Европейская поэзия XIX века.

РАЗВАЛИНЫ ТЫРГОВИШТЕ[269]. Перевод Н. Стефановича.

[269].
О стены, вы остались как памятник всему Минувшему величью и счастью своему.
Ведь солнце озаряло и грело горячо Когда-то эту землю, свободную еще…
Но все скосило время, отрезало пути, И вот лежат обломки в тяжелом забытьи.
Исчезла ваша слава. Так было суждено. И стало здесь безлюдно, печально и черно.
От светлой славы предков — ни тени, ни следа. Дремучее забвенье. Бурьян и лебеда.
И если в прошлом каждый смотрел всегда на вас С восторгом и с любовью, волнуясь и дивясь,—
То ныне отступает он в ужасе немом, Увидев разрушенье, руины и разгром.
Но мрачные обломки, лежащие во мгле,— Вот образ и подобье всей жизни на земле,
И каждому понятно, зашедшему сюда, Что все на свете так же исчезнет без следа.
Пусть подвиги иные и тверже, чем гранит, Но время их разрушит, сметет и истребит.
А если кто-то станет всех выше и светлей — Он все же не избегнет погибели своей.
Я к вам стремлюсь, руины, ведь мне в конце концов Понятна бесполезность всех замков и дворцов.
И как пастух унылый, в пустых полях бродя, Спешит порой укрыться от бури и дождя,—
Так я спешу сегодня за ваш надежный щит, Гонимый грозной бурей страданий и обид.
Нет, песен мне не надо, но я хочу, скорбя, Отчизна дорогая, оплакивать тебя.
Здесь мудрости источник, и верю потому, Что многое, быть может, я здесь еще пойму.
Вот день уже уходит, и вот во все дома Бесшумно проникает бесформенная тьма.
И каждый, кто измучен заботой и трудом, Спокойно засыпает и спит глубоким сном.
Ведь сон от всех напастей единственный приют… Но мысли мне и ночью покоя не дают.
Я скорбью беспредельной и жалостью томим, И снова прихожу я к развалинам седым.
О камни дорогие! Ведь ваш печальный вид Мой дух приподнимает, меня животворит.
Тоскую я и места не нахожу себе, Когда о вашей горькой подумаю судьбе.
Я словно у могилы всей доблести былой И жалобам внимаю с волненьем и тоской.
И в сумраке туманном мне слышатся едва Хорошие, простые, но грустные слова:
«Как дым, умчалась слава. Всему такой удел. Ведь светлый дух свободы отсюда отлетел».
Я слышу грустный голос и потрясен опять. Меня он заставляет свой жребий проклинать.
Позвольте мне, о степы, пока я жив еще, Здесь думать, утешаться и плакать горячо.
Тиран на эту землю не ступит ни один: Он в ужасе отпрянет от каменных руин.