Европейская поэзия XIX века.
НЕРАЗЛУЧНЫЕ. Перевод М. Павловой.
На холме Калина гнется то налево, то направо,
С ее ветками сплетает свои ветки Клен кудрявый.
Я свернул с дороги пыльной, чтоб в тени набраться силы,
И тогда-то мне Калина тайну горькую открыла.
И печальный шепот листьев долго слушал, замирая:
«Ах, на этом свете лживом юной девушкой была я!
Как теперь, мне это солнце с неба ласково сияло,
Но еще другое солнце мою душу согревало.
Не на дальнем небосклоне для меня оно всходило,—
Из соседского оконца улыбалось то светило:
Днем и вечером оттуда на меня глядел мой Иво.
Он мне пел, и эти песни до сих пор я помню живо:
„Моя любушка-голубка, не горюй, что нет нам счастья,
Что родители суровы, не хотят давать согласья.
Сердце верное не дрогнет, — что ему тоска и мука?
Коль сердца так крепко любят, то и смерть им не разлука!“
Было сладко слушать речи, горько слезы лить над ними…
Видно, нам соединиться не судил господь живыми!
Как-то матушка к колодцу меня по воду послала.
Возвращаюсь я и вижу: вся деревня прибежала.
Люди хмурые стояли у ворот, где жил мой Иво.
Вдруг я слышу: „Вот бедняга! Как он кончил несчастливо!
Прямо в сердце нож вонзился… Голова на грудь повисла…“
Тут я вздрогнула и наземь уронила коромысло.
Сквозь толпу рванулась с криком и на миг окаменела:
Весь в крови лежал мой Иво, страшный нож торчал из тела…
Вырвала я нож из сердца, молча в грудь свою вонзила,
На него упала мертвой и руками обхватила!
Пусть отец и мать узнают, пусть узнает вся округа,
Что и мертвые, как прежде, крепко любим мы друг друга.
И недаром нас, прохожий, не на кладбище зарыли,—
Только те, кто мертв, как камень, спят в кладбищенской могиле.
На холме нас схоронили, там стоим мы над долиной:
Иво стал кудрявым Кленом, я зеленою Калиной.
Он меня ветвями обнял, — наши ветви, словно руки…
Для сердец, что верно любят, даже в смерти нет разлуки!..»
Долго я сидел и слушал, грустной повестью задетый,
И все то, что я услышал, рассказал вам в песне этой.
