а не предложить ли детям покинуть комнату, потом решила, что это бесполезно. Она понимала причину прихода Линды, но все равно сердилась на нее. И на Расти тоже, потому что он вовлек в эту историю детей. Впрочем, все они в ней участвовали. Для тех, кто оказался под Куполом, участие во всем этом деле более не было вопросом выбора.

— Он помешал Ренни, — продолжила Линда. — Об этом речь. В этом все дело, когда мы говорим о Большом Джиме: кому с ним по пути, а кому — нет. Он совершенно забыл о той ужасной ситуации, в какой мы все оказались. Нет, хуже того. Он использует эту ситуацию.

Джо пристально посмотрел на Линду:

— Мистер Ренни знает, куда мы ездили этим утром, миссис Эверетт? Он знает о той коробочке? Я не думаю, что ему следует знать о той коробочке.

— Какой коробочке?

— Мы ее нашли на Блэк-Ридж, — пояснила Норри. — Мы видели только свет, который она испускает. Расти поднимался туда и осматривал ее.

— Это генератор, — добавил Бенни. — Только Расти не смог его отключить. Не смог даже поднять, хотя сказал, что генератор совсем маленький.

— Я ничего об этом не знаю, — пожала плечами Линда.

— Значит, не знает и Ренни. — Джо выглядел так, словно с его плеч свалилась тяжелая ноша.

— Почему ты так решил?

— Потому что он прислал бы копов, чтобы допросить нас. А если бы мы не ответили, нас бы посадили в тюрьму.

Издалека донеслись пара хлопков. Клер склонила голову, нахмурилась.

— Это петарды или выстрелы?

Линда не знала, да ее хлопки и не обеспокоили, потому что донеслись они не из города — для этого были слишком слабые.

— Дети, расскажите, что случилось на Блэк-Ридж, — предложила она. — Расскажите все. Что видели вы и что видел Расти. А вечером вам придется рассказать это еще нескольким людям. Пора нам собрать вместе все, что мы знаем. Собственно, так следовало сделать гораздо раньше.

Клер открыла рот, чтобы сказать, что не хочет в этом участвовать, но не сказала. Потому что выбора не было. Она, во всяком случае, его не видела.

14.

Студия ХНВ находилась достаточно далеко от Литл-Битч-роуд, и длина подъездной дорожки (с твердым покрытием, в куда лучшем состоянии, чем сама дорога) составляла почти четверть мили. На Литл-Битч-роуд она выходила между двумя столетними дубами. Их осенний наряд, в это время обычно такой яркий и красивый, что просился на обложку туристического буклета, сейчас представлял собой жалкое зрелище: листья стали коричневыми, обвисли и пожухли.

Энди Сандерс стоял за шершавым стволом одного дуба, Шеф — другого. Они слышали приближающийся рев дизельных двигателей тяжелых грузовиков. Пот стекал со лба на глаза Энди, и он его вытирал.

— Сандерс!

— Что?

— Ты снял автомат с предохранителя?

Энди проверил:

— Да.

— Хорошо. Слушай и запомни все правильно с первого раза. Если я скажу тебе «стреляй», залей свинцом этих ублюдков! Сверху донизу, справа налево! Если я не скажу тебе «стреляй», просто стой. Усек?

— Д-да.

— Не думаю, что нам придется убивать.

Слава Богу, подумал Энди.

— Не придется, если приедут только Боуи и мистер Куриц. Но я в этом не уверен. Если мне придется начать, ты меня поддержишь?

— Да. — Без малейшего колебания.

— А теперь убери палец со спускового крючка, а не то оторвешь собственную голову.

Энди посмотрел вниз, увидел, что палец действительно облегает спусковой крючок автомата, и торопливо его убрал.

Они ждали. Энди слышал, как сердце гулко бьется посреди головы. Сказал себе, что бояться глупо — если бы не счастливый телефонный звонок, он бы уже умер, — но эта логика теперь не помогала. Потому что перед ним открылся новый мир. Энди понимал, что, возможно, это ложный мир (он же видел, что сделали наркотики с Анди Гриннел), но все лучше того говенного мира, в котором он жил.

Господи, пусть они уедут, взмолился он. Пожалуйста.

Появились грузовики. Ехали медленно, выпуская клубы черного дыма в сумеречные остатки дня. Выглянув из-за дерева, Энди увидел в кабине первого двух мужчин. Вероятно, братья Боуи.

Долгое время Шеф не двигался. Энди уже решил, что он передумал, а это означало, что приезжие смогут взять пропан. Потом Шеф выступил из-за ствола и выстрелил дважды.

Под кайфом или нет, стрелял Шеф метко. Оба передних колеса первого грузовика сдулись. Решетка радиатора три или четыре раза качнулась вверх-вниз, и грузовик остановился. Едущий следом едва в него не врезался. До Энди донеслась музыка, какой-то псалом, и он догадался, что тот, кто сидел за рулем второго грузовика, из-за музыки выстрелов не услышал. Кабина же первого грузовика опустела. Оба мужчины пригнулись, чтобы не служить легкой целью.

Шеф Буши, по-прежнему босиком и в пижамных штанах с квакающими лягушками (гаражный пульт болтался на поясе, как бипер), прятаться за дуб не стал.

— Стюарт Боуи! — крикнул он. — Ферн Боуи! Вылезайте из кабины и поговорите со мной! — Он приставил «Божьего воина» к дубу.

Из кабины первого грузовика никто не вышел, зато открылась водительская дверца второго, и на землю спрыгнул Роджер Кильян.

— Почему задержка?! — прокричал он. — Мне надо вернуться и накормить моих кур… — Тут он увидел Шефа: — Привет, Филли, что такое?

— Ложись! — проревел один из Боуи. — Этот обезумевший сукин сын стреляет!

Роджер посмотрел на Шефа, потом на прислоненный к дубу АК-47.

— Может, стрелял, но теперь поставил автомат на землю. А кроме того, здесь только он. В чем проблема, Фил?

— Я теперь Шеф, зови меня Шефом.

— Хорошо, Шеф, но в чем проблема?

— Выходи, Стюарт! — крикнул Шеф. — И ты, Ферн. Никому ничего не грозит. — Дверцы кабины переднего грузовика распахнулись. Не поворачивая головы, Шеф распорядился: — Сандерс, если у кого-то из этих двух дураков окажется пистолет, сразу стреляй. И не одиночными выстрелами. Преврати их в швейцарский сыр.

Но братья Боуи вылезли из кабины безоружными. Ферн даже поднял руки.

— С кем ты говоришь, дружище? — спросил Стюарт.

— Выходи, Сандерс! — приказал Шеф.

Энди вышел. Теперь, когда угроза немедленной бойни отступила, ему все это начало нравиться. А если бы он догадался принести с собой одну из жарешек Шефа, понравилось бы еще больше.

— Энди?! — изумился Стюарт. — И что ты тут делаешь?

— Я записался в воинство Христово. Вы — горькие люди. Мы все о вас знаем, и вам тут не место.

— Что? — Ферн опустил руки. Переднюю часть большого грузовика медленно тянуло к земле, по мере того как колеса продолжали сдуваться.

— Хорошо сказано, Сандерс, — похвалил его Шеф. Потом обратился к Стюарту: — Вы все можете сесть в кабину второго грузовика. Разверните его и отваливайте отсюда. Когда доберетесь до города, скажите этому богоотступному сыну дьявола, что ХНВ теперь наша. Включая лабораторию и все запасы.

— Что за хрень ты несешь, Фил?

— Шеф.

Стюарт раздраженно махнул рукой.

— Называй себя, как хочешь, просто скажи мне, что все это зна…

— Я знаю, что твой брат глупец, — оборвал его Шеф, — и мистер Куриц, вероятно, не может завязать шнурки без инструкции…

— Эй! — рявкнул Роджер. — Придержи язык!

Энди поднял автомат. Подумал, что напишет на прикладе «КЛОДЕТТ», если представится такая возможность.

— Нет, это ты придержи свой.

Роджер Кильян побледнел и отступил на шаг. Такого не бывало, когда Энди выступал на городском собрании, и первому члену городского управления это понравилось.

Шеф продолжил, будто его и не прерывали:

— Но у тебя-то мозгов хотя бы на полголовы, Стюарт, так что используй их по назначению. Оставьте первый грузовик там, где он стоит, и возвращайтесь в город на втором. Скажи Ренни, что здесь ему больше ничего не принадлежит, все это принадлежит Богу. Скажи ему, что звезда Полынь полыхнула, и, если он не хочет, чтобы Апокалипсис пришел слишком рано, ему лучше оставить нас в покое. — Шеф помолчал, потом добавил: — Можешь также сказать ему, что мы будем по-прежнему транслировать музыку. Я сомневаюсь, что его это волнует, но некоторым горожанам такая музыка наверняка по душе.

— Ты знаешь, сколько у него теперь копов? — спросил Стюарт.

— Мне на это начхать.

— Я думаю, около тридцати. К завтрашнему дню будет пятьдесят. И половина города носит эти чертовы синие повязки, поддерживая его. Если он прикажет им разобраться с тобой, проблем не возникнет.

— Ему это не поможет. Мы верим в Господа, и вера удесятеряет нашу силу.

— Что ж, вас все равно только двадцать, — продемонстрировал Роджер свои математические способности, — а их больше.

— Заткнись, Роджер! — осадил его Ферн.

Стюарт предпринял еще одну попытку:

— Фил… я хотел сказать — Шеф… тебе надо прийти в себя, потому что это не шутки. Нам не нужен наркотик, только пропан. В городе не работает половина генераторов. К концу недели сдохнут три четверти. Позволь нам взять пропан.

— Мне он нужен для готовки. Извини.

Стюарт смотрел на Шефа, как на безумца. Он, наверное, и вправду рехнулся, подумал Энди. Мы, наверное, оба рехнулись. Но, разумеется, Джим Ренни тоже безумен, так что мы все одного поля ягоды.

— Теперь уезжайте, — подвел итог Шеф. — И передайте Ренни, если он попытается послать против нас полицию, то горько об этом пожалеет.

Стюарт подумал, потом пожал плечами:

— Мне, между прочим, без разницы. Ферн, Роджер, поехали. Я сяду за руль.

— Я только за, — пожал плечами Роджер Кильян. — Ненавижу переключать передачи. — Он недоверчиво оглядел Шефа и Энди, потом направился ко второму грузовику.

— Да благословит вас Бог, парни! — крикнул вслед Энди.

Стюарт обернулся, одарил его мрачным взглядом поверх плеча.

— Да благословит Бог и тебя. Потому что, Бог свидетель, тебе Его благословение понадобится.

Новые владельцы самой большой в Северной Америке лаборатории по производству мета стояли бок о бок, наблюдая, как оранжевый грузовик задним ходом выезжает на дорогу, неуклюже разворачивается и отбывает.

— Сандерс!

— Да, Шеф?

— Я хочу более живую музыку. Этому городу нужны Мейвис Стэплс[162] и «Сестры Кларк».[163] А после того как я подготовлю программу, давай покурим.

Глаза Энди наполнились слезами. Он обнял костлявые плечи Фила Буши, ставшего Шефом, и прижал его к груди:

— Я люблю тебя, Шеф.

— Спасибо, Сандерс. И я тебя. Только не забывай держать автомат заряженным. С этого момента нам придется нести вахту.

15.

Большой Джим сидел у кровати сына, когда надвигающийся закат окрасил день в оранжевый цвет. В палату заходил Дуглас Твитчел, чтобы сделать Младшему укол. Теперь тот крепко спал. Большой Джим понимал, что, умерев, Младший во многом облегчил бы ему жизнь. Живой и с давящей на мозг опухолью… никто не знал, что он может сказать или сделать. Разумеется, мальчик был его плотью и кровью, но тут на первый план выступали не отцовские чувства, а благо города. Одна из запасных подушек, что лежали в стенном шкафу, вероятно, могла бы решить проблему…

И тут зазвонил мобильник. Большой Джим посмотрел на высветившееся на дисплее имя звонившего и нахмурился. Что-то пошло не так. Иначе Стюарт бы не позвонил так скоро.

— Что? — Он слушал с нарастающим изумлением. Энди там? Энди с автоматом? Стюарт ждал ответа. Ждал, чтобы ему сказали, что делать. Кто бы сказал мне, дружище, подумал Большой Джим и вздохнул. — Дай мне минутку. Тут надо подумать. Я тебе перезвоню.

Он отключил связь и сосредоточился на новой проблеме. Ренни мог этим вечером направить туда копов. Не самая плохая идея. Накрутить их в «Мире еды», а потом бросить в бой. Если б Энди убили, он бы горевать не стал. В этом случае именно Джеймс Ренни-старший возглавил бы городское правительство.

Но на завтрашний вечер назначено экстренное общегородское собрание. Придут все, будут вопросы. Он не сомневался, что сможет повесить лабораторию по производству мета на Барбару и друзей Барбары (в голове Большого Джима Энди Сандерс уже стал другом Барбары в руководстве города), но все же… нет.

Нет.

Он хотел, чтобы паства боялась, но не запаниковала. Паника не служила его цели — установлению полного контроля над городом. И если Энди и Буши какое-то время останутся там, где они сейчас, что в этом плохого? Наоборот, есть даже плюсы. У них прибавится самоуверенности. Они даже подумают, что о них забыли. Потому что в наркотиках так много витамина глупости.

С другой стороны, пятницу — послезавтра — этот ёханый Кокс объявил Днем встреч. Все вновь устремятся к ферме Динсмора. Берпи, несомненно, организует продажу хот-догов. И пока будет продолжаться эта мутня, пока Кокс в одиночестве будет проводить свою пресс-конференцию, Большой Джим сам сможет повести шестнадцать — восемнадцать полицейских к радиостанции и ликвидировать этих двух обкурившихся метом смутьянов.

Да. Это искомый ответ.

Он позвонил Стюарту и сказал, чтобы тот занялся своими делами.

— Но я думал, тебе нужен пропан, — проворчал Стюарт.

— Мы его добудем. И ты поможешь нам разобраться с этой парочкой, если захочешь.

— Будь уверен, захочу. Этого сукина сына — извини, Большой Джим, — этого щучьего сына Буши надо поставить на место.

— Мы и поставим. В пятницу днем. Ничем не занимай это время.

Большой Джим вновь чувствовал себя прекрасно, сердце билось медленно и ровно, безо всяких остановок или трепыханий. И это радовало, потому что предстояло столько сделать, начиная с выступления перед полицией в «Мире еды»: самое подходящее место, чтобы внушить копам-новичкам уважение к порядку. Действительно, место погрома в наибольшей степени побуждает людей следовать за своим лидером.

Он уже двинулся к двери, потом вернулся и поцеловал спящего сына в щеку. Возможно, все же будет необходимо избавиться от Младшего, но пока с этим тоже можно подождать.

16.

Еще одна ночь опускается на Честерс-Милл; еще одна ночь под Куполом. Но отдыха нам нет и не будет; мы должны побывать на двух собраниях, и мы также должны проведать Гораса перед тем, как заснем. Горас этот вечер проводит в компании Андреа Гриннел и выжидает, выбирая самый удачный момент: он не забыл про поп-корн между диваном и стеной.

Так что продолжим бодрствовать, вы и я, пока вечер расползается по небу, укладывается там, будто усыпленный эфиром пациент на столе. Давайте бодрствовать, пока изменившие цвет звезды появляются над головой. В этот вечер звезды видны только в Честерс-Милле. В четырех окрестных штатах северной Новой Англии льет дождь, и зрители кабельных каналов скоро увидят удивительные фотографии, сделанные со спутников: дыру в облаках, полностью повторяющую носкообразную форму Честерс-Милла. Здесь звезды светят, но это грязные звезды, потому что сам Купол грязный.

Сильнейший ливень обрушился на Таркерс-Миллс и часть Касл-Рока, известную как Касл-Вью. Синоптик Си-эн-эн Рейнольдс Вольф (не родственник обожаемого Роуз Твитчел Вольфи) говорит, пусть и добавляя, что полной уверенности нет: воздушные потоки, двигающиеся с запада на восток, прижимают облака к западной стороне Купола и выдавливают из них воду, как из губки, прежде чем облака уходят на север или на юг. Он называет это «удивительным феноменом». Сюзанн Мальво, ведущая, спрашивает его о долговременном прогнозе погоды под Куполом при условии, что кризис затянется.

— Сюзанн, — отвечает ей Вольф, — это хороший вопрос. Наверняка мы знаем только одно — нынешним вечером дождя в Честерс-Милле не будет, хотя поверхность Купола достаточно проницаема, чтобы влага просочилась внутрь в тех местах, где льет особенно сильно. Метеорологи Национального управления океанических и атмосферных исследований говорили мне, что долговременные прогнозы по выпадению осадков под Куполом неутешительные. И мы знаем, что их основная водная артерия города, река Престил-Стрим, практически пересохла. — Он улыбается, демонстрируя великолепные телезубы. — Возблагодарим Господа за артезианские скважины!

— Это точно, Рейнольдс, — кивает Сюзанн, а потом на экранах Америки появляется геккон Гейко.[164].

Но хватит о новостных выпусках кабельных каналов. Давайте пролетим вдоль практически пустынных улиц, мимо церкви Конго и дома Пайпер, где еще не началась встреча (Пайпер уже залила воду и засыпала кофе в большую кофеварку, а Джулия нарезает сандвичи при свете шипящей лампы Коулмана), мимо дома Маккейнов, окруженного провисшей желтой полицейской лентой, вниз по холму мимо городской площади, мимо муниципалитета, где уборщик Эл Тиммонс и пара его друзей стирают пыль с мебели и подметают пол, готовясь к общегородскому собранию, назначенному на завтрашний вечер, мимо площади Военного мемориала, где статуя Люсьена Кэлверта (прадедушки Норри; вероятно, я мог бы вам этого не говорить) продолжает нести долгую вахту.

Мы остановимся, чтобы быстренько проверить: как там Барби и Расти, правда? Спуститься вниз — не проблема; в дежурной части только трое полицейских, а Стейси Моггин, оставленная за старшую, спит за столом, положив голову на руки. Остальной личный состав полицейского участка в «Мире еды» слушает зажигательную речь Большого Джима, но, даже если бы они все были здесь, значения это не имело, потому что мы невидимые. Копы почувствовали бы разве что легкое дуновение ветерка, когда мы проскальзывали бы мимо.

В Курятнике многого не увидеть, потому что надежда такая же невидимая, как и мы. Двоим мужчинам не остается ничего другого, как ждать завтрашнего вечера и надеяться, что все пройдет по плану. Рука Расти болит, но боль не такая сильная, как он ожидал, и опухоль не такая большая, как он опасался. Опять же Стейси Моггин, да благословит Бог ее сердце, около пяти вечера сумела спуститься вниз и сунуть ему пару таблеток экседрина.

Уже какое-то время эти двое мужчин — полагаю, наши герои — сидят на своих койках и играют в «двадцать вопросов». Очередь отгадывать Расти.

— Животное, растение или минерал? — спрашивает он.

— Ничего такого.

— Как это — ничего такого? Должно быть одно из них.

— Нет, — отвечает Барби. Думает он о Папе Смурфе.[165].

— Ты меня разыгрываешь.

— Нет.

— По-другому быть не может.

— Хватит препираться и начинай спрашивать.

— Можешь хотя бы намекнуть?

— Нет. Это твое первое «нет». Осталось девятнадцать.

— Подожди минутку. Это несправедливо.

Мы оставим их пережидать следующие двадцать четыре часа, ничего другого не остается, так ведь? Давайте проследуем мимо все еще мерцающей груды углей, в которую превратилось здание, где ранее размещалась редакция газеты «Демократ» (увы, газета более не служит «маленькому городку, напоминающему башмак»), мимо «Городского аптечного магазина Сандерса» (закопченного, но в остальном не пострадавшего, хотя Сандерсу больше не придется входить в него), мимо книжного магазина и «Maison des Fleurs» Леклерка, где все цветы завяли или увядают. Давайте проскочим под неработающим светофором (мы задеваем его, но чуть-чуть, скоро он перестает раскачиваться), где Главная улица расходится на шоссе номер 117 и 119, и пересечем автомобильную стоянку у «Мира еды». Мы тихие, как дыхание спящего ребенка.

Большие витрины супермаркета забиты листами фанеры, реквизированными на лесопилке Тэбби Моррела, большинство пятен на полу Джек Кейл и Эрни Кэлверт оттерли, но «Мир еды» представляет собой жалкое зрелище со всеми этими распотрошенными коробками и разбросанной бакалеей. Кое-какие продукты (которые не растащили по различным кладовым и не складировали в гараже за полицейским участком) остались на полках. Кулеры для газировки и пива и фризер для приготовления мороженого разбиты. Воняет разлитым вином. Большой Джим и хотел, чтобы этот оставленный бунтом хаос увидели его новые — и по большей части совсем юные — полицейские. Он хочет, чтобы они поняли, что так может выглядеть весь город, и Ренни достаточно умен, чтобы знать: вслух говорить об этом необходимости нет. Они и так поймут главное: такое происходит, если пастух ослабляет контроль и стадом овладевает паника.

Надо ли нам слушать его речь? Нет. Мы послушаем Большого Джима завтрашним вечером, что нам вполне хватит. А кроме того, мы знаем, что это за речь; Америка сильна демагогами и рок-н-роллом, и мы уже наслушались и того, и другого.

Однако перед уходом нам стоит обратить внимание на лица слушателей. Отметить, какие они восторженные, потом напомнить себе, что многие из нынешних копов (Картер Тибодо, Микки Уэрдлоу, Тодд Уэндлстет, назовем только троих) не могли отучиться даже неделю, чтобы их не оставили в школе после занятий за плохое поведение на уроке или драку в туалете. Но они загипнотизированы Ренни. Он не производит особого впечатления в разговоре один на один, но когда выступает перед толпой, умеет ее завести, так говорил старый Клайтон Брэсси, когда еще малая толика его мозга оставалась в рабочем состоянии. Большой Джим говорит им о «тонкой синей линии», и о «гордости, которую испытываю, выступая перед вами», и о том, что «город надеется на вас». Говорит и другое. Правильные слова, которые никогда не теряют своего обаяния.

Большой Джим переключается на Барби. Говорит им, что друзья Барби по-прежнему здесь, сеют смуту и панику, чтобы добиться своих грязных целей. Понизив голос, добавляет:

— Они попытаются опорочить меня. И готовы лгать без стыда и совести.

Неодобрительный ропот прокатывается по слушателям.

— Вы будете слушать их ложь? Вы позволите им порочить меня? Вы позволите городу остаться без сильного лидера в час самой большой беды?

Ответ, естественно, оглушительный:

— НЕТ!..

И хотя Большой Джим продолжает говорить (как и большинство политиков, он уверен, что кашу маслом не испортишь), на этом мы можем его покинуть.

Давайте направимся по пустынным улицам к дому пастора церкви Конго. И посмотрите! Перед нами тринадцатилетняя девочка в линялых джинсах и футболке с «Крылатым Риппером», символом старой школы скейтеров. Мятежного выражения лица, которое приводит в отчаяние мать Норри Кэлверт, сейчас как не бывало. Вместо этого на нем читается изумление, благодаря чему девочка выглядит восьмилетней, какой и была не так уж давно. Проследим за ее взглядом и увидим полную луну, которая поднимается из облаков к востоку от города. По цвету и форме она не слишком отличается от только что разрезанного розового грейпфрута.

— Боже мой, — шепчет Норри. Прижимая сжатую в кулачок руку к груди, между двух только-только проклюнувшихся бутончиков, она смотрит на это розовое уродище. Потом идет дальше, не настолько потрясенная, чтобы время от времени не оглядываться, помнит, что нельзя привести с собой хвост. Таков приказ Линды Эверетт: приходить поодиночке, не привлекать к себе внимания, убедиться, что никто не идет следом.

— Это не игра, — наставляла их Линда. На Норри большее впечатление производили не слова, а бледное, напряженное лицо женщины. — Если нас поймают, то не просто снимут с нас очки или заставят пропустить ход в игре. Вы это понимаете?

— Могу я пойти с Джо? — спросила миссис Макклэтчи, почти такая же бледная, как миссис Эверетт.

Та покачала головой:

— Плохая идея.

И это впечатлило Норри больше всего. Нет, тут не игра; тут жизнь или смерть.

Но мы уже у церкви, а позади и чуть справа дом пастора. Норри видит яркий белый свет ламп Коулмана, судя по всему, льющийся из окон кухни. Скоро Норри будет под крышей, укроется от взгляда этой жуткой розовой луны. Скоро она будет в безопасности.

Так думает девочка, когда тень выскальзывает из более густой тени и берет ее за руку.

17.

Прикосновение так ошарашило Норри, что она не смогла закричать, и хорошо: когда розовая луна осветила лицо человека, подошедшего к ней, девчонка увидела, что это Ромео Берпи.

— Вы до смерти напугали меня, — прошептала она.

— Извини. Я просто смотрел, кто идет. — Ромми отпустил ее руку, огляделся: — А где твои бойфренды?

Норри улыбнулась:

— Не знаю. Мы должны приходить по одному и разными путями. Так сказала миссис Эверетт. — Она посмотрела вниз по склону: — Думаю, идет мама Джо. Нам лучше пройти в дом.

Они пошли на свет ламп. Нашли дверь в дом Пайпер незапертой. Ромми тем не менее мягко постучал:

— Ромми Берпи и подруга. Если нужен пароль, мы его не знаем.

Пайпер Либби открыла дверь и впустила их в дом. С любопытством посмотрела на Норри:

— Ты кто?

— Черт меня побери, если это не моя внучка! — Эрни вошел в комнату. Он улыбался, держа в руке стакан с лимонадом. — Иди сюда, девочка. Я по тебе соскучился.

Норри крепко его обняла и поцеловала, как и велела мать. Она не ожидала, что ей удастся так быстро выполнить ее наказ, но этому только порадовалась. И ему она могла сказать правду, слова, которые в присутствии других не слетели бы с ее губ даже под пыткой.

— Дедушка, я так боюсь.

— Мы все боимся, сладенькая моя. — Он еще крепче прижал девочку к себе, посмотрел ей в лицо. — Я не знаю, что ты здесь делаешь, но, раз уж пришла, как насчет стакана лимонада?

Норри увидела кофеварку.

— Я бы предпочла кофе.

— И я, — вздохнула Пайпер. — Уже залила воду и положила кофе, прежде чем вспомнила, что электричества нет. — Она тряхнула головой, словно прочищала ее. — Купол достает со всех сторон.

Вновь послышался стук, и вошла Лисса Джеймисон с раскрасневшимися щеками.

— Я поставила велосипед в ваш гараж, преподобная Либби. Надеюсь, вы не против.

— Отнюдь. И раз уж все мы участники преступного заговора — как, без сомнения, назовут наши деяния Ренни и Рэндолф, — называй меня Пайпер, и будем на ты.

18.

Все собрались раньше, и в самом начале десятого Пайпер объявила заседание Революционного комитета Честерс-Милла — так она их назвала — открытым. Что поразило ее в самом начале, так это состав «комитета»: восемь женщин и четверо мужчин. Причем один — пенсионного возраста, а двоих без родителей не пустили бы в кинотеатр на фильм категории «R». Ей пришлось напомнить себе, что в сотнях партизанских армий по всему миру оружие раздают женщинам и детям не старше тех, что находились сейчас в ее доме. Конечно, это неправильно, но иногда правила и необходимость вступают в конфликт.

— Я бы хотела, чтобы мы все на минуту склонили головы, — начала Пайпер. — Я не собираюсь произносить молитву, потому что больше не уверена в том, с кем говорю, когда это делаю. Но вы, возможно, захотите сказать слово Богу, которому верите, потому что сегодня нам понадобится вся помощь, какую мы только сможем получить.

Они так и поступили. Некоторые еще сидели, опустив голову и закрыв глаза, когда Пайпер подняла свою и посмотрела на них: двух только что уволенных женщин-полицейских, вышедшего на пенсию управляющего продуктового супермаркета, издательницу, оставшуюся без газеты, библиотекаря, владелицу местного ресторана, вдову Купола, которая не переставала вертеть на пальце обручальное кольцо, хозяина местного универмага и трех подростков, которые с очень уж серьезными лицами сидели на диване, прижавшись друг к другу.

— Ладно, аминь. Я передаю ведение собрания Джекки Уэттингтон, которая знает, что делает.

— Это, вероятно, слишком оптимистично, — заметила Джекки. — Не говоря о том, что поспешно. Потому что я хочу передать слово Джо Макклэтчи.

Джо изумленно вытаращился на нее:

— Мне?

— Но прежде чем он начнет, — продолжила Джекки, — я хочу попросить его друзей послужить нам часовыми. Норри — перед домом, Бенни — во дворе. — По лицам она поняла, что ребята сейчас запротестуют, и подняла руку, чтобы пресечь возражения: — Это не предлог выпроводить вас из комнаты — вам поручается важное дело. Мне нет нужды говорить вам, что все может обернуться плачевно, если нас здесь поймают. Вы двое — самые маленькие. Найдите темное место и затаитесь. Если увидите кого-то подозрительного или городскую патрульную машину, хлопните в ладоши, вот так. — Джекки хлопнула раз, после паузы дважды и еще раз. — Потом вам все расскажут, я обещаю. Новое правило дня — делиться информацией, а не секретничать. — Когда они ушли, Джекки повернулась к Джо: — Коробочка, о которой ты говорил Линде. Расскажи всем. С начала и до конца.

Джо рассказывал стоя, словно отвечал на уроке у доски.

— Потом мы вернулись в город, — закончил он, — и этот мерзавец Ренни арестовал Расти. — Джо вытер пот со лба и сел на диван.

Пришедшая тоже на собрание Клер обняла его за плечи.

— Джо говорит, что Ренни не должен узнать о коробочке. Он уверен, что Ренни, скорее, заинтересован в том, чтобы она и дальше делала то, что делает. Он не попытается отключить ее или уничтожить.

— Думаю, Джо прав, — кивнула Джекки. — Поэтому существование коробочки и ее местонахождение — наш первый секрет.

— Я не уверен, — вдруг подал голос Джо.

— То есть? — удивилась Джулия. — Ты считаешь, Ренни следует поставить в известность?

— Возможно. В каком-то смысле. Мне надо подумать.

Джекки продолжила, не задавая Джо новых вопросов.

— Второй пункт нашей повестки дня. Я хочу попытаться вытащить Барби и Расти из тюрьмы. Завтра вечером, во время общегородского собрания. Президент назначил Барби главой городской администрации и…

— Кто угодно, только не Ренни! — прорычал Эрни. — Этот невежественный сукин сын думает, что город принадлежит ему.

— Он хорош только в одном, — поддержала его Линда, — замутить воду, когда это ему на руку. Продовольственный бунт и поджог редакции… Я думаю, все сделано по его приказу.

— Разумеется, по его, — кивнула Джекки. — Тот, кто может убить своего пастора…

Роуз вытаращилась на него:

— Ты говоришь, что Ренни убил Коггинса?

Джекки рассказала о визите в подвал «Похоронного бюро Боуи», о том, что отметины на лице Коггинса наверняка оставлены золоченым бейсбольным мячом, который Расти видел в кабинете Ренни. Присутствующие слушали с ужасом, но недоверия на лицах не читалось.

— Девушек тоже он? — спросила Лисса Джеймисон, и ее тихий голос наполнял страх.

— Я думаю, его сын, — отчеканила Джекки. — И эти убийства, вероятно, никак не связаны с политическими махинациями Большого Джима. Младший сегодня утром потерял сознание. У дома Маккейнов, между прочим, где и обнаружились тела. И нашел их он.

— Какое совпадение! — фыркнул Эрни.

— Он сейчас в больнице. Джинни Томлинсон говорит, что у него почти наверняка опухоль мозга, которая может стать причиной проявления неконтролируемого насилия.

— Семейная команда убийц? — Клер еще сильнее прижала к себе Джо.

— Не команда, — покачала головой Джекки. — Лучше назвать это наследственными отклонениями в поведении, которые проявляются в стрессовой ситуации.

— Но тот факт, что тела найдены в одном месте, однозначно указывает, что убийцы, если их было двое, действовали сообща, — вновь заговорила Линда. — И получается, что мой муж и Дейл Барбара в руках убийцы, который использует их для того, чтобы построить теорию большого заговора. Они до сих пор не убиты только потому, что Ренни намерен на их примере преподать всем урок. Он хочет, чтобы их казнили прилюдно. — На мгновение у нее перекосило лицо, но она сумела побороть слезы.

— Я не могу поверить, что он зашел так далеко. — Лисса теребила Ключ жизни. — Господи, он всего лишь торговец подержанными автомобилями.

Ответом ей было молчание.

— А теперь послушайте, — нарушила Джекки затягивающуюся паузу. — Сказав вам, что мы с Линдой собираемся сделать, я действительно превратила нас в заговорщиков. Поэтому я хочу попросить вас проголосовать. Если вы хотите в этом участвовать, поднимите руку. Те, кто не поднимет, может уйти. Пообещав, что никому не расскажет о нашем разговоре. Думаю, никто и так не захочет этого делать. Если вы никому не скажете, кто здесь был и что обсуждалось, вам не придется объяснять, как вы сами сюда попали. Это опасно. Мы все можем оказаться в тюрьме, но это не самое худшее. А теперь хочу увидеть ваше решение. Кто остается?

Джо поднял руку первым, но Пайпер, Джулия, Роуз и Эрни Кэлверт от него практически не отстали. Линда и Ромми подняли руки вместе. Лисса посмотрела на Клер Макклэтчи. Та вздохнула и кивнула. Обе женщины подняли руки.

— Все правильно, мама, — поддержал ее Джо.

— Если ты скажешь отцу, во что я позволила тебе впутаться, для того чтобы казнить тебя, Джеймс Ренни не потребуется, — предупредила Клер сына. — Я сделаю это сама.

19.

— Линда не может идти в полицейский участок, чтобы освобождать арестованных. — Ромми обращался к Джекки.

— Тогда кто?

— Ты и я, милая. Линда пойдет на общегородское собрание, чтобы шестьсот или восемьсот человек подтвердили, что видели ее там.

— Почему я не могу пойти с вами? — спросила Линда. — В тюрьме держат моего мужа.

— Именно поэтому, — по-простому объяснила Джулия.

— Как ты собираешься это сделать? — спросил Ромми Джекки.

— Думаю, нам надо надеть маски…

— Понятное дело. — Роуз скорчила гримасу, и все рассмеялись.

— Нам повезло, — объявил Ромми. — У меня в магазине много хэллоуиновских масок.

— Может, мне стать маленькой Русалочкой? — В голосе Джекки слышались мечтательные интонации. Она осознала, что все на нее смотрят, и покраснела. — В любом случае нам потребуется оружие. У меня дома есть пистолет, «беретта». А у тебя, Ромми?

— Я припрятал несколько карабинов и помповиков в сейфе магазина. Один с оптическим прицелом. Не могу сказать, что предвидел нападение на полицейский участок, но чувствовал, что оружие может понадобиться.

— Вам также понадобится автомобиль, на котором вы уедете, — вмешался Джо. — И не ваш фургон, Ромми, потому что его все знают.

— Насчет этого у меня есть идея, — сказал Эрни. — Давайте возьмем машину со стоянки «Салона подержанных автомобилей Джима Ренни». Прошлой весной он приобрел полдесятка микроавтобусов телефонной компании с большим пробегом. Они так и стоят в самой глубине. Полагаю, если мы воспользуемся одним из них, это будет, как говорится, идеальной справедливостью.

— А как мы добудем ключ зажигания? — спросил Ромми. — Взломаем кабинет Ренни в салоне?

— Если в микроавтобусе, который мы возьмем, зажигание будет не электронным, я смогу завести двигатель без ключа. — Эрни строго посмотрел на Джо и добавил: — Я бы предпочел, молодой человек, чтобы ты не передавал этого моей внучке.

Джо знаками показал, что застегивает рот на молнию, вызвав общий смех.

— Общегородское собрание начнется завтра в семь вечера, — напомнила Джекки. — Если мы войдем в полицейский участок около восьми…

— Мы можем все рассчитать точнее, — прервала ее Линда. — Если уж мне придется идти на это чертово собрание, я могу принести какую-то пользу. Надену платье с большими карманами и положу в один полицейскую рацию. У меня осталась одна в моем личном автомобиле. Вы двое будете сидеть в микроавтобусе, наготове.

В комнате стало напряженнее: все вдруг осознали, что приступили к делу всерьез.

— У погрузочной платформы за моим универмагом, — уточнил Ромми, — где нас никто не увидит.

— Как только Ренни начнет речь, я трижды пикну по рации. Это и станет сигналом.

— Сколько полицейских будет в участке? — спросила Лисса.

— Я это выясню у Стейси Моггин, — ответила Джекки. — Но едва ли много. Зачем им там торчать? Насколько известно Большому Джиму, настоящих друзей Барби в городе нет — только соломенные пугала, которые он поставил.

— Ренни также захочет позаботиться о том, чтобы его нежный зад хорошо охранялся, — добавила Джулия.

Кто-то рассмеялся, но на лице матери Джо отражалась тревога:

— Все равно в участке кто-то будет. И что вы собираетесь сделать, если вам окажут сопротивление?

— Не окажут, — уверенно заявила Джекки. — Я запру дежурных в подвальных камерах до того, как они поймут, что происходит.

— А если все-таки окажут?

— Без крайней необходимости их не убьют. — Голос Линды звучал спокойно, но глаза показывали, что она прилагает отчаянные усилия для того, чтобы сдержать слезы. — Но убийства все равно будут, если Купол простоит еще какое-то время. И расстрел Барби и моего мужа на площади Военного мемориала только положат им начало.

— Допустим, вы вытащили их оттуда, — кивнула Джулия. — Куда вы их отвезете? Сюда?

— Нет, нет, — возразила Пайпер и коснулась еще остающихся опухшими губ. — Я уже в черном списке Ренни. Не говоря уж про того парня, который теперь его личный телохранитель. Тибодо. Мой пес его покусал.

— Да и потом, твой дом очень близко к центру. В центре ни один дом не подходит, — заметила Роуз. — Ренни может устроить повальные обыски. Бог свидетель, копов у него теперь предостаточно.

— Плюс все эти люди с нарукавными повязками, — добавил Ромми.

— Как насчет одного из летних коттеджей у Честерского пруда? — предложила Джулия.

— Возможно, — кивнул Эрни, — но Ренни тоже может об этом подумать.

— И все-таки это, наверное, наилучший вариант, — согласилась с Джулией Лисса.

— Мистер Берпи, у вас еще осталась эта широкая свинцовая лента? — спросил Джо.

— Конечно, тонны. И зови меня Ромми.

— Если мистер Кэлверт сможет украсть микроавтобус завтра, сможете вы подъехать к вашему магазину и загрузить в салон предварительно нарезанные свинцовые пластины? Достаточно большие, чтобы закрыть окна?

— Полагаю, что да…

Джо посмотрел на Джекки:

— А вы сможете связаться с полковником Коксом, если возникнет такая необходимость?

— Да. — Джекки и Джулия ответили одновременно, потом удивленно переглянулись.

Глаза Ромми сверкнули.

— Ты думаешь о доме Маккоя, так? На Блэк-Ридж. Где находится коробочка.

— Да, возможно, плохая идея, но, если нам всем придется бежать… если мы соберемся там… мы сможем защитить коробочку. Я знаю, звучит безумно, поскольку от нее все проблемы, но мы не можем позволить Ренни заполучить ее.

Ромми кивнул:

— Я тебя понимаю и надеюсь, что нам удастся избежать еще одной битвы за Аламо,[166] только в яблоневом саду.

— Мы можем сделать и кое-что еще, — продолжил Джо. — Это немного рискованно. Может не сработать, но…

— Выкладывай. — Джулия смотрела на Джо Макклэтчи чуть ли не с благоговением.

— Что ж… счетчик Гейгера все еще в вашем фургоне, Ромми?

— Думаю, да.

— Может, кто-то сумеет вернуть его в атомное убежище, откуда его взяли. — Джо повернулся к Джекки и Линде: — Может кто-то из вас попасть туда? Я про то, что вы уволены со службы.

— Думаю, Эл Тиммонс нас пустит туда, — ответила Линда. — И наверняка пустит Стейси Моггин. А она с нами. Ее здесь нет только потому, что Стейси сейчас на службе. А зачем вообще это надо, Джо?

— Дело в том… — Он говорил с не свойственной ему медлительностью, словно взвешивал каждое слово. — На Блэк-Ридж радиация, понимаете? Сильная радиация. Но это всего лишь узкая зона… Я готов спорить, ее можно проскочить без всякой защиты, и никакого вреда не будет, если ехать быстро и не пересекать ту зону часто… о чем люди Большого Джима не знают. Беда в том, что они ничего не знают и о тамошней радиации. И не узнают, если у них не будет счетчика Гейгера.

Джекки хмурилась:

— Идея классная, малыш, но мне не нравится один момент. Мы сами укажем Ренни, где нас искать. Не думаю я, что наша безопасность от этого возрастет.

— Нам ничего указывать не нужно. — Джо по-прежнему говорил медленно, выискивая в своем плане слабые места. — Во всяком случае, напрямую. Кто-нибудь из вас свяжется с Коксом. И попросит его позвонить Ренни и сказать ему, что под Куполом засечен сильный источник радиации. Кокс может сказать что-то вроде: «Мы не можем точно определить место, потому что радиация появляется и исчезает, но уровень ее достаточно высокий, возможно, даже смертельный. Поэтому будьте осторожны. У вас, часом, нет счетчика Гейгера?».

Последовала долгая пауза: все обдумывали предложение Джо. Первым заговорил Ромми:

— Мы отвезем Барбару и Расти на ферму Маккоя. Отправимся туда сами, если придется… и, вероятно, придется. А если копы попытаются проникнуть туда…

— Они увидят такой всплеск радиации на счетчике Гейгера, что помчатся обратно в город, зажимая свои никчемные яйца, — проскрипел Эрни. — Клер Макклэтчи, твой сын — гений.

Клер крепко, обеими руками, обняла Джо:

— Лучше б он в своей комнате как следует прибирался.

20.

Горас лежал на ковре в гостиной Андреа Гриннел, положив морду на лапу и одним глазом поглядывая на женщину, у которой он оставлен хозяйкой. Обычно Джулия всюду брала его с собой — спокойный пес, он никогда не доставлял ей хлопот, даже если в доме жили кошки; у него не возникало желания подойти к ним из-за их неприятного запаха. В этот вечер, однако, Джулия подумала, что Пайпер Либби, у которой только-только погибла собака, опечалится, увидев живого Гораса. Она также заметила, что Анди Горас нравится, и решила, что корги отвлечет эту женщину от мыслей о ломке, симптомы которой проявлялись уже не так сильно, но еще не сошли на нет.

Какое-то время все шло как задумывалось. Анди нашла резиновый мячик в коробке с игрушками, которую держала для своего единственного внука (тот уже миновал период интереса к ящику с игрушками). Горас послушно бегал за мячом, приносил его, когда требовалось, хотя особого удовольствия не получал: предпочитал мячи, которые мог хватать на лету. Но работа есть работа, и он участвовал в этом действе, пока Анди вдруг не начала дрожать, словно замерзла.

— Ох! Ох, черт, опять начинается.

Она легла на диван, дрожа всем телом. Прижала одну из диванных подушек к груди и уставилась в потолок. Очень скоро у нее начали стучать зубы — по мнению Гораса, звук этот очень раздражал.

Он принес мяч, надеясь ее отвлечь, но женщина оттолкнула его:

— Нет, милый, не сейчас. Позволь мне через это пройти.

Горас отнес мяч к неработающему телевизору и лег. Дрожь теряла силу, а вместе с ней слабел идущий от женщины запах болезни. Пальцы, сжимавшие диванную подушку, расслабились, как только она начала засыпать. Потом и захрапела.

И это означало, что пришло время перекусить.

Горас вновь полез под столик, огибая конверт, в котором находилась распечатка файлов из папки «ВЕЙДЕР». За конвертом его ждал поп-корновый рай. Он мог считать себя счастливой собакой.

Горас еще пировал, его бесхвостый зад качался из стороны в сторону от удовольствия, близкого к экстазу (разбросанные по полу гранулы были невероятно масляными, невероятно солеными и, что самое главное, дозревшими до совершенства), когда вновь заговорил мертвый голос:

Отнеси это ей.

Но он не мог. Его хозяйка ушла.

Другой ей.

Мертвый голос не потерпел бы отказа, да и от поп-корна почти ничего не осталось. Горас решил, что оставшимися гранулами он займется в следующий раз, и пятился, пока конверт не оказался перед ним. На мгновение забыл, чего от него хотят. Потом вспомнил и ухватил конверт зубами.

Хороший песик.

21.

Что-то холодное лизнуло щеку Андреа. Она отмахнулась и повернулась на бок. На несколько мгновений погрузилась в исцеляющий сон, но тут раздался лай.

— Заткнись, Горас. — Она сунула диванную подушку под голову.

Но собака вновь залаяла, а потом тридцать четыре фунта корги приземлились ей на ноги.

— Ах! — воскликнула Анди, садясь. Посмотрела в пару блестящих, красновато-коричневых глаз и лисью улыбающуюся мордочку. Только улыбку что-то скрывало. Конверт из плотной коричневой бумаги.

Горас бросил его на живот Андреа и спрыгнул на пол. Он никогда не запрыгивал на чужую мебель, но мертвый голос дал понять, что дело не терпит отлагательства.

Андреа взяла конверт, с вмятинами от зубов Гораса. К нему также прилипла гранула поп-корна, которую она смахнула. Внутри лежало что-то достаточно объемистое. На лицевой стороне Андреа прочитала две надписи, обе большими буквами: «ПАПКА ВЕЙДЕР» и ниже — «ДЖУЛИИ ШАМУЭЙ».

— Горас? Где ты это взял?

Пес ответить, разумеется, не мог, но ответа и не требовалось. Гранула поп-корна ей все сказала. Всплыло воспоминание, такое расплывчатое и нереальное, что больше походило на сон. Ей это приснилось, или Бренда Перкинс действительно приходила к ее двери после первой ужасной ночи ломки? Когда в другой части города бушевал продовольственный бунт?

Может он полежать у тебя? Короткое время? У меня есть одно дело, и я не хочу брать конверт с собой.

— Она приходила, — сообщила Андреа Горасу, — с этим конвертом. Я взяла его… во всяком случае, думаю, что взяла… но потом меня затошнило. Вырвало. Опять вырвало. Наверное, я бросила его на столик, когда бежала в сортир. Так он упал? Ты нашел его на полу?

Горас громко гавкнул. Или ответил утвердительно, или говорил: Если хочешь, я готов снова поиграть в мяч.

— Что ж, спасибо. Хороший песик. Я отдам конверт Джулии, как только она вернется.

Спать ей уже не хотелось, и пока ее — какое-то время — не трясло. Зато разбирало любопытство. Потому что Бренда умерла. Ее убили. И вероятно, произошло это вскоре после того, как она оставила здесь конверт. То есть в нем могло лежать что-то важное.

— Я только загляну, хорошо?

Горас вновь тявкнул. Для Анди это прозвучало как: Почему нет?

Андреа открыла конверт, и большинство секретов Большого Джима Ренни высыпалось ей на колени.

22.

Клер вернулась домой первой. Потом пришли Бенни, Норри. Все трое сидели на крыльце дома Макклэтчи, когда появился Джо, пересекая лужайки и держась в тени.

Бенни и Норри пили теплую крем-соду. Клер держала в руках бутылку пива мужа, медленно покачиваясь в кресле-качалке. Джо сел рядом с ней, и Клер обняла его за костлявые плечи. Он такой хрупкий, подумала она. Он этого не знает, но так оно и есть. Косточки, как у птички.

— Чувак, — Бенни протянул Джо остатки газировки, которые приберег для него, — мы уже начали волноваться.

— Миз Шамуэй задала мне несколько вопросов о коробочке. И таких, что я ответить не смог. Господи, какая эта вода теплая. Как летняя ночь. — Джо вскинул голову к небу: — И посмотрите на эту луну.

— Не хочу, — ответила Норри. — Она пугает.

— Все хорошо, милый? — спросила Клер.

— Да, мама. А как ты?

Она грустно улыбнулась:

— Не знаю. Это сработает? Как думаете? Только по правде? Какие-то мгновения никто не отвечал, и это испугало Клер еще больше. Потом Джо поцеловал ее в щеку.

— Сработает.

— Ты уверен?

— Да.

Она всегда чувствовала, если сын лжет — хотя знала, что эта способность может уйти от нее, когда он станет старше, — но на сей раз не уловила даже намека на ложь.

Клер поцеловала Джо — он подумал, что ее теплое дыхание от пива стало таким же, как у отца.

— Главное, чтобы не пролилась кровь.

— Не прольется, — заверил он мать.

Клер вновь улыбнулась:

— Ладно, тогда меня все устраивает.

Они еще какое-то время посидели в темноте, практически не разговаривая. Потом ушли в дом, оставив город спать под розовой луной.

В самом начале первого.