Кладбище домашних животных.

ГЛАВА 49.

Деревья были всего лишь шевелящимися тенями на фоне облачного неба, а дальше, у горизонта мерцал огнями аэропорт. Луис припарковал «Хонду» на улице Масон. Эта улица ограничивала кладбище «Плеасантвиев» с юга: ветер тут был таким сильным, что едва не вырвал дверцу машины из рук Луиса. Ему пришлось напрячь руку, чтобы удержать дверцу. Ветер набросился на куртку Луиса, когда он вышел из машины. Луис вытащил кусок брезента и завернул в него свои инструменты.

Он спрятался в тени между двумя уличными фонарями: стоял на обочине с парусиновым мешком и осторожно оглядывался. Луис не хотел, чтоб его видели, если это, конечно, могло помочь ему. Никто не должен был увидеть и запомнить его.

Рядом беспокойно постанывали на ветру старые вязы. Луис задумался о том, как бы самому не свернуть шею в темноте. Боже! Как он боялся! Не просто опасное мероприятие, а безумное дело!

Никакого движения на улице. Фонари отбрасывали белые круги — белые пятна на тротуаре. По этому тротуару днем, после того как заканчивались занятия в Файрмоунтской школе ехали по домам на велосипедах мальчики, а девочки прыгали на скакалках, скакали по классикам, и никто из них не обращал внимание на близость кладбища, кроме как накануне Хеллоуина, когда шутливые, призрачные нити расползались над улицами. Возможно, они иногда пересекали и эту улицу, и дети вешали вырезанные из бумаги скелеты на железных воротах высокой ограды, хихикая над старыми шутками: «Это самое популярное место в городе Почему? Умерев, все люди отправляются сюда… Почему нельзя смеяться над могилами? Потому что все однажды оказываются их жильцами».

— Гадж, — прошептал он. Гадж был там, за этой железной оградой, несправедливо заключенный в саван темной Земли. И вот это-то не шутки. «Покатаем-ка кости. Твои кости, Гадж! — подумал Луис. — Или мне повезет, или выиграет Смерть!».

Луис пересек улицу с тяжелым свертком в руках, огляделся по сторонам и перебросил сверток через ограду. Тот тихо звякнул, ударившись о землю. Отряхнув руки, Луис пошел вдоль ограды. Даже если он забудет, где перебросил инструменты через ограду, он просто пройдет вдоль ограды с внутренней стороны, пока не остановится напротив «Циника» и там-то он и найдет свои инструменты.

Но будут ли ворота открыты так поздно?

Луис пошел вдоль улицы Масон, а потом остановился. Ветер гнался за ним, заставляя чуть пригибаться. Тени танцевали, извиваясь по дороге.

Он повернул за угол на улицу Плеасант, направляясь к воротам кладбища. Свет фар машины заскользил вдоль улицы, и Луис осторожно шагнул в сторону, спрятавшись за вяз. Полицейская машина. Луис увидел, как одинокий автомобиль проехал по улице Хаммонд. Когда машина проехала, Луис пошел дальше.

«Конечно, ворота окажутся запертыми. Так и будет!».

Луис добрался до ворот, которые напоминали собор, выкованный из железа. Тонкое, грациозное сооружение, шевелящееся в играющем свете качающихся на ветру фонарей. Луис попробовал калитку.

Заперто!

«Ну, ты и придурок! Калитка заперта… или ты на самом деле думал, что муниципалитет оставляет кладбище незапертым после одиннадцати часов? Что никто не несет ответственности за сохранность могил? Что же делать теперь?».

Теперь он должен будет перелезть через ограду, устроить шоу в духе Карлсона; изобразить самого старого в мире ребенка, который вместо того, чтоб летать с моторчиком, перелазит через железную ограду.

«Эй, полиция? Я только выгляжу самым старым в мире ребенком, перелезающим через изгородь на кладбище „Плеасантвиев“. Просто я люблю мертвых! Конечно, я выгляжу словно грабитель могил. Ребячливость? Ах, нет. Я серьезно интересуюсь мертвыми. Не поможете ли мне отрыть одного из покойников?».

Луис прошел дальше вдоль ограды кладбища и повернул направо на следующем углу. Высокая железная решетка возвышалась над ним. Ветер стал холоднее и капли пота на лбу и на висках высохли. Его тень стала маслянистой и более бледной в свете уличных фонарей. Время от времени он поглядывал на ограду, а потом остановился, набрался сил, чтобы осмотреть ее повнимательнее.

«Ты хочешь перелезть через барьер? Не смеши меня!».

Луис Крид был достаточно высоким человеком, чуть выше шести футов и двух дюймов, а ограда была чуть выше девяти футов. Каждый прут изгороди венчало декоративное, похожее на пику, острие. Декоративным оно будет до тех пор, пока вы не залезете наверх, а потом не соскользнете ногой и не обрушитесь всем своим весом в двести фунтов… сядете верхом на один из этих стрелообразных наконечников. Вот тогда-то лопнут ваши яички! Именно так и будет, а вы окажетесь свиньей, насаженной на вертел, и будете завывать, пока кто-то не вызовет полицию; а потом приедет полиция, снимет вас и отвезет в госпиталь. Луис продолжал потеть. Мокрая рубашка прилипла к спине. Стояла тишина, которую изредка нарушали автомобили, проскальзывающие вдали, по улице Хаммонд.

Но ведь можно же как-то проникнуть на кладбище!

«Должен быть выход… Повернись, Луис, лицом к фактам. Ты, должно быть, сошел сума, но ты же не сумасшедший. Может, тебе и удастся забраться на эту изгородь, но надо быть хорошим гимнастом, чтобы не напороться на острие, словно бабочка. И даже если тебе удастся залезть на кладбище, как ты перелезешь назад с телом Гаджа?».

Луис шел по тротуару, завершая прогулку вокруг кладбища. Ничего дельного ему в голову пока не пришло.

«Все правильно, вот в чем дело… Еще чуть-чуть и я поеду домой в Ладлоу и вернусь назад завтра, после обеда. Завтра я пройду через ворота часа в четыре, найду какое-нибудь укрытие до полуночи или еще до более позднего времени. Я, другими словами, должен ждать до завтра… Великая идея! О, Луис, — великий комбинатор!., и в то же время, что я стану делать с большим мешком, который перебросил через стену? Кирка, мешок, потайной фонарь?.. То же самое, что поставить себе на лоб штамп гробокопателя — Грабителя Могил. Кто-то ведь сможет обнаружить его, черт побери!».

Все чувства на пределе. Но не было ощущения того, что все идет не так; сердце подсказывало Луису, что он уже не сможет завтра вернуться. Он не сможет вернуть себя в такое же безумное состояние… Только один раз, только один раз он мог решиться совершить такое.

Впереди показалось несколько домов… замерцал квадрат желтого света на другой стороне улицы, и один раз Луис даже увидел отсветы работающего черно-белого телевизора и, посмотрев через изгородь, он увидел, что тут могилы были древнее, более округлые, иногда чуть покосившиеся в ту или иную сторону. Морозы и оттепели в течение многих лет. Сигнал стоп. Знак поворота направо. Луис повернул на улицу, параллельную улице Масона. А когда он вернется к тому месту, откуда начал, то что? Выбросить почти сотню долларов на снаряжение, а потом ходить вокруг да около?

Машина с включенными фарами свернула на улицу, по которой он шел. Луис шагнул за дерево, ожидая, пока машина проедет. Машина же двигалась очень медленно. Через мгновение белые лучи света ударили справа по тротуару, а потом пробежали по опасной ограде. Сердце Луиса сжалось. Полицейская машина, следила за кладбищем.

Луис вжался в дерево, содрал кожу на щеке, надеясь, что дерево достаточно толстое, чтобы спрятать его. А свет фар все приближался. Луис опустил голову, попытавшись скрыть белое, блестящее от пота, лицо. Пятно света достигло дерева, исчезло на мгновение, а потом метнулось к ограде уже за спиной Луиса. Тот быстро скользнул вокруг дерева. На мгновение взгляд Луиса остановился на темной мигалке на крыше автомобиля. Луис подождал, пока хвостовые, габаритные огни не засветятся ярко-красным светом. Он боялся, что вот сейчас неожиданно откроются двери, луч фонарика упрется в него, словно белый, указующий перст. «Эй, вы… вы, тот, кто там прячется за деревом! Выходите, чтоб мы могли увидеть вас, мы хотим увидеть, что у вас в руках ничего нет! Подойдите, сейчас же!».

Полицейская машина проехала мимо, она завернула за угол, спокойно просигналила и повернула налево. Луис по-прежнему стоял, прижавшись к дереву, учащенно дыша. Во рту было кисло и сухо. Луис был уверен, что полицейские видели его припаркованную «Хонду Цивик», но это не существенно! Парковать машины с 6 вечера до 7 утра на улице Масон — в этом нет ничего противозаконного. Там были припаркованы и другие машины. Полным-полно машин тех людей, кто живет напротив кладбища.

Луис поймал себя на том, что высматривает деревья, по ветвям которых можно было пройти над изгородью.

Над головой шумела листва. Луис был уверен, что сможет…

Раньше он не разрешал себе думать об этом. Он подошел к дереву и полез наверх, упираясь теннисками в каждый выступ. Вниз посыпался дождь коры и листьев. Потом Луису удалось упереться коленкой в одну из ветвей. Если вернется полицейская машина и полицейские станут высвечивать фонариками дерево, все решат, что это просто такая странная птица сидит в ветвях. Значит, он должен действовать быстро.

Луис забрался на верхние ветви, одна из которых шла над изгородью на территорию кладбища. Луис чувствовал, что снова превратился в двенадцатилетнего мальчика.

Дерево было неподвижно; оно стояло, как скала, недвижимое на ветру, хотя листья его шелестели, бормотали. Оценив ситуацию, Луис чуть спустился и повис в воздухе, держась обеими руками за ветвь, которая теперь оказалась у него над головой. Ветвь была немного толще, чем рука взрослого мужчины. Луис висел в двадцати футах над дорожкой. Потом, повиснув на одной руке, Луис переставил другую руку ближе к ограде. Ветвь согнулась, но переламываться не собиралась. Луис слабо сознавал, что его тень великолепно видна на бетонных плитах тротуара — аморфная, черная обезьяноподобная тень. Ветер обдувал его, но только сейчас Луис почувствовал, что дрожит от холода. Тем не менее капли пота градом катились по лицу и шее грабителя могил. Ветвь согнулась и стала раскачиваться, вторя движениям человека. Каждый раз она сгибалась все сильнее. Руки… запястья Луиса начали болеть. Он боялся, что тонкие, потные пальцы соскользнут в любой момент.

Наконец, Луис почти дотянулся ногой до изгороди. Его ноги в теннисных туфлях на какой-то фут не доставали до копий ограды. Острия выглядели грозно. Они казались наточенными. Наточенные или нет, Луис неожиданно понял, что его яичкам ничего не грозит. Если он упадет, острия проткнут его насквозь, и он всем своим весом сам насадит себя на колья, так что копья проткнут его до самых легких. Вернувшиеся полицейские легко и с некоторым испугом обнаружат украшение Хеллоуина на ограде «Плеасантвиева».

Дыша учащенно, но еще не задыхаясь, Луис прикоснулся ногой к изгороди, желая сделать передышку. Мгновение он исполнял танец в воздухе, искал ногами опору, раскачиваясь, чтобы поставить ноги на острия.

Лучи света коснулись его и исчезли.

«О, Боже! Это машина! Проехала машина, какая-то машина…».

Луис попытался подтянуться на руках, но руки скользили.

Двигаясь с помощью рук, он повернул голову направо, глядя через плечо. Да, проехала машина. Она проскочила мимо, даже не замедлив хода. Удача. Если это…

Руки соскользнули чуть ниже. Луис почувствовал, как на голову ему сыплется крошево коры.

Сперва его нога промахнулась, но со второй попытки Луису удалось встать на острие и, боже, он едва смог удержаться в таком положении. Ветка еще больше согнулась. Руки соскальзывали. Затрещала одежда. Наконец, Луису удалось поставить обе ноги на острия. Те впились в подошвы его теннисных туфель, весьма болезненно впились, но Луис почувствовал опору под ногами. Облегчить нагрузку на руки казалось ему более важным, чем боль в ногах.

«Должно быть, я выгляжу весьма оригинально», — подумал Луис. Держась за ветвь левой рукой, он вытер правую о рубашку и куртку. Потом, держась правой, то же самое проделал с левой рукой.

На мгновение Луис замер, стоя на остриях ограды кладбища, а потом осторожно стал передвигать руки вдоль ветви, чтобы перейти в вертикальное положение. Он даже надеялся, что ему удастся сплести пальцы вместе, чтобы было уд обнес. Качнувшись вперед, словно Тарзан, он сбросил ноги с острых пик. Ветвь выгнулась, и Луис услышал опасный звук — треск. Острия как раз были под его задницей. Поняв это, Луис рванулся вперед, прыгнул вниз, понадеявшись на «авось».

Приземлился он плохо, одним коленом сильно ударился о чье-то надгробье. Страшная боль пронзила ногу. Луис свалился на траву, держась за колено, губы его растянулись в гримасу, похожую на ухмылку. Он лишь надеялся, что не сломал коленную чашечку. Наконец, боль начала слабеть, и Луис обнаружил, что может сгибать колено. Все будет в порядке, если он сможет двигаться. Может быть…

Встав на ноги, хромая, Луис пошел вдоль ограды назад к улице Масон, к тюку с инструментами. Колено сперва болело сильно, и Луис хромал, но острая боль постепенно превратилась в тупую. Жаль, что аспирин остался в аптечке «Хонды». Только теперь Луис вспомнил, что взял таблетки с собой на всякий случай. Слишком поздно Луис вспомнил об опасности. Одна из машин быстро проехала мимо, высветив его, стоящего у самой ограды. Ему пришлось отойти дальше, в глубь кладбища.

Оказавшись напротив своей машины, Луис вернулся к ограде. Не доходя до нее несколько шагов, он споткнулся о свой сверток. Тут он услышал чьи-то шаги и женский смех. Он присел, спрятавшись позади могильного памятника… Садясь на корточки, Луис снова задел больное колено. По противоположной стороне улицы Масон шла пара. Луису даже показалось, что он смотрит странное телевизионное шоу. Он прошептал про себя:

«Час Привидений. Интересно, что эта парочка сделает, если он поднимется из-за могилы, подойдет к решетке и так тихонечко завоет, а потом крикнет им: „Спокойной ночи, миссис Калабаш, но куда же вы?“.

Влюбленные остановились в луже света от фонаря, как раз возле его машины и начали обниматься. Наблюдая за ними, Луис почувствовал тошноту и отвращение. Он сидел здесь, спрятавшись позади могильного камня, словно нечеловеческое существо из какой-нибудь дешевой книги ужасов, подглядывая за любовниками. «Столь тонкая грань между приятным и отвратительным? — удивился он и в этом для него был заключен некий потаенный смысл. — Между этими понятиями такая тонкая грань, что вы можете спокойно перешагнуть ее. Отрешиться от мелкой суеты. Забраться на дерево, повисеть среди листьев, упасть на могилу, подсматривать за любовниками… копать канавы? Просто? Или это синдром лунатропа? Восемь лет я проработал доктором, а теперь одним махом стал гробокопателем, и я — как раз тот человек, который станет вызывать духа…».

Луис зажал кулаками рот, чтобы не дать вырваться ни одному звуку, и почувствовал холод внутри.

Когда пара наконец ушла, Луис равнодушно посмотрел им вслед. Они поднялись по лесенке в одно из зданий. Мужчина достал ключи, и через мгновение они исчезли внутри. Над улицей воцарилась тишина, если не считать постоянных завываний ветра, шелестевшего в деревьях и нежно ворошившего волосы Луиса.

Луис снова побежал к изгороди и, пригнувшись, нащупал в кустах сверток. Сверток был тут — пальцы нашли грубую ткань. Луис отнес сверток на широкую дорожку, идущую между могилами от самых ворот, и остановился, пытаясь сориентироваться. Пройдя вперед, надо свернуть влево от развилки. Нет проблем.

Он пошел по краю тропинки, стараясь держаться в тени вязов. Вдруг он наткнется на сторожа или еще случится что-то непредвиденное?

От развилки Луис свернул влево, в поисках могилы Гаджа, и, неожиданно, с ужасом понял, что не может вспомнить, как выглядит его сын. Луис остановился, посмотрел на ряды могил, потертые монументы и попытался сосредоточиться. Отдельные фрагменты внешности сына всплывали в его памяти: светлые волосы, такие великолепные и светлые; его чуть раскосые глаза и маленькие белые зубы, маленький кривой шрамик на щеке — это после того как он упал на черной лестнице их домика в Чикаго. Луис видел все по отдельности, но никак не мог собрать все в единое целое. Луис снова видел Гаджа, бегущего навстречу грузовику «Оринго», но Гадж отвернулся. Луис пытался вспомнить лицо Гаджа таким, как видел его в колыбели в тот день, когда они пускали летучего змея, но видел только темноту.

«Гадж, где ты? Луис, неужели ты думаешь, что сослужишь своему сыну хорошую службу? Может, он счастлив там, где он сейчас… Может, все это не стоит того, чтобы затеваться? Может, он среди ангелов, а может, просто „уснул“… И если он спит, готов ли ты разбудить его?.. Ах, Гадж? Где ты? Я хочу, чтобы ты был дома, с нами».

Но может ли он, Луис, на самом деле контролировать свои действия? Или им руководит та злая сила, о которой говорил Джад? Почему он не может вспомнить лицо Гаджа и почему он не обратил внимания на все предупреждения?.. На предупреждения Джада, Ласкова и своего собственного сердца?

Луис вспомнил надгробья Хладбища Домашних Любимцев… эти неправильные круги, таинственно расходящиеся, и его снова обдало холодом. Почему же он оказался здесь и остановился, пытаясь вспомнить лицо Гаджа?

Ведь скоро он снова увидит его…