Испанские поэты XX века.
Из книги. «НОВЫЕ ПЕСНИ» (1917–1930).
К ПРИМОРСКИМ ЗЕМЛЯМ. Перевод В. Столбова.
I.
В патио — розы, в окне — решетка.
И ты за решеткой, красива, смугла.
Глаза тебе ночь синевой подвела.
Как птица в клетке, невесела,
Кого ты ждешь у окна, красотка?
Между решеткой и розами ты
Грезишь любовью устало?
Галантный разбойник
Весь в черном и алом,
Страсть, озаренная блеском кинжала,
Твои занимают мечты.
Не встанет с гитарою подле окна
Тот, кого ждешь ты. Ибо во тьме
Сгибла Испания Мериме{81}.
Мимо окон твоих — тут ты выбрать вольна —
На партию виста к викарию
Шагает нотариус,
Спешит ростовщик к своему розарию.
Я, печальный, бреду, в седине голова,
Но в сердце своем я скрываю льва.
II.
Я иду по улице, красотка,
Но и у меня есть свои розы,
Свои розы и своя решетка.
III.
Трактир на пути моем,
В трактире идет пирушка.
И ты разносишь пьянчужкам
Стаканы с красным вином.
Предлагают тебе пьянчуги
Свои мужские услуги,
Но от их приставаний жалких
Ты уходишь шагом весталки.
А другие в грусти и обиде
По алмазам глаз твоих вздыхают,
Что глядят на них и их не видят.
По рукам твоим, что обнимают,
К сердцу жмут подносик оловянный,
На котором сгрудились стаканы.
Эй, хозяйка, глазом не коси.
Лучше мне стаканчик поднеси.
IV.
К порту несется поезд,
Вдыхает воздух морской,
Глотает морскую горечь,
А море еще за горой.
*
В порт мы с тобой приедем,
И ты увидишь сама, —
Как перламутровый веер,
Над морем блестит луна.
*
V.
Пока не взошла луна
Из горьких морских глубин,
Два слова хочу сказать
Тебе один на один.
О, санлукарский берег!..
Апельсиновые сады…
И одинокая песня
У кромки горькой воды.
И голосу вторит волна.
«Нас никто не увидит,
Пока не взойдет луна».
ЛУНА, ТЕНЬ И ШУТ. Перевод Н. Горской.
I.
На башни и крыши снаружи
Луна серебро осыпала.
Внутри моя тень неуклюже
По белой стене скакала.
Вместе с луною далекой
Тень постарела, поблекла.
Под этой луной оловянной
Петь серенаду странно
О женщине, мне не милой,
О старости окаянной.
Закрой свой балкон, Люсила.
II.
Тень за альковом разбухла —
Обозначились горб и брюхо.
Напевает шут монотонно;
Идет шафранная борода
К серым щекам картонным!
Закрой балкон навсегда.
ПЕСНИ. Перевод М. Самаева.
I.
Под зацветающей сьеррой
Море о камни дробится.
Пчелы летают — и в сотах
Искрятся соли крупицы.
II.
Черные волны, пенные клочья.
Запах жасмина и моря.
Малага ночью.
III.
Ну вот и весна к нам явилась.
Кто знает: как это случилось?
IV.
Новой весны появленье
И ежевики цветущей
Белое благословенье.
V.
Тихой и ясной мартовской ночью
Месяц взошел,
Кругл и тяжел.
Он — точно соты, полные света,
В рое сверкающих пчел.
VI.
Кастильская луна.
И в песне между строк
Утайка есть одна.
Лишь в доме все уснут —
Я буду у окна.
VII.
Песню ветра поет счастливый
Тополек, распушивший листья,
И глядящая в речку ива.
Бурый дуб, напоенный силой,
Под пилою поет о жизни
И цветок, никому не милый.
Все в росе поют на рассвете:
Яблонь — белые, абрикосов —
Бледно-розовые соцветья.
И бобов в цветочных накрапах
Уносимый рассветным ветром
Зыбкий запах.
VIII.
Фонтан под ветвями
Акаций в цвету
На площади. Вечер
Унял духоту.
И щелк соловьиный
В прохладной тиши.
Вот час сокровенный,
Любимец души.
IX.
Таверны белизна
И странника жилье,
Где тень моя видна.
X.
Римские акведуки —
Поется у нас в краю —
Прочностью не превосходят
Любовь мою и твою.
XI.
Поймешь любовных слов значенье,
Когда от них отнимешь
Немного преувеличенья.
XII.
В церкви Сан-Доминго
Бьют в колокола.
Хоть меня безбожником
Паства нарекла,
Помолюсь… с тобою.
Набожность нашла!
XIII.
Праздник, флейта с барабаном.
На зеленый луг
С посошком зеленым вышел
В хоровод пастух.
Чтобы с ней потанцевать,
Я спустился с гор высоких,
В горы я вернусь опять.
На деревьях сада
Дни и ночи напролет
Соловей то солнцу,
То луне поет.
Он охрип, а все поет:
В этот сад за розой алой
Девушка придет.
Каменный фонтан в дубраве
Под листвой стоит густой,
И вода в кувшин струится,
А кувшин всегда пустой.
Лишь взойдет луна,
В ту дубраву тихо
Проскользнет она.
XIV.
С тобой мы в Валансадеро,
Где праздник святого Хуана,
А завтра я в пампу отправлюсь
Через простор океана.
Да сохранит меня бог,
Чтобы вернуться я смог.
Завтра я стану памперо,
Но сердце останется здесь,
У побережий Дуэро.
XV.
Пойте, девушки, хором,
Ведя хоровод:
— Зелен луг, и апрель
Поплясать к нам идет.
В молодом дубняке,
В лозняке возле вод
В башмачках серебристых
Его видел народ.
Зелен луг, и апрель
Поплясать к нам идет.
ПОСЛОВИЦЫ И ПЕСЕНКИ.
«Глазом зовется глаз…». Перевод В. Столбова.
Глазом зовется глаз
Не потому, что мы его видим,
А потому, что он видит нас.
* * *
«Как вести диалог…». Перевод В. Столбова.
Как вести диалог —
Вот тебе мой совет:
Сначала задай вопрос,
А после… слушай ответ.
* * *
«Но глядя в свое отражение — также…». Перевод В. Андреева.
Но глядя в свое отражение — также
Ищи и другого, другого…
* * *
«Новый век? Разве доныне…». Перевод В. Столбова.
Новый век? Разве доныне
Не грохочет все та же кузница?
И вода, извечная узница,
Течет не по старой долине?
* * *
«Сегодня — всегда доныне…». Перевод В. Столбова.
Сегодня — всегда доныне.
* * *
«Я снова слышу: во мгле…». Перевод В. Столбова.
Я снова слышу: во мгле
Плененная плачет вода,
Из сердца живой скалы
На волю рвется она.
* * *
«Ищи двойника, человече…». Перевод В. Столбова.
Ищи двойника, человече,
Чтобы всюду ходил за тобой
И во всем бы тебе перечил.
* * *
«Если пришла весна…». Перевод В. Столбова.
Если пришла весна,
Пчелы, оставьте воск,
Летите на луг, к цветам.
* * *
«В раздумьях своих одиноких…». Перевод В. Столбова.
В раздумьях своих одиноких
Я многое видел ясно,
В чем истины нет ни крохи.
* * *
«Все благо: вода и жажда…». Перевод В. Столбова.
Все благо: вода и жажда;
Все благо: и свет и мрак;
И мед цветов розмарина,
И мед безымянных трав.
* * *
«Лавры и похвалы…». Перевод В. Столбова.
Лавры и похвалы —
Их предоставьте, поэты,
Всем остальным.
* * *
«Проснитесь, поэты! Пора…». Перевод В. Столбова.
Проснитесь, поэты! Пора.
Смолкли уже отголоски,
Разгораются голова.
* * *
«Не „я“ основного, нет…». Перевод В. Столбова.
Не «я» основного, нет,
Самого сущего «ты»
Ищет в себе поэт.
* * *
«Другую истину скажу…». Перевод В. Столбова.
Другую истину скажу:
Ищи такое «ты», что не было твоим
И никогда не будет им.
* * *
«Все оставлять другим?..». Перевод В. Столбова.
Все оставлять другим?
Мальчик, наполни кувшин,
Он тут же станет пустым.
* * *
«Половину ты правды сказал?..». Перевод В. Столбова.
Половину ты правды сказал?
Скажи половину другую,
И скажут — ты дважды солгал.
* * *
«Час моего сердца…». Перевод В. Столбова.
Час моего сердца —
Это и час надежды,
И безнадежности час.
* * *
«Сон отделяет от бдения…». Перевод В. Столбова.
Сон отделяет от бдения
То, что важнее всего —
Пробуждение.
* * *
«Я думал, — в моем очаге…». Перевод В. Столбова.
Я думал, — в моем очаге
Давно уже умер огонь.
Поднес я руку к золе
И опалил ладонь.
* * *
«Да будет труд разделен…». Перевод В. Столбова.
Да будет труд разделен.
Пусть злые наточат стрелу,
А добрые пустят ее.
* * *
«Внимание! Следует знать…». Перевод В. Столбова.
Внимание! Следует знать,
Что одинокое сердце сердцем
Нельзя признать.
* * *
«Пчелы и певцы..». Перевод В. Столбова.
Пчелы и певцы,
Ищите не мед, — цветы.
* * *
«Гвадалкивир! Слезы в горле…». Перевод В. Столбова.
Гвадалкивир! Слезы в горле.
Здесь, в Санлукаре, ты умираешь.
Рождение я видел в Касорле.
Под сенью зеленых сосен
Бурлила хрустальная влага.
Таков он был, твой источник.
Река из грязи и соли!
Тебе, как и мне, возле моря
Снятся истоки и зори.
* * *
«Однако…». Перевод В. Столбова.
Однако…
— Ах, да, однако
Есть горсть настоящего пепла
Под его театральным пожаром.
* * *
«Что есть истина? Может, река?..». Перевод В. Столбова.
Что есть истина? Может, река?
Она непрерывно течет
И лодку вместе с гребцом
Мимо нас, как волну, пронесет.
Или это сон моряка,
Где всегда и якорь и порт.
* * *
«Скажи, предскажи нам, поэт…». Перевод В. Столбова.
Скажи, предскажи нам, поэт,
Что завтра сбудется с нами?
— Завтра речь обретут немые:
Сердце и камень.
* * *
«А искусство?..». Перевод В. Столбова.
А искусство?
— Только игра,
Подобная только жизни,
Подобная только огню.
Пылающий пепел костра.
ГЛАЗА. Перевод Ю. Петрова.
I.
Когда его возлюбленной не стало,
Решил он одиноко встретить старость,
Заглядывая в память неустанно
И в зеркало, что от нее осталось,
В которое смотреть она любила:
Сберечь хотел он, как скупец богатство,
В том зеркале все то, что раньше было,
Чтоб время не могло к нему вторгаться,
Чтоб в запертом дому оно застыло.
II.
Но минул год, и вспомнить захотел
Он глаза своей любимой. Голубые?
Иль черные? Зеленые, быть может?
«О, господи, какими они были?!»
III.
По улице он как-то шел, угрюмый,
Шел сквозь весны раскинутые сети —
Глубокий траур, замкнутое сердце!
Но вот в окне зашторенном, в просвете
Меж занавесей, вдруг глаза блеснули.
Он прочь пошел… Те были словно эти!
ПУТЕШЕСТВИЕ. Перевод В. Столбова.
— Милая, уходим в океан.
— Если не возьмешь меня с собою,
Я тебя забуду, капитан.
Капитан на мостике уснул,
На руки поник он головою,
И во сне послышалось ему
…Если не возьмешь меня с собою!..
Возвратился из далеких стран,
Не один — с зеленым попугаем.
…Я тебя забуду, капитан!..
И опять уплыл за океан
Со своим зеленым попугаем.
Я тебя забыла, капитан!
И ЕСЛИ ТВОЙ ПОЭТ… Перевод Ю. Петрова.
…И если твой поэт тебе небезразличен,
Живущий в звоне строк, а не в холсте портрета,
Ищи в чертах лица и в профиле поэта
Мольбы, заклятья горького обличья.
Ищи в глубинах вод сокрытое величье,
Набата хриплый звон, взыскующий ответа,
Мечтая о любви в час жатвы, в час рассвета,
В дремотный час, от всех иных отличный.
Неистовый творец находок и потерь,
Я — рыцарь той любви, что призрачна и мнима;
Мой образ очерти уверенно — и мимо
Того пройди, чем был и чем кажусь теперь.
И в мудром зеркале, где свет и забытье,
Увидишь ты меня — создание свое.
ЭТО СНИТСЯ. Перевод Ю. Петрова.
Путник в саду, после дальней дороги,
У моря, где с берегом шепчется пена,
Слышит, как горные пахнут отроги,
И летнее поле, и жаркое сено.
Время застывшее — странствия сроки —
Велело, чтоб сердце ждало смиренно,
Пока не возникнут алмазные строки,
Зреющие в душе постепенно.
Так снилось. И время тянулось, не грея,
Или влекло, наподобье бандита,
К смерти, что тоже — ленивое время.
И путник увидел: ладонь открыта,
В ней, обращенной к миру, окрепло
Гераклитово{84} пламя без дыма и пепла.
ЛЮБОВЬ И СЬЕРРА. Перевод А. Гелескула.
Он ехал каменистым перевалом.
Серели глыбы, ночь была глухая,
И слышал он, как буря, громыхая,
Свинцовым шаром катится по скалам.
Вдруг на краю обрыва, под сосною,
Полосануло молнией потемки —
И на дыбы встал конь. У самой кромки
Он осадил его над крутизною.
И увидал на молнию похожий
Зубчатый гребень сьерры нелюдимой
И в недрах туч, разодранных и алых,
Гряду вершин. И лик увидел божий?
Он увидал лицо своей любимой.
И крикнул: — Умереть на этих скалах!
СКУЛЬПТОРУ ЭМИЛЬЯНО БАРРАЛЮ{85}. Перевод В. Андреева.
{85}.
…Ты оживлял, творец,
В прожилках красных камень.
Словно холодный пламень
Твой высекал резец.
То, что «испанским» звать
Уже вошло в обычай:
Печальную печать
Небрежного величья —
Ты вырезал резцом
В холодном твердом камне.
Твоей покорный власти,
Он стал — моим лицом.
И ты, художник, дал мне
Глава… Я был бы счастлив
Смотреть так далеко
Незрячими глазами,
Какими смотрит камень,
Их спрятав — глубоко.
СНЫ В ДИАЛОГАХ. Перевод М. Квятковской.
I.
Как ясно видится твой силуэт
На склонах гор! Я воскрешаю словом
Зеленый луг над пепельно-лиловым
Утесом, ежевики скромный цвет.
И, памяти послушный, в вышине
Чернеет дуб, здесь — тополь над рекою,
Пастух проходит горною тропою;
Ты видишь — там стекло горит в окне,
Моем и нашем. Там, у Арагона,
Порозовел Монкайо белый склон.
Взгляни — край тучи словно подожжен,
Взгляни на ту звезду в лазури сонной,
Жена моя! Уже синеет сьерра
В молчании вечернем за Дуэро…
II.
Скажите, почему от берегов
Стремится сердце в горы, прочь от взморья,
И на земле крестьян и моряков
Все снится мне кастильское нагорье?
Любовь не выбирают. Привела
Меня сама судьба к земле суровой,
Где, словно призрак, бор стоит сосновый
И оседает изморозью мгла.
С бесплодных скал Испании старинной,
Гвадалквивир цветущий, я, твой гость,
Принес сухую ветку розмарина.
Осталось сердце там, где родилось —
Нет, не для жизни — для любви одной.
Там — кипарис над белою стеной…
III.
Закат, родная, притушил костер,
И туча фиолетового цвета
На пепельные скалы дальних гор
Отбросила неясный блеск рассвета.
Рассвета блеск на стынущих камнях
Вселяет в сердце путника тревогу,
И ни медведь, оставивший берлогу,
Ни лев не вызовет подобный страх.
В огне любви, в обманном сне сгорая,
От страха и надежды обмирая,
Я в море и в забвение бегу, —
Не так, как горы в ночь бегут от света,
Когда свершает оборот планета, —
Молчите! Я — вернуться не могу…
IV.
Ты, одиночество, со мною снова —
Пронзительная муза, не корю
Тебя за дар непрошеный, за слово;
Скажи мне только — с кем я говорю?
Не привлеченный шумным карнавалом,
Делю печаль отшельника с тобой,
Наперсница под темным покрывалом,
Всегда опущенным передо мной.
Я думаю, каким я прежде был,
Таким останусь. В зеркале незримом
Я скрытый облик твой восстановил.
Но есть загадка в голосе любимом…
Открой лицо, чтоб я узнал в ночи
Твоих очей алмазные лучи!
ИЗ МОЕЙ ПАПКИ{86}. Перевод Н. Горской.
{86}.I.
Ни мрамор чистый и суровый,
Ни живопись, ни звук струны —
Непреходяще только слово.
II.
Поэзия — рассказ и песня.
Поет история живая,
В рассказ мелодию вливая.
III.
Душа два брега создала:
Один — весенний перелесок,
Другой — свинцовая зола.
IV.
Пустой фантазии игра,
Где нет речного серебра,
Всего лишь только мишура.
V.
Пусть ассонанс не слишком точен и рифма скудная проста.
Порой бывает стих отточен, когда поэзия пуста.
VI.
VII.
Свои богатства есть
В глагольной рифме, бедной, голой.
Ведь все другие части речи,
Что излучают блеск веселый,
Они в грамматике стиха
Лишь вариации глагола,
Который, прозвучав Вчера,
Не умолкает Долго-Долго.
СОНЕТЫ.
I. Перевод М. Квятковской.
Скрестилось в моем сердце сто дорог,
Прохожих в нем без счета побывало —
Бродяг, собравшихся на огонек,
Бездомных толп под сводами вокзала.
Предав свой день на произвол ветрам,
Себя по тропам сердце разметало —
И горы и равнины облетало,
На ста судах пустилось по морям.
Как в улей рой сбирается пчелиный,
Когда, ища скалистую гряду,
Орет воронья стая над долиной —
Так ныне сердце к своему труду спешит,
Неся нектар полей несметных
И тусклый траур сумерек бесцветных.
II. Перевод М. Квятковской.
И ты увидишь чудеса дороги,
И это чудо — с Компостелой{88} встреча:
Лиловые и рыжие отроги
И тополя в долинах, словно свечи!
Двуречье, щедрой осенью одето,
Смыкается кольцом на исполине,
И замок, детище скалы и света,
Легко парит в неомраченной сини.
И ты увидишь на равнине свору
Стремительных борзых, и следом — конный
Охотник, поднимающийся в гору:
Оживший призрак расы непреклонной…
Ты воротишься под вечер, в ту пору,
Когда засветится окно балкона.
III. Перевод Ю. Петрова.
Снова память о тебе я осквернил?
Жизнь течет, реке подобная, к исходу,
С кораблем она влечет в морскую воду
Клочья водорослей, тину, мутный ил.
А уж если бури били в берег — след
Этих бурь за кораблем плывет и длится, —
Если туч тяжелых пепельные лица
Перечеркивает молний желтый свет.
Пусть течет, куда не зная, жизнь — она
Все же чистого источника волна,
Влага каплющая или водопада
Грива вздыбленная — синяя ее
Над речным порогом вставшая громада..
Вечно в плеске имя слышится твое!
IV. Перевод П. Грушко.
О свет Севильи — мой родной чертог,
Фонтан, чья песня в памяти не смолкла…
Отец мой{89} в кабинете: эспаньолка,
Усы прямые, чистый лоб высок.
Еще он молод. Пишет, а порою
Листает книги, думает… Встает,
Идет к ограде сада. Сам с собою
О чем-то говорит, потом поет.
Похоже, будто взгляд его сейчас,
Смятенный взгляд больших отцовских глаз,
Опоры не найдя, в пространстве бродит:
В грядущее течет сквозь глубину
Былого и во времени находит
Моих волос сыновних седину!
V. Перевод П. Грушко.
Страшись любви спокойной и нешумной,
Любви без риска, слепоты, ожога,
В которой ждут надежного залога, —
Что есть разумнее любви безумной!
Кто грудь от стрел слепых отвел умело
И, жаждая, так никогда и не пил
Огня живого, — хочет, чтобы пепел
Жар уберег в глухих глубинах тела,
И в пепел обратится: не сгорая
В огне счастливом, а на пепелище
Судьбы — посев, не давший урожая.
Однажды дверь в холодное жилище
Откроет черный ключ: кровать пустая,
Слепое зеркало и сердце нище!..
СТАРЫЕ ПЕСНИ. Перевод М. Самаева.
I.
Выплывают из тумана
Контур сьерры белоглавой,
Молодая зелень луга,
Солнце на листве дубравы.
Пропадая в синеве,
Жаворонки взмыли.
Кто над полем эти перья вскинул,
Из шального праха сделал крылья?
А над кручей гор
Золотой орел
Крылья распростер.
А под ним вершина,
Где реки исток,
Озера лоскут,
Бор, овраги, лог,
Двадцать деревень,
Сто дорог.
В синеве туманной
Ты куда, сеньор орел,
Полетел так рано?
II.
В синем небе розовеет диск
Лунный.
О луна в цветущем дроке близ
Аликуна!
Надо мной она чеканна,
Но дробится
В ряби Малой Гвадианы{90}.
Убеда с Баэсой{91} — две сестры,
Холм их делит, высясь между ними.
Убеда — царица и цыганка,
У Баэсы бедной только имя.
Я иду дубравой вековой.
Круглая смиренница — луна
Следует за мной.
III.
Вслед за мной, не отставая,
Над оливами, сквозь тьму,
Гонится луна, чьи горы
Не увидеть никому.
Хоть запыхалась, все время
Мчит по следу моему.
Скакуна гоня, я думал:
Молодцы страны родной,
Бандолеро{92}, что-то, видно,
Приключится здесь со мной.
Хоть луна мне страх внушает,
По пятам за мной гонясь,
Одолев его, однажды
Стану я достоин вас.
IV.
В туманных горах Кесады
Гигантский орел, золотистый
И черный, над скальной громадой
Крылья из камня раскинул.
Им отдыхать не надо.
Минуя Пуэрто Лоренте,
Около тучи белесой,
Горный скакун несется,
Высеченный из утеса.
На дне глухого ущелья
Всадник лежит убитый.
В небо закинул он руки,
А руки его из гранита.
А там, куда ни взобраться,
Есть дева с улыбкой нежной
И синей рекой в ладонях.
Та дева вершины снежной.
