Европейская поэзия XVII века.
ХЕЙМАН ДЮЛЛАРТ.
МОЕЙ ДОГОРАЮЩЕЙ СВЕЧЕ.
Свеча моя, пускай твой пламень быстротечный
Подспорьем станет мне, дабы мой ум постиг
Те знанья, что извлечь из груды мудрых книг
Очам людским дано, в пытливости извечной.
Мне книгой будь сама, чтоб жизни краткой суть
Я мог уразуметь в свой срок недолговечный,—
Благорассудный смысл, простой и человечный,
Ученья, что найдет от сердца к сердцу путь.
Фитиль чадящий твой, — прообраз жизни бренной,—
В кромешной тьме потух, но мне, сквозь смертный мрак,
Неугасимый свет, как вечной жизни знак,
Сияет в небесах красой своей нетленной.
ВЕЯЛЬЩИК-ВЕТРАМ.
Я жертвую фиалки, лилии,
Охапки ярко-красных роз
И пурпурных цветов обилие,
В жемчужном блеске свежих рос,
Чтоб эти рдяные, лилейные
Цветы на ваш алтарь легли.
Вы побратались, тиховейные,
Со всеми странами земли,
Когда над сенью густолистою
Плывя в лазури наобум,
Вы, зелень всколыхнув душистую,
В ней пробуждали свист и шум.
Не оставляйте, ветры, милостью
Мое озимое зерно,
Чтоб росы пагубною гнилостью
Не отравили мне гумно.
ТРЕМ ВОЛХВАМ С ВОСТОКА.
Для вас лазурь небес в ночи испещрена.
Предначертаньями, где множество загадок;
И вам дано читать златые письмена
Про возвышенье царств земных, про их упадок.
Какою силой вы гонимы в дальний путь —
Надеждой пламенной, внезапным ли наитьем?
Или порыв сердец, влекущихся к открытьям,
Велел с востока вам к полудню повернуть?
Святые мудрецы, вам этот путь не в тягость!
Пока вы мерили очами небеса,
Душе открылось их величье и краса.
Звезды таинственной она прозрела благость.
И, — веры алчущим, — свой путеводный свет
Явила вам звезда, и вы пошли ей вслед.
РАСКАЯВШИЙСЯ РАЗБОЙНИК.
Скитаясь по земле, он путника с коварством
Подстерегал, стремясь врасплох его застичь.
Но, пригвожден, узрел Всевышнего и царством
Небесным был пленен, как вспугнутая дичь.
Он руки окунал в ручей, в лесной глуши:
Чужая кровь их жгла проклятия печатью.
Христова смыла кровь своею благодатью
Ее с греховных рук, и тела, и души.
Злодейству обречен, служитель тьмы усердный,
Внезапно веры свет увидел милосердный,
Хоть в меркнущих зрачках природный свет угас,
Злодей, в Страстную ночь судим за преступленья,
Познал блаженства день и праздник искупленья.
Мертвец при жизни, он живым стал в смертный час.
