Кладбище домашних животных.

* * *

Внизу Луис сложил стопкой диванные подушки, раздвинул диван. Ему предстояло провести ночь на диване, где сквозь тонкий матрас, чуть пониже поясницы, выпирал прут. Наконец диван был застелен, но Луис не смог избавить его от скрипа. Достав два одеяла с верхней полки в кладовке, Луис постелил их так, чтоб было мягче. Потом он начал раздеваться, но остановился и замер.

«Это снова Черч? Великолепно. Ходит вокруг и смотрит. Как ты сказала, Речел?

Он никому вреда не принесет…» Может, даже поможет. Он же не сможет войти. Походит вокруг и убедится, что все двери на запорах».

Луис совершил тур по лестнице, закрывая на задвижки двери и окна. Он должен был сделать что-то прямо сейчас, ведь Черч мог следить за домом…

— Теперь посмотрим, как ты пролезешь в дом, ублюдочный кот!

Луис страшно хотел, чтоб у Черча на морозе отмерзли яйца, но беда в том, что у Черча их давно не было.

Выключив свет, Луис лег на диван. Прут немедленно впился ему в спину, и Луис подумал, что пройдет полночи, прежде чем он уснет. Уснул он на боку, на краю дивана, а потом проснулся в…

…Он был на кладбище Микмаков за Хладбищем Домашних Любимцев. В этот раз он был один. В этот раз он сам убил Черча и во второй раз принес его сюда, чтобы вернуть к жизни. Бог знает почему; Луис не знал. В этот раз он зарыл Черчи по глубже, решив, что так кот не сможет выкарабкаться. Луис слышал вопли кота, откуда-то из-под земли. Они напоминали плач ребенка. Звук проникал через поры земли, через ее каменную плоть… звук и запах, который был тошнотворным, сладким — запахом гниения и разложения. Дышать становилось все тяжелее, словно на грудь навалилась какая-то тяжесть.

Кричать… кричать…

…И вырвался крик…

…И исчезла тяжесть…

— Луис! — позвала Речел и голос ее был полон тревоги. — Луис, ты можешь подойти?

Ее голос звучал тревожно, испуганно. А крик до этого был задыхающимся, полным отчаяния. Кричал Гадж.

Луис открыл глаза и уставился в зеленовато-желтые глаза Черча. Они были менее чем в четырех дюймах от его глаз. Кот сидел у него на груди, почти свернувшись колечком, как некая тварь из старинных историй о котах, пьющих дыхание своих жертв. Запах плыл по воздуху медленными, противными волнами.

Луис закричал от отвращения и удивления. Он выбросил руки вперед в инстинктивном жесте. Черч слетел с его груди, приземлился на бок и пошел прочь покачивающейся походкой.

«Боже! Боже! Он сидел у меня на груди! О, Боже, он и правда сидел у меня на груди!».

Отвращение Луиса оказалось так велико, словно, проснувшись, он обнаружил паука у себя во рту. На мгновение ему показалось, что сейчас его вырвет.

— Луис!

Отбросив в сторону одеяло, он помчался наверх. Слабый свет горел в спальне. Речел в ночной рубашке стояла у дверей — Луис, его вырвало снова., прямо вывернуло., я испугалась…

— Я здесь, — сказал он, подумав: «Как он вошел? Как он вошел? Может, через подвал? Может, он разбил окно в подвале? Точно, должно быть, в подвале разбито окно. Завтра приеду домой с работы и проверю. Нет, черт побери, проверю до того, как поеду на работу..».

Гадж перестал кричать и стал издавать безобразные звуки горлом, словно задыхался.

— Луис! — закричала Речел.

Луис действовал быстро. Гадж в одну сторону, а рвота полилась в бывшую миску Черча, подставленную с другой стороны. Малыша рвало, да, но недостаточно сильно. Большая часть заразы еще оставалась внутри. Гадж стал краснеть от удушья.

Только подхватив мальчика под руки, Луис почувствовал, что у ребенка жар. Луис положил его на руку, словно собирался покачать, потом откинулся всем телом назад, резко дернув Гаджа. Шея Гаджа дернулась. Малыш словно гавкнул, а не просто рыгнул. Рвота с твердыми сгустками полилась у него изо рта на пол и на одежду Луиса. Гадж снова закричал еще громче, и звук его голоса показался Луису музыкой. Так кричат от избытка кислорода.

Колени Речел подогнулись, и она рухнула в кровать, закрыв руками лицо. Ее сильно трясло.

— Он едва не умер, ведь так, Луис? Он едва не задохнулся, боже мой…

Умыв и переодев ребенка, Луис стал ходить по комнате с Гаджем на руках, убаюкивая его. Крики Гаджа превратились в бормотание. Он уснул. — Пятьдесят один процент за то, что он прочистил бы горло сам, Речел. Я только немного помог ему.

— Но он едва не умер, — сказала она, посмотрев на Луиса глазами, в которых читалось удивление и отчаяние. — Луис, он едва не умер!

Неожиданно Луис вспомнил, как Речел кричала на кухне:

«…Он не должен умереть. Никто тут не должен умереть».

— Дорогая, — сказал Луис. — Мы рядом. Всегда.