Мертвые души.

II.

Работа над “Мертвыми душами” была начата осенью 1835 г. Рукописи первоначальной стадии работы не сохранились. Хронологически наиболее ранняя из дошедших до нас рукописей (ЛБ1) находится в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина (из собрания А. А. Иванова; шифр 10-го издания: [Томы I–V десятого издания, под редакцией Н. С. Тихонравова, вышли в 1889 г., а томы VI и VII, под редакцией В. И. Шенрока, в 1896 г. ] ИМ). Она содержит часть поэмы от половины второй главы по шестую. После текста шестой главы написан карандашом заголовок: “Глава 7”. Это тетрадь формата почтовой бумаги, без переплета, в сероватой обложке. Первые семнадцать листов вырваны и текст начинается со слов: “… крепко головою в кузов”. Всего в рукописи 130 страниц. Она относится к 1836–1839 гг. В “Воспоминаниях” Анненкова имеется указание, что осенью 1839 г. Гоголь читал в Петербурге первые четыре главы по “тетради почтовой бумаги в осьмушку, мелко-на-мелко исписанную”. [П. В. Анненков, “Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года” (последнее издание в книге: П. В. Анненков, “Литературные воспоминания”. Л., 1928, стр. 28). ] Очевидно эту рукопись он и имел в виду. Затем весной 1840 г. автор читал “Мертвые души” в Москве. По свидетельству С. Т. Аксакова, Гоголь прочитал в этот раз уже и пятую и шестую главы. [С. Т. Аксаков, “История моего знакомства с Гоголем”, М., 1890, стр. 34.] Именно шестой главой заканчивается рукопись Ивановского собрания. В ней не сохранились ни первая глава, ни начало второй, нет последних пяти глав. Но можно предположить, что к началу работы над следующей рукописью были написаны еще какие-то не дошедшие до нас главы. Подтверждается это двумя соображениями. Первое: бульшая часть следующей рукописи является копией с предшествующей, т. е. копией с Ивановской рукописи, причем в эту копию вошел текст не только сохранившегося автографа, но и других глав поэмы. Второе: среди отрывков, находящихся в том же собрании, имеется восьмая глава (неполная), написанная на такой же бумаге того же формата, как и ЛБ1, и разрозненные листы, часть которых имеет пагинацию, связанную с пагинацией тетради.

Эта рукопись дает текст первой известной нам редакции “Мертвых душ”; она печатается полностью, вместе с восьмой главой, в разделе “Другие редакции”. Воспроизводится последний слой рукописи, а первоначальный слой — в вариантах под строкой.

Дальнейшая работа Гоголя над “Мертвыми душами” протекала значительно интенсивнее. Непосредственно вслед за окончанием первой сохранившейся редакции (ЛБ1) поэма стала переписываться начисто переписчиками. Создалась следующая по времени рукопись ПБЛЗ (шифр 10-го изд.:ИБ), хранящаяся в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Рукопись размером в четверть листа в переплете с кожаным красноватым корешком. На нем тиснение золотом: “Н. В. Гоголь. Мертвые души. т. 1”; марка библиотеки: И. Б. На обороте переплета шифр: XV Q 46. Всего в рукописи нумерованных 154 листа, в действительности же листов 1бб, так как двенадцать листов занумерованы дважды одной цифрой (вторая с литерой). Книга открывается двумя вшитыми листами (автографами), относящимися к первой главе; 1-й лист начинается: “Между тем, как приезжий господин осматривал…”, 2-й лист: “Вошедши, Чичиков зажмурил глаза…” Основной текст рукописи обозначен по первоначальной пагинации л. 13, следовательно, первые двенадцать листов начала поэмы в этой рукописи не сохранились. Первые слова ее: “<весе>лыми разговорами расположил к себе почти всех”. Дальше текст сохранился до конца, лишь с несколькими пропусками. Окончание рукописи, начиная с л. 106, — автограф. В рукопись вшиты в разных местах листы с отдельными набросками (тоже автографы).

Текст ПБЛЗ, соответствующий шести первым главам поэмы, является в основном копией ЛБ1. Следует, однако, учесть, что между этими двумя рукописями встречаются разночтения; иногда они незначительны и их можно объяснить обычными ошибками переписчика; иногда же разночтения существенные и дают основание предположить, что ПБЛЗ переписывалась в какой-то мере при участии автора, в процессе создания копии изменявшего текст (быть может, он частично диктовал, а возможно, делал предварительные наброски на отдельных листках, впоследствии утраченных). Общий объем разночтений настолько невелик, что ставить вопрос о существовании полной промежуточной рукописи едва ли имеется основание. Рукопись ПБЛЗ начата в 1840 г., закончена в начале 1841 г. Она является почти полной редакцией “Мертвых душ”. Гоголь подверг всю рукопись серьезнейшей правке. Во время этой работы он писал: “Я здоров, чувствую даже свежесть, занимаюсь переправками, выправками”. “Я теперь приготовляю к совершенной очистке первый том “Мертвых душ”. Переменяю, перечищаю, многое перерабатываю вовсе и вижу, что их печатание не может обойтись без моего присутствия. Между тем дальнейшее продолжение его выясняется в голове моей чище, величественней, и теперь я вижу, что может быть со временем кое-что колоссальное, если только позволят слабые мои силы. По крайней мере, верно, немногие знают, на какие сильные мысли и глубокие явления может навести незначащий сюжет”. [Письма М. П. Погодину и С. Т. Аксакову от 28 декабря 1840 г. ].

Творческая работа отразилась на всем тексте; рукопись испещрена “большим количеством собственноручных исправлений, записей на полях, переработками на отдельных листах, подшитых к этой книге. На протяжении всей рукописи появился второй слой текста — новая редакция поэмы.

Наиболее значительной переделке подверглась вторая глава: расширено описание комнат Манилова, введен новый текст об отношениях Манилова с женой; краткий диалог Чичикова с Маниловым о покупке мертвых душ переработан, и, наконец, более подробно описано впечатление, которое произвела на Манилова необычная просьба Чичикова. В главе пятой окончание сильно изменено и дополнено размышлениями автора о том, что “русский народ мастер метко выражаться” и “нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так сметливо бы вырывалось и вместе так бы кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово”. Совершенно заново написано начало шестой главы. Первые страницы текста этой главы утрачены. Сохранившаяся часть начинается с описания усадьбы Плюшкина. Вся глава подверглась большой правке, особенно в местах, посвященных описанию внешности Плюшкина и его комнаты. Для контраста со скупостью Плюшкина введен образ помещика, который “веселится во всю ширину русской удали и барства”. Этот последний отрывок несколько раз” перерабатывался Гоголем на отдельном листе (вшит в ПБЛЗ).

Главы седьмая, девятая — одиннадцатая появляются в ПБЛЗ впервые. Начало седьмой главы характеризуется большим количеством исправлении; текст восьмой главы сильно отличается от первоначального текста сохранившейся части этой главы, примыкавшего, очевидно, к ЛБ1. Промежуточный вариант, по-видимому, утрачен, и установить последовательность правки не представляется возможным; однако видно, что некоторые выражения первоначального текста полностью перешли в ПБЛЗ. Много работал Гоголь над описанием бала у губернатора; отдельные места этого текста переделывались несколько раз. Глава девятая вся подверглась чрезвычайно большим исправлениям; кроме вписанного между строк нового текста, в рукописи есть записи на полях, наброски на отдельных листах. Написано новое начало десятой главы; этот автограф заменил не сохранившиеся листы с предыдущим текстом. Довольно много исправлений внесено в “Повесть о капитане Копейкине”; в конце десятой главы на отдельном, вклеенном в тетрадь, листе рукой Гоголя написан несколько измененный текст окончания этой главы, но предыдущий остался незачеркнутым. Приводим его в вариантах под строкой.

В последней, одиннадцатой, главе большое внимание уделил Гоголь лирическому обращению к Руси: “Русь! Моя пустынно раздольная родная Русь… Что слышится мне в тоскливой твоей песне, несущейся по тебе от моря до моря. Что слышится в ней и зовет и хватает меня за сердце, какие лобзающие звуки несутся мне в душу и вьются около моего сердца… Чего ты хочешь от меня, какая непостижимая связь, что глядишь ты мне в очи, и всё, что ни есть в тебе, вперило на меня очи”. Этот отрывок, кроме исправленного вписанного между строк текста, сохранился в автографе на отдельном листе, вклеенном в ПБЛЗ. Много исправлений внесено в первоначальную историю Чичикова, а также в текст объяснений автора с читателями о том, почему “не избрал он в герои совершенного и добродетельного человека”.

Текст ПБЛЗ печатается полностью. Под строкой приведены зачеркнутые места, т. е. первый слой, являющийся в основном копией ЛБ1, и все авторские исправления, сделанные в процессе работы над ПБЛЗ и тогда же отвергнутые.

Зачеркнутый первоначальный слой (необходимый в данном случае для восстановления всего творческого процесса) печатается без особого обозначения. Чтобы не дублировать в подстрочных вариантах больших отрывков первого слоя, совпадающих с публикуемой в этом же томе рукописью ЛБ1, вместо полного текста этих отрывков приводятся только их начальные и последние слова со ссылкой на соответствующие страницы. Исправления, сделанные в процессе создания ПБЛЗ, приводятся с литерой а; если же к одному месту имеется несколько вариантов, то последовательно с литерами: а, б, в и т. д.

Переработанная рукопись, по мысли автора представлявшая законченный текст произведения, потребовала переписки набело, и в марте 1841 г. стала создаваться следующая рукопись КАБ1 (шифр 10-го изд.: HP), законченная в августе того же года (даты указаны в воспоминаниях Анненкова).

Эта рукопись находится в Библиотеке Украинской Академии наук в Киеве (до 1934 г. принадлежала Нежинскому историко-филологическому институту). Она представляет собою тетрадь в синем кожаном переплете с золотым тиснением: “Рукопись Гоголя. Мертвые души. 1”. На форзаце круглая печать Гоголевского музея при Историко-филологическом институте кн. Безбородко и печать Библиотеки Историко-филологического института кн. Безбородко. В правом верхнем углу наклеен ярлык: “Библиотека И.-Ф. института кн. Безбородко. Рукописн. отд. 59”.

Первые три листа чистые и ненумерованные, но один из них в общий счет страниц вошел. С четвертого начинается первая глава “Мертвых душ” (заглавия нет; начало рукописи: “Глава 1”). Всего в рукописи 40б страниц (занумеровано 383). Первые 154 написаны рукою В. А. Панова, следующие рукою П. В. Анненкова. Стр. 197–202, ненумер. стр. после 300 и стр. 359–383 — автограф. Несколько стр. рукой неизвестного. В нескольких случаях вшиты листы с переработанным текстом. Рукопись содержит полный текст поэмы, не хватает лишь нескольких страниц. В конце подшиты 1б листов разного формата. Это разрозненные черновики, появившиеся в результате переделки отдельных мест.

Третья по счету рукопись “Мертвых душ” в первоначальном своем виде является уже не механической копией предыдущей, а новой редакцией произведения: переписчик писал под диктовку Гоголя, значительно изменявшего текст в процессе этой работы. Сначала Гоголь диктовал Панову. Вскоре Панова сменил приехавший в Рим Анненков, который продолжал писать под диктовку автора. Анненков вспоминает: “<Ежедневно после завтрака> отправлялись мы в разные стороны до условного часа, когда положено было сходиться домой для переписки поэмы. Тогда Гоголь крепче притворял внутренние ставни окон от неотразимого южного солнца, я садился за круглый стол, а Николай Васильевич, разложив перед собой тетрадку на том же столе подалее, весь уходил в нее и начинал диктовать мерно, торжественно, с таким чувством и полнотой выражения, что главы первого тома “Мертвых душ” приобрели в моей памяти особенный колорит. Это было похоже на спокойное, правильно разлитое вдохновение, какое порождается обыкновенно глубоким созерцанием предмета. Николай Васильевич ждал терпеливо моего последнего слова и продолжал новый период тем же голосом, проникнутым сосредоточенным чувством и мыслию. Превосходный тон этой поэтической диктовки был так истинен в самом себе, что не мог быть ничем ослаблен или изменен…. Случалось, что он прекращал диктовку на моих орфографических заметках, обсуживал дело и, как будто не было ни малейшего перерыва в течении его мыслей, возвращался свободно к своему тону, к своей поэтической ноте”. Далее Анненков вспоминает, как он при некоторых сценах разражался хохотом. Гоголь обычно останавливал его, хотя иногда и сам не выдерживал и вторил Анненкову “сдержанным полусмехом”. “Когда по окончании повести <о капитане Копейкине> я отдался неудержимому порыву веселости, — пишет Анненков, — Гоголь смеялся вместе со мною и несколько раз спрашивал: “Какова повесть о капитане Копейкине?”… Еще гораздо сильнее выразилось чувство авторского самодовольствия в главе, где описывается сад Плюшкина. Никогда еще пафос диктовки, помню, не достигал такой высоты в Гоголе, сохраняя всю художническую естественность, как в этом месте. Гоголь даже встал с кресел (видно было, что природа, им описываемая, носится в эту минуту перед глазами его) и сопровождал диктовку гордым, каким-то повелительным жестом. По окончании всей этой изумительной VI главы я был в волнении и, положив перо на стол, сказал откровенно: “Я считаю эту главу, Николай Васильевич, гениальной вещью”. Гоголь крепко сжал маленькую тетрадку, по которой диктовал, в кольцо и произнес тонким, едва слышным голосом: “Поверьте, что и другие не хуже ее””. [П. В. Анненков, “Литературные воспоминания”, стр. 80–82.].

Прямые указания о переписке под диктовку имеются только со стороны Анненкова. Есть данные утверждать, что и Панову Гоголь диктовал (смысловые расхождения между ПБЛЗ и КАБ1 убеждают в этом), но в то же время следует заметить, что часть текста Панов переписывал механически с ПБЛЗ; доказательством служит то обстоятельство, что в нескольких местах Панов, не разбирая текста, оставлял пробелы. Большая часть текста КАБ1 создана под диктовку, и таким образом прямого перехода из ПБЛЗ в КАБ1, т. е. такого перехода, при котором первый слой новой рукописи соответствует последнему слою предыдущей, — нет. Создалась следующая редакция “Мертвых душ” в процессе диктовки ее Панову и Анненкову.

На протяжении всей творческой работы над “Мертвыми душами”, отразившейся в рукописях, внимание автора было сосредоточено главным образом на зарисовках дополнительных эпизодов и характеристик, а также на стилистической отделке. Особенно существенны были эти дополнения в рукописи КАБ1, не механически переписывавшейся, а создававшейся при участии автора. В этой рукописи впервые появляется начало первой главы, которого нет ни в ЛБ1, ни в ПБЛЗ и ранний текст которого неизвестен. В КАБ1 впервые встречаем характеристики Петрушки и Селифана, приказчика Манилова, родственницы Собакевича, отступление о воспитании во II главе, “размышления” Чичикова в главе V, картину сада Плюшкина и т. п. Появляются размышления Чичикова о Собакевиче в то время, пока Собакевич составлял список проданных душ (в ПБЛЗ в соответствующем месте Гоголем проставлен знак, отсылавший, по-видимому, к утраченной вставке на отдельном листе). Впервые в КАБ1 находим начало шестой главы, утраченное в двух предыдущих рукописях. Значительно отличается от текста ПБЛЗ описание комнаты Плюшкина; введен новый текст — сравнение рабочего двора Плюшкина с видом торга деревянной посудой в Москве от Плющихи до Смоленского рынка. Много разночтений с ПБЛЗ в описании бала у губернатора, в начале “Повести о капитане Копейкине”, в описании состояния Чичикова, не подозревавшего о толках в городе, и в эпизоде, рассказывающем о приходе Ноздрева к Чичикову. Лирическое отступление в главе одиннадцатой, обращение автора к Руси, дважды переделывавшееся в предыдущей рукописи, вновь расширено и стилистически отделано при диктовке. Рассуждение автора о причинах выбора в герои несовершенного и недобродетельного человека Гоголь опять сильно изменил. Много исправлений, главным образом стилистических, внесено в описание детства Чичикова.

Творческая работа Гоголя не закончилась на обработке рукописи ПБЛЗ, она продолжалась и при диктовке КАБ1 и позднее. Множеством различных поправок, дополнительных мелких, а иногда и больших вставок изменил и дополнил Гоголь продиктованную редакцию поэмы. Перерабатывались преимущественно последние главы. В седьмой главе переделано начало, расширен эпизод встречи Чичикова с Маниловым в городе; в восьмой главе введена дополнительная характеристика городских дам. Много исправлений сделано в главе девятой: в характеристиках дамы приятной во всех отношениях и просто приятной дамы, а также в их диалоге. Этот текст неоднократно переделывался Гоголем и в самой рукописи и на отдельных листах, один из которых находится среди рукописей “Тараса Бульбы”. Отдельные места, относящиеся к выросшим в городе толкам о Чичикове, Гоголь переделывал несколько раз, стараясь ярче показать, как “всё повырастало и показалось в увеличительном виде”.

Совершенно переработаны в конце десятой главы размышления автора о заблуждениях в жизни и в истории. Всё это место в КАБ1 зачеркнуто и вписан новый текст, вошедший в окончательную редакцию. Много переделок в первоначальной истории героя (глава одиннадцатая). К этой части относится сохранившийся в бумагах Н. В. Гербеля фрагмент-рассказ о детстве и жизни Чичикова, — поступивший в Публичную библиотеку в Ленинграде (шифр: ПБЛ1). В ней восемнадцать сшитых писчих листов без водяных знаков; заполнены только первые пятнадцать. По инвентарю поступлений рукописей 1902 г. № 127. Начало рукописи: “Темно и скромно происхождение…” Конец: “… Но мы стали говорить довольно громко”.

Эта рукопись заполняет пробел между КАБ1 и следующей рукописью (ПБЛЧ). Но всё же прямого перехода из ПБЛ1 в следующую рукопись нет. Можно предположить, что по окончании работы над КАБ1 биография Чичикова переделывалась, но черновые рукописи этого этапа работы не сохранились, и имеется лишь начисто переписанный автором текст ПБЛ1. Разночтения между этой рукописью и окончательным текстом введены в “Варианты”, а соответствующий текст КАБ1 приведен в вариантах не к окончательному тексту, а к предыдущему, т. е. к ПБЛЗ.

Над этой главой Гоголь думал и много лет спустя. 1б мая 1849 г. он писал одесскому книгоиздателю В. И. Белому в ответ на его замечания о “Мертвых душах”: “О детстве Чичикова я думал уже сам, предполагая напереть особенно на эту сторону при третьем (исправленном) издании”. [О. А. Назаревський, “З епiстолярноп спадщини Гоголя”. Радянське Лiтературознавство, 1940, кн. 5—б, стр. 321.].

Рукопись КАБ1 была приведена в такой вид, что пришлось заново переписывать ее. Появилась следующая рукопись, обозначенная нами ПБЛЧ (шифр 10-го изд.: ДП). Начало ее относится к октябрю 1841 г., окончание — к началу 1842 г.

ПБЛЧ хранится в Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Это — книга размера f°, в желтом переплете с кожаным корешком и золотым тиснением на нем: “Н. В. Гоголь. Мертвые души. Из Древлехранилища Погодина”. В верхнем правом углу двусторонняя пагинация карандашом, а также имеется архивная пагинация внизу (не сквозная, а с обозначениями карандашом через каждые десять листов и чернилами через пятьдесят листов). Между стр. 200–201, 248–249 и 2б8—2б9 вшиты добавленные к рукописи листы, первые два — автографы. В этой рукописи имеется полностью весь текст поэмы. Рукопись переписана двумя писцами. Почти на каждой странице имеется авторская правка, но ее значительно меньше, чем в КАБ1. Начиная с главы седьмой, количество исправлений резко увеличивается, причем в некоторых местах появляются два слоя: набросок (иногда не законченный) карандашом и вариант, твердо вписанный чернилами. По большей части карандашные наброски в следующую рукопись не вошли. Наиболее значительные исправления коснулись начала и конца седьмой главы, середины и конца восьмой, начала и середины девятой, “Повести о капитане Копейкине” и отдельных мест одиннадцатой главы.

Кем переписана эта рукопись, неизвестно. С. Т. Аксаков рекомендовал своего знакомого, бывшего воспитанника Межевого института. [С Т. Аксаков, “История моего знакомства с Гоголем”, стр. 52–53] но Гоголь поручил работу, по-видимому, недостаточно грамотным и неопытным переписчикам, которые плохо разобрались в трудной рукописи КАБ1 и при копировании ее допустили большое количество искажений, пропусков, перестановок слов. Некоторые из них автор замечал и исправлял, а в тех случаях, когда переписчик, не разобрав, оставлял место, он вписывал текст, иногда уже в измененной редакции. Но в то же время, не корректируя, а творчески просматривая рукопись и останавливаясь только на тех местах, которые его, как автора, занимали, он часто не видел этих искажений. Качество текста “Мертвых душ”, созданного в КАБ1, в некоторых своих частях снизилось в ПБЛЧ из-за ошибок переписчика, а в тех частях, которые не подверглись большой авторской переработке, эти ошибки вошли в печатный текст.

Вслед за ПБЛЧ Гоголь заказал переписку нового экземпляра, предназначенного для цензуры (РЦ). Законченная для печати рукопись была передана в Московский цензурный комитет. Заседание комитета состоялось 12 декабря 1841 г. Комитет постановил передать “Мертвые души” цензору И. М. Снегиреву. Цензор сначала нашел произведение “совершенно благонамеренным” и потребовал только самых незначительных изменений, но, смущенный кем-то, не решился самостоятельно разрешить к печати и передал рукопись на рассмотрение цензурного комитета. О мытарствах в комитете подробно рассказывает Гоголь в письме к П. А. Плетневу. “Как только занимавший место президента Голохвастов услышал название “Мертвые души”, — закричал голосом древнего римлянина: “Нет, этого я никогда не позволю: душа бывает бессмертна; мертвой души не может быть, автор вооружается против бессмертья”” [Письмо П. А. Плетневу от 7 января 1842 г. Следующие цитаты из этого же письма. ] Разъяснение, что речь идет о ревизских душах, не успокоило цензоров. “Это значит против крепостного права”, — заявляли они. Возражение, что поэма — “ряд характеров, внутренний быт России и некоторых обитателей, собрание картин самых невозмутительных”, тоже не помогло: “цензоры-азиатцы” боялись, что пример Чичикова может других толкнуть на уголовное преступление. “Цензоры-европейцы” тоже восставали. “Цена два с полтиною, которую Чичиков дает за душу, возмущает душу. Человеческое чувство вопиет против этого. Хотя, конечно, эта цена дается только за одно имя, написанное на бумаге, но всё же это имя душа, душа человеческая; она жила, существовала. Этого ни во Франции, ни в Англии и нигде нельзя позволить. Да после этого ни один иностранец к нам не приедет”. Кончилось тем, что рукопись объявили запрещенною, хотя комитет “прочел три или четыре места”.

Узнав об этом. Гоголь взял рукопись из Московского цензурного комитета и через В. Г. Белинского послал ее князю В. Ф. Одоевскому с просьбой хлопотать о ней в Петербурге. В середине февраля он получил от Плетнева первое известие о благоприятном повороте дела в цензуре. 9 марта 1842 г. цензор А. В. Никитенко сделал разрешительную надпись. Кроме отдельных искажений текста, цензура изменила заглавие “Мертвые души” на “Похождение Чичикова или Мертвые души”, а главное, вовсе запретила “Повесть о капитане Копейкине”. Сам Никитенко писал Гоголю 1 апреля: “Сочинение это, как видите, прошло цензуру благополучно; путь ее узок и тесен и потому неудивительно, что на нем осталось несколько царапин и его нежная и роскошная кожа кой-где поистерлась… Совершенно невозможным к пропуску оказался эпизод Копейкина — ничья власть не могла защитить его от его гибели”. [“Русская старина”, 1889, № 8, стр. 384–385.] 5 апреля Гоголь получил рукопись из цензуры. Запрещение “Повести” он пережил очень тяжело. Этот эпизод “для меня очень нужный, более даже, нежели думают они”, — жаловался Гоголь Н. Я. Прокоповичу. [Письмо от 9 апреля 1842 г. ] Он решил отстаивать “Повесть” и переделал ее так, что “никакая цензура не может придраться: генералов и всё выбросил”. [Из того же письма. ] Посылая новый вариант, Гоголь 10 апреля написал лично Никитенко, убеждая его разрешить “Повесть о капитане Копейкине” в переделанном виде. Разрешение было получено.

Листы с запрещенной “Повестью” были вырваны из рукописи и вместо них вшиты другие с новым вариантом. Никитенко подписал эти листы, после чего рукопись поступила в набор. Ныне она хранится в Научной библиотеке Московского государственного университета. Рукопись в переплете с кожаным корешком, на котором вытиснено: “Гоголя Мертвые души”. Форзац чистый. На первой странице — рукой Гоголя: “Мертвые души. Поэма Н. Гоголя”. Внизу его же рукой: “Печатать на моей бумаге, 2400. Деньги сто рублей в задаток положил. Н. Гоголь”. На этой же странице пометки канцелярии цензурного комитета: “№ 109. 3 марта 1842 г., по жур. п. № 101”. Над заглавием Никитенко вставил красными чернилами добавление, исказившее заглавие поэмы: “Похождения Чичикова или”. На обороте этого листа печать и разрешительная надпись цензора. Рядом с его печатью поставленная позднее печать Московского университета. Шифр МГУ в конце книги:1 R/y 399B. Подпись Никитенко имеется на каждом листе. Рукопись написана двумя переписчиками. Все цензурные пометки сделаны красными чернилами. [Неполная сводка их дана в статье О. М. Бодянского, напечатанной в “Чтениях в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете”, 18бб, кн. 3. Отдел: Смесь, стр. 240—24б, и в томе VII 10-го издания Собрания сочинений Гоголя. ] С конца страницы 311 зачеркнут запрещенный цензурой текст, относящийся к “Повести о капитане Копейкине”. Оборот этого листа тоже зачеркнут и заклеен бумагой (впоследствии почти полностью отклеенной). Следующие четыре листа с текстом “Повести” были вырезаны и сравнительно недавно обнаружены в Красноярске. Весь текст “Повести” Гоголь исправил карандашом, дав на тех же листах новую, смягченную для цензуры редакцию “Повести о капитане Копейкине”. Новый текст был начисто переписан на четырех листах другого формата, вшитых затем в РЦ взамен вырезанных. Доцензурная редакция “Повести” опубликована в третьем томе десятого издания Сочинений Гоголя по копии, так как местонахождение подлинника не было известно. Расхождения с текстом найденного теперь подлинника незначительны.

Цензурная рукопись является механической копией предыдущей, но искажений текста, вызванных ошибками переписчиков, в ней значительно меньше, чем в ПБЛЧ. К тому же, особенности цензурной рукописи позволяют выставить предположение, что некоторые части ее, преимущественно во второй половине, если не диктовались, то переписывались под наблюдением автора. Так, например, некоторые поправки ПБЛЧ (большей частью карандашные) не перенесены в РЦ. Ряд смысловых отличий между ПБЛЧ и РЦ тоже может свидетельствовать об авторском вмешательстве во время переписки.

С цензурного экземпляра “Мертвые души” были набраны. Корректуры держал сам автор. Они не сохранились, но разночтения с последней (цензурной) рукописью свидетельствуют, что в процессе печатания творческая работа не прекращалась. Это подтверждает и С. Т. Аксаков, вспоминая день 1 мая 1842 г.: “Гоголь у нас обедал, после обеда часа два сидел у меня в кабинете и занимался поправкою корректур, в которых он не столько исправлял типографические ошибки, сколько занимался переменою слов, а иногда и целых фраз”. [С. Т. Аксаков, “История моего знакомства с Гоголем”, стр. б1.].

Издание проходило без задержек. В то время как книга набиралась, Гоголь сам рисовал обложку для нее, — с этой обложкой она и вышла из печати 21 мая 1842 г.

Отличия второго прижизненного издания “Мертвых душ” (1845 г.) от первого незначительны: они введены в варианты с следующим обозначением: текст МД1; МД2 — текст. Предисловие Гоголя ко второму изданию печатаем вслед за текстом других редакций. Оно перепечатывается со второго издания “Мертвых душ”; местонахождение автографа неизвестно.

Кроме основных шести рукописей первого тома “Мертвых душ”, имеется большое количество черновых набросков почти ко всем главам на отдельных листах, написанных, очевидно, в разное время. Небольшая часть листов подшита к переплетенным рукописям ПБЛЗ, КАБ1 и ПБЛЧ. Остальные сохранились в двух собраниях. В собрании А. А. Иванова (шифр Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина: № 2205) — 30 листов разных размеров, исписанные большею частью с обеих сторон неразборчивым почерком. Они относятся к главам II, V, VI, VIII–XI. Некоторые из них трудны для прочтения, так как очень обрывочны, содержат несколько слоев правки и не всегда дают связный текст. Второе собрание было обнаружено среди бумаг Гоголя, находившихся в распоряжении родственников. Эти автографы, (28 листов, из них 13 чистых) хранятся тоже в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина (шифр: № 3212). Среди них отрывки к главам VII–IX, размышления автора о героях “Мертвых душ” и заметки “К 1-й части”.

Особо следует остановиться на отрывках из второго собрания. Вскоре после обнаружения два из них были опубликованы как неожиданная находка: Заметки — в “Сочинениях и письмах Н. В. Гоголя”, изд. Кулиша, СПб., 1857, т. IV, стр. 54б—548, вариант IX главы — в “Русском вестнике”, 185б, кн. I. Размышления о героях “Мертвых душ” и остальные отрывки опубликованы в 10 издании Сочинений Н. В. Гоголя, т. VII, стр. 435–445.

Отрывки не датированы; делались различные попытки их датировки. М. Н. Катков, опубликовавший вариант девятой главы, утверждал, что автограф найден среди первоначальных рукописей и относится к раннему периоду работы. Н. Г. Чернышевский в своей рецензии на эту книжку “Русского вестника” высказал такое же утверждение, мотивировав его тем, что “сами по себе страницы этого отрывка своим достоинством не совершенно соответствуют другим страницам поэмы, и Гоголь, с своим тонким вкусом, вероятно, заметил, что довольно подробные сцены, первоначально им написанные, содержат как бы повторение тех положений и описаний, которые уже даны читателю в предыдущих главах, и потому значительно сократил этот эпизод в окончательной редакции, отбросив все черты, уже достаточно раскрытые в других сценах. Сравнение отброшенного автором и напечатанного ныне отрывка с соответствующими местами “Мертвых душ” интересно для того, кто хочет удостовериться, как строг сделался Гоголь к себе после издания “Ревизора”. [Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. III, М., 1947, стр. бЗ1.] Наоборот, Н. П. Трушковский, перепечатавший этот отрывок во втором издании “Сочинений” Гоголя, впервые выдвинул предположение, что, “судя по почерку”, отрывок написан после первого издания “Мертвых душ”. На эту позицию стали и редакторы десятого издания (тт. 3 и 7) Тихонравов и Шенрок, уже в отношении всех отрывков второго собрания. Они припомнили высказывавшееся Гоголем недовольство изданными “Мертвыми душами”, его мысли о какой-то переработке поэмы в духе его новых настроений, и тематическая изолированность найденных отрывков дала им повод предположить, что это-то и есть новая стадия работы над “Мертвыми душами”. Они пытались датировать каждый отрывок и привели пространные доводы в пользу своих утверждений, оговорившись, что точных доказательств нет.

Можно признать правильным предположение Тихонравова в отношении заметок “К 1-й части” (“Идея города — возникшая до высшей степени пустота…”), которые он относит к 184б г., периоду работы над вторым томом. Касаясь в наибольшей своей части не второго, а первого тома поэмы (предназначавшегося тогда, как видно из письма к Жуковскому от 1б марта 184бг., к переизданию в исправленном виде), отрывок, однако, в его заключительной части от первого тома переходит ко второму: “Весь город со всем вихрем сплетней — преобразование бездельности жизни всего человечества в массе… Противуположное ему преобразование во II части, занятой разорванным бездельем”. В том же письме Гоголь высказывает мысль о возобновлении работы над обоими томами сразу (“первая часть мне потребна при писании второй и притом нужно ее самое значительно выправить”).

В отношении же других отрывков их аргументация не убедительна. Если бы эти отрывки относились к новой стадии работы — к коренной переработке поэмы в новом плане, то это должно бы было отразиться и на содержании самих отрывков. Однако новых веяний в них незаметно; наоборот, как указал еще Чернышевский, в этих текстах видно несовершенство формы первоначальных набросков. Нельзя также не заметить странности создавшегося положения: Гоголь приступает к радикальной перестройке всего произведения, а в его рукописном наследстве обнаруживается лишь несколько листочков из разных частей поэмы, к тому же, не из тех, которые по своему идейному содержанию могли в первую очередь остановить на себе внимание автора.

Нам думается, что причины всех этих построений чисто внешние. Если бы наброски оказались среди других отрывков или были бы подшиты к рукописи и не привлекли бы особого внимания как неожиданная находка, то, может быть, и не возникло бы вопроса об их позднейшем происхождении. Если бы, наконец, найдены они были в наше время, то едва ли возникли бы такие же заключения о необычности этих черновиков. На этом вопросе и в таком разрезе приходится останавливаться только в порядке обзора и критики возникших ранее гипотез.

Отметим, что в недавно обнаруженном и цитированном выше письме Гоголя к Белому говорится о третьем (исправленном) издании как о далеком, неопределенном предположении и никаких намеков в нем на проводимую работу нет. Построение Тихонравова и Шенрока отпадает как недоказанное, но указать точное хронологическое место этих вариантов среди известных нам рукописей очень трудно. С немалой долей вероятности можно предположить, что они написаны в период до создания ПБЛЧ, когда естественнее всего было набрасывать план и в процессе исканий делать попытки отхода в сторону от вырабатывавшейся фабулы. Приурочить эти отрывки к последующим рукописям, где поэма не столько перерабатывалась, сколько подвергалась отделке, оснований еще меньше, — тем более нет их для подтверждений гипотезы Тихонравова и Шенрока: она слишком бездоказательна для выводов настолько же важных, насколько и неожиданных.

Недавно был обнаружен в Горьковском областном архиве небольшой отрывок (набросок), относящийся к главе VIII. Отрывки, кроме указанных выше публикаций, напечатаны в томах III и VII 10-го издания Сочинений Н. В. Гоголя.

В настоящем издании черновые наброски, подшитые к рукописям, публикуются в вариантах — подстрочных к соответствующим рукописям или же в разделе “Варианты”. Только один из подшитых в КАБ1 отрывков, содержащий историю Чичикова, публикуется в разделе “Другие редакции”. Наброски на разрозненных листах публикуются главным образом в разделе “Другие редакции” (отрывки из собрания А. А. Иванова — стр. 591–597, бО0—бО2, б11—б28, бЧ0—б75, отрывки, обнаруженные позднее в бумагах Гоголя, — стр. 597—бО0, бО2—бО9, б28—бЗ9, б90—б93; один из них — часть “Повести о капитане Копейкине” — почти полностью совпадающий с окончательным (доцензурным) текстом, не публикуется; отрывок из Областного архива в г. Горьком — стр. б10 (публикуется впервые).

Все отрывки расположены последовательно по ходу произведения. Отрывок, находящийся среди рукописей “Тараса Бульбы”, и еще несколько небольших отрывков на разрозненных листах приведены в вариантах.