Мертвые души.

К ГЛАВЕ IX.

“Ах, боже мой, Анна Григорьевна, если б вы знали, как я потревожилась сегодня поутру!” говорила почтенная чиновница, схвативши [руки] обеими руками руку тоже почтенной чиновницы… “Вот уж.

“Ах, боже мой, я приехала именно с тем, чтобы вам рассказать…” говорила почтенная чиновница, встревоженная необыкновенным образом. Дыхание в ней одну минуту сперлось; слова стали погонять, наезжать одно на другое, и язык который всякую минуту хотел высунуться на свободу. [Далее было: получил даже небольшие судороги На полях запись: а бедной язык уж [с та<кой>], что с ним было, так не приведи бог] Нужно же до такой степени быть хладнокровной, безжалостной, каковою оказалась действительно тоже почтенная чиновница, чтобы решиться прервать ее.

“Как вы ни выхваляйте и ни превозносите, я скажу прямо и ему в глаза даже скажу это прямо, что он негодный человек, мерзкой человек, не знающий ни обращения, ни приличия!”…

“Да послушайте, Анна Григорьевна. Вам я… с тем, чтобы вам открыть…” говорила почтенная чиновница, от избытка нетерпения пришедши в такое[Далее было: нетерпение] положение, [Далее было: а. что автору даже неприлично о нем помянуть; б. которому дают название неусидения на месте] что для нее конечно было вредно, потому что она была дама совершенно нервическая.

Но тоже почтенная была безжалостна, как палач и решилась даже и тут прервать и продолжала с прежнею силою и негодованием: “Распустили, что он хорош собою, а я в нем ничего не нахожу; просто даже урод: толст, как шкаф, нос картофель…”.

“Позвольте, позвольте, только рассказать [происшествие], душенька Анна Григорьевна. Вы увидите <2 нрзб.>”, говорила бедная почтенная дама почти с выражением отчаяния и совершенно умоляющим голосом.

“Я потревожилася таки…. Голубушка барыня, говорит мне Машка, посмотритесь в зеркало: вы очень бледны. — Не до зеркала, говорю, мне. Я должна непременно ехать рассказать Анне Григорьевне. Ту ж минуту Гришке говорю: заложить мне коляску. Кучер Андрюшка спрашивает меня: “Куда, барыня, прикажете!” а я ничего ему не могу говорить. Гляжу просто ему в глаза как дура. Я думаю, он просто подумал, что я сумасшедшая!.. Ах, боже мой, Анна Григорьевна, вы не можете себе представить, [Анна Григорьевна, если бы вы знали] как я потревожилась. Так сердце, право, и до сих пор колотится. Ах, я потревожилась. Но представьте себе, Анна Григорьевна, каково же мое было положение, когда я слышала это. [положение, когда мне рассказала это протопопша].

И теперь Коробочка говорит протопопше: [А Коробочка, вообразите, говорит протопопше] “Я, говорит, не знаю, что делать: он дал мне пятнадцать рублей ассигнациями — может быть здесь обман. Я, говорит, одна, вдова беспомощная”. Так вот какое происшествие! Я, признаюсь, потревожилась, как вы не можете себе представить”.

На это почтенная чиновница никак не нашлась, что сказать, ибо она[Далее начато: в подобных] только тревожилась в этих случаях, а чтобы составить какого-нибудь сметливого предположения никак не могла <1 нрзб.> и потому более, чем всякая другая имела совершенную необходимость в дружбе и в советах. [Но почтенная чиновница только тревожилась ~ никак не могла и потому имела совершенную необходимость в дружбе и в советах. ].