Мертвые души.

К ГЛАВЕ VIII.

Вообще все чиновники были очень добры: и почтмейстер, и прокурор, и судья, и вице-губернатор и такие, как говорят, приятные люди и между собой в дружеских отношениях. “Любезный друг Фома Фомич. Послушай брат Илья Ильич, ты добрый человек. Ну, уж ты заврался, Иван Андреевич”. Словом, довольно фамилиарно и просто. Там люди даже были образованные: судья[Вместо “судья”: вице-губернатор] читал “Людмилу” и даже очень искусно произносил мастерски, как большой<?> одну строфу[и даже очень хорошо представлял и удивительно произносил] “Чу! бор заснул, долина спит”, так что в самом деле как будто бы долина спит; для большего сходства даже он в это время зажмуривал глаза. Почтмейстер более напирал на философию и на Юнговы ночи, но был остряк, [Далее начато: а. и вместе с; б. и любил, как сам выражался. ] речист[Далее начато: а. и овладе<вал>; б. и брал к себе] и любил привлекать всеобщее внимание красивым рассказом, только подправлял свою речь таким ужасным количеством разных вставочных: “понимаете, знаете, судырь мой, растаканье<?>, чорт и других: кажись на что хуже”, но он, мигнувши при этом бровью или прищуривши глаз, давал им значение. Прочие тоже были люди более или менее просвещенные: кто читал Карамзина, <?> Московские ведомости, кто даже и совсем ничего не читал. Что касается до благовидности, то и в этом нельзя было найти в них ничего, что бы было неприлично. [В подлиннике вероятно ошибочно: что бы не было неприлично. Над строкой написано: очень дурно] Известное дело, что очень дурно быть [невзрачну собою] худенькому или низенькому: никогда почти не получить важного места, а толщина тоже, что чин. [а толщина у нас иногда занимает чин. ] Толстому сейчас дадут место: надежный человек. [Далее начато: Влияние нашего героя].

Если герой наш произвел впечатление[произвел влияние] выгодное на них, то на почтенных и достойных супруг их и вообще на дам всего города едва ли еще не выгоднее. — Следовало бы, конечно, теперь сказать[Далее начато: о том] кое-что об обществе дам и описать, как говорится, живыми красками[как говорится, хорошими, отвечающими красками] их дам подушевнее; — но автор признается, что находится в величайшем затруднении: с одной стороны, останавливает неограниченное почтение, которое всегда чувствовал к супругам [городских] сановников всех решительно городов — и губернских и уездных.