Под Куполом.

10.

Первыми объявление видят Джина Буффалино и ее подруга Гарриет Бигелоу. Обе девушки в белой униформе медсестер (идея принадлежала Джинни Томлинсон; она полагала, что белая униформа успокаивала пациентов лучше, чем полосатая) и выглядят такими милашками. Также они выглядят усталыми, несмотря на свойственное молодости умение восстанавливать силы. За их плечами остались два тяжелых дня, впереди — еще один, а выспаться им не удалось. Они пришли, чтобы купить шоколадные батончики, — для всех пациентов, кроме бедного диабетика Джимми Сируа, — и девушки говорят о метеорном дожде. Разговор обрывается, когда они видят объявление на двери.

— Магазин не может закрыться, — не верит своим глазам Джина. — Сегодня вторник. — Она прижимается лицом к стеклу, руками отсекает яркий утренний свет, чтобы посмотреть, что происходит внутри.

Пока она этим занимается, прибывает Энсон Уилер в маленьком автофургоне. Рядом с ним на пассажирском сиденье находится Роуз Твитчел. В «Эглантерии» обслуживать последних посетителей они оставили одного Барби: завтрак подходил к концу. Роуз выскакивает из кабины автофургона еще до того, как Энсон заглушает двигатель. Список покупок у нее длинный, и она хочет купить все, что сможет, и побыстрее. Потом замечает объявление о закрытии.

— Какого черта?! Я виделась с Джеком Кейлом вчера вечером, и он ничего такого не говорил.

Обращается она к Энсону, который идет следом, но отвечает ей Джина Буффалино:

— Внутри по-прежнему всего полно. Все полки заставлены.

Подъезжают другие люди. Супермаркет должен открыться через пять минут, и Роуз — не единственная, кто решил начать день с покупок. Люди проснулись по всему городу, увидели, что Купол на месте, и приехали, чтобы пополнить домашние запасы. Если бы Роуз спросили, почему многие изменили привычный распорядок дня, она бы ответила: «Такое случается всякий раз, когда синоптики выдают штормовое предупреждение или сообщают о надвигающемся буране. Сандерс и Ренни не могли выбрать худшего дня, чтобы сыграть в свою грязную игру».

Среди тех, кто приехал пораньше, Второй и Четвертый патрульные автомобили полицейского участка Честерс-Милла. Тут же подкатил и Френк Дилессепс на своей «нове» (наклейку «ЗАДНИЦА, БЕНЗИН ИЛИ ТРАВКА — НА ХАЛЯВУ НЕ ПОДВОЖУ» он с бампера соскоблил, чувствуя, что для полицейского это перебор). Картер и Джорджия — во Втором, Мел Сирлс и Фредди Дентон — в Четвертом. Они припарковались на улице, около Maison des Fleurs[122] Леклерка, выполняя приказ чифа Рэндолфа. «Не надо приходить туда слишком рано, — инструктировал их Рэндолф. — Подождите, пока на парковку не съедутся с десяток автомобилей. Возможно, люди прочитают объявление и разъедутся по домам». Этого, разумеется, не происходит, и Большой Джим прекрасно знал, что не произойдет. А появление полицейских, особенно таких молодых и по большей части таких грубых, только разжигает страсти, вместо того чтобы их успокоить.

Роуз накидывается на них первой. Целью для атаки выбирает Фредди, показывает ему длинный список всего, что надо купить, тычет пальцем в окно, за которым на полках выложены практически все товары, за которыми она приехала.

Фредди поначалу вежлив, отдавая себе отчет, что люди (не совсем толпа, пока еще не толпа) наблюдают, но так трудно сдерживаться, когда тебя тюкают и тюкают. Разве Роуз не понимает, что он всего лишь выполняет приказ?

— И кто, по-твоему, кормит этот город, Фред? — спрашивает Роуз. Энсон кладет руку ей на плечо. Роуз ее стряхивает. Она знает, что Фред видит ярость на месте глубокой печали, которую Роуз испытывает, но ничего не может с этим поделать. — Ты думаешь, грузовик «сиско», набитый продуктами, спустится с неба на парашюте?

— Мэм…

— Ты это прекрати! С каких пор я стала для тебя «мэм»? Ты двадцать лет четыре или пять дней в неделю ешь в моем заведении пирожки с черникой и отвратительный непрожаренный бекон, который тебе так нравится, и всегда называл меня Роуз. Но завтра ты есть пирожки не будешь, если я не куплю муку, и разрыхлитель теста, и сироп, и… — Она замолкает. — Наконец-то! Кто-то внял голосу разума. Слава Тебе, Господи!

Джек Кейл открывает половинку одной из двух двустворчатых дверей. Мел и Френк тут же встают перед ней. Потенциальные покупатели — их уже почти два десятка, хотя до открытия магазина (девять утра) еще минута — придвигаются, но останавливаются, когда Джек достает ключ и запирает дверь. Слышится общий стон.

— Какого черта ты это делаешь?! — негодующе вопрошает Билл Уикер. — Жена послала меня за яйцами.

— С этим к членам городского управления и чифу Рэндолфу, — отвечает Джек. Его волосы торчат во все стороны. Он бросает мрачный взгляд на Френка Дилессепса и еще более мрачный на Мела Сирлса, который безуспешно пытается подавить улыбку, разве что не смеется своим знаменитым «няк-няк-няк». — Я знаю, что теперь случится. Но я сыт по горло всем этим дерьмом. С меня хватит. — Он продирается сквозь толпу, опустив голову, и его щеки пылают ярче волос. Лиссе Джеймисон, только что подъехавшей на велосипеде (все, что ей необходимо, может уместиться в корзинке для молочных бутылок, закрепленной над задним крылом), приходится отступить в сторону, чтобы разминуться с ним.

Картер, Джорджия и Фредди стоят перед большим окном. В обычные дни Джек ставил там тачки и мешки с удобрениями. Пальцы Картера обмотаны пластырем, под рубашкой более плотная повязка. Фредди держит руку на рукоятке пистолета. Роуз продолжает честить его, и Картеру хочется влепить ей оплеуху. Пальцы в порядке, но плечо чертовски болит. Маленькая толпа покупателей становится большой по мере того, как все новые автомобили сворачивают на стоянку.

Но прежде чем патрульный Тибодо успевает оценить размеры толпы, в его личном пространстве возникает Олден Динсмор. Олден осунулся и, похоже, потерял добрых двадцать фунтов после гибели сына. На рукаве черная траурная повязка, и он мало что соображает.

— Мне надо в магазин, сынок. Жена послала меня за консервами.

Олден не говорит, за какими именно. Возможно, за всем, что консервируют. А может, он просто думал о пустующей кровати на втором этаже, которая теперь навсегда останется пустой, о постере группы «Фу файтерс», на который больше никто не глянет, о модели самолета на столе, которую уже некому собрать до конца, и забыл внести уточнение.

— Извините, мистер Диммерсдейл, — говорит Картер. — Вы не можете туда войти.

— Я — Динсмор, — отсутствующим голосом поправляет его Олден. Идет к дверям.

Они закрыты, он никакие сможет войти, но Картер все равно с силой отталкивает фермера. Впервые у Тибодо возникает сочувствие к учителям, которые оставляли его после уроков. Это так раздражает, если тебя не слушают.

Опять же погода жаркая и плечо болит, несмотря на две таблетки перкосета, которые дала ему мать. Семьдесят пять градусов в девять утра в конце октября — редкий случай, и блекло-синий цвет неба говорит о том, что к полудню станет жарче, а к трем часам дня еще жарче.

Олден спиной врезается в Джину Буффалино, и оба упали бы, но Петра Сирлс — она не из легкой весовой категории — успевает удержать их на ногах. Олден не злится, на лице отражается лишь недоумение.

— Жена послала меня за консервами, — объясняет он Петре.

Собравшиеся откликаются ропотом. В нем еще не слышится злости — пока не слышится. Они приехали за продуктами, и продуктов достаточно, но дверь заперта. А теперь мужчину толкнул парень-недоучка, который не смог закончить старшую школу, а на прошлой неделе еще работал автомехаником.

Джина смотрит на Картера, Мела и Френка Дилессепса, и глаза у нее раскрываются все шире. Она указывает на них пальцем.

— Эти парни изнасиловали ее! — говорит она своей подруге Гарриет, не понижая голоса. — Это те самые парни, которые изнасиловали Сэмми Буши!

Улыбка исчезает с лица Мела. И желание понякнякать разом пропадает.

— Заткнись! — выкрикивает он.

В это время на пикапе «шевроле» прибывают Рики и Рэндолл Кильяны. Сэм Вердро чуть-чуть отстает, но он, разумеется, добирался до супермаркета на своих двоих: водительского удостоверения его пожизненно лишили еще в 2007 году.

Джина отступает на шаг, не отрывая от Мела широко раскрытых глаз. Стоящий рядом с ней Олден Динсмор напоминает фермера-робота с севшим аккумулятором.

— И эти парни теперь полиция? — бормочет он. — При-вет!

— История об изнасиловании — ложь шлюхи, — говорит Френк. — И тебе лучше замолчать, если ты не хочешь, чтобы тебя арестовали за нарушение порядка.

— Чертовски верно! — восклицает Джорджия.

Она уже придвинулась к Картеру. Он ее игнорирует. Оглядывает толпу. И теперь это толпа. Если пятьдесят человек образуют толпу, то она перед ним. И прибывают все новые люди. Картер сожалеет, что у него нет оружия. Не нравится ему враждебность окружающих.

Велма Уинтер, которая управляет «Брауном» (или управляла, пока магазин не закрылся), прибывает с Томми и Уиллоу Андерсонами. Велма — женщина крепкая, прическа у нее, как у Бобби Дарина,[123] и выглядит она королевой-воительницей Лесбиянии. Но Велма похоронила двух мужей, и за базарным столом в «Эглантерии» можно услышать историю о том, что она затрахала их до смерти и по средам ищет третьего в «Дипперсе». Там еженедельно проводятся Вечера караоке округа, на которые приходят люди постарше. Теперь она встает перед Картером, уперев руки в мощные бедра.

— Закрыто, значит? — спрашивает Велма деловым тоном. — Покажи бумагу.

Картер в замешательстве, а замешательство вызывает у него злость.

— Отвали, сука! Не нужны мне никакие бумаги. Нас прислал сюда чиф. Члены городского управления отдали приказ. Здесь будет распределительный склад.

— Нормирование? Это ты хочешь сказать? — Она фыркает. — Не в моем городе. — Протискивается между Мелом и Френком и начинает молотить в дверь: — Открывайте! Открывайте немедленно!

— Никого нет дома, — говорит Френк. — Так что вам лучше прекратить.

Но Эрни Кэлверт не ушел. Он идет по проходу между стеллажами с мукой, макаронами, сахаром. Велма видит его и молотит сильнее:

— Открывай, Эрни! Открывай!

— Открывай! — поддерживают голоса из толпы.

Френк смотрит на Мела и кивает. Вдвоем они хватают Велму и оттаскивают ее двести фунтов от двери. Джорджия Ру поворачивается и машет Эрни рукой: мол, уходи. Эрни не уходит. Застывает как столб.

— Открывай! — орет Велма. — Открывай! Открывай!

Томми и Уиллоу присоединяются к ней. И Билл Уикер, почтальон. И Лисса. Ее лицо горит — всю жизнь она мечтала поучаствовать в такой спонтанной акции протеста и теперь не желает упустить своего шанса. Лисса поднимает руку со сжатыми в кулак пальцами и начинает ритмично ею трясти, два раза чуть-чуть, один раз — с большой амплитудой. Остальные подхватывают заданный Лиссой ритм. «Открывай» превращается в «От-кры-ВАЙ! От-кры-ВАЙ!». Теперь все трясут кулаками в ритме два-один, семьдесят человек, может, восемьдесят, а на стоянку сворачивают и сворачивают автомобили. Тонкая линия синих перед супермаркетом выглядит все тоньше. Четверо молодых копов смотрят на Фредди Дентона в надежде, что он подскажет им, как вести себя в такой ситуации, но никаких идей у Фредди нет.

У него, однако, есть пистолет. Тебе лучше побыстрее выстрелить в воздух, Лысый, думает Картер, а не то эти люди нас растопчут.

Еще двое полицейских, Руперт Либби и Тоби Уилен, подъезжают по Главной улице со стороны полицейского участка (где пили кофе и смотрели Си-эн-эн). Они обгоняют Джулию, которая трусцой бежит к супермаркету, с фотоаппаратом на плече.

Джекки Уэттингтон и Генри Моррисон тоже направляются к «Миру еды», когда оживает рация Генри. Это чиф Рэндолф. Он говорит, что они, Генри и Джекки, должны оставаться у «Бензина и бакалеи».

— Но мы слышим… — начинает Генри.

— Это приказ! — обрывает его Рэндолф, не добавляя, что приказ он только передает, а исходит тот из более высоких инстанций.

— От-кры-ВАЙ! От-кры-ВАЙ! От-кры-ВАЙ! — Толпа трясет кулаками в теплом воздухе. Еще испуганная, но уже и возбужденная, входящая в раж. Окажись тут Шеф, он сразу признал бы в них компанию наркоманов, только начавших приобщаться к метамфетамину, и указал бы, что для полноты картины не хватает только музыки «Грейтфул дэд».

Братья Кильян и Сэм Вердро продираются сквозь толпу. Тоже скандируют — не потому, что не хотят выделяться, просто захватывает настрой готовой к бунту толпы, — но не трясут кулаками, они же на работе. Никто не обращает на них особого внимания. Потом их вспомнят лишь несколько человек.

Медсестра Джинни Томлинсон тоже пробирается сквозь толпу. Ей нужно сказать девушкам, что они нужны в «Кэтрин Рассел». Там новые пациенты, одна женщина в тяжелом состоянии. Это Ванда Крамли из Истчестера. Крамли живут рядом с Эвансами, у самой административной границы с Моттоном. Этим утром Ванда пошла к соседям, чтобы проведать Джека, и обнаружила его мертвым в двадцати футах от того места, где Купол отрезал руку Майре Эванс. Джек лежал на земле, бутылка — рядом с ним, и тут же на траве подсыхали его мозги. Ванда побежала к своему дому, выкрикивая имя мужа, и упала в его объятия с инфарктом. Уэнделлу Крамли еще повезло, что он не разбил свой маленький универсал «субару» по пути в больницу: большую часть пути проехал на скорости восемьдесят миль в час. Сейчас больной занимался Расти, но Джинни не думала, что Ванда — пятидесятилетняя, грузная, смолящая сигарету за сигаретой — выживет.

— Девочки, — говорит им она, — вы нужны нам в больнице.

— Это они, миссис Томлинсон! — кричит Джина. Ей приходится кричать, чтобы перекрыть шум скандирующей толпы. Она указывает на копов и начинает плакать — отчасти от страха и усталости, по большей части от ярости. — Это они изнасиловали ее!

На этот раз Джинни отрывает взгляд от белых униформ и осознает, что Джина права. Джинни не обладает легендарной вспыльчивостью Пайпер Либби, но она и не холодная лягушка, и есть повышающий градус фактор: в отличие от преподобной она видела Сэмми без штанов. Ее распухшее и порванное влагалище, огромные синяки на бедрах, которые открылись глазам Джинни после того, как она смыла кровь. Так много крови.

Джинни забывает о том, что девушки нужны в больнице. Забывает о том, чтобы увести их из этого взрывоопасного места. Она даже забывает о Ванде Крамли, которую привезли в больницу с инфарктом. Большими шагами идет вперед, по пути кого-то отталкивает (Брюса Ярдли, кассира-упаковщика, который трясет кулаком, как и остальные). Она направляется к Мелу и Френку. Те не видят ее приближения, смотрят на становящуюся все более враждебной толпу.

Джинни поднимает обе руки, и на мгновение напоминает плохиша, сдающегося шерифу. Потом ее руки вновь приходят в движение, и она одновременно отвешивает молодым людям по оплеухе.

— Мерзавцы! — кричит она. — Как вы могли? Как вы могли вести себя так позорно? Так мерзко! За это вы сядете в тюрьму, вы…

Мел не думает, просто реагирует. Бьет Джинни в лицо, разбивает очки и нос. Она отшатывается, залитая кровью, кричит. Старомодная медсестринская шапочка, выскочив из шпилек, которые удерживали ее, падает с головы. Брюс Ярдли, молодой кассир, пытается поймать шапочку, но промахивается. Джинни ударяется о ряд тележек для покупок, вставленных друг в друга. Они откатываются, как маленький поезд. Джинни падает на руки и колени, крича от боли и шока. Яркие капли крови из ее носа (не сломанного, но заметно изменившего форму) капают на большие желтые буквы надписи на асфальте «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА».

Толпа временно замолкает, Джина и Гарриет бегут к упавшей Джинни.

И тут тишину прорезает голос Лиссы Джеймисон, чистое, идеальное сопрано:

— Ублюдочные свиньи!

Именно тогда и полетели камни. Первого камнеметателя так и не определили. Возможно, только это правонарушение Сэма Вердро по прозвищу Бухло осталось безнаказанным.

Младший подвез его до центра города, и Сэм, перед мысленным взором которого плясали бутылки виски, зашагал по левому берегу Престил-Стрим, подыскивая подходящий камень. Большой, но не очень, иначе он не смог бы бросить его с надлежащей точностью, хотя в свое время — иногда казалось, лет сто назад — выходил на поле питчером в стартовом составе «Диких котов» в первой игре чемпионата штата Мэн. Наконец камень он нашел, неподалеку от моста Мира: весом в фунт, может, в полтора, гладкий, как утиное яйцо.

«И вот что еще», — сказал Младший, высаживая Сэма Бухло из автомобиля. Идея принадлежала не Младшему, но он не стал говорить Сэму, от кого она исходила, точно так же, как и чиф Рэндолф не сказал Уэттингтон и Моррисону, кто приказал оставить их у «Бензина и бакалеи». Это аполитично.

«Целься в девку, — вот что напоследок сказал Младший Сэму Бухло перед тем, как уехать. — Она того заслуживает, так что не промахнись».

И когда Джина и Гарриет, обе в белой униформе, падают на колени рядом с рыдающей, окровавленной, сертифицированной медсестрой, которая тоже стоит на коленях, упираясь руками в землю (внимание остальных сосредоточено на них), Сэм размахивается, совсем как в тот давно ушедший день 1970 года, камень летит… и вот он, первый страйк за более чем сорок лет.

Страйк не только в одном смысле этого слова. Кусок гранита с блестками кварца попадает Джорджии Ру точно в рот, ломает челюсть в пяти местах и выбивает все, кроме четырех, зубы. Ее отбрасывает к витрине, челюсть отвисает чуть ли не до груди, из раззявленного рта хлещет кровь.

Мгновением позже летят еще два камня, один — от Рики Кильяна, второй — от Рэндолла. Камень Рики попадает в затылок Билла Оллната и укладывает уборщика на землю, неподалеку от Джинни Томлинсон. Дерьмо! — досадует Рики. Мне же следовало попасть в гребаного копа! И дело не только в полученном приказе. Ему самому всегда хотелось того же.

У Рэндолла с прицелом получше. Его камень попадает Мелу Сирлсу в лоб. Тот валится как подкошенный.

Короткая пауза — все словно набирают в грудь воздух. Представьте себе автомобиль, катящийся на двух колесах и будто решающий, перевернуться ему или нет. Посмотрите на Роуз Твитчел, оглядывающуюся, недоумевающую, не очень-то понимающую, что происходит, не знающую, как поступить. Посмотрите на Энсона, обнимающего ее за талию. Послушайте крики Джорджии Ру, которые вырываются из ее раскуроченного рта; странным образом крики эти напоминают звуки, которые издает ветер, играющий на лосиной дудке — консервной банке без донышек, внутри которой натянута вощеная веревка. И пока она кричит, кровь льется из рассеченного языка.

Посмотрите на подкрепления. Первыми прибывают Тоби Уилен и Руперт Либби (он двоюродный брат Пайпер, но она не гордится таким родством). Они оглядывают толпу… и пятятся назад, не предпринимая попытки занять позицию между ней и супермаркетом. Следом появляется Линда Эверетт. Она патрулировала улицы на ногах в паре с Марти Арсено, который, как и Линда, служил неполный рабочий день. Марти пыхтит, отставая на шаг-другой. Когда Линда пытается вклиниться в толпу, Марти — этим утром он даже не надел форму, поднялся с постели и натянул старые джинсы — хватает ее за плечо. Линда почти что вырывается, потом вспоминает о дочерях. Стыдясь собственной трусости, позволяет Марти отвести ее к тому месту, где Руп и Уилен наблюдают за развитием событий. Из этой четверки оружие сейчас только у Рупа, но будет ли он стрелять? Конечно же, нет. Он видит в толпе жену, которая держит за руку мать (тещу бы Руп пристрелил).

Посмотрите на Джулию, которая едва не догнала Линду и Марти. Она тяжело дышит, но уже хватается за фотоаппарат. Даже роняет крышку, которую сняла с объектива, так торопится начать съемку. Посмотрите на Френка Дилессепса, который опускается на колено рядом с Мелом и благодаря этому уворачивается от еще одного камня, который пролетает у него над головой и пробивает дыру в одной из двустворчатых дверей супермаркета.

Потом…

Потом кто-то кричит. Кто именно, выяснить так и не удалось. Даже с полом кричащего не определились, хотя большинство склонялось к тому, что кричала женщина, а Роуз потом скажет Энсону, что, по ее убеждению, кричала Лисса Джеймисон.

— Бей их!

Кто-то еще кричит: «Продукты!» — и толпа подается вперед.

Фредди Дентон стреляет один раз, в воздух. Потом опускает пистолет и в охватившей его панике едва не разряжает в толпу. Но прежде чем успевает это сделать, кто-то вырывает пистолет из его руки. Фредди падает, крича от боли, а потом мысок большого старого фермерского сапога — Олдена Динсмора — ударяет ему в висок. Полностью патрульный Дентон не отключается, но свет меркнет у него перед глазами, и к тому времени, когда он окончательно приходит в себя, Великий продовольственный бунт уже завершен.

Кровь проступает сквозь повязку на плече Картера Тибодо, и красные розочки расцветают на его синей рубашке, но он — во всяком случае, какое-то время — боли не чувствует. Картер не пытается бежать. Широко расставляет ноги и укладывает на землю первого, кто оказывается в непосредственной близости от него. Это Чарльз Норман по прозвищу Коротышка, которому принадлежит антикварный магазин на шоссе номер 117, расположенный у самой административной границы города. Коротышка падает, зажимая руками рот, из которого льется кровь.

— Назад, говнюки! — кричит Картер. — Назад, сучьи дети! Никакого грабежа! Назад!

Марта Эдмундс, которая сидит с дочерьми Расти и Линды, наклоняется, пытаясь помочь Коротышке, и за свои старания получает удар кулаком по скуле от Френка Дилессепса. Она отшатывается, держась за скулу, в изумлении смотрит на молодого парня, который только что ударил ее… а потом оказывается на Коротышке: ее сбивает с ног нахлынувшая волна несостоявшихся покупателей.

Картер и Френк пускают в ход кулаки, но успевают нанести только три удара на двоих, прежде чем их отвлекает жуткий, завывающий крик. Рвется он из груди городского библиотекаря, волосы развеваются вокруг ее обычно спокойного лица. Она толкает перед собой вставленные друг в друга тележки для покупок и скорее всего кричит: «Банзай!» Френк успевает отпрыгнуть, и тележки врезаются в Картера, отбрасывая его в сторону. Он машет руками, пытаясь сохранить равновесие, и, наверное, ему бы это удалось, если б не ноги Джорджии. Споткнувшись о них, Картер падает на спину, и его топчут. Он переворачивается на живот, закрывает голову руками и ждет, когда все закончится.

Джулия Шамуэй снимает, снимает, снимает. Возможно, на фотографиях проявятся лица, которые она знает, но в видоискателе Джулия видит только незнакомцев. Толпу.

Руп Либби достает пистолет и четырежды стреляет в небо. Выстрелы раскатываются по теплому воздуху, шумные и помпезные, череда звуковых восклицательных знаков. Тоби Уилен ныряет в патрульный автомобиль, ударяется головой, фуражка сваливается (с надписью желтыми буквами «ПАТРУЛЬНЫЙ ЧЕСТЕРС-МИЛЛА» над козырьком). Он хватает с заднего сиденья мегафон, подносит ко рту и кричит:

— ПРЕКРАТИТЕ ЭТО ДЕЛАТЬ! ОТОЙДИТЕ! ПОЛИЦИЯ! ПРЕКРАТИТЕ, ЭТО ПРИКАЗ!

Джулия фотографирует его.

Толпа не обращает внимания ни на выстрелы, ни на усиленный мегафоном голос. Не обращает она внимания и на Эрни Кэлверта, выбегающего из-за угла здания. Он по-прежнему в зеленом фартуке, который обтягивает то одно, то другое колено.

— Идите к служебному входу! — кричит Эрни. — Вам нет нужды это делать! Я открыл служебный вход!

Толпа намерена сломать все преграды и войти. Люди бьются о двери с надписями «ВХОД», «ВЫХОД», «КАЖДЫЙ ДЕНЬ НИЗКИЕ ЦЕНЫ». Двери поначалу не поддаются, потом замки не выдерживают напора толпы. Первые — их вдавливают в двери — получают тяжелые травмы: у двоих сломаны ребра, у одного растяжение мышц шеи, еще двое отделываются переломом руки.

Тоби Уилен вновь собирается поднести мегафон к губам, потом очень осторожно кладет его на капот автомобиля, на котором они с Рупом приехали. Поднимает фуражку с надписью «ПАТРУЛЬНЫЙ», отряхивает от пыли, надевает. Он и Руп направляются к магазину, останавливаются, понимая, что ничего не смогут сделать. К ним присоединяются Линда и Марти Арсено. Линда видит Марту и подводит ее к горстке копов.

— Что случилось? — спрашивает Марта. Она еще не пришла в себя. — Кто-то меня ударил? Половина лица горит. Кто с Джуди и Джанель?

— Сегодня утром их взяла твоя сестра. — Линда обнимает ее. — Не волнуйся.

— Кора?

— Уэнди.

Кора, старшая сестра Марты, давно уже живет в Сиэтле. Линда задается вопросом: а не получила ли Марта сотрясения мозга? Она думает, что хорошо бы показать ее доктору Хаскелу, потом вспоминает, что тот или в морге больницы, или в «Похоронном бюро Боуи». Расти теперь все должен делать сам, и сегодня он будет очень занят.

Картер буквально тащит на себе Джорджию к патрульному автомобилю номер Два. Она по-прежнему издает эти жуткие лосинодудочные крики. Мел Сирлс очнулся, но еще ничего не соображает. Френки ведет его к Линде, Марти, Тоби и другим полицейским. Из рваной раны на лбу льется кровь, рубашка мокрая.

Толпа вливается в супермаркет. Люди разбегаются по проходам, толкая перед собой тележки или хватая корзины, которые стоят рядом со стендом, где выложены брикеты древесного угля (рекламный слоган: «УСТРОЙ СЕБЕ ОСЕННИЙ ПИКНИК»). Мануэль Ортега, наемный рабочий Динсмора, и его близкий друг Дейв Дуглас прямиком бегут к кассовым аппаратам и начинают нажимать кнопки «НЕ ДЛЯ ПРОДАЖИ», хватают деньги, рассовывают по карманам, хохочут, как безумные. Супермаркет набит людьми, это день распродажи. В отделе замороженных продуктов две женщины дерутся из-за последнего лимонного торта «Пепперидж фарм». В отделе деликатесов какой-то мужчина легонько стукает другого батоном колбасы и говорит, что надо бы оставить немного нарезки другим. Покупатель нарезки поворачивается и отвешивает тумака любителю колбасы. Скоро они катаются по полу, мутузя друг друга.

Вспыхивают еще драки. Рэнс Конрой, владелец и единственный сотрудник «Конройс Уэстерн Мэн электрик сервис энд сэпплейс» («Улыбки — наша специальность»), бьет кулаком Брендана Эллерби, вышедшего на пенсию преподавателя физики Университета Мэна, когда тот первым успевает схватить последний десятифунтовый пакет сахара от компании «Домино». Эллерби падает, но не выпускает из рук добычу, а когда Конрой наклоняется, чтобы вырвать пакет, Эллерби шипит: «Хрен тебе!» — и ударяет Рэнса этим пакетом в лицо. Упаковка разрывается, и сахар белым облаком окутывает Рэнса Конроя. Электрика отбрасывает на стеллажи, лицо у него белое, он кричит, что ничего не видит, что ослеп. Карла Вензиано — ребенок сидит у нее на спине в сумке-кенгуру и таращит глаза над плечом матери — отталкивает Генриетту Клавар от стеллажа с рисом «Тексмати». Крошка Стивен любит рис, он также любит играть с пустыми пластиковыми контейнерами, и Клара намерена позаботиться о том, чтобы ему хватило и риса, и контейнеров. Генриетта, ей в январе исполнилось восемьдесят четыре года, плюхается на костлявый, с годами совсем высохший зад. Лисса Джеймисон толкает Уилла Фримена, которому принадлежит местный салон «Тойоты», чтобы добраться до последней курицы в прилавке-холодильнике. Но прежде чем успевает схватить ее, это делает девушка-подросток в футболке с надписью «ЯРОСТЬ ПАНКОВ», показывает ей проколотый язык и убегает с победным воплем.

За звоном разбитого стекла следуют радостные крики. По большей части (но не все) голоса мужские. Многие покупатели, возможно, планировавшие «УСТРОИТЬ СЕБЕ ОСЕННИЙ ПИКНИК», перемещаются в том направлении. Только вместо «от-кры-ВАЙ» скандируется: «Пиво! Пиво! Пиво!».

Другие спускаются в подвал и возвращаются. Некоторые тащат вино бутылями и коробками. Встречаются и такие, кто поставил картонный ящик с бутылками на голову. Они напоминают носильщиков-туземцев из старого фильма о джунглях.

Джулия — под ее туфлями хрустят осколки стекла — фотографирует, фотографирует, фотографирует.

К супермаркету подъезжают остальные городские копы, включая Джекки Уэттингтон и Генри Моррисона, которые по взаимному согласию оставили свой пост у «Бензина и бакалеи». Они присоединяются к группе полицейских, которые стоят в стороне и наблюдают. Джекки видит огорченное лицо Линды Эверетт и обнимает ее. Эрни Кэлверт присоединяется к ним.

— В этом же не было необходимости! В этом не было никакой необходимости, — без конца повторяет он, и по его пухлым щекам текут слезы.

— Что нам теперь делать? — спрашивает Линда, прижимаясь щекой к плечу Джекки. Марта стоит рядом с ними, смотрит на супермаркет, прижимая руку к быстро растущему синяку на щеке. Из «Мира еды» доносятся радостные вопли, смех, иногда крики боли. Внутри летают какие-то предметы. Линда видит, как взмывает в воздух и разматывается рулон туалетной бумаги, образуя арку над проходом отдела «Товары для дома».

— Дорогая, я просто ума не приложу, — отвечает ей Джекки.