Лев Троцкий.

Расправа.

Не прошло трех месяцев после первого налета, как Рамон Меркадер завершил реализацию заговора против жизни Троцкого. Теперь убийство готовилось более тщательно, чем налет 24 мая. Правда, был допущен «прокол». НКВД снабдил Меркадера подложными документами на имя канадца Фрэнка Джексона, не позаботившись выяснить, как пишется эта фамилия. Проявилась неразбериха, царившая в этом ведомстве в связи с арестами и расстрелами его опытных сотрудников и заменой их новичками-карьеристами. В паспорте и прочих бумагах Меркадер был назван «Jacson», тогда как на самом деле фамилия должна была выглядеть «Jackson». Спохватятся только тогда, когда Троцкий будет убит.

Новоявленный «Джексон» появился в Нью-Йорке в сентябре 1939 года. Он встретился со своей любовницей Сильвией и объяснил, что путешествует по поддельному паспорту, так как дезертировал из бельгийской армии и нашел работу в импортно-экспортном агентстве в Мехико. Туда им следует отправиться, там они заживут счастливо неподалеку от любимой сестры Сильвии, работавшей в штабе Троцкого.

В январе 1940 года парочка появилась в Мехико, где сняла квартиру. Оказалось, что секретарской работы в доме Троцкого стало особенно много. Сильвию, знакомую с этой работой, привлекли к делу. Меркадер каждое утро отвозил ее на авенида Виена и вечером приезжал за ней.

Его поведение было точно рассчитано Эйтингоном. Вначале Рамон не предпринимал попыток проникнуть в дом. Заявив, что стоит вне политики, он попросил Сильвию не вести с ним разговоров на эту тему. Если кто-то из обитателей дома мог заподозрить в чем-то любовника Сильвии, то его поведение разрушало опасения. Между собой секретари и охранники говорили, как повезло этой совсем не интересной женщине.

Постепенно Меркадер стал в окружении Троцкого знакомой фигурой. Обитатели дома вначале сухо здоровались с ним, затем стали более приветливыми, вступали в разговоры. Однажды он предложил супругам Росмер покатать их по городу. Они приняли предложение и были в восторге от услужливого молодого человека. Перед отъездом во Францию Росмеры пригласили Меркадера в дом, где он пробыл недолго, — выпив стакан чаю, почти сразу удалился. Вскоре Меркадер отвез Росмеров в порт, откуда они отбыли за океан.

После этого Рамона стали иногда приглашать в дом, как знакомого человека. Когда через некоторое время Сильвия отправилась в Нью-Йорк, его визиты продолжались и изменилось поведение. Он стал проявлять интерес к идеям Троцкого, а затем заявил, что желал бы разобраться в «троцкизме», к которому почувствовал влечение. До майского покушения, однако, Меркадер оставался в резерве.

Именно после 24 мая, когда был выработан новый план убийства и Меркадеру была в нем отведена главная роль, его визиты в «крепость» Троцкого стали регулярными. Рамона представили Троцкому, которому он выразил восхищение его неутомимой деятельностью. Будущий убийца завоевал симпатии Севы, подарив ему модель планера и научив, как ее запускать.[1524].

Убийство было спланировано так, чтобы одновременно скомпрометировать Троцкого и его движение. На случай, если бы Меркадера схватили во время или после убийства, ему следовало заявить, что троцкисты намеревались использовать пожертвованные им средства в личных целях, а не на нужды движения, и сообщить, что Троцкий пытался уговорить его войти в террористическую организацию, ставившую целью убийство Сталина. Под диктовку Эйтингона Меркадер весь этот бред записал на бумагу, вложил в конверт, который должен был положить в карман своей одежды, отправляясь на выполнение задания.[1525] Кроме того, на всякий случай была придумана версия личной мести: Троцкий якобы запрещал Сильвии Агелофф выходить замуж за Меркадера, так как это могло отвлечь ее от выполнения заданий.[1526].

В середине августа Меркадер принес Троцкому некий текст, заявив, что это — первая проба его пера в поддержку IV Интернационала, попросил прочитать его и дать оценку. Лев Давидович неохотно согласился, полагая, что ничего путного молодой человек написать не способен, но, стремясь поощрить усилия нового сторонника, предложил напечатать статью на пишущей машинке и принести 20 августа.

Именно этот день был назначен для убийства. Он запомнился Наталье Ивановне поминутно. Она вспоминала, что Лев Давидович поднялся утром в хорошем настроении, позволив себе, впрочем, мрачноватую шутку: «Мы смогли проспать всю ночь и никто нас не убил. И ты еще не чувствуешь радости!» Троцкий покормил кроликов, привел в порядок кактусы, а затем работал над статьей. На рабочем столе после покушения остались наброски текста под заголовком «Бонапартизм, фашизм и война».[1527].

Меркадер явился около пяти часов основательно экипированным. Главным орудием убийства был избран малый альпинистский ледоруб с укороченной рукояткой, спрятанный в полы плаща. Обитателей дома удивило, что он пришел в плаще жарким днем, но подозрений это не вызвало. Рамон стал «своим», и заявление, что его морозит, сочли достаточным. Кроме ледоруба, у него были револьвер и кинжал, которые могли ему понадобиться, если придется пробиваться после совершения убийства. Эйтингон и Каридад Меркадер поджидали в условленном месте.[1528].

После приветственных слов он вдвоем с Троцким удалился в кабинет. «Прошли три или четыре минуты. Я находилась в соседней комнате. Внезапно раздался ужасный крик… В дверном проеме появился Лев Давидович и прислонился к нему. Его лицо было покрыто кровью, он моргал своими голубыми глазами без очков, его руки бессильно висели… «Что случилось? — закричала я. — Что случилось?» Совершенно растерянная, я обняла его. Он сказал спокойно: «Джексон», как будто хотел сказать мне: «Ну, вот, они это сделали». Я помогла ему опуститься на ковер столовой. «Наташа, — сказал он, — я люблю тебя…»» С большим трудом он затем произнес: «Удалите Севу» и, уже теряя сознание, но с чувством удовлетворения добавил: «Он хотел… еще раз… Я не дал ему… Не убивайте его… он должен… говорить».[1529].

Эстебан Волков вспоминает: «Мне до сих пор кажется, что кровавый и трагический день 20 августа был вчера. Я возвращался в веселом настроении из школы. Внезапно я заметил нечто необычное. Возле дома стояли полицейские в своих синих мундирах. Мучительная боль перехватила мое дыхание, я почувствовал, что в доме произошло что-то ужасное. Я ускорил шаг, быстро подошел к открытым воротам и в саду столкнулся с американцем Гаролдом Робинсоном, одним из секретарей деда. Он был очень возбужден, держал в руках револьвер и смог только крикнуть мне: «Джексон!» Когда я вошел в дом и заглянул в столовую, я увидел деда, лежащего на полу в луже крови. Наталья стояла возле него, прикладывая лед к ране».[1530] Именно в этот момент Троцкий заметил Севу и сказал, чтобы его увели…

О том, как произошло убийство, сохранились свидетельства и самого Меркадера. В показаниях после ареста он рассказывал следователю:

«Я положил свой плащ на стол таким образом, чтобы иметь возможность вынуть оттуда ледоруб, который находился в кармане. Я решил не упускать замечательный случай, который представился мне. В тот момент, когда Троцкий начал читать статью, послужившую мне предлогом, я вытащил ледоруб из плаща, сжал его в руке и, закрыв глаза, нанес им страшный удар по голове…

Троцкий издал такой крик, который я никогда не забуду в жизни. Это было очень долгое «А-а-а», бесконечно долгое, и мне кажется, что этот крик до сих пор пронзает мой мозг. Троцкий порывисто вскочил, бросился на меня и укусил мне руку. Посмотрите: еще можно увидеть следы его зубов. Я его оттолкнул, он упал на пол. Затем поднялся и, спотыкаясь, выбежал из комнаты».[1531].

Ворвавшиеся в кабинет секретари и охранники набросились на убийцу, начали его избивать и убили бы, если бы не были остановлены самим Троцким, уже терявшим сознание. В кармане плаща Меркадера прибывшие полицейские обнаружили то самое письмо с обвинениями по адресу Троцкого, которое продиктовал Эйтингон.[1532].

Троцкого отвезли в больницу, где сделали трепанацию черепа. Хотя в мозговой ткани оказалась рана глубиной в несколько сантиметров, врачи заявили Льву Давидовичу, пришедшему в сознание, что рана не очень серьезна. Он этому не поверил. «На этот раз… им… удалось», — произнес он, запинаясь. Чтобы как-то успокоить жену, он попытался пошутить, сказав, что в больнице ему постригли волосы, и теперь нет необходимости вызывать парикмахера. Вновь теряя сознание, он подозвал секретаря Д. Хансена и сказал, что хочет кое-что продиктовать.[1533] Хансен позже передал В. Сержу, что последними словами Троцкого были: «Пожалуйста, скажите моим друзьям, что я уверен в победе Четвертого Интернационала… Идите вперед».[1534].

Врачи пытались привести пациента в сознание, продлить ему жизнь. Но все было тщетно. В 7 часов 25 минут вечера 21 августа 1940 года Лев Давидович Троцкий скончался.

Организаторы убийства Эйтингон и Каридад Меркадер бежали на Кубу, откуда через некоторое время перебрались в СССР.[1535].

Узнав из обзоров прессы о произошедшем, Сталин вызвал Берию и заявил: «Мы будем награждать всех участников этого дела после возвращения домой. Что касается лица, которое привело приговор в исполнение, то высшая награда будет вручена ему после выхода из заключения. Посмотрим, какой он в действительности пролетарский революционер, как он проявит себя в это тяжелое для него время». После прибытия Эйтингона, Каридад Меркадер и Григулевича в Москву Берия представил Сталину докладную с просьбой наградить «за выполнение важного специального задания» первых двух орденами Ленина, а Григулевича — орденом Красной Звезды. Сталин начертал резолюцию «За (без публикации)».

Следствие по делу Рамона Меркадера продолжалось почти четыре года! Единственным свидетелем, показавшим, что убийство носило политический характер, явилась Сильвия Агелофф. Вызванная на очную ставку, она устроила истерику и кричала: «Ты агент ГПУ! Они тебя заставили! По приказу Сталина заставили убить Троцкого! Начиная с Парижа, ты обманывал меня. Думал только о том, как покончить с Троцким. Тебе нужно было использовать меня».[1536].

Только в мае 1944 года суд федерального округа Мексики вынес приговор — 20 лет заключения. В отвлеченные материи суд не вдавался, показания С. Агелофф проигнорировал, тем более что Меркадер упорно повторял версию о личной мести. В заключении Меркадер провел 19 лет и 8 месяцев. Он был освобожден в начале мая 1960 года, в тот же день вылетел в Гавану, а оттуда в Москву. 25 июня 1960 года руководство КГБ СССР представило первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву докладную записку, в которой говорилось: «В силу своей безграничной преданности делу коммунизма и Советскому Союзу в период следствия и судебного разбирательства, а также на протяжении почти 20-летнего пребывания в тюрьме в условиях не прекращавшейся против него кампании угроз и провокаций [Р. Меркадер] проявил смелость, стойкость и высокую идейность, присущие настоящему коммунисту, и сохранил в тайне свою связь с органами государственной безопасности Советского Союза». Ни словом не упоминая, по поводу чего Меркадер отбыл срок, в чем состояли его «заслуги», предлагалось присвоить ему звание Героя Советского Союза.

Полностью выполняя указание умершего Сталина, 30 июня 1960 года советские власти присвоили Меркадеру звание Героя. На всякий случай был использован псевдоним — Рамон Иванович Лопес, под именем которого Меркадер жил в СССР.[1537] В Москве он стал пенсионером КГБ, получил четырехкомнатную квартиру и дачу.[1538] Знакомым он говорил, что работает в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, и действительно появлялся там, ведя себя самоуверенно, постоянно нося звезду героя на распахнутом пиджаке. Но на самом деле в институте он не работал, а занимал странное положение, будучи прикомандированным к группе, изучавшей историю испанской гражданской войны 1936–1939 годов. Меркадер подал заявление о вступлении в КПСС, поначалу ему было отказано, так как он не собрал рекомендации. Вскоре, однако, его приняли в партию непосредственно в ЦК КПСС, минуя промежуточные инстанции.[1539] В СССР «Лопес» жил до 1974 года, после чего выехал на Кубу, где умер в 1978 году. Жена привезла его прах в СССР, и он был захоронен на Кунцевском кладбище в Москве. На памятнике над его могилой значится надпись «Герой Советского Союза Рамон Иванович Лопес».

Тогда же, за три с половиной десятилетия до смерти Меркадера, в 1940 году, Сталин торжествовал. 24 августа в «Правде» появилось тщательно отредактированное сообщение: «В Мексике в больнице умер Троцкий от пролома черепа, полученного во время покушения на него одним из лиц его ближайшего окружения». Через несколько дней была опубликована редакционная статья, похоже, полностью или фрагментарно написанная Сталиным, во всяком случае, соответствовавшая его стилю. Называлась она «Смерть международного шпиона».[1540] Небольшая по объему, она свела воедино все клеветнические утверждения и проклятия, которые накапливал Сталин почти два десятилетия.

Правительство Мексики приняло на свой счет организацию похорон Троцкого. Пять дней открытый гроб находился в зале Такуба.[1541] Мимо него прошли десятки тысяч людей, из которых лишь горстка относилась к его сторонникам. Остальные были просто любопытствующими, пришедшими посмотреть на тело человека, имя и действия которого почти два десятилетия будоражили мир. 27 августа состоялись похороны.

Основанный Троцким IV Интернационал существует по настоящее время, оставаясь незначительной организацией, претерпевающей новые расколы, слияния и перегруппировки. После войны наряду с Интернациональным секретариатом образовался оппозиционный ему орган — Интернациональный комитет, позже они объединились, затем происходили новые реорганизации. В настоящее время (данные 2001–2003 годов, которые значительно не изменились) существуют девять международных организаций, провозглашающих приверженность «троцкизму», понимаемому ими по-разному.[1542] Кроме того, о своем существовании объявили еще около тридцати мелких организаций и движений. Общая численность всех этих объединений составляет около тридцати тысяч человек.[1543].

Наталья Ивановна Седова оставалась членом IV Интернационала до 1951 года, постепенно отдаляясь от традиционалистов, придерживавшихся мнения, что СССР остается «рабочим государством». 9 мая 1951 года она послала Исполкому Интернационала письмо, сообщив, что разногласия с руководством не оставляют ей иного выхода, кроме как прекратить в нем участие. «Сталинизм и сталинское государство не имеют ничего общего ни с рабочим государством, ни с социализмом, — говорилось в письме. — Они являются самыми страшными и самыми опасными врагами социализма и рабочего класса». Письмо завершалось сожалением, что идеи Троцкого больше не являются руководством к деятельности Интернационала.[1544] Последние годы жизни Наталья Ивановна провела в Париже, где скончалась в 1962 году. Похоронили ее вместе с супругом во дворе дома в Койоакане, где был убит Лев Давидович.

Прямыми потомками Троцкого, оставшимися в живых после трагических событий, являются его внук, сын дочери Зинаиды — Эстебан Волков, живущий в Мехико, и внучка, дочь Сергея Седова — Юлия Аксельрод, живущая в Иерусалиме. Внуки, правнуки и праправнуки Троцкого разбросаны ныне по разным городам России, Мексики, США, Израиля. К своему знаменитому родственнику относятся они по-разному — от преклонения до полного отвержения.